Вчерашний день, его события... Это забудется не скоро, никогда радость не сможет быть полной, ведь она покрыта чёрным клеймом смерти, ведь успех был достигнут лишь наполовину, подобно тому, как улыбается кончик пасти с правой стороны, а с левого глаза срываются горькие, горячие слёзы. Они не будут об этом упоминать, чтобы не травмировать тех, кто выжил, чтобы не сыпать соль на раны матери и себе, не будут потому, что это лишено смысла. Ничего уже не изменится, они примут это и будут жить дальше, стараясь обеспечить выживание тем, кто перенёс первое испытание, кто оказался сильнее и достойнее. Грубо, тяжело, неприятно и печально, но это закон, с которым они существуют бок о бок - закон выживания. Он руководит ими, оказывает ни с чем несравнимое влияние. Тот, кто приспособлен, выжил, других хоронят, предавая тела покою, чтобы дух находился в нём же. Старая традиция, но ей до сих пор все верны. Наверное, неспроста так. Время неумолимо бежало, летело, словно подстреленный кролик, спешащий к норе, хромающий, но изо всех сил пытающийся добраться, долететь и вырвать жизнь из цепких клешней смерти. Все мы - такие же кролики, всем нам отведён определённый срок для бега; и, стремясь к укрытию, мы не понимаем, что это - гроб. Да, достигнем, но это будет не спасение, а конец. Вот так и бежим всю жизнь, не зная, куда и к чему стремимся, а когда осознаём, успеваем лишь испустить последний вздох, так и не раскрыв великую истину и не менее великое заблуждение. Порой даже становится интересно, чувствуют ли нечто подобное полёвки, дятлы, карпы, но потом кошка вспоминает, что они не так развиты, откидывает лишнюю лирику в сторону и погружается в работу. Вот и сейчас, задвинув мысли и чувства, она выходит из ельника и идёт к реке, дабы поохотиться: племя теперь сбивается с лап, шутка ли, едва настал сезон Юного Камыша, а уже королевы и даже котята. Страшно представить, что будет через несколько лун. Облизнув усы, Крик Журавля задумалась: хочет ли она котят? С одной сторны - безусловно,с другой - она так засиделась в детской, что теперь даже заходить туда приходится с дрожью в лапах. Одним словом, старшая воительница пока не знала, да или нет. Вот, в нос бьёт знакомый запах дрозда. Крапчатая действует по привычной, стандартной, с периода ученичества вбитой в голову схеме: принюхивается, определяя источник запаха, осторожно идёт на него, осматривает обстановку, крадётся. Но всегда есть моменты, делающие охоту не похожей на предыдущие. Разные места, разное время суток, разное время года, разная добыча и даже разное настроение - сказывается буквально всё. Осторожно ступая, хищница огибает куст, но неловко задевает плечом ветку, совсем тонкую, хрупкую. Под напором она ломается, трекс разлетается по лесу, что настораживает птичку. Понимая, что тянуть нельзя, полосатая срывается с места и пытается лапами накрыть пернатое создание, но оно, ловко взмахнув крыльями, улетает, вырвавшись из лап. Остаётся лишь разочарованно скрипнуть зубами и пойти дальше, ведь она хотела порыбачить. И тут действует давно известная схема, нет смысла придумывать что-то новое, пока работает старое. Досадуя неудаче, кошка примостила заднюю часть у кромки воды и застыла, выжидая. Малейшее колебание - и мышцы напрягались, но пока напрасно. Прошло минут десять, а может больше (ведь охровоглазая не считала), и долгожданный перелив чешуи, наконец, дал о себе знать. Нахмурившись, Крик Журавля запустила лапу в воду и подцепила рыбёшку, но уклейка каким-то чудом сорвалась и едва не уплыла, не пусти Речная в ход вторую лапу. Общими усилиями обеих конечностей, рыба была выловлена и добита. Довольно хмыкнув, хвостатая подобрала уклейку и отправилась в лагерь, угощать окотившуюся вчера подругу.

Вернувшись в лагерь после утреннего патруля я поспешила скрыться в палатке воителей. Мне было просто необходимо доспать те несколько часов, которые я не доспала с утра.
Свернувшись калачиком в дальнем углу и накрыв нос хвостом, я отключилась на добрых пару часов. Это было прекрасное, теплое место. Хотелось спать все больше и больше. Однако, пробудившись, я чувствовала себя всё лучше, чем утром. Сладко потягиваясь и зевая, я разминала спинку, умывала мордочку и даже навела небольшой марафет в самой палатке, убрав оттуда опавшую шерсть и прочий мусор.
Чувствуя в себе силы на новые подвиги, я отправилась к реке. Уж теперь мне то точно должна была улыбнуться удача. Хорошую рыбалку мог заметить только разве что хороший сон. Но я уже поспала, а значит впереди меня ждала охота.
Выискав место поудобнее у реки, не уходя к стремительному потоку, а довольствуясь спокойным течением, я принялась ждать. Как ни странно, но рыба сегодня будто бы взбунтовалась и совершенно не хотела попадаться мне на глаза. Но я не отчаивалась и всеми силами удерживала в себе энтузиазм.
Пришлось подождать еще немного, прежде чем я заметила отблески чешуи. Это был мой шанс. Недолго думая и примеряясь, я запустила лапу в воду, а затем и вторую ловя судака. Он оказался несколько крупнее, чем я ожидала, но поймать мне его удалось. Как только чешуйчатое оказалось на берегу, я с победой во взгляде уселась рядом и принялась умываться, смотря как он медленно покидает мир живых и его душа отправляется на съедение Звездному племени.
Посидев на берегу реки еще немного, я подхватила рыбу за хвост и потащила её на главную поляну. Долг перед собой и перед племенем я считала выполненным.

Даже ветер отступает, устав бушевать, осипнув, желая отдыха, прячется в листве, поджимая длинный, ледяной хвост. Множество потоков, оседлав ветви, невзначай раскачивают их, пугая птиц, прерывающих звонкие песни. А на шерсти ничего не ощущается, остаётся лишь гадать, улыбаясь кончиками пасти, что ж это за диво такое, гнущее кроны. Мерно, непринуждённо, словно маятник. И вводило в такой же транс, хотелось усесться поудобнее и смотреть, смотреть, не отрываясь. Час, два, сутки - не важно. Полосатую всегда завораживала природа вокруг; относясь к ней чутко и стараясь примечать, слышать каждую мелочь, она время от времени проваливалась в какой-то астрал, совершенно забывая, что нужна здесь и что сделать что-то нужно сейчас. Ей казалось, что ветра и тучи зовут её за собой, желая показать что-то и поделиться тайнами, что в шёпоте ветра есть тайный смысл. С детства предпочитая общаться с растениями и водой, нежели с соплеменниками, кошка к своим лунам не разочаровалась в этой компании, стараясь, напротив, укрепить связь. Правда, и для усатых товарищей стала более открытой, начав-таки впускать в свою жизнь, иногда сомневаясь в правильности этого решения, но продолжая. Это оказалось не так сложно, как могло показаться. Крик Журавля вздохнула и огромным усилием воли заставила себя отвернуться от парочки елей, раскачиваюшихся так, что их суженные верхушки бились друг о друга, порой цепляясь, словно желая сразиться за место под солнцем, прогнать противника. Интересный танец... Но они пришли сюда не для того, чтобы любоваться, впустую протирая шерсть на бёдрах да хвосте. Кошка оглянулась на сына. Их у неё было двое, оба из среднего помёта, но до возраста оруженосца дожил лишь один. Больно, горько, но уже не так, как раньше - дыхание не перехватывало, просто ныло, царапало, а охровоглазая продолжала убеждать себя мыслями о том, что так случается, это тяжело, но реально. Всё бывает, отказываться мириться - себе во вред. Ничего не изменить, но, покуда есть те, ради кого жить, душить себя отчаянием нельзя. Сколько раз Речная уже повторяла себе это? Не счесть, да и не надо. Вообще не надо об этом. И не для этого ведь старшая воительница вытянула Щучку из уютной палатки, где он прилёг после тренировки. Но слушать протесты Крик Журавля не желала, о чём сразу дала знать опасно нависшим над ухом котика хвостом.
- Хорёк тебя хвалит, но, пока у меня есть свободное время, я хочу проверить, насколько верны его слова, поэтому, мы отправляемся на охоту. Для начала пойдём к реке, потом, возможно, наведаемся куда-то ещё. Надеюсь, твои умения и вправду так отточены.
