Мрак дупла казался прочной стеной, которую ничто не могло пробить. Поэтому дупло – это спасение от всех бед и напастей. Здесь нужно схорониться до поры до времени, а когда всё уладиться, то осторожно высунуть нос, потянуть воздух и обжечь лёгкие свежестью весеннего утра. Но пока до утра ещё далеко, и страх за будущее не проходит. Не тот, волнительный страх, от которого всё тело сотрясает мелкая дрожь, а такой подавляющий все оптимистичные мысли и надежды. Это чувство ведёт себя очень тихо, но если приходит, то вцепляется своими цепкими когтями в самое сердце и не отпускает. Мать учила прятаться во тьме родного дома. Она никогда не говорила этого, но все её действия были на то направлены. Будет дождь – спеши в Детскую, будет снег – прячься под навес, посторонний шум на поляне – не смей выходить туда. И инстинкты прочно закрепились в подсознании. В то же время, с характером Птицелова сложно заставлять себя скрываться в зоне комфорта, по крайней мере, долго. Скоро тяга к неприятностям вытянет и его наружу, но сейчас нужно пережить то, что не должно быть на виду у кого-нибудь. Этот постыдный страх. Ужасное чувство. Недостойное. Он схоронился так глубоко, что не достать, но зато и незаметен, почти ненавязчив. Кот тоже схоронил себя в воинской палатке, незаметный и ненавязчивый. Это один из тех редких вечеров, когда лагерь не будет атакован ураганом энтузиазма, над поляной не будут раздаваться обидные насмешки, ничьё достоинство не будет предметом покушения. Всё потому что, Птицелов не был готов. Всё потому, что он услышал повторный зов брата, и не решился выйти на собрание, но слышал каждое – каждое! – слово, сказанное глашатаем, а вскоре уже и предводителем племени.
– Только что Янтарозвезд потерял свою последнюю жизнь.
Самая страшная из всех фраз. Плевать, что было сказано потом, хотя серый и дослушал до самого конца. Он не был настолько в панике, чтобы потерять над собой контроль, но поджилки будто бы затряслись. Итак, настало время для этих страшных слов, которые для каждого члена племени обозначали разные вещи. Кто-то искренне жалел молодого кота, который отдал все свои… Сколько у него на тот момент оставалось жизней? В любом случае, с запасом, ведь он был ещё совсем юн по кошачьим меркам, пылал здоровьем, бодростью, всегда был свеж и весел. Казалось, ещё совсем недавно, лун пять тому назад, он водил своё племя на Совет, где решалась судьба некой Камышовки. Должно быть, сейчас она уже стала воительницей. В любом случае, тех, кто в первую очередь скорбел о Янтрозвёзде просто как о друге, было меньше, чем тех, кто отдавал ему должное, как данность, почтение, однако достаточно. А вторых-то, как раз, и было большинство. Есть в племени такие воины, которые видели в полосатом коте только лишь главу племени, который имеет особое значение для звёзд, который выполняет непосильную миссию защитника древесных, который всё должен уметь и делать всё, не позволяя себе ни минутной слабости. Да, жаль оставаться без такого хорошего главаря. Ещё недавно всё было так стабильно и прочно, но вот жизнь сделала неожиданный крюк и вывела ничего не понимающих котов к обрыву, и теперь никто не знает, что будет дальше. А кому-то было искренне плевать. Ну умирают от болезней, и ничего с этим не поделаешь. Это закон, жестокий, но справедливый. Если уж затрагивать жестокость, да даже и справедливость можно притянуть, то для некоторых сегодня она-то и восторжествовала. Своя. Жестокая. Определенно, среди древолазов должны быть те, кто рад смерти соплеменника, как оруженосец своей первой дичи. В дикой природе, где чётко выражена иерархия невозможно без конкуренции, значит, и у янтароглазого она была. Можно даже долго не гадать – кто, но такие вот были, есть и будут. А что до самого Птицелова? Он самокритично причислял себя к третьей группе – переживёт. Без лицемерия, молодой воитель ничуть не страдал от мысли о том, что древесные лишились друга, товарища или опоры и стержня. Он никогда с Янтарозвёздом близок не был. Испытывал чувство, схожее с уважением, немного симпатии, но не более. Умерший был неплохим воеводой и дипломатом, а главное, он к каждому старался находить индивидуальный подход. Птицелова он почти никогда не обижал, если не считать наказания, которыми он должен был ограничивать буйные порывы юного авантюриста. Но эти санкции всегда были мягче, чем могли бы быть. У бурого кота было чувство юмора, как и чувство долга, и он всегда находил гармоничное их сочетание. Приказывая проказнику прописаться у старейшин, чтобы вычищать их мох и шерсть, которые легко было перепутать, Янтарозвёзд не упускал случая понимающе подмигнуть брату своего первого помощника. И тот лишь с усмешкой шёл к старичкам, которые незаметно для всех так же заговорчески переглядывались с предводителем. И ничего более, отношения дальше не развивались, но ни одному из котов этого и не надо было. Тогда почему Птицелов так шокирован, так ошарашен? Хотя, эти слова здесь не совсем уместны хотя бы только потому, что серый никогда ничего всерьёз-то и не воспринимал, но ситуация будто бы рассматривается с пропорциональной для него степенью важности, а так как этот оболтус никогда ничего важным не считал, то сейчас, можно сказать, ситуация как раз-таки была… весьма и весьма актуальной, затрагивающей судьбу зеленоглазого.
