Морозный вечерний воздух, присущий каждой ранней весне, наполнил могучий лиственный лес до краев, недвижимый, безмолвный и лишь порою сонно качающий голыми ветвями - догоревший за горизонтом и теперь стремительно тлеющий день выдался ветреным и на удивление холодным - и весь мир, охваченный надвигающимися сумерками, застыл под покатым куполом ясного звездного неба. Сегодня был первый безоблачный день, и сотни колючих серебристых глаз перемигиваясь глядели на задремавшую долину. Второй лунный цикл Юного Клена едва вступил в свои права, однако здесь, на главной поляне Древесного племени уже две луны не ощущалось долгожданного тепла молодого солнца.
Как давно все изменилось? Как давно все изменилось настолько, что стало выходить из-под твоего контроля? Пламя, стремительно вспыхнувшее из-за одной-единственной искры, но вскоре поглотившее весь необъятный лес. Ты мог себе поклясться, что если бы знал наверняка, к чему приведет твое минутное легкомыслие - тотчас повернул бы время вспять к тому самому моменту, когда Жаворонок принес тебе весть о первом заболевшем. Ничего особенного, всего лишь Белый кашель - в сущности, то, ради чего совершенно не стоит волноваться. Обыкновенная простуда, которую твой умелый целитель и его чудодейственные травы выведут в два счета, как надоедливых клещей. Всего лишь Белый кашель. Скажи себе это еще раз, Звездолом. Себе и всем тем, кого вы потеряли и, быть может, еще собираетесь потерять. Загляни им в глаза и скажи это. Тернозвездовы предки, что им стоило предупредить тебя? Хотя бы предупредить?
Ты когда-нибудь видел, как выгорает целый лес? Ты не застал ни одного пожара, тебе ни разу не приходилось спасаться бегством от преследующего тебя и все твое племя по пятам жадного и жаркого огня, но теперь ты стоял среди бесконечного черного пепелища, и чернильная, изуродованная необузданной стихией земля распостерлась у твоих лап. Это твое племя, Звездолом. Твое родное племя, а теперь иди и холодно и надменно улыбайся им в лицо, как делал это сотни раз до этого мгновения.
Твои лапы прикованы к земле, и ты не смеешь ступить с места хоть на мышиный хвост, и взгляд твои направлен куда-то за горизонт, выше голой и закоптившейся земли - туда, где все еще тянулась полоса лазурного и безмятежного горизонта.
Не можешь?
Не можешь потому, что больше не в силах ничего контролировать?
А между тем тебе все чаще снился один и тот же сон. И в нем ты вначале горел в беснующемся пламени, а затем с головой нырял в ледяную воду, и тебя бросало то в жар, то в холод. Порою наяву тебе казалось, что ты паришь над землей, и лапы твои, налитые свинцом, бессильным грузом тянут тебя обратно, и каждый сон непременно превращался для тебя в болезненное падение. Ты мог поклясться, что чувствовал, как с каждым разом все отчетливее хрустят твои кости, но не стал, потом что знал наверняка - знал же? - что переворачивает вверх тормашками твой привычный мир.
Ты заболел одним из первых. Быть может даже раньше тех, чье имя теперь произнесешь лишь однажды, оказавшись во владениях Звездного племени. Счастливчик, тебе удалось протянуть больше их, быть может лишь потому, что даже на смерть ты имел больше права, чем на собственную слабость. Ты был плох, очень плох, и вначале старался скрыть это за многочисленными патрулями и охотой, а позднее, когда обессиленные и словно переломанные пополам лапы перестали держать твое тело - за указаниями и бесконечными вопросами о нынешнем положении дел, однако даже ты не мог притворяться так долго, и вскоре ты почти перестал говорить, беспокоясь, что однажды лихорадка охватит твой разум и завладеет твоим языком. Безумец. Ты с первого дня эпидемии жил в воинской палатке бок о бок с будущими больными и нынешними здоровыми, в то самое время, когда невозможно было провести между ними четкую грань, оставив свое не пропахшее болезнью логово королевам, но вместе с тем теперь прекрасно знал, что не это было причиной твоей болезни. Она была глубже, гораздо глубже.