Объяснила крапчатая у выхода из лагеря, а после увлекла сына к воинскому пологу, вдоль берега которого парочка шла вниз по течению, косясь на шумящий слева ельник. Наконец, кошка выбрала место, которое показалось ей удобным и где она хотела бы попытаться порыбачить. Усевшись на берегу и подтянув хвост поближе к лапам, она застыла, выжидая. Всё как обычно, от раза к разу одни и те же действия. Скучно? Нет, ведь кровь не устаёт закипать, взволнованная каплями охотничьего азарта и адреналина. Вот, блеснула чешуя, мощная лапа подкинула в воздух окуня, взвившегося и приземлившегося слишком опасно: близко к воде, на самом краешке земли. И уже наполовину ушёл, когда был вспорот когтями не желающей упускать добычу хищницы. Добив рыбу, она несколько раз лизнула лапу и провела ей за ухом, но, судя по всему, собиралась попытаться ещё кого-то поймать, ибо вставать не спешила.

Что может быть банальнее конца первого сезона Юного Камыша? Этого не сошедшего ещё, но держащегося из последних сил снега, уже не белоснежной и торжественной, как некогда, а какой-то мёртвой, грязной, потёртой пеленой укрывающего землю. К нему примешался чёрный, коричневый, кто-то словно вылил грязь на девственную пелену, одним неосторожным движением лишив её невинной красоты. А где-то даже пробивались уже молодые, зеленоватые побеги, но даже они не могли скрасить картину и хоть немного порадовать глаз. По-прежнему неопрятно, дико. Они слишком привыкли к большим сугробам, на которые, безусловно, безжалостно сетовали, но от этого не менее дорожили. Тёрли лапами слезящиеся глаза, которые резала эта монотонность, но даже сквозь неприятное ощущение любовались, как чем-то хрупким и уникальным. Но он не являлся особенным, разве что, действительно, невероятно податливым и нестабильным, готовым сломаться, подмяться от небольшого давления, тающий от тёплого дыхания. Сила - вместе, но по отдельности - ничто. Всего лишь одна, робкая снежинка... Её так легко лишить возможности существовать, стоит лишь, казалось бы, покоситься. Не ощущая в слиянии белых хлопьев того, за что они были любимы, разочаровываешься и отворачиваешься, чтобы не огорчаться ещё больше. Кошка любила его, действительно очень любила, но сейчас уже не тот, что раньше, не достоин внимания. Скучно, к горлу подступает зевок и, выдавленный небольшим усилием в пасть, уже приоткрывшуюся, вырывается, словно шарик, в мир зябкого воздуха тонкой струйкой едва осязаемого пара, быстро растворяясь, словно и не существовал. Никогда... И все они, всё живое, уходит точно также. Останавливается сердце, и в эту же секунду ты перестаёшь существовать, а доказательства того, что был когда-то и дышал, лишь словесные, но не все согласятся верить им. И, возможно, будут правы. Мир - иллюзия, они - иллюзия. Все возможно подделать, легче или труднее - не важно. Нет незаменимых и не существует незаменимого, нужна лишь капля мастерства, вязкая, словно мёд, липкая, как паутина. И горькая, как череда. Не бывает сладких побед, ведь в чашу торжества, даже если ты этого не хочешь, срывается отчаянное разочарование того, кто остался позади. Уступил, потерял, проиграл... Выжил ли? Хочется надеяться, что да. Или это лишнее, думать о тех, кто позади? Извечный вопрос, каждый находит ответ сам и живёт согласно этому принципу. В чем-то прав, в чём-то ошибается. Но в мире вообще нет однозначной ясности, что и как следует делать. Всё наугад, вечное брожение во мраке, напряжённое вибрирование усов и пустые попытки приглядеться, рассмотреть. Нет даже того микроскопического отблеска, что мог бы помочь увидеть силуэты, очертания. Тыкаешь наугад, прислушиваясь к внутреннему голосу. Поэтому и говорят, что правда у всех своя. И ведь не оспоришь. А так хочется иногда понять, где эта заветная грань, но о чём мечтать, если даже рамки дозволенного так смутны, что едва мерцают на перекрёстках, грозясь совсем перегореть. Этот мир лишился смысла давно, он просто существует, потому что кем-то было так выбрано, запрограммированно. Просто это ещё допустимо, а однажды он начнёт трескаться, осыпаться, как выжженая песком башня заботливо выстроенного замка; её перестанут поддерживать, о ней забудут. Ветхая, никому более не нужная, растоптанная, песчинка к песчинке, она рухнет, внов превратившись в обычную прибрежную насыпь. Так заведено - лучшее оправдание, его тоже не оспоришь. Просто так устроен механизм, цикличный, оттого и умирает то, что родилось. Это больше никого не пугает, ведь готовят почти с рождения, позволяя пожить в сказке, где всё волшебно и стоит лишь захотеть, как осуществится невозможное, каких-нибудь несколько лун. А потом неизбежно выводят к обрыву и, показывая далёкую чернь обугленных в долине лесов, рассказывают истины, где нет места уверенности и чуду, где можно только надеяться на нечто светлая, пытаясь убедить себя, что мысли материализуются, поэтому всё должно быть хорошо вопреки воле целого мира. Да-да, того самого, что покрыт пеплом. Говорят, лес после пожара разрастается куда более знатный, чем был; но ведь многие умирают. Те, кто оказался неспособен выдержать, спрятаться, убежать. Должны ли слабые умирать? Природа считает, что да. И именно тела тех, кто был заживо спалён, участвуя в столь естественном круговороте, удобряют землю, позволяя лесу наполниться новой, знатной силой, неведомой ранее. И тёплый, согревающий пепел. Но это перерождение болезненно, долговременно, так что всё равно возникает сомнение: оправдано ли? А происходит всё неожиданно, так и должно быть; никто не успевает задаться этим вопросом, главное - не оказаться тем, кто слаб, не затеряться, не опалиться. Бегут звери, растения не могут, но и тут своё рассчёт - не все сгорят дотла. Останутся покалеченными ли, оправятся ли уже не столь важно, они остались достойны возглавить новый процесс, быть его очевидцами, навсегда заперев в мощных стволах боль тех, кто терял листья в бешеном крике боли, пока горел. Бесконечно долго... И всё же, нет, оно того не стоит. Но продолжает случаться, как и многое в этом мире. Вроде бы, не должно быть, а существует. Таков удел, смирись, смертный, однажды и твоё тело послужит природе, когда душа взлетит на встречу небесам. Либо же растворится в небытие, оправдав слова тех, кто утверждал, что не помнит о твоём существовании. Как пар после зевка... А он уже оборвался, и челюсть клацкнула, вновь смыкаясь. Негромко, медленно, словно бы раздумывала, действительно ли всё, будто бы лениво ей было потом вновь приоткрываться. Кошка смотрит на лапу, которой недавно тёрла за ухом. Она ещё мокрая после рыбалки, и короткая шерсть, слипнувшись по несколько волосинок, забавно топорщится в разные стороны, готовая подсохнуть и подставляющая солнцу первые свои грани. Но оно недостаточно жаркое, чтобы действительно испарить воду так быстро. Почему-то на морде появляется слабая, лёгкая улыбка, кажущейся глупой от того, что не обоснована. Но это слишком мелкий повод, чтобы думать о нём долго. Шершавый язык касается шерсти, приглаживая её, расправляя по направлению роста. Прошёлся, замер, вернулся на исходную точку и опять прошёлся, даже сейчас доказывая замкнутость цепи событий. Лишь лапой вращает, подставляя новые участки. Наконец, она успокаивается и слегка морщится от привкуса на языке: пресная вода с каким-то глиняным послевкусием, мелкий песок, царапающий дёсны и горло. Что ни говори, а приятно не очень, пусть и не критично. И сидеть без дела, кажется, больше нет смысла, намного продуктивнее попытаться выловить ещё какую-то рыбёшку, но слишком лениво. Обвивая плечи мягкими хвостами, жмётся к спине слетевший с уютной ветки поток ветра. Он прохладный, но отстраняться не хочется - так уютнее и не душно. Невольно приходит мысль о том, что и банальнее ветра ничего нет. Заранее знаешь, каким он будет. Конечно, не всегда удаётся определить заранее сторону, с которой подует, но это не имеет никакого значения, всё равно ведь ясно: север - порывистый, холодный, настоящий сорви голова, не жалеющий ничего и никого на своём пути, изголодавшийся и мечтающий крушить, рвать, чтобы хоть как-то успокоить безумный порыв; южный - кроткий и робкий, жаркий, как дыхание любимого кота, какой-то даже немного взволнованный, он едва ощутим на шерсти, и деревья качаются так плавно, будто бы поддаются. А сторону всегда указывают облака да тучи, обиженные на ветер за то, что он подгоняет их, воспринимая всё как игру; сам же, наивный, пусть и старый, как любая природная стихия - он не ощущает этого -, продолжает резвиться, то соловьём насвистывая, то волком воя над головой. Порой кажется, его даже поймать можно, но это детская блажь. Зато ветер - всегда хороший собеседник, он и успокоить может, наклонив к лапам какой-нибудь цветок на тонком стебельке; а слушает внимательно, лишь притворяется, что ему всё равно - так положена, имидж (забавно, правда?). А ещё, никому не разболтает. Это только так кажется, что он сплетни переносит от одних ушей до других, просто песни поёт, сокровенное же держит при себе. Надёжный товарищ, таких редко встретить можно. А ветер - он всегда под боком на самом деле, просто нужно уметь слушать и замечать то, что настолько привычно с самого рождения, просто и очевидно, что отдаляется, перестаёт ощущаться. Точно также, как потребность дышать - на автомате, лишь когда случается получить удар врага или стихии, настолько сильный, что лёгкие сжимаются, более не в силах вобрать в себя что-то, заставляя воздух замирать на полпути, вот тогда и вспоминаешь об этой необходимости. Глупо забывать об очевидном, но так устроены живые существа. Слишком много всего на них сваливается, внимание акцентируется на настоящих событиях, а то, что происходит на уровне подсознательном, отходит на второй раз, как и то, что от раза к разу отбивает ритм. Это даже забавно. А ветер вновь затих, полосатая проводила его с тоскливой ноткой во взгляде. Сколько времени прошло за всеми этими размышлениями? Могло показаться, больше часа, на самом же деле - считанные минуты. Где-то вдалеке пели птицы, трудно было определить, какие именно; голоса тоже оказалось невозможно распознать, в чём, пожалуй, было своё очарование. Эти разговоры пернатых звучали красиво, наполняли лес каким-то уютом, от которого ещё больше клонило в сон. Но нет, дремать нельзя, они ведь не затем выбрались на охоту, чтобы завалиться где-нибудь у берега, подставив пушистые животы солнечным лучам. Мысль била в мозгу, словно клокочущая жила, стремящаяся прорваться, разродиться бурным потоком. И это помогало, побуждало действовать. Хотя, если сидит кошка так не более пяти минут, зачем? Может быть, можно ещё немного погреться, расслабиться? Вчерашний день был слишком грустным и напряжённым, он ещё долго будет приходить в кошмарах, успеет иссохнуться, поэтому сейчас не надо об этом. Зачем? Она успеет ещё напиться теми болью и горем, забиться от отчаяния. В какой раз? Пятидесятый, сотый, тысячный? Милая, тебе давно не несколько лун, сказка закончилась, пора перестать в неё верить. Стать реалистом и убедиться - единожды повторяется лишь счастье, остальное ты повстречаешь множество раз. А между тем, разомлённое отвлечёным состоянием сознание унесло в далёкие воспоминания, которым даже сопротивляться не хочется. И они тянут за собой, вырисовывая перед взором немного мутные, но ясные картины.