– Сохранить племя здоровым - ваша прямая обязанность.
Ха, Камнелом, как всегда, в своём стиле. Изменить себе даже после того, что не должно было случиться, а случилось, – этого он не мог себе позволить. Глашатай был во многом прав. Он всегда был прав, но слова его звучали как-то сухо, будто бы он просто считывал их с листа, да только кошки этим навыком не владеют. Птицелову всегда было интересно, понимает ли его брат, что создавая себе каменный и неприступный имидж, репутацию бесчувственного и излишне благоразумного кота, доверия он мало в ком пробуждает? Это же ясно как день, тогда зачем? Полосатый-то знал, что в глубине души Камнелом иной, но он никогда не лез в дела брата, во всё то, что связано с долгом воина и правой лапы предводителя. На этой почве часто возникают ссоры, споры, обиды… Особенно у этих двоих, поэтому Птицелов всегда оказывался поблизости именно тогда, когда жизнь в племени текла спокойно и тихо, когда глашатай мог отдохнуть. Ну раз или два лун в пять такое было. Серый вздохнул, вспоминая детство. Тогда все казались такими большими, а проблем и вовсе не было. Катастрофой считалось уже то, что кто-то утащил тот самый лакомый кусочек дичи, который ты давно уже присматривал для себя, но это забывалось через какой-то там час. Тем более, что утаскивал-то именно тот, кто сейчас лежал в воинской палатке, постепенно наполняющейся усталыми воителями, а кто тогда прозевал свой обед? Именно что Камнелом. Тогда он был таким маленьким и забавным. Его амбициозность, честолюбие и любовь к правилам были нелепы и смешны, но восхищали Птицелова, в чём он никогда бы никому не признался. Он не хотел быть похожим на товарища по играм, но просто всегда чувствовал в нём нечто сокрытое от глаз и… даже боялся этого. Да, вечно жил с чувством, что пора беззаботного детства, а затем и юности, однажды пройдёт, и отношения изменятся в корне. Когда иссиня-серого охотника назначили помощником Янтарозвёзда, его брат лишь подшучивал над ним, нашёл новые причины для насмешек, подколов, а главное, он мог шкодить сколько душе угодно, чем привлекал внимание друга. Все замечали противоположность их характеров и диву давались. Да, необычная парочка. Раньше было даже трио. Ещё Медносвет, подруга, но почти сестра. Удивительная в детстве кошка, которая не отставала от братцев, если уж не опережала их во всём. Теперь она всё реже и реже открывалась перед ними, зато вместо этого отгородила себя неприступной, как темнота душной пещеры, стеной. Птицелов не мог с точностью сказать, когда они в последний раз разговаривали, когда он в последний раз видел подругу. Если сейчас и Камнелом бросит его, то настоящих друзей не останется. Будет одиноко. Будет несправедливо.
С такими мыслями кот заснул.
