За всю свою долгую жизнь Февраль не раз приходил к выводу, что являлся любимой игрушкой госпожи Судьбы, которая обожала всячески испытывать на прочность его нервы и доводить до полуобморочного состояния, но сейчас она действительно заигралась и пора бы всю эту постановку в стиле троесортной трагикомедии прекращать. А то еще голова заболит от количества враждующих котов на один квадратный метр.
«У тебя уж точно не заболит, не волнуйся», - ехидно усмехнулся внутренний голос, которому пора бы уже забыться здоровым сном лун эдак на тридцать. А еще лучше – на веки вечные.
Он был там, в толпе, ловя каждое слово – что прибрежной глашатой, что своего предводителя, - и естество его разрывалось от противоречивых чувств, пока разум, в конце концов, не уступил напирающему со всех сторон лютому гневу, который вскипятил кровь, в два раза быстрее хлынувшую по венам. Февраль был растерян, разозлен, доведен чуть не до нервного тика и, безусловно, зол до скрежета зубов - наглость рыболовов выходила за рамки (если наглость, как таковая, вообще имеет рамки).
Глашатай на мгновение потерял связь с реальностью, когда в полной мере осознал, что вообще произошло – получилось это только после того, как Крик Журавля со спутниками уже покинула лагерь, в котором все еще витала ниточка резкого рыбьего запаха. Проводив соседей угрюмым взглядом из под нахмуренных бровей, он окинул взглядом толпу настороженных соплеменников. Он понимал – они в ярости, и, возможно, напуганы. Они так же, как и он не понимали, какая судьба ждет их соплеменницу.
«О, предки, когда это все уже закончится?» - вскинув голову к небу, вознес вверх свои мысли глашатай.
Предки ему не ответили.
Попыхтев какое-то время от негодования, Февраль отмел в сторону эмоции (они во все времена являлись причиной его бед) и приблизился к Звездолому, усилием воли не кривя морду в гримасе презрения. Им нужно было вернуть Бурашиху, даже если ради этого придется работать – о, Звезды – вместе, как предводитель и глашатай. Как те, кем они были, как те, кем их считали в племени.
- И что дальше? – фыркнул, впился когтями в землю, демонстративно глядя не в глаза лидера, но на выход из лагеря, где не позже двух минут назад скрылся речной отряд, - Мы должны вернуть Бурашиху.
Он облизнул губы, прикидывая варианты. Нападение отпало почти сразу – ему даже допускать не хотелось мысли о кровопролитии. Выкрасть соплеменницу из вражеского лагеря – звучит более, чем смешно. Он понимал, что оптимальным вариантом было выполнить требования речных и утрясти все без лишних волнений между обоими племенами, но почему-то был уверен, что Звездолом скорее бросится со скалы в бурлящий речной поток, чем решится на такое.
Глашатай почти сплюнул, но вовремя одернул себя. Нужно продолжать держать лицо, пока оно еще есть. Маска непроницаемого спокойствия покрывалась трещинами, которые ширились с каждым подобным столкновением, и о, как же ему хотелось проснуться сейчас в палатке воителей с нахлынувшей на него волной облегчения и мыслью, что все это было лишь сном, вызванным несвежей полевкой.
Серьезно. Если это все-таки сон, то он длится слишком долго.
«Надеюсь, ты не собираешься выкинуть что-то такое, что может довести меня до сердечного приступа», - взглянув таки на Звездолома, подумал Февраль, - «Я намереваюсь прожить еще лун пятьдесят».