Это была середина второго цикла Цветущего Камыша. День настолько жаркий, что можно сойти с ума даже сидя в тени, кажется, песчинки подскакивают, не выдерживая напор жара, и земля накалена до предела, особенно мягкая, будто плавиться, а наступать - больно, обжигает, особенно когда ступни проваливаются, словно зарываешься в угли. От воды и той не исходит привычной, дорогой сердцу прохлады, отчего невольно начинаешь смущаться и путаться, пытаясь понять, как может измениться это нерушимое, такое же, как определение неба: оно ведь голубое, всегда голубое. А теперь вода насыщенно-тёплая, пить неприятно, купаться не тянет (когда-то мать запрещала, а теперь ей всё равно, поэтому можно заходить по грудь и плескаться, главное - чтобы не увидели серьёзные воители, иначе затолкают в детскую, а там торчать - вообще скука смертная, этого только не хватало). Раньше любила, нравилось ощущение мокрой шерсти, будоражащих прикосновений ветерка к ней. Нравилось брызгаться, топать и весело фыркать, а ещё гонять по мелководью камушки, представляя, что это особенно своенравная рыбёшка, которая постоянно вырывается из лап. Но надо поймать, и она старается исполнить данную подсознанием команду, даже сопит от сосредоточения, представляет, как все вокруг потом обрадуются, ведь это такая тяжёлая добыча! А поймала её - она, Птенчик. И те коты, кто никуда не спешили, порой даже соглашались подыгрывать, хвалили, улыбаясь. Только потом стало ясно, что это были не улыбки гордости - сочувствия к тяжёлой судьбе малышки, один за другим теряющей членов семьи, особенно Усика. В таком юном возрасте присутствовать при смерти брата... Целитель утверждал, что всё забудется - юная память изменчива, под грузом знаний и событий сотрётся. А кошечку продолжали мучить по ночам кошмары, она ещё не знала тогда, что будет нести их через всю жизнь, не подозревала, сколько других таких же тяжёлых историй прибавится и будет соперничать за место под луной, за право напомнить о себе текущей ночью. Пока что Птенчик понимала лишь одно: сегодня - её посвящение, самый радостный, самый торжественный день в жизни, по крайней мере, сейчас это так. Она станет оруженосцем, сможет выходить в ельник, увидит большую реку, заберётся в самую глушь Камышовых Зарослей, о которых так много говорили в племени. А ещё, она будет учиться искусствам боя и охоты, станет лучшей и за себя, и за брата. А наставником будет самый уважаемый кот племени. Детские мечты, как они чисты и прекрасны в своей наивности, ведь в них действительно верят. До глубины души, всем сердцем. И день кажется настолько волшебным (ещё несколько минут до того, как разнесётся над лагерем голос предводителя, ещё можно несколько секунд верить в сказки), что не замечаются тяготы непогоды, если солнцепёк, конечно же, можно так назвать. Не смущает то, что не поют птицы, разомлев от духоты, то, что нет ветра, который она так любила (что поделать, дитя зимы; этот сезон перевернул всю её только начавшуюся жизнь с ног на голову, но она уже сейчас чувствовала, что Голый Камыш будет ждать с особенным трепетом, с таким же, с каким сейчас ожидает начала церемонии). И даже трава, цветы, деревья поникли, оказавшись не в силах противопоставить что-то свирепому жару безжалостного солнца. За что оно так сердилось, почему старалось выжечь всё вокруг? Ей говорили, что так всегда бывает, что она привыкнет. А Птенчик соглашалась, что привыкнет, но была убеждена - не смирится; не полюбит Цветущий Камыш, даже не смотря на его богатый улов. И даже можно заметить, что сейчас, когда стоит смертельная духота, добыча также не стремится выбираться из укрытий, как и в лютый холод, а бродить в её поисках котам подчас тяжелее, чем в холода. Так что ещё, спрашивается, хуже? А потом всё начинается. Кошечка наскоро прилизывает топорщащуюся от волнения шерсть и выходит вперёд. Сердце бешено стучит, настолько громко, что слова предводителя едва слышны сквозь гул в ушах, а ведь она так хотела жадно ловить каждое слово. Лапы подрагивают, но она заставляет себя стоять прямо, смотреть твёрдо вперёд, а не куда-то на землю, по которой ползёт упитанный червяк. Не поймать его - огромное искушение, но она понимает, что это осталось там, в детской, а Птенчик вот-вот превратится в оруженосца. И заставляет себя прислушиваться, дышать глубже, глотая раскалённый воздух. Вот, прозвенело новое имя, она почтительно лижет предводителя в плечо, всеми силами стараясь осознать, что она теперь - Журавль. А в наставники ей дали Пенящегося. Кот опытный, но молчаливый, какой-то угрюмый, смотрит недружелюбно. Это немного пугает, но юнатка трётся носом о чёрный нос, не желая терзаться сомнениями в такой на редкость торжественный момент. И сердце замирает, ощущая болезненный укол, лишь тогда, когда полосатая понимает: мать на посвящение даже не вышла из палатки. Её мать, мамочка, которой она приносила первые ромашки тёплого сезона, собранные на краю поляны, чтобы порадовать. А сама тогда ободрала ещё мягкие подушечки лап, пока копала, но даже боль не казалась такой неприятной, ведь цветы были красивы, они того стоили. Красивые цветы для самой любимой кошки... Её мама, в мех которой она зарывалась розовым носиком, когда становилось грустно и страшно. Она пахла можжевельником и лавандой, и эта смесь всегда прогоняла любые кошмары, какими бы зловещими они ни были; становилось легко, приходил новый, светлый сон. А теперь она не вышла, не посмотрела, стало ясно, что ей просто всё равно. В это не хотелось верить, она бы ни за что не стала, если бы не предшествующая этому череда событий, которые указывали на тоже самое. От обиды и отчаяния на глазах выступают слёзы, такие же горячие, как нагревшаяся вода. И нет больше улыбки, не топорщиться взволнованно шёрстка, пушистый хвост обвис. Нет больше никакого торжества, нет и не будет, если не присутствовала Она. А вокруг равнодушные взгляды, все вернулись к своим делам, а до неё, естественно, никому нет никакого дела. Суета, шум - всё мимо неё. Журавль просто стоит, уставившись в одну точку. Было счастье - и нет его. Прощай, сказка; теперь она знает: тебя не существует.