***
Был день, когда серый резко распахнул глаза. Солнечные лучи пробивались в дупло, было видно войско пылиночек, зависших в спёртом воздухе, но танцующих в торнадообразных потоках воздуха, когда какой-нибудь воитель рассекал его. Птицелов хорошо потянулся, прохрустывая каждым позвонком и громко зевая. Пока он умывался, взъерошивая шерсть на затылке, то вспоминал вчерашний день и вчерашние события. Жестокая реальность давала знать о себе в разговорах соплеменников, которым лишь бы языками потрепать и перемыть косточки каждого члена племени. Птицелов делал вид, что не замечает никого вокруг, но на самом деле слушал очень внимательно, чему не мешало тщательное умывание. Соседи по дуплу говорили о том, что Камнелом покинул лагерь и отправился к Лунному Ущелью. Ни один мускул серого не дрогнул, но он сетовал на себя за то, что проспал такой шанс оказаться наедине с братом, проводить того, кого он знал с рождения, в последний путь и встретить уже нового… Кем же он теперь будет являться? В то же время, Птицелов знал, что он устроил бы будущему предводителю… Бррр!.. настоящий скандал, там, где нет посторонних глаз. Он бы вконец уничтожил всё хорошее, что было меж котами и, возможно, натворил бы кучу ошибок. Полосач знал свой крутой нрав, который в обыденной жизни лишь временами просматривался, поэтому в глубине души благодарил великое Древо за то, что не пустило его вслед за Камнеломом. В сердце было как-то непривычно пусто, в голове – тихо, в груди дрожала перенатянутая струнка, а внешний облик говорил о полной расслабленности, беззаботности, пофигизме. Какие-то воины прошмыгнул мимо, с усмешкой поздравив соседа, на что он отреагировал презрительным оскалом. Впрочем, никого это не обидело. От Птицелова это ожидать совершенно нормально. Но сам кот чувствовал, что сегодня от него можно ожидать всё, что угодно. Даже его тело реагировало на окружающую реальность резче, чем обычно. Острый слух слышал даже какие-то звуки в Детской, ворчание Хохлатки в «лазарете», ну а про птичий гомон и говорить не стоит! Но как это раздражало и давило на мозги!
– Зато выспался, – сказал себе зеленоглазый, заканчивая с приведением себя в подобающий вид и случайно зацепив когтями перья. Поправляя их, он окончательно навёл в разуме порядок. – И даже травы не понадобились.
Да, стресс – лучшее лекарство! Ха, сарказм. Просто сегодня – единичный случай, нужно же было как-то сбежать от действительности. Кот всё думал, стоит ли ему натягивать широкую улыбку и идти веселить народ или напустить на себя совсем не напускную мрачность и отпугивать своим видом всяких приставал – то бишь, быть самим собой, таким, каким сегодня хочется быть. И серый выбрал второе, потому что хотел, а на остальных плевать с высокой горы. Перебьются. Мрази.
– Фу, да я просто свинья, – едко заметил про себя древесный, потихоньку начиная себя ненавидеть. – Пойду-ка я на поляну, может чего пожую.
И он вразвалку спустился вниз, всем своим видом показывая, что если к нему сейчас кто-то подойдёт, то пусть потом не жалуется за правду, высказанную в глаза. Тонкий намёк был принят, понят – Птицелова оставили в покое. Он поковырялся в куче, выбрал себе не самого свежего вида, но весьма приемлемую лягушку, которая непонятно как здесь вообще оказалась, и без особого вкуса поел в два-три захода. Тепло и солнце его ужасно раздражали, припекали голову, вызывали тошноту. Не самый лучший день всё-таки. Кот долго сидел, тупо уставившись в землю, но потом перевёл пустой взгляд на резвившуюся молодёжь, задумался, и как-то вроде получше стало. Мысли немного да прояснились, воин развалился на первой травке, замочив бок в подтаявшей лужице. Вскоре стало совсем даже хорошо. Радостный смех пробудил тёплые воспоминая из детства, даже хвост, который всегда нелепо выторчовывался в неестественном положении, вдруг стал, словно флаг, медленно раскачиваться из стороны в сторону. Зелёные глаза пристально следили за ним.
***
Птицелов повернул голову в сторону главного выхода за секунду, как в нём появился глашатай. Да, пока ещё глашатай. Звёздное племя (если только на секунду сделать вид, что этот бред – не глупая выдумка для простаков и неудачников) могло и не дать своего согласия. А Камнелом не казался ни вдохновлённым, ни разочарованным. Это же Камнелом. Полосатый вскочил, как только заметил родную фигуру, и открыл было рот, чтобы сказать хоть что-нибудь. Любое, любое слово. Хоть что. Но голубоглазый этого не заметил и направился к Великому Клёну. Время замедлилось, мир двигался с черепашьей скоростью. У Птицелова была вечность на то, чтобы думать, думать, думать, но он лишь видел силуэт, любимый, родной и ненавистный. Вот глашатай… глашатай, пёс его дери!.. вскочил на ту самую, ту, ветку, и…
– Пусть все коты, способные передвигаться самостоятельно, соберутся под Великим Кленом на общее собрание племени.
