Песчаная Дюна не питала никакой ненависти к Ручей. Совершенно, абсолютно никакой. И "вертеть хвостом" перед Львинозвездом вовсе не собиралась, не ее это профиль. Она всего лишь стала точкой не возврата, после которой неизбежно приходит осознание. Навсикая, ставшая Одиссею не столько возлюбленной, сколько наставницей, направившей обратно к истинной любви его Пенелопе. Мягко, ненавязчиво улыбаясь уголками губ, но не обвивая привычно лапки роскошным хвостом, - она не собирается надолго здесь оставаться.
- Огромное спасибо за завтрак, ты как всегда вовремя, - учтиво кивнув златогривому лидеру, палевая красавица мельком покосилась на Ручей, что вела интеллигентную беседу с найденным ею одиночкой. Улыбка кошки незаметно стала чуть-чуть шире. Все-таки, в чем-то они с синеглазкой похожи. Дюна так же не прошла бы мимо раненного, пускай и чужеземца.
Услышав напоминание о гибели Масляники, ее названной доченьки, молодая львица невольно стушевалась. Слова Львинозвезда, пусть и пронизанные сочувствием, невольно всколыхнули еще не утихшее чувство скорби в груди, и она, в ответном жесте отведя назад ушки, опустила взгляд карамельных глаз на свои лапы.
- Я попросила бы тебя не говорить об этом, ты позволишь? - без нотки упрека тихонько попросила она, прикрывая два ореховых глаза сенью век и ресниц, - Слишком много свалилось на нас, не находишь?
Постепенно, Дюна все острее осознавала, что в этой обители, пропитанной любовью Львинозвезда и Ручей, она попросту лишняя. Поэтому, решив больше не мешать не им, не тревожить покой одиночки, кремовая кареглазка одарила каждого из них привычной улыбкой и, тепло попрощавшись, покинула палатку целителя, все той же пружинистой поступью гордой речной львицы, что бы все знали, что она ничуть не пристыжена.