Картина рассеивается, словно дымка над водой. Серебристая, тянется к небу и тает, как таял лёд в начале сезона, отступая, давая волю скованной воде. Крик Журавля не знает, почему вспомнила об этом сейчас, наверное, просто совпало с настроением, вот и навеяло. Она любит припоминать то, что было раньше, её это совсем не коробит: да и должно ли? Зачем, почему? Это ведь части её жизни, они не всегда счастливые, но от этого не менее важные, их необходимо любить также, как и историю предков. Она тоже не гладка, не однозначна, но увековечена, в отличии от жизней, покуда будут те, кто готов рассказывать или просто будет знать, помнить. А таковые существуют, будут. Например, ветер. Та самая стихия, она слышит и вечна, покуда не рухнет мир, чего не случится. А даже если и произойдёт, будет уже не важно, ведь не останется ничего. Не будет ни нового, ни старого, ведь история не сохранится. И это уже никого не будет коробить. Рядом охотится Щучка, его преследует неудача, но старшая воительница не разочарована. И смотрит твёрдо, ясно, словно желая объяснить это. Не отрываясь, поощряя на вторую попытку. И он, словно чувствуя это, старается реабилитироваться. Вновь бьёт по воде лапа, заставляя её проминаться. Слабая ли она - вода? Нет, она сильная. Податливая, но в этом её преимущество. Принимая любую форму, расступаясь, впуская в себя, обволакивая, она лучше, чем кто бы то ни был, приспосабливается к существованию. Ей ничто и ничто не помеха, открыты любые двери, любые протоки. Весь мир как на ладони, по нему просто нужно пробежать, протечь. И даже лёд, который подчас так просто разломить, однажды тает и превращается в воду, стойкую, пробирающуюся под землю, чтобы продолжить жить и напоить. Удивительное явление. И у Щучки получатся, он-таки вытягивает из реки рыбку и добивает её. Не смотря ни на что. Наблюдение прогнало сонливость и побудило желание растрястись самой. Лениво поднимаясь, она вытягивает сначала левую переднюю лапу, слегка нагибаясь к земле, затем и правую, прогибаясь так, что грудь касается влажной от не сошедшего до конца снега земли. Спина прогибается мощной дугой, задние лапы напряжены, хвост поднят и также чуть выгнут, коник его смотрит в сторону макушки. Мышцы растягиваются, словно струны, по телу протекает лёгкая, едва ощутимая волна боли, но она блаженна. Тело готовится к действию, наливаясь силой, напряжение идёт на пользу, оно позволяет окончательно расстаться с оцепенением. Не выпрямляясь, охровоглазая водит плечами, играя мускулами, а затем вновь прогибается, ещё глубже, слегка отставляя задние лапы, отчего поза превращается в неустойчивую, неудобную. Слышен хруст позвоночника, какой-то странный поток удовлетворения растекается по телу. Теперь она довольна и готова, что главное. Выпрямляется, отряхивается и подходит к кромке воды, выискивая новое место на берегу. То, старое, уже успело выдать себя, а значит, рыбалка там не сможет быть удачной. Ей же хочется поймать. И она привычно застывает, превращаясь в изваяние, позволяя ползти по макушке какой-то мушке, солнцу бродить по шерсти, изучая, растирая. А ветер не вернулся, жалко. Его ободряющие, отгоняющие жар лучей потоки сейчас были бы очень кстати, однако довольствоваться приходится тем, что есть. Всё, что угодно, лишь бы не выдать новую позицию. Улетел мушка, на некоторое время затихли птицы, а она продолжала выжидать, зная, что песня продолжится, а рыба - появится. Предчувствие не обмануло, чешуя блеснула. Прозрачная вода с лёгкостью выдала свою жительницу, даже не задумываясь об этом. Подсохшая было лапа смело ныряет, нащупывает когтями окуня и готовится пропороть. Всё - доли секунды, но добыча срывается, однако вода уже окрашена кровью. Тонкий, аловатый поток грязным пятном покрывает поверхность, но её безжалостно рвут: вторая лапа опускается в воду, и раненый обладатель плавников выброшен на берег, где добит точным укусом. Кажется, он даже не успел понять, что произошло, даже биться не начал. Так даже лучше, гуманнее. Впрочем, какое старшей воительнице дело до этого, до гуманизма? Она просто исполнил свой долг перед племенем (рыба ведь накормит кого-то из него), то, что умеет. Но так было не всегда, и перед взором распускается пышным букетом красок новая картина. Новое воспоминание.
Это было на следующее утро. Было по-прежнему душно, спать на новом месте оказалось невозможно: мало того, что жарко, так ещё и непривычно. Тесно, шумно. Журавль не выспалась, но всё бы ничего, не будь, опять же, так жарко. Казалось, деревья сунулись, похудели, и за них было больно. Она сама не знала, почему, наверное, к этим величественным творениям она чувствовала особую тягу. такую же, как к ветру. Жажда оказалась сильнее и, добравшись до крошечного, почти пересохшего ручейка за ивой, кошка принялась жадно лакать тёплую, невкусную воду, испытывая неподдельное наслаждение. Пусть не свежая, пусть привкус неприятный, но она щекотала глотку, мягким прикосновением стирала сухость пасти; за одно это можно было благодарить. Возмущаясь тому, что даже ноч не даёт передышек, новоиспечённая ученица откликнулась на зов наставника, указывающего ей на общую кучу. Есть совсем не хочется, слишком жарко. Даже в животе не бурчит, хотя прошло больше десяти часов с момента последней трапезы. Однако. её заставляют, утверждают, что надо, а спорить нельзя. Приходится выбирать себе полёвку поменьше и садиться жевать. Кисло, без аппетита. А Пенящемуся всё равно, оно и понятно: наверняка привык уже. Да и вообще, кот казался совершенно безэмоциональным, имеющим лишь долг и знание, когда и в каком направлении ему надо следовать. Так, очевидно, и жил. Это показалось юнатке невероятно скучным, но спорить она бы не осмелилась. С трудом проглотила последний кусочек, отчиталась, после чего тут же была направлена из лагеря на первую тренировку. Даже умыться не успела, но возмущения были проигнорированы. Отчасти Пенящийся виноват в том, что девчушка начала разговаривать с растениями, водой, камнями. Она и так была замкнута, а он не смог помочь раскрыться, лишь загонял сильнее своим равнодушием и молчанием, холодной отстранённостью, играя на клавишах строящейся личности. Отчасти виновата мать, отчасти - племя. Полосатая не могла справиться сама, помочь же никто не пожелал. Теперь нет смысла винить, как сложилось. А тогда было очень больно и обидно. Именно об этом думала оруженосец, следуя за рыболовом к Реке и стараясь слушать короткие, скудные напутствия, наставления. Когда получаешь мало, начинаешь ценить и жадно хватать каждую крошку, это юнатка поняла и усвоила быстро. Как и то, что отвлекаться нельзя - хвост учителя бьёт больно. После второго раза захотелось и самой кого-то так ударить, но жестокость - не её метод, выходя из ельника к реке, Журавль окончательно убедила себя в этом. Лучше справедливость. Знала бы она, как неоднозначно это понятие... Между тем, наступает череда кошечки отвечать на вопросы. А она не знает, просто не представляет, как нужно ловить рыбу. Жара мешает думать, давит, душит. Дорога показалась невероятно долгой и ухабистой, хотя она и догадывалась, что, на самом деле, всё было иначе. От неё всё ещё ждут чего-то, охровоглазая силится, хмурится, но всё впустую. Кажется, вот-вот из нагретых, виновато прижатых ушей от огорчения и стыда повалит дым, когда она робко бормочет что-то о стойках. На самом деле, они касались полёвок да птиц, о них просто говорили старшие оруженосцы, а полосатая подслушала. Теоретически даже права была, но на практике важнее было просто аккуратно выбрать место, сесть и застыть, а потом быстро среагировать. Но откуда она может знать это? Где-то в глубине души утопает в непонимании, чувствует, что стыдиться не надо - нечего, но всё равно выглядит понурой. Не ради жалостливого вида, абсолютно искренне. Ей тоскливо, опять обидно, а процесс обучения уже не кажется таким заманчивым и радостным, как раньше, как вчера. Вовсе не от того, что трудно, просто тускло, бесцветно, непонятно. И совсем неинтересно, несправедливо. Пенящийся выглядит строго и равнодушно, даже немного отстранённо. Он не зол, не разочарован, это кажется непонятным. Она ведь не смогла, верно? Молчание затягивается, но вот, наконец, учитель начинает объяснять, как этих самых рыбёшек нужно добывать. Журавль приободрилась, живое воображение рисует картины, так оказалось проще запоминать. И даже немного просыпается интерес, но выдавать его не позволяет атмосфера. Всё вокруг кота словно говорит о необходимости быть сдержанным, а она поддаётся этому влиянию, забывая желание подпрыгивать от нетерпения. Стоит ровно, кивает. Не о таком