Этот непривычный почему-то голос, этот солидный бас. Нет, тон Камнелома всегда был таким… брутальным, не то, что у его брата, но теперь – особенно. Птицелов во все глаза смотрел на говорящего и всё, что смог понять – это то, что пасть-то лучше прикрыть. Но надежда ещё есть!
– Прошлой ночью мне довелось посетить Лунное Ущелье, где предки благословили меня на новую должность девятью жизнями и новым именем. Отныне меня зовут Звездоломом, так решило Звездное племя.
Нет. Нет! Только не это! Сердце камнем упало вниз. Оно остановилось. Оно ещё не скоро возобновит свой ритм. Дыхание спёрло. Паника, слепая паника оглушила, ослепила. А с виду казалось, что кота ударили, полоснули когтями по морде. Он круто отвернулся от предводителя. Предводителя? Ха, да какой из этого… из этого тюфяка предводитель? Птицелов повернул голову обратно уже со злобной усмешкой. Он знал, что это всего лишь ошибка; Звёздное племя (дааа, именно) ошиблось, но вскоре там, на небесах до этого допрут и вернут всё на свои места. Зелёные глаза горели холодным огнём, и если бы взглядом можно было убить… Хотя Камнелом и так уже был мёртв. Нет больше Камнелома, есть лишь Звездолом, который шикарно смотрится на месте предводителя, который имеет гордую осанку, роскошный внешний вид, властный взгляд, внутреннюю силу, неописуемую внушительность… Так и хочется ударить его в это довольное грызло.
– Ути, какие мы теперь стали, – желчь прожигала сознание и изливалась в мозг. – Добился своего, урод. Это важный день – местечко под солнышком освободилось. Папочка гордится тобой, малыш, наш умница, гордость племени и семьи…
Губы расплылись в полуоскале-полуулыбке. Кто-то хлопнул Птицелова по плечу и что-то восхищённо сказал, но кот проигнорировал это.
– И что теперь? Цель достигнута, а амбиций-то, поди, не убавилось, – мысленно плевался ядом зеленоглазый. – Зато брата родного теперь можно забыть. Свить с Медносвет уютное, тёплое гнёздышко, наплодить паразитов и жить припеваючи. Сказка, а не жизнь!
Когти впились в землю. Голова шла кругом.
– Я благодарен, что отныне возможность вести вас дальше, в новое будущее, дана мне, и клянусь перед вами верностью и правдой служить Древесному племени и защищать его честь и свободу до последней капли крови до тех самых пор, пока Звездные предки не посчитают нужным прекратить этот срок.
Язык у голубоглазого всегда был подвешен, ораторские навыки изумляли с детства. Речь, словно янтарный мёд, льётся сладко, но раскатисто. Невозможно не поверить ни единому слову. И все верили! Птицелов с отвращением наблюдал за реакцией этих восхищённых, кипятком писающихся от восторга дураков. Он закатил глаза, поднял верхнюю губу, и ему было плевать, видит ли его кто-нибудь или нет. Он-то не будет падать в лапы новоиспечённому главе племени. Сейчас, лишь этого не хватало! Великий Звездолом! Прекрасный Звездолом!
– Это не его имя, – вдруг печально и совершенно спокойно прошептал полосатый. Его тщедушное тельце будто бы уменьшилось вдвое, он казался совсем хрупким и несчастным. – Не ему звёзды ломать… Это они его сломают.
Кот вспомнил, как в детстве они спорили с Камнишкой, как их будут звать, когда они станут воителями. Птицелов тогда пугал брата, говоря, что ему дадут имя «Ломака» или любое другое, связанное с ломанием. Аргументы были просто железными:
– Да тебя по-другому просто нельзя назвать! Ты же только ломаться и умеешь!
А как Силок хохотал на посвящении, а как он в первую же секунду нарушил воительский обет молчания и провоцировал братца, издеваясь над его новым именем. Но теперь было не до смеха. Драматичнее ситуации просто нельзя было представить. Да лучше б он умер! Кто – он? Без разницы, если это любой из двоих братьев.
– А теперь пришло время назначить нового глашатая. И им станет Поток.
