Время. Много ли его прошло, мало ли? С какой скоростью оно течёт, повинуясь секундной стрелке, стройной королеве циферблата? Она не знала об этом ровным счётом ничего, не подозревала о существовании подобного, не умела отсчитывать. Более того, её это не волновало, плавное течение жизни вокруг удовлетворяло и давало всё, что необходимо. Мир, кажущийся нерушимым, был дорог, ритм жизни, синхронный ритму сердца, подходил как нельзя лучше, а неспешно текущие мысли были лишены обеспокоенности, тяжести, тревоги. Она не подозревала о том, как скоро всё разрушится, как трудно будет, не верила в перевороты, ведь нет смысла менять то, что идеально. Ей тепло, уютно, она всегда сыта и довольна, ей весело пихаться, играя с соседями по дому. Меняется только сама она, развиваясь, превращаясь из обыкновенного эмбриона в котёнка, готового к рождению. Но это слово было неведомо, сначала даже непонятно было, зачем нужны эти перемены, успокаивало лишь то, что с другими происходило тоже самое. А потом стало ясно, что жить так интереснее. Думаете, ещё нерождённые неспособны мыслить? Вы ошибаетесь, они живые, они думают и чувствуют, желают и бояться. А ещё, очень заразительно смеются, разливая щекочущее тепло по материнскому животу. Как приятно было, как замечательно, пока не началось то, что могло показаться концом для всех и пугало на подсознательном уровне. Ужасно, когда знакомишься со смертью, не успев родиться, не ведая привкуса этого страшного слова на губах, но уже ощущаешь прогнивший дух и мелко дрожишь, сам не понимая, отчего. Зовёшь, отчаянно пинаешься, стараясь докричаться, но всё бесполезно. Их было четверо, а стало двое. И мир опустел, посерел. Если развивались вместе, затихнуть тоже должны? Вместе. И уже не боязно, только грустно, не хочется больше толкаться, вместо смеха - слёзы, тяжёлой болью давящие материнский живот. Их счастье разрушилось, позволив крошкам так рано познать отчаяние и потерю. Они не вдохнули первую порцию кислорода, а воздуха уже не хватает. Они не знали, что жизнь здесь - лишь первый этап, короткий. Не знали, как там, вне живота матери. Не видели, как красивы цветы, не чуяли их сладковатого запаха, не бегали по траве, гоняя бабочек. И двое из них уже никогда этого не сделают. Но не она, она жива и полна сил, правда, ей кажется, что она тоже готова. Готова умереть. Ненормальная, отчаянная, так мало, в сущности, знающая... Нет, нет, нет! Ей надо жить, ей и её брату. А смертельная инфекция уже распространяется вокруг, готовая сломить новые организмы. Они не знали, с чего всё началось, но развивалось это стремительно, наверное, прошли лишь сутки. Только они не умели считать, ведь не ведали времени. Лишь знали, что надвигается нечто необратимое. А мир вокруг начинал меняться. Они затихли, словно стараясь зарыться поглубже, восприняв всё это как крушение, посчитав, видимо, что развитие подошло к концу, а вместе с ним и право на существование. Они даже были готовы к этому, смирились. По крайней мере, она. Нерождённая, но способная на это. Правда, появившись на свет, она ни о чём не вспомнит, забудет даже тот свой мир, первый и идеальный. Забудет брата и сестру, тех, что погибли в утробе, признает лишь одного брата, с коим вместе будет расти. Это странно, словно воздух сотрёт прошлое. Но и об этом она пока не знала. Крошечная, хрупкая, её кругозор пока что был узок и ограничен тем миром, в котором она существовала, разбавлялся лишь словами извне, смысл которых она не всегда понимала. Их шептал чей-то ласковый голос, сразу ставший родным и дорогим. Она называла его обладателя своим Богом, Богом её мира. Вернее, назвала бы, знай это выражение; просто оно лучше всего передаёт то, что крошка испытывала. Последние несколько часом ей даже не