мечтала, но ведь это не главное, лишь бы не отказаться от стремления стать лучше. И за себя, и за брата. Не откажется, сможет и выстоит. Стоя у кромки воды и получая команду поймать рыбу (или хотя бы попытаться сделать это), в очередной раз повторяет заученную, самолично придуманную клятву. И ведь правда донесёт. Но, опять же, это - будущее. А пока что хвостатая старается выбрать место, ориентируясь на то, что говорил наставник. Выбирает тщательно, ощущая на загривке прожигающий, не мигающий взгляд. Он мешает сосредоточиться, поэтому юнатка старается игнорировать. Наконец, усаживается и косится за одобрением, но взмахом хвоста ей дают понять, что действовать следует самой. Журавль тщательно припоминает, что надо делать дальше, невольно застывает, демонстрируя тот самый шаг. Когда вспоминает, вздрагивает от удивления, но заставляет себя вновь замереть, уже сознательно. Это сложно, солнце слишком сильно припекает спину, начинает чесаться ухо; и вообще как-то неудобно, неуютно. А надо, поэтому терпит всё, умоляя рыбу появиться поскорее. Когда начинает казаться, что всё напрасно, небольшая появляется небольшая уклейка. Вроде бы, подплыла достаточно близко, можно целиться и пытаться подцепить. Кошечка так и делает, но сидение дало о себе знать, жест оказался слишком энергичным, нетерпеливым. И сидела крапчатая слишком близко к берегу, поэтому неловкое движение перевесило, и клубок меха, не успев даже сдавленно пискнуть от страха, кубарем скатился в воду. В реке оказалось намного глубже, нежели в небольшом ручейке, течение сильнее, а подбирающийся страх парализовывал. Журавль слишком поздно поняла, что произошло, вода уже сомкнулась над головой, кошечка попыталась вздохнуть, но не сумела, её словно зажало со всех сторон нечто невидимое, но невероятно сильное. На подсознательном уровне чувствовала, что нужно выбраться, чтобы добраться до воздуха, но ведь не умела плавать, а паника подступала всё ближе. Бешено била лапами, чувствуя, как они слабеют, задыхалась, но, вспоминая повторенную совсем недавно клятву, убедилась: тонуть и умирать она не хочет. В общем-то, неудивительно, кто ж в её возрасте может выразить такое желание? И полосатая начала бить лапами, вытягивать шею, тянуться. Перед глазами всё плыло и белело, поэтому яркий солнечный свет резанул. Воздух, славный, родной воздух, который можно глотать пастью, едва не урча от удовольствия. И светило вовсе не вызывает негатива, сейчас кажется таким любимым, драгоценным, смотрела бы, не отрываясь, даже сквозь боль в глазах. Она не могла надышаться, глотала воду, сама того не замечая, продолжая бешено лупить лапами, дабы вновь не уйти на дно. Но она не знала, как выбраться, просто не представляла. Было ужасно страшно, сердце безумно колотилось, но усталость прошла, вытесненная адреналином. Ученица мяукала, громко прося наставника помочь, но он остался холоден и непреклонен, не сделав даже шага в сторону борющейся за жизнь, заявил, что она должна справиться сама, что это у неё в крови, значит, должна вспомнить. Это показалось полной дикостью, но возможности обдумывать и возмущаться не было. На свой страх и риск, кошечка перестала бить лапами, постаралась расслабиться, отдаться на волю реки, а когда вновь накрыло с ушами, а нос засаднило от попавшей на вдохе воды, начала грести. Немного вздорно и резко, но чётко. Двигаясь к берегу медленно, но держась кое-как на поверхности, всё ещё дрожащая от ужаса, хвостатая даже не осознавала, что плывёт, она просто отчаянно хотела выбраться на землю, чтобы всё это прекратилось. Постепенно возвращалась усталость, но берег был уже близко, Журавль цепляется за него лапами, подтягивается и падает на пожухлую, выжженную солнцем траву. Не это сейчас важно. Можно расслабиться, расслабиться полностью и застыть - теперь это не казалось чем-то сложным. Кашляя, отплёвываясь, стараясь унять дрожь, она кое-как села, чувствуя, как успокаивается сердце. Хотелось упрекнуть наставника в том, что не помог, хотелось пожаловаться, но было ясно: никто не пожалеет. И она смирилась, начала закаляться, смиряясь с реалями жизни и в очередной раз убеждаясь, что жизнь - не сказка. Не существует сказок. Полосатая едва успевает прийти в себя, а Пенящийся уже ведёт её на первую боевую тренировку. И кошечка умудряется вынести даже её, едва добирается до лагеря и падает на подстилку, тут же засыпает. И жара не мешает, а на следующее утро дико хочется есть, пусть погода такая же душная. Обстоятельства превыше капризов. И ведь охровоглазая не начала бояться воды, напротив, искренне полюбила. И рыбу мечтала научиться ловить, отточить мастерство, что также сделала. В будущем, которое сейчас - настоящее. И наставника не возненавидела, привыкла. Стала суровой, требовательной, холодной, но... Знающей грань, способной сочувствовать и помогать. Стала собой. Из Птенчика в Крик Журавля, от котёнка до старшей воительницы. Через все беды, трудности и препятствия. Только вперёд; и до сих пор так. Речная встряхнулась, отбросив воспоминание. Оно - прошлое, а в настоящем ей было бы неплохо поймать ещё одну рыбку, тем более, что она сама плывёт в лапы. Некоторое время охровоглазая просто наблюдает, даже не боясь упустить, выбирает момент придирчиво, терпеливо. Могло показаться, полусонно, но нет. Она уже успела встряхнуться, а второе воспоминание было слишком живым и ярким, губы до сих пор сияли лёгкой улыбкой. Секунда к секунде, улучив момент, запускает лапу в воду, поддевает уклейку под жабры - совершенно непроизвольно, она не целилась куда-то конкретно, главное - поглубже, чтобы не соскочила. Выбрасывает на берег, но обладательница плавников, почувствовав, что её больше не удерживают, пытается вырваться и улизнуть, скатившись с берега обратно. Не успевает, мощная лапа давит, прижимая. Охотница быстро добила уклейку, сложила её к двум первым рыбёшкам и, добродушно хмыкнув, подошла к Щучке, ласково потрепав его хвостом по ушам. Отрицательно качая мордой, она отозвалась уверенно и чётко, с привычной ноткой мягкости. Все знают, на персиковой морде она появляется только при общении с детьми и редкими соплеменниками, самыми близкими. Хотя это, наверное, совсем неудивительно. А голос чуть охрип от долгого молчания, но всё равно самый приятный, самый близкий, уверенный и убаюкивающий, как в детстве, он словно вдыхал в душу юнца новые силы для следующих свершений, что уже не за горами.
- Нет, не преувеличивает. Неудачи случаются у всех, а со второй попытки ты сумел-таки удачно завершить рыбалку. Тем более, у тебя ещё всё впереди. Ты молодец, не вздумай опускать лапы, продолжай стараться, тогда однажды ты сам поразишься своим успехам. Самосовершенствование - дело всей жизни. А теперь, пора возвращаться в лагерь.
Вернувшись и кое-как взяв в пасть трёх рыб (за хвосты), она направилась туда, увлекая за собой сына. Охота принесла умиротворение, спокойствие и укрепившуюся гордость за сына. Слышать - одно, но видеть своими глазами - совсем другое. Когда убеждаешься, что твоё дитя оправдывает ожидания и силы, что были вложены на ранних этапах в крошечный комочек, понимаешь, что сделал всё верно, нигде не ошибся, а это всегда важно. Тяжело жить, понимая, что загубил чью-то судьбу неверным словом, действием, случайной нехваткой терпения; но дышится свободнее, если есть доказательства обратного. Охровоглазая желала своей семье только счастья, но обладала достаточно тяжёлым характером, находиться рядом с такими всегда непросто. Зная это, приходится пользоваться любой возможностью сгладить, подтолкнуть в нужное русло, исправить возможное отклонения. Их нет, и на сердце распускаются цветы. Взаимоотношения крепнут, не смотря на появляющиеся время от времени невзгоды, что лишь подтверждает: нет преград, если существует истинное желание, рвение, если связь протянута и нить достаточно прочна. Требовать большего, наверное, глупо и бесполезно. Нужно учиться ценить до того, как начинаешь терять, обойти пресловутые грабли с гордо поднятой головой. Над ельником начал опускаться полумрак, серые тучи заволокли небо, но они не были похожи на грозовые. Восходящая луна столкнулась с заходящим солнцем, скоро появятся звёзды, чтобы расшить бархатное платье ночи. Земли Светлолесья наполнятся звуками ночи, протяжно завоет ветер, пугая впечатлительных личностей. Между тем, парочка добралась до места и, наскоро перекусив, отправилась по палаткам, чтобы восстановить силы к завтрашнему дню, такому же насыщенному, как и этот. Мать и сын устали, но были действительно счастливы. Так может, счастье - всё же не эпизод? А сказка... Её мы творим сами; стоит только захотеть.