Громкий шёпот на поляне, все взгляды, кроме одного, – в одну точку. А Птицелов и так знал, как сейчас выглядит бывший наставник. Ему было плевать. Он удивился, но не сильно. Даже немного предугадывалось. В последнее время всё переворачивалось с лап на голову, поэтому назначение Потока на данную должность – это чуть ли не нормально. Эта новость должна была изменить бурого, если его хорошо знал его ученик. Такие вещи меняют котов – в этом-то полосатый был уверен. Все помнили о провале Потока много лун назад. Можно было подумать, что это и изменило его, но на самом деле он изменился куда раньше, начал меняться, и бывший оруженосец это осознавал. Он всегда следил за бурым, как тот раньше следил за ним – через полуприкрытые веки, из-под сени деревьев. Теперь вот и он следующий кандидат на ветку лузеров. От него, кстати, тоже можно ожидать всё. Всё, всё. Весёленькие перспективы, ничего не скажешь.
– Однако на этом в рядах Древесного племени перемены не заканчиваются. Воздушный, Олененок, Ветка, Цикада, Тростинка, Верболапка, выйдите вперед, – предводитель продолжал драть глотку и резать слух Птицелова, который так и сидел с поджатыми губами. Но после этих слов, зеленоглазый прикусил губу и даже не заметил, когда алая кровь выступила на чёрной полоске. Он услышал одно единственное имя, и мех на загривке зашевелился. Это уже не просто какие-то новости, а настоящее событие. Цикада, его Цикада станет воительницей? Нет, ей, конечно пора, давно пора. Всё происходит с опозданием почти в две луны, но ведь она ещё не готова. Полосач был ужасным наставником, он не успел… И сейчас он с широко-распахнутыми глазами, в которых читалось изумление, следил за священнейшим обрядом, который так важен для кошечки. Остальные ученики уже и не казались ему учениками. Они были такими большими и сформировавшимися, некоторые лаже больше самого Птицелова, но Цикада была точно такой же, как в тот день, когда она распрощалась с Детской. Она же ничуть не изменилась. Её наставник, которого без предупреждения смещал с должности тот, ненависть к коему была сильнее всех остальных чувств, хотел уже выйти вперёд и с вызовом заметить, что это полнейший бред – посвящать юницу в воины. Но что-то заставило его прижать зад к земле. Он лишь моргнул, но вдруг понял, что спина Цикады еле отличима из всех спин этого длинного рядка. Она же, и в самом деле, выросла, была полноценной и сформировавшейся воительницей. Вот она даёт клятву пред всем племенем. Её учитель вдруг понимает, что срывается с места и лапы сами несут его к малышке.
Все кричат, а он молчит. Он так же молча подходит к кошечке, смотрит на неё впервые с плохо скрытой гордостью, исподлобья, очень серьёзно, проникая в самую душу. Он не верит, что их с Цикадой работа закончена. Они справились? Время покажет, а сейчас просто нужно что-то сказать. Кот, не найдя слов, лишь достаёт из-за уха фазанье перо и сам закрепляет его у пары голубиных перьев. Его подарок поменьше, поаккуратнее. Теперь у него с равной ему по статусу кошкой есть родственные перья, кстати, одной и той же птицы. Кот самолично сохранил эти два пера, одно из которых, большое и яркое носил на себе, атрибут, по которому его везде узнавали, а второе, поменьше, которое и на самом фазане-то располагалось под защитой более крупного, он берёг для ученицы. Она никогда не забудет своего наставника, и все вокруг будут знать об их общем деле. Поправив пёрышки юницы, зеленоглазый отступил на шаг назад и, сам себе дивясь, искренне улыбнулся. В глазах тут же заплясали хитрые искорки. Он боднул малышку, потрепал по макушке, как в первый день её учёбы и произнёс чуть севшим голосом:
– Наконец-то, я от тебя отделался, недотёпа ты эдакая, – голос чуть заметно дрожал, но постепенно набирал силу. Воин поспешно отвернулся и сказал кому-то неопределённому. – Я свободен!