А теперь ты стоял на своей законной ветви, нетвердо держась на подкашивающихся и подрагивающих от напряжения и долгого бездействия лапах, нахмурив изуродованную глубокими бороздами и впалыми щеками морду, прикрыв (а не как прежде сощурив) веками воспаленные, но теперь еще ярче горящие морозные глаза, и их пристальный и с трудом сфокусированный взгляд шерстил редкие силуэты мелькающих у подножья Великого Клена котов. Ты был прежним собой и одновременно с тем совершенно не был узнаваем, и порою в твоей выпрямленной спине отчетливо читалась некоторая сутулость, присущая всем больным, словно что-то мимо твоей воли непосильным грузом пригибало тебя к земле. Ты - предводитель, и ты не имел права на слабость, и теперь, кое-как приосанившись и вскинув хвост, был лишь рад наступившим сумеркам: в них не было видно то, как уродливо впали твои бока и как топорщится поредевшая и словно бы подернутая сединой шерсть. Здесь, высоко над чужими головами, ты, занимавший свой пьедестал подобно хищной птице, казался Звездоломом, а не тем, кто целую луну не находил в себе сил и возможности твердо подняться на лапы. Но теперь, гонимый острой нуждой и минутным облегчением, заставлял себя выглядеть так, как ты должен был выглядеть.
"Племени нужна твердая уверенность. Сейчас - особенно", - ты выпускаешь когти, тверже цепляясь за узловатую кору и делая глубокий вдох грудью, и твои легкие обожгло непривычно свежим и холодным воздухом, заставляя тебя подавиться приступом немого кашля; все внутри твоей головы глухо звякнуло и сплелось в единый тугой ком, и ты помедлил даже больше, чем сам на то рассчитывал.
- Пусть все коты, способные передвигаться самостоятельно, соберутся под Ветвью воинской славы на общее собрание племени, - голос, хриплый и огрубевший от долгого молчания, дрогнул лишь в самом конце, и ты оборвал свою фразу, невозмутимым взглядом проходя по гибким и стройным фигурам, брызнувшим из всех дупел. Ты давно не созывал на собрания, и это отражалось в удивлении, плещущемся в десятках взглядов, устремленных на тебя. Забытое чувство, не правда ли? Ты запретил даже вскользь упомянуть твое тяжелое состояние, но даже здесь, на высоте своей ветви, чувствовал, как по поляне проходит взволнованный ропоток. Несомненно, все и все прекрасно знали; порою ты заходился хриплым кашлем помимо собственного желания, твои многочисленные соседи не могли этого не замечать. Так неужели некоторые из них уже готовы тебя хоронить?
"Отставить", - хрипло и утробно рычишь, хвостом хлестнув себя по впалому боку. Рано, рано, слишком рано, чтобы ставить на тебе крест. Ты не Янтарозвезд и его участи себе не позволишь, и внутри тебя клокочет сонная ярость на собственную минутную слабость. Ты многое упустил и многое отложил в долгий ящик, просто не сумел вовремя отыскать силы, когда племя острее всего нуждалось в этом.
- Прежде всего я начну с выбора нового глашатая, поскольку Поток, честно и преданно прослуживший племени на своем законном посту, заслужил отдых, - давишь на каждое слово, словно в очередной раз убеждая других в том, что сделал правильный выбор в тот день, когда назначил крапчатого правой лапой главаря вторично. Отыскиваешь его взглядом, не обращая внимания на чужие голоса и легкие роптания, лишь резким взмахом хвоста призываешь всех к абсолютной тишине.
- Ты действительно решил оставить общество воителей и перебраться в палатку старейшин? - вопрос риторический, вы обо всем уже заранее договорились накануне, и теперь тебе лишь предстояло закрепить ваши слова формальной клятвой. Поток-Поток, он мог сослужить племени еще не одну долгую луну, однако возраст его читался во взгляде с той же ясностью, с которой порой скользил в его словах и мыслях. Он был старше тебя, ты все разительнее в последнее время чувствовал это, однако еще сильнее ты чувствовал то, что и сам уже был не так молод, как сам того хотел. И порою тебе все с более отчетливой ясностью чувствовалось то, что совсем скоро и ты сам переступишь свой собственный рубеж, и с все более разгорающимся страхом ловил в себе отзвуки приближающегося возраста. Нет. Нет. Нет.