Родная, Великая река, бесконечно буйная и неукротимая, наконец героически воспрянула из-под гнетущего забытья. Стеснённая заберегами, редким льдом, она бесстрастно срывала с себя сковывавшие течение неподвижные ледяные укрепления, пробивая бреши, кроша лед в куски, в иглы, в снег... Река воспрянула, взыграла прежним духом, прежней жизнью, даруя и одновременно отнимая её у других. Но вместе с водой и её неустанным ритмом взбодрилась не только рыба и дичь, камыш и деревья, но и полноправные дети, внуки её природы, душевные заложники и преданные невольники неисчерпаемой красоты и силы животворной воды - коты и кошки всего Речного племени. Охваченные новыми заботами, обязанностями и событиями, полностью обращенные в них, они казались той самой рекой, стремительно, бойко и решительно преодолевая не первые и даже обыденные трудности сменившегося сезона. И впервые на сердце ощущалась та самая радость и ликование в честь новой, ожидающей его жизни, но холод и лёд, почему-то, по-прежнему не сходили с доселе нахмуренной морды. Но требовалось лишь время, некоторое время, и солнце в глазах станет еще теплее, с большей и уверенной любовью отражая в себе самый дорогой и самый бойкий ручеёк.
- Не хмурься.
И как она все видит? Усмешливо покосившись в сторону крапчатой кошки, утром настоявшей на совместном патруле, Львинозвёзд вновь помрачнел надвигающейся над головой тучей - лишь на мгновение обратившись в тень, златогривый коротко задумался об охоте, смекнув, что подобная ветреная переменчивость отнюдь не на лапу рыболовам. Стоит только наметить рыбу под прикрытием темноты, как выглянет назло неожиданное солнце, бликом и отсветом лишающее возможности достойно прицелиться.
- Простуда Ручей на котятах не скажется, - вдруг вновь заговорила Крик Журавля, и предводитель даже сомнительно остановил в задумчивости шаг: И как она все успевает узнать?
- И вообще не думай о них, ты не поймёшь, пока не увидишь их собственными глазами и не начнёшь замечать свои черты в поведении, внешности. Только тогда понимаешь, что котята - чудо, - ободрительно наставляла бывалая королева, невольно вынуждая Львинозвёзда просиять мечтательной улыбкой. Ведь его ждут малыши! Родные малыши, от любимой и ценимой кошки... Которую он добивался, без которой просто-напросто зачахнет, без которой он не знает себя нынешнего. Ручей зародила в нем ту самую жизнь, тепло и ясность ныне преуспевающего солнца, а сейчас держит под сердцем взаимный лучик благодарности, отчего становилось действительно добрее и светлее.
- Как же о них не думать, Крик Журавля? Они... они же мои, - улыбчиво рассмеялся Львинозвёзд, невольно отмечая соплеменницу второй кошкой, которой он мог доверить себя живого и тайного, - Мооое чудо, - обозначившись игривым прищуром, продолжил златогривый, высматривая в воде, волнуемой ветром, скопление рыб. Лидер выбирал будто особенную, ту самую, в некоторой увлеченности попеременно разбегаясь зрачками. Пропустил уклейку, одобрительно кивнув соседствующей охотнице, не уделил внимание сочному карасю, после понадеялся на плотвичку, но вовремя зацепил окунька, упрямой стремительностью лапы прибивая рыбу к подводным камням. Удерживая её сквозь течение, придавливая второй лапой, Львинозвёзд наконец изловчился, при ударе об камень ощутив предательскую боль досадного ушиба.
- Я бы тоже ещё раз родила, но Барсук - увалень, и куда-то от меня укатился.
- Не волнуйся, может повезет поймать его в патруле, - в очередной раз солнечный и непривычно улыбчивый, Львинозвёзд, даже не заостряя внимания на поврежденной лапе, лишь подмигнул старшей подруге в поддержку. Барсук был отличным воителем и просто котом, и златогривый порой действительно удивлялся его благородной настойчивости. Именно он помог Крик Журавля хоть ненадолго позабыть о предательстве и несчастной судьбе матери-одиночки, оберегая и сочувствуя столь своенравной и самостоятельной представительнице слабого пола.
- Кстати о патрулях! У меня к тебе есть некоторое предложение, - ненароком задумался лидер рыболовов, аккуратно вымещая на пожухлой траве недавнего окуша - быть может, Ручей он понравится, - Покуда наш глашатай в завидном положении, неплохо было бы заранее выбрать ей заместителя. Как думаешь, ваши с Барсуком планы на ясли еще могут немного подождать? - шутливо и вкрадчиво спросил Львинозвёзд, мысленно подытоживая очевидную положительную реакцию уполномоченной и беременной возлюбленной. Ручей доверяла Крик Журавля, и он не сомневался в том, что соплеменница отлично справится с новой и почти незнакомой ролью временного глашатая.

• Лагерь, палатка целителя →

- Какие планы на ясли, о чём ты? Ничего не будет. Было... Но уже не будет, да.
О чем ты, Крик Журавля?
Медленно всматриваясь в морду говорившей соплеменницы, златогривый предводитель едва поежился от заставшей его дрожи, в озадаченной наружности внимая крайне расстроенное и поникшее состоянии крапчатой кошки. С тихим и усталыми всхлипами отстраняясь куда-то взглядом, в горячи сдерживая неукротимый порыв отчаянности и слез, доселе гордая и уверенная в себе кошка в очередной раз представилась Львинозвёзду слабой единицей: самоотверженной и преданной своей семье, но до конца ей не принимаемой.
- Понимаешь, я ждала от него котят. Я волноваться начала, но решила во время позавчерашнего патруля поговорить. А он не пришёл, мы вдвоём с Крылолапкой пошли. Она так и не простила мне всю историю с её удочерением, - в плохо скрываемом волнении делилась с лидером сокрушенная воительница, в смятении лишь ускоряя ритм повествования - словно там было что-то еще, более страшное и необратимое, и если не сказать этого сейчас, то будет уже поздно.
- Я потеряла их, Львинозвёзд. И даже Метель не знает, скажется ли это как-то потом.
Не может быть!
В опешенности не находя слов, нет, даже с усилием разбирая собственные мысли и чувства, златогривый предводитель просто замер в ожидании неизвестного. Ему, как будущему отцу, обращенному в прекрасное мгновение интриги, было на самом деле тяжело принять к сведению подобную потерю в его племени. Впрочем, Львинозвёзда волновала ни сколько упущенная возможность на здоровое поколение, а скорее жизненная трагедия несчастной Крик Журавля, и без того пережившей немало трудностей.
- Мне очень жаль, - скупо отозвался массивный кот, опечаленно и глубоко вздохнув - он мог лишь посочувствовать, и то не в полной мере. Что значит для него потеря родных? Маленький Львёнок вырос в достатке и крепкой семье, не познав горя утраты. Судить рыболову было сложно, и он, скорее принимая на перевес радость, нежели чужое несчастье, тихонько двинулся к лагерю, прежде удостоверившись в согласии Крик Журавля помочь племени в случае необходимости.
Ты сильная, Крик Журавля. И ты обязательно с этим справишься.

В последнее время у иссиня-черной было достаточно много времени, и чаще всего она могла делать все что ее душеньке захочется : хочешь иди на хоту, хочешь лежи отдыхай, можно помочь Метель с травами, сходить проведать старейшин, ну и разумеется, отдохнуть. А данное чудо-причудо было дано кошечке из-за того что ее наставница, Пересмешница, удачно родила. После неудачной охоты, черношерстая немало времени пролежала в палате целительницы, поэтому даже пропустила момент когда, грубо говоря, лишилась наставницы. Родила Пересмешница раньше срока, поэтому выжило только двое. Это были бело-рыжая девочка, которую назвали Зимкой, и копия матери, серебристый котенок по имени Снежок. Ох, какие же они милые! Речка не раз думала о том чтобы обзавестись котятами, но всегда приходила к одному и тому же выводу, что если она и родит котят, то только если лун так в 20-30, вот так. Наставника ей назначили нового, кстати, он являлся отцом двух малышей, зовут его Вислоух. К сожалению он так редко приходит на тренировки, что синеглазке приходиться самой себе назначать разные задания.
Но, в этом есть и плюсы. Когда иссиня-черная только стала оруженосцем, она была так загружена учебой, что и позабыла совсем о своем друге Сычике. Сейчас же она наоборот, более с ним сблизилась. Они часто ходили вместе, гуляли, веселились. Думая о зеленоглазом, кошечка начинала ощущать странное, но такое приятно чувство. Как ей было известно, обычно такое чувство называют любовью. Не раз синеглазка любовалась рыжим котом, когда у того что-то не получалось и он начинал сердито что-то бурчать себе под нос, кошка невольно улыбалась, после чего подходила и пыталась развеселить. Он ей нравился, она ему нравилась. Эти чувства взаимны, и от осознавание происходящего начинала кружиться голова, буря эмоций будто пыталась разорвать тело хрупкой ученицы.