Да, с виду он радовался, как котёнок новой игрушке. На самом деле, гора свалилась с плеч. Одно всё портило: почему такое событие выпало на время правления, на первый день правления, Звездолома? Несправедливо. Ужасно. Птицелов всегда представлял себе эту картину, слыша торжественную речь Янтарозвёзда, а не брата. А в остальном всё было точно таким же. Голоса друзей выкрикивали имена, а сами именинники восторженно переглядывались. Полосач посмотрел на Ловца Снов и Неясыть. Их же подружки теперь всегда будут рядом с ними! Он невольно выискивал глазами того, кто громче всех выкрикивал бы имя Цикады, но оглушающий шум не позволял этого сделать. Поэтому кот лишь добрался до своего прежнего места через всю эту толкучку и вымученно уселся. Он чувствовал, что постарел, хотя был настолько молод, что его нельзя было назвать и старшим воителем. Но все силы были будто высосаны, причём охотник не успел заметить – когда. А ведь с момента пробуждения не прошло и четырёх часов, да и они были проведены в основном на одном месте, в сидяче-слушающем положении. Птицелов посмотрел на Звездолома и отметил для себя, что тот слишком уж серьёзен и мрачен, даже для себя. Что может волновать его в такой день? Он даже настойчивого взгляда родного брата не замечает. Или, может, умышленно избегает? А тот вновь прищурился, но уже не чувствовал ни гнева, ни ярости, только холод, отчуждение и остатки презрения. Всё это часто рождалось в душе воителя, так же быстро, как приходило, так и уходило, но сейчас негатив был настолько силён, что заставлял мир вокруг иссиня-серого предводителя меркнуть и выделять лишь одну-единственную фигуру. Птицелов поймал себя на мысли, что никогда ещё не испытывал ничего подобного к брату. Это впервые. Что б вот так, по-настоящему.
– Нам нужно серьёзно поговорить, – безмолвно обратился к Звездолому «простой смертный». Он сделал это бессознательно, но, уже сделав, понял, что да, порой делал так и раньше. Когда эмоции на пределе, но сознание опустошено. А второй нередко улавливал эти телепатические сообщения. Кровная связь? Кровь-то одна, только теперь она совершенно не кажется одинаковой. Если пустить её Птицелову, он умрёт, а вот предводитель останется жив. Удобно. Но Звездолома это не красило и не оправдывало в зелёных глазах родственника. Это делало его другим, уродом. – Он прекрасен, – от этой мысли было не убежать и никуда не деться. Она пришла в голову неожиданно, хотя отправилась в путь давно, как только новый глава древесных взобрался на своё новое законное место. Птицелов долго убегал от этой мысли. Скрыться не удалось. Она схватила кота за кончик хвоста и не отпускала. – Он прекрасен. Если бы звёзды имели души, то они явно подарили бы ему все девять…
Самое забавное, что «мыслитель» никогда не слышал историй о Даре Девяти Жизней, до тех пор, пока не понял, что однажды Камнелом не захочет стать тем, кем он был сегодня. Птицелов не интересовался предводительством и, несмотря на любовь к легендам, ничего о походе к Ущелью не знал. Но он выучил эту легенду наизусть, нисколько не веря в Звёздное племя, много лун назад, наблюдая за братом. Сказка отпечаталась в голове сама, непроизвольно.
Коты идут туда, откуда возвращаются другими. Там они перерождаются. Они становятся неуязвимы, но какая-то их часть навсегда остаётся у воителей звёзд.
– Не нужен мне он, если эти упырки забрали часть его души. Мне он нужен весь. Он мой брат!
Было больно. Птицелов чувствовал себя преданным. А предательство он перенести не мог. Не от того кота. Он, не отрываясь, следил за другом детских игр, и не видел никого вокруг, вновь перестал слышать возгласы радости, игнорировал повторные поздравления. Для него существовал только Звездолом… Одно только имя будто бы забирало того, нужного. Что останется теперь? Отца и матери, считай, никогда не было рядом, подруга детства отдалилась, ушла, ученица теперь не нуждается в наставнике… А больше-то и никого нет. Сегодня судьба лишила древесного сразу двоих: оруженосца и брата. Но Цикада всё равно будет чувствоваться рядом – она переберётся в воинское дупло, и от неё будет просто не отвязаться, не то, конечно, но пережить можно. В отличие от второго…
– Ты мне нужен, – вновь мысленное обращение. Зеленоглазый резко вскочил и, какой раз уже за день, с недобрым и настойчивым вызовом посмотрел на брата. Знак был предельно ясен и однозначен. Кот, ссутулившись, выпятив острые лопатки, направился к выходу из лагеря. Его мрачная фигура была незаметная. Он брезгливо шёл по периметру поляны. Когда Птицелов проходил то самое место, где ещё вчера чинил стену, то почувствовал, что его вновь кто-то ударил. Ведь вчера всё было по-другому. Была надежда. Были какие-то суетливые денёчки, полные неважных обязанностей, на которые можно было наплевать. – Почему я не ценил тогда все эти полные бессмысленности дела? – с сожалением спросил себя древесный.
Потому что счастье невозможно наблюдать в момент, когда оно приходит. Поэтому беда всегда ударяет с тройной силой, лишая сил.
Топь
Отредактировано Птицелов (2014-03-29 22:37:47)
0
127