- Древесное племя благодарит тебя за верную службу и за все, что ты сделал для нас. Пусть Звездное племя подарит тебе долгий и счастливый отдых, - говоришь и слышишь, что к каждому сказанному слову приписываешь собственное имя, однако в последнее мгновение одергиваешь сам себя, склоняя голову в почтительном кивке тому, с кем долгие луны делил верхушку Великого Клена. Вы никогда не были близкими друзьями, ваши отношения можно было назвать сугубо деловыми, если не прохладными, однако долгое время он был единственным, чьему опыту ты мог доверять.
- Пришло время назвать нового глашатая, - ты резким взмахом хвоста отгоняешь прочь меланхоличные мысли о стремительном и немилосердном течении времени, привычным прохладным взглядом скользя по головам притихших воинов. Ты знаешь, как каждый из них невидимо для чужого глаза напрягается, тайно надеясь - или опасаясь - услышать свое имя, и в глазах каждого читается нетерпеливое ожидание. Тебе всегда нравились эти моменты: все ждали твой ответ, и в эти секунды весь мир сосредотачивался в твоих лапах, и ты всегда выносил свой вердикт не терпящим возражений голосом, словно не был способен на внутренние колебания и неуверенность. В этот раз судьба предоставила тебе действительно большой выбор: тебе импонировало большинство старших воинов, многих из них ты считал достойными этого поста (твой взгляд на мгновение спотыкается о Рысь, а позднее - о Ястреба), но лишь одно имя все это время вертелось на твоем языке. - Пусть Звездные предки услышат и одобрят мой выбор. Новым глашатаем Древесного племени станет Февраль. Я надеюсь, что эти перемены вдохнут в Древо новую жизнь и в который раз продемонстрирую то, что мы непоколебимо сильны и способны к борьбе вопреки любым трудностям.
Ты, разумеется, взвесил это решение. Подошел со всех сторон, и со всех оно показалось тебе действительно верным. Тебе было решительно наплевать на его болезнь, о существовании которой ты забыл и не вспоминал с тех пор, как стал воином, и так же было плевать на то, как твои соплеменники ее воспринимают. В любом случае теперь им придется мириться, а ему - доказывать, что в нем не ошиблись, потому что ты не смел ошибаться. Ты делал на него ставку, потому что видел его частью своих будущих планов.
Над поляной проносится рокот торжественных поздравлений - ты даешь им звучать, но лишь на несколько секунд, прищуренным взглядом следя за другими воинами и ловя их возможные возмущенные выражения лиц, а в следующее мгновение вновь подавая словно бы окрепший голос:
- На этом собрание не закончено. Колколап, Птаха, Верескогляд, Одуванчик, Мягенький, выйдите вперед, - ты переводишь взгляд на котят, по всем племенным законам уже не являющихся котятами, и на рослого ученика, которому уже перевалило за двадцать лун, и между твоих сдвинутых к переносице бровей пролегает глубокая морщина. Нехорошо вышло, слишком нехорошо. Сначала болезнь некоторых посвященных, затем твоя собственная, один и вовсе отбывал наказание. Хорошо, что по крайней мере для одной из них обучение началось вовремя - Птицелов уже наверняка ждет не дождется своего выхода, шут гороховый, так и прожужжавший тебе оба уха о своей ученице. Ты не ищешь брата взглядом: знаешь, что этот зеленоглазый прохвост где-то рядом.