Сейчас она шла рядом с Сычиком. Они шли на охоту, к реке. Солнце уже стояло высоко, ласково согревая спины котов. Сегодня погода была особенно приятной. Теплый ветерок, еле дуя, дарил некий уют в Речных землях, свежесть. Совсем еще молоденькая трава, которая уже успела пробиться сквозь землю, блестела под лучами солнца, наливаясь ярко-зеленой краской.
- Чудесная погода, скажи? - добро сказала Речка, поворачивая голову к Сычику.
Вот впереди показалась сверкающая глади воды, на который лучики солнца безмятежно играли, заставляя на некоторое время прищуриться от света.
- Давненько я не ловила рыбу. Что ж, надеюсь на забыла как это делается - пошутила ученица, усмехнувшись.
Аккуратно спустившись к ледяной воде, синеглазка тихо присела около воды, и стала ждать. Вот водой мелькнул красный хвост окуня, а кошка в это время, быстро занеся лапу, ударила по рыбе. Бац! Брызги полетели во все стороны, но это того стоило.
Бедный маленький окунь отлетел от реки на приличное расстояние, поэтому поднявшись со своего места, Речка спокойно подошла к добыче, поблагодарив Звездное Племя и прикончив бедолагу.
- И все таки я его поймала! - радостно мурлыкнула синеглазка Сычику, который усмехнувшись, смотрел на нее.
Подняв с земли священную рыбу, кошечка подошла к зеленоглазому. Добро прижавшись к нему, урча, вдыхая его запах. И большего для счастья не надо.

Отредактировано Речка (2014-03-25 08:46:15)

А ведь они дождались. Наконец-то отступили холодные ветра, главы их заперли посланников высоко в горах, признав победу за более тёплыми потоками, что уже спешили охватить Светлолесье ласковыми, тёплыми объятиями. Скоро окончательно сойдут льды, кое-где уже образовавшие проталины, пульсирующие открытыми ранами, где-то просто истончились до предела, кожица должна была вот-вот лопнуть, и такое её состояние - самое опасное. Иллюзия твёрдости, она многих заманивала в свои ловко расставленные ловушки; ненасытная, желала поглотить как можно больше жизней за тот короткий период, когда ей позволено царствовать. И, даже не смотря на то, что все были предупреждены о невозможности выходить на лёд при таких температурах и вообще в это время года, несколько пушистых нарушителей стабильно вытягивались из воды от сезона к сезону. Благо, заканчивалось это максимум сильной простудой; впрочем, никто не застрахован от возможности рано или поздно замёрзнуть, не сумев выбраться. И почему только не ужесточаются меры предосторожности? Неразрешимая загадка, пожалуй, требующая-таки ответа в ближайшее время.
Крик Журавля шла вдоль ельника, что шёл параллельно от реки. Отметив уже возвращение перелётных птиц, она почувствовала несвойственное для себя желание попытаться поймать кого-то из них, возможно даже нырнуть в гущу Камышовых Зарослей в поисках упитанной уточки, вернувшейся к месту гнездовки. Впрочем, после вчерашней беготни за кроликом по Одинокому холму крапчатая решительно не поражается сменам собственного настроения - весна всегда делала её переменчивой, неустойчивой в мелких желаниях и стремлениях. Неужто попытки откопать скрытый потенциал? Нет, скорее, обычное желание разнообразия после любимой, но монотонной зимы. Удача, кажется, решила улыбнуться ей, правда в неожиданном ключе. Послышался запах куропатки, доносящийся откуда-то из глубин ельника. Решив оставить Реку за спиной и не упускать шанс, старшая воительница пошла на него, надеясь, что недавно перелинявшую и ставшую коричневатой птицу будет не очень сложно обнаружить - любое промедление может стоить добычи. Благо, нить запаха была устойчива, следовать по ней было просто; когда же аромат окончательно усилился, рысь была сменена на осторожную крадучесть. Птица сидела под еловой лапой, было видно через просвет поворачивающуюся округлую голову. Опустив распушившийся хвост, пушистая плавно обтекла ствол, обойдя его полукругом, и нырнула под ветвь, желая зайти сзади. К сожалению, она помедлила, посему смогла лишь зацепиться когтями за хвост и выдрать пару перьев. Однако, еловая лапа не позволила куропатке взлететь сразу, что стало вторым шансом для кошки, не желающей сдаваться. Повторив манёвр, она сразу пустила в ход зубы и сумела-таки перекусить пернатой позвоночник. Подхватив отяжелевшую тушу, охровоглазая вернулась к реке, желая порыбачить. Но там её ждал сюрприз: кто бы мог подумать, что вместо уклейки придётся вытягивать Сычика? Неладное Крик Журавля заметила, едва вынырнув из гущи деревьев, ибо рыжий негодник просто сквозь землю провалился, но это не возможно; значит, сквозь лёд. Досадливо и нервно оскалившись, она бросилась бегом и появилась, когда оруженосец уже умудрился поймать рыбу и крепко поцеловать лёд макушкой.
- Речка, быстро отошла от воды!
Бросая куропатку за землю, рявкнула полосатая на дочь и, подлетев к берегу, распласталась на земле, после чего медленно (вопреки ожиданиям) поползла по льду на брюхе. Она прекрасно понимала, что крупный рост и естественный для Речных вес не делает из неё пушинку, а лёд тонок, посему постаралась как можно ровнее распределить вес на площади вокруг себя: за луны жизни кошка научилась этому фокусу. Добравшись до лунки (благо, она была недалеко), Крик Журавля бесцеремонно вырвала мальчишку из объятий воды, водрузив на лёд, но не отпустив холку. Лишь добравшись до берега (таким же способом) и сойдя на него, старшая воительница выпустила котёнка. Надо сказать, ей чудесным образом удавалось соединять согревающее вылизывание и грозную тираду.
- Вы чем думали, окунеголовые? Лёд в сезон Юного Камыша тонкий, тем более, сейчас потепление. На него нельзя заходить, это знает даже котёнок. Ты что, утонуть решил, бестолковый комок меха? Речка, ты тоже хороша. Почему не остановил Сычика?
Полосатая переволновалась за учеников, посему распалялась всё сильнее, в итоге по несчастной макушке мальчишки прошлась тяжёлая лапа охровоглазой, закончив растирания.
- Речка, немедленно веди его к Метели, не хватало ещё получить осложнение от этого купания.
Строго зыркнув на девчушку, кошка подошла к брошенной куропатке; не понятно было, собралась она контролировать провинившуюся процессию или просто была намерена продолжить охоту.

Вновь удача не оставила меня отлеживаться в палатке и даже не повела в детскую. Умудрившись встать засветло, я просто наглым образом покинула лагерь и отправилась на рыбалку. Я знала, что в иве меня ждут к обеду, а потому собиралась прогуляться до этого времени. Кстати сказать, мне уже сообщили, что быть может я стану наставником одного из котят Пересмешницы. Это была большая честь для меня, так рано стать для кого-то учителем. От этих мыслей по спине пробегал холодок, а я уже думала о том, как будет здорово научить маленького Снежка всему новому и интересному в его жизни. Я обязательно стану хорошим наставником, таким же, как и Тайфун. Буду уделять ему много внимания и конечно же, перво-наперво научу драться. Чтобы ни одна лиса не загнала моего ученика на дерево.
Приблизившись к реке, я ненадолго заколебалась. Несмотря на греющее изо всех сил солнышко было немного прохладно. Сегодня лезть в воду, где она бурным потоком струится по камням, мне не хотелось, а потому я решила спуститься к более спокойному течению. Вздыбив хвост трубой и осторожно шагая меж прибрежных глыб, я то и дело возвращалась мыслями к маленькому котенку, что только начинал свою жизнь. Беззащитный и только недавно открывший глаза, он был смешным и беспечным. Совершенно не знающий жизни и пахнущий молоком матери.
Всплеск воды заставил меня дернуть головой и приблизиться к водной глади. Полосатый окунек резвился то поднимаясь на поверхность, то ныряя ко дну. Выждав момент, я запустила обе лапы в воду, а саму рыбку поймала пастью, практически ныряя.
- Все-таки остаться сухой не получилось,- усмехнулась я, выбираясь на берег, отряхиваясь и кидая рыбу к корням дерева. Присев рядом, принялась вылизывать мордочку и лапы. Негоже, чтобы с меня капала речная вода, которая и навредить, глядишь, может. С другой стороны нужно было закалять маленьких котят и готовить их ко взрослой жизни. Хитро сощурившись, я подхватила окуня и понеслась со всех лап в лагерь. В голове у меня зародилась идея, отпускать которую нельзя было.