хотелось есть, было непривычно зябко и неуютно, каждая клеточка чувствовала приближающиеся перемены и противилась им. Плохо, дурно, одиноко. Она хотела вернуть прошлое, те счастливые мгновения, когда все они, вчетвером, резвились и смеялись. Знала бы ты, милая, как часто будешь мечтать об этом же при жизни... Как печально, что уже сейчас ты испытываешь такое. Но ты станешь закалённее, на подсознательном уровне твёрже и выносливее к таким вот потрясением. Иммунитет? Конечно же, нет, к такому он не способен выработаться. Но ты пережила это один раз, сможешь и больше. Стиснув зубы, роняя слёзы, но двигаясь вперёд... Впрочем, это будет не скоро, не надо сейчас о таком, ведь разум малышки занят совсем другим. Она борется, не понимает, с чем и зачем, но борется, слепо, наугад, но с маниакальными стремлением и усердием. Не подозревает, что за жизнь, что только к лучшему. А ещё, она чувствовала смущение и страх откуда-то извне, оно исходило от того, кто мурлыкал новые слова, что так часто использовались невпопад в пустых, но жарких беседах между ей, сестрой и братьями. Теперь это всё в прошлом, навсегда в нём. Стенки жилища то сокращались, то расширялись, сначала слабее, потом сильнее. Она не знала, что это подготовка к рождению,начало пути к новому. Не подозревала, что всё происходит раньше срока, что они не до конца готовы... Теперь это всё не важно. Её начало крутить, переворачивать, а малышка, до ужаса испугавшись, тщетно пыталась сопротивляться, вновь горестно "рыдая" и прощаясь со всем, что знала и любила. Мир, некогда просторный и безопасный, стал вдруг тесным, каким-то чужим и слишком горячим, а она в нём - лишней. Её сжимали, пинали, тело болело, а она, никогда раньше не сталкивающаяся с этим чувством, изнывала и молила о прекращении этого ужаса, не в силах более терпеть, взывала к своему Богу, но а ответ получала лишь более сильные импульсы тревоги, волнения, боли. Они оглушали, крошка тонула в них, захлёбывалась, но ничего не могла изменить. Постепенно начинала забывать,уже сейчас, так рано. Наверное, всему виною был переживаемый стресс, именно так стираются из памяти луны в материнском утробе, когда ты вот-вот готов покинуть его, когда смиряешься уже с наваждением, уставший и готовый принять всё, что угодно, лишь бы тряски и боль прекратились. Ведь не будет это длиться вечно, правда? Хотя, кто знает, сколько на самом деле секунд в этом определении, в вечности... А между тем, она стремительно покидала привычный мир, перед глазами всё померкло, она словно резко ослепла. Да, раньше тоже видела мир расплывчато, в каких-то тёмных, непонятных тонах, теперь же её окружила самая настоящая темнота, чёрная, нервирующая, какая-то искусственная, нерушимая. Веки сомкнулись, хотелось спать, но та невидимая сила, что, лишая покоя, пропихивала её вперёд, не позволяла сделать этого, словно действие несло за собой смерть, было каким-то недопустимым или сверхъестественным. Почему же никто не предупредил её, что это к лучшему, что ничего не рушится, так просто должно быть? Зачем заставляют так страдать, неужели она уже успела провиниться? Совсем скоро малышка перестанет быть кем-то посторонним, бесформенным, получит имя. Вместо "она" появится "я", ещё одна личность, постепенно формирующаяся под влиянием окружающего мира. Нового мира, новых знакомых. А пока же девчушка, расставляя лапы, стараясь зацепиться ими за странные, узкие стены, надеялась затормозить, остановиться. Она не знала, куда её несёт, голова, которой кошечка двигалась вперёд, начинала кружиться; как и все живые существа, опасаясь неизвестности, особенно теперь, когда вокруг - темень, хвостатая скорее предпочла бы вернуться в сужающийся, пинающийся мирок или остаться в этом узком месте, по крайней мере, они уже были изведаны и ощупаны. Сама того не понимая, она рвала околоплодный пузырь, не ведая, чем это грозит, не задумываясь об этом, имея лишь одну, конкретную цель: помешать. Ех, если бы она только догадывалась, что мешает, что причиняет лишние страдания хранительнице этого мира, что призывает её к себе, которую она так почитает и заведомо любит. Ведь нельзя не любить обладателя того голоса, который слышал с первой секунды, который так нежен и трепетен, даже предан. Ему нельзя не ответить такой же преданностью. А сил оставалось всё меньше и меньше, попытки постепенно сходили на нет. И дышать труднее, опять труднее. По капельке, но в общей сложности - очень ощутимо. Сдалась. Сдалась, потому что больше не могла сопротивляться, это было лишено смысла: все усилия сходили на нет, чуть медленнее, но она двигалась туда, вперёд, а значит, не было смысла продолжать, пытаться. Похоже, её всё равно заставят, остаётся лишь прижать лапки к телу и, сжавшись, стать безвольной, податливой массой. Не хотелось больше мучиться, пусть всё идёт так, как планировал тот некто, что то в бока пинал, то крутил вокруг своей оси, а теперь - подталкивает в созданную им тьму. Знала бы малышка, сколько красок разом откроется ей через какие-то пол-луны, вряд ли так страдала, но через это проходят все, проходят в том же неведении, а значит, и она должна вынести, суметь. Становилось всё холоднее, сердечко стучало всё яростнее и яростнее. Наконец, она упёрлась во что-то и решила было, что всё закончилось, но нет. Давление усилилось и... Свершилось. Она выскользнула, упав на нечто мягкое и сразу, на ощуп, поняв, что этот мир - другой. Зачем, как, где? Она не знала. Да и сознание сейчас занимали совсем другие вещи. Ей было страшно холодно, мокро, неуютно. Её окружили непонятные, наполовину приглушённые звуки и такие же запахи, сливаясь в общую кучу, они лишь усугубляли положение и самочувствие. Ничего не видно, ничего не понятно. Первый вдох принёс страшную, заставившую скрючиться боль, из глотки вырвался оглушающий, жалостливый писк; малышка пыталась выяснить, выведать, что происходит и почему, но не сумела, оставалось лишь продолжать хныкать, попискивая. Кто-то начал тереть её чем-то шершавым, всё естество отчего-то сразу возникло против этого, хотелось увернуться, но двигаться толком не получалось. Она так устала... Ей теперь даже всё равно, что кто-то приподнимает и переносит, тычет вот что-то мягкое носом. Чисто на инстинкте, кошечка схватила это нечто пастью и потянула, почувствовала на языке странный привкус, пасть наполнилась приятной жидкостью, которая успешно была проглочена. Потом ещё и ещё раз. Затем сон, наконец, сморил. Всё закончилось, она будет жить, жить тут, в этом суетливом, новом и пока непонятном мире. Остаётся лишь зевнуть, прижаться к этому странному, тёплому и почему-то родному объекту, к которому её положили, и заснуть. Она сумела, выжила и родилась, родилась первой, чтобы вырасти и покорить. Покорить мир, которого некогда боялась. Но теперь он - единственный. Она окончательно забыла прежний мир, прежнюю жизнь. Совсем скоро её назовут Зимкой. Кошечку, родившуюся на стыке двух сезонов, Замёрзшего Камыша и Юного Камыша. Её, принадлежащую к Речному племени. Ту, что в будущем не пожалеет жизни, чтобы стать великой воительницей. А пока... Пока пусть просто спит, набираясь сил. Сегодня она заслужила это, пройдя первое, тяжёлое испытание, с честью справившись с ним. Впереди её ждёт ещё много потрясений, проверок, потерь - событий самого разного рода. Но что-то подсказывает, что эта белоснежно-рыженькая сможет, сумеет и выстоит. Посмотрим, понадеемся, благословим и тихо удалимся, чтобы не разбудить. Звёздное племя с тобой, будущая Зимка.
0
995