- Пришло время сделать то, что было отложено по ряду множества причин: для кого-то - по болезни, для кого-то - из-за наказания, - на мгновение прижигаешь холодным взглядом Мягенького, тем самым давая понять, что в следующий раз наказание будет в десятки раз хуже, - Птаха, Одуванчик, Верескогляд, Мягенький, я даю вам новое имя, и с сегодняшнего дня вы будете зваться Пернатым, Солнечной, Верескоплясом и Мягколапом. Пускай непростое время, на которое пришлось ваше обучение, закалит ваш характер и сделает из вас непоколебимых и стойких воителей - именно тех, кто испокон веков служит надежной опорой Древесному племени. Февраль, Птицелов, Щитомордник и Огонь. Вы будете наставниками новоявленных учеников. Обучите их всему, что должен знать истинный Древесный кот, и прежде всего это преданность своему племени, сила духа и твердость характера.
Ты замолчал, давая наставникам и их оруженосцам сделать друг к другу шаг и вытянуть шеи, неловко касаясь носами друг друга. Поляна взорвалась новыми выкриками поздравлений, и ты невольно отвел уши назад, чувствуя, как десятки голосов нещадно дробят твой воспаленный болезнью разум. Неистовая головная боль изогнутым когтем вонзилась в твой мозг, и ты, воспользовавшись моментом всеобщего ликования, поддался минутной слабости, на один удар сердца прикрыв глаза - всего на один, потому что уже после ты вновь взял слово, бесцеремонно прерывая поток наперебой звучащих пожеланий.
- Среди вышедших вперед вы видите Колколапа - кота, чье обучение в Древесном племени так и не было завершено по причине его похищения Двуногими, и я намерен закончить дело своего предшественника, дав бывшему оруженосцу его законное имя. Я, Звездолом, предводитель Древесного племени, призываю своих предков-воителей взглянуть на этого оруженосца. Он упорно трудился, постигая завещанный вами Воинский закон, и теперь я с радостью представляю вам нового воителя. Колколап! Обещаешь ли ты свято чтить Воинский закон и, не щадя жизни, защищать и оберегать свое племя? - ты вновь замолкаешь, не мигая глядя на полосатого кота, и твои морозные глаза впиваются в его светло-голубые, как в тот раз, когда вы впервые встретились после длительного перерыва. Сейчас ты был еще более хмур, чем обычно, и в твоем подернутом нездоровой пеленой взгляде блестели отголоски привычного для тебя льда, однако ты уже давно перестал находить поводы для сомнений в намерениях блудного соплеменника. Ты не сумеешь ему безоговорочно доверять - ты никому и никогда не доверял слепо - однако ты переступил через черту напряженного недоверия, и казался суровее обычного лишь для того, чтобы лишний раз напомнить Колколапу, что отныне здесь все иначе, и ему стоит раз и навсегда забыть далекие времена Янтарозвезда. Ты дождался его слов, впрочем, слушал его лишь краем уха: тебе хватало его прямого взгляда, чтобы заранее знать ответ.
- Тогда властью, данной мне Звездным племенем, я даю тебе новое имя. Отныне ты будешь зваться Терновым. Звездное племя гордится твоей силой и непреклонностью, - ты мысленно морщишься от осознания того, что тебе придется сейчас преодолеть, однако внешне остаешься неподвижен в морде. Твои лапы едва гнутся и вздрагивают при каждом движении, но ты заставляешь себя уверенно спуститься вниз, намеренно замедлив шаг, чтобы в самый ответственный момент не упасть - лучше ты будешь выглядеть неспешно-надменным, чем в самый неподходящий момент раскроешь собственную слабость. Здесь, на земле, ты чувствовал себя куда увереннее, и наконец в полной мере расправил широкие плечи, вытянувшись во весь свой немалый рост и подбородком коснувшись макушки полосатого. Ты был почти здоров, ты убеждал себя в том, что теперь совершенно здоров, и клокочущая боль в груди замещалась новым чувством - чувством абсолютной и легкомысленной уверенности в своих силах, и обратный путь дался тебе куда легче, пусть после подъема ты и припал к широкому стволу Великого Клена, раскрытой пастью ловя воздух и успокаивая лихорадочно стучащее сердце. Твой горящий взгляд остановился на поляне, впервые за долгое время увиденной тобою, и ты поймал себя на мысли, что больше всего на свете хочешь иметь возможность видеть ее до конца кошачьих веков, а между тем в твоей груди разгорался новый приступ густого кашля.
Ты отвернул морду и скрылся в воинском дупле.