----> Лагерь

На самом деле, отправившаяся ранним утром тренировать Сычика и Речку к низинам кошка, вернувшаяся на границе позднего дня и обеда, собиралась немного посидеть в лагере перед патрулём с Ручей и перекусить, но появилась Мрачница, возникшая словно из неоткуда. Стоило ли отказаться от предложения? Возможно, ибо времени было в обрез, а она уже успела поохотиться ночью, добыв для общей кучи форель. Однако, возможность выудить ещё кого-то оказалась слишком заманчивой, чтобы предпочесть ей полусонное сидение в лагере. Посему, задумавшись на несколько секунд, она спокойно кивнула, выражая сдержанным жестом положительное расположение - согласие. Полосатая почему-то решила, что хочет именно к реке, окунуться в воду, расслабиться, чувствуя её массажирующие прикосновения. Посему, она была рада, что и Мрачница мыслила примерно также (это было ясно из тропинки, по которой отправилась парочка, она вела от лагеря сразу к реке, вниз по течению, где оно становится наиболее спокойным, практически весь ельник остался слева, пришлось миновать лишь короткий его участок, срезав угол).
- Сегодня пройдёт несколько посвящений, ты слышала? Юркий достиг возраста воителя, да и в детской есть претенденты.
Отзываясь на какую-то фразу, мяукнула Крик Журавля. Она до сих пор не верила, что её старший племянник, единственный выживший котёнок из первого помёта Пересмешницы уже закончил своё обучение под лапой Львинозвёзда, казалось, только вчера он получил новое имя, навсегда оставив за спиной детскую и лопоухого Шустрика в ней. Впрочем, оно и к лучшему: всегда приятно наблюдать за успехами родных, пусть и не всегда близких созданий. Появляются чувства удовлетворённости и гордости. Когда Мрачница и Крик Журавля добрались до места охоты, первая, не удержавшись, ударила лапой по воде, подняв кучу брызг, что вызвало недовольное фырканье со стороны охровоглазой, прозрачно намекающей не то, что не стоит распугивать всю рыбу в округе. Впрочем, раз уж так сложилось, старшая воительница решила уделить внимание делу, которым давно не занималась: охотой в воде. Зайдя в воду по плечи, она несколько раз вдохнула и выдохнула, словно собиралась погружаться, а затем оттолкнулась лапами и поплыла. Выбравшись на середину реки, кошка натолкнулась на окуня, что стремительно старался унести от неё плавники. Ударив по воде лапой, кошка подцепила добычу, но выбрасывать её было некуда, а рыба, вывернувшись, сорвалась. Пришлось, набрав в лёгкие побольше воздуха, нырнуть за ней и уже на глубине порвать зубами. Вынырнув, полосатая погребла к берегу с трофеем в пасти. Когда же она выбралась и отряхнулась, парочка поспешила обратно в лагерь, ибо Мрачница также успела завершить охоту.

  Погода была достаточно хорошей. На небе не было ни единого облачка, ветер совершенно не дул. Солнце клонилось к закату, а небо начало розоветь, в преддверии хорошей погоды. С каждым днем весна начинает давать о себе знать. Птицы начинают прилетать с теплых краев, в реке уже можно было охотиться, а в лесу дичи стало гораздо больше. В племени наконец начало хватать еды, многие избавились от болезни зелёного кашля, что облегчает работу целительницы. Ах да, и трав в лесу стало больше, а значит, Метель сможет вылечить гораздо больше больных.
   Сегодня Вечерница отправилась на первую тренировку со своим новым оруженосцем, Вороном. После того, как Мрачница, ее бывшая ученица стала воительницей, у Вечи появилось кучу свободного времени, но теперь, предводитель доверил ей нового оруженосца, его имя Ворон. Когда ее новый ученик был еще слепым котенком, Вечерница проявляла особый интерес к нему. Слишком он был интересен ей.
    Наконец, Вечерница и Ворон пришли к реке, где планировали совершить тренировку. Ворон решил первый попытать удачу и подошел к воде. Вечи отошла в сторону, где присела и начала наблюдать за правильностью движения ученика. Ведь он еще молодой, и мог совершать ошибки. Он присел и начал напрягаться, видимо, концентрируясь. Запах рыбы, которая была неподалеку, Вечерница учуяла еще давно, но не подавая виду, продолжала дальше сидеть и смотреть за действиями Ворона. И вот, юнец учуял сам запах, а потом и увидел саму рыбу. Ее чешуя переливалась на солнышке, так что было трудно ее не заметить. Котик ринулся вперед за рыбой, но реакция была не достаточно резкой, и рыба вырвалась и поплыла проч, оставляя за собой алый след от крови. Конечно же, Ворон бросился за раненой, ведь не упускать же такой шанс. Догнав ее, оруженосец исцарапал ее острыми когтями, но этого было не достаточно, и он выбросил ее на берег и там окончательно убил. Гордо повернувшись, ученик ожидал похвалы.
- Молодец, Ворон, - Вечерница улыбнулась. - Не все идеально, но у тебя очень хорошо получается. Теперь я.
    Вечерница начала высматривать глыбу, которая выглядывала из воды. Это нужно, что-бы можно было прыгнуть на дичь и моментально прикончить ее. Увидев подходящий камень, кошка сразу же запрыгнула на него и начала всматриваться в воду. Вот, в воде промелькнула тень и почувствовался отчетливый запах трески. Эту рыбу янтароглазая редко ловит, ибо она очень выворотливая и скользкая. Напрягая мускулы, рыжая готовится к прыжку. Главное, что-бы не ускользнула. И вот Вечерница прыгает, вытянув лапы перед собой. Вцепившись острыми когтями за треску, Вечи выкидывает ее на берег и там уже прикончила ее. Отдав благодарности Звездному Племени, Вечерница повернулась к своему ученику и сказала:
- Отправляемся в лагерь, - подобрав добычу с земли, кошечка продолжила. - Сегодня мы хорошо потрудились.

До чего же здорово было выбраться в патруль после долгого времени, проведенного в палатке целителя! Прошло около семи ночей, и серая, конечно, хоть и была удручена тем, что даже собственный ученик не навестил её, но все же была рада видеть вислоухого мальца, который заметно подрос и постепенно выходил на финишную прямую своего обучения.
Да и к воде, похоже, приспособился. Ну... Не самым удачным образом, но Крик Журавля, благослови её Звездное племя, поправила все положение, спасая тем самым жизнь юному дарованию.
- Надеюсь, Сычик, сегодняшняя рыбалка для тебя и Юркого пройдет по высшему разряду, - бодро развернувшись к своему охотничьему патрулю, сверкнула синими глазами поджарая глашатая Речного племени, взирая на вислоухих подрастающих котов.
- Вы уже совсем скоро станете воителями, а потому и Львинозвезд, и я следим за вашими успехами. Будет очень здорово, если каждая охота станет для вас успешной. Впрочем, и время тому благоволит: холода отступают, дичи становится больше. Можете попытать счастья у камышей, я отсюда слышу, как копошатся водяные крысы, - повела точеным ушком молодая воительница, вытягивая шейку.
- Или у воды. Лично я соскучилась по Реке, - с невыразимой радостью и даже какой-то тоской в глазах мяукнула красавица-воительница, вздырнув короткошерстный дымчатый хвост.
- Так что, ребятки, нос по ветру - и вперед! Встретимся на этом же месте. И пусть Звездное племя пошлет нам добрую охоту, - напутственно и одобрительно, даже с гордостью взглянув на двоюродных братьев, иссиня-серая воительница пустилась бодрым шагом вниз, к Реке, словно манимая её журчанием и запахом воды.
Ну здравствуй, родная.
Остановившись на плоском камне, выступающим в воду, Ручей вытянулась, как струнка, выпрямила шею и, прикрыв глаза, глубоко вдохнула полной грудью аромат Реки, каждый новый запах, ни с чем не сравнимую свежесть и силу. Солнечные блики слепили глаза, и серой хотелось как котенку заплескаться в воде, и смеяться, и жить.
Но прежде - охота. Вернее сказать, рыбалка. Синие глаза, привыкшие к воде, заметили неподалеку от камня темные спинки, балансирующие по течению и почти не меняющие своего положения. Маленькие пятнышки на спинках без труда выдавали форель, и дымчатая невольно облизнулась.
Одно движение лапой - и блестящая шкурка взметнулась в воздух. Ручей, как котенок, соскочила с места, прыгнула на добычу и тут же оглушила. Уверившись, что дичь поймана и обездвижена, синеглазка с высоко поднятым хвостом вернулась на место и всмотрелась в воду. По прозрачным усикам кошки солнечными капельками стекала вода, и рыбки заметно всполошились. Впрочем, еще одну она все-таки умудрилась выцепить, а потому, довольная, она подхватила свой удачный улов и, пройдясь по мелководью, с мокрыми лапами и животом да полной пастью рыбы направилась на место встречи с подрастающими оруженосцами, искренне надеясь, что и тем повезло с охотой.

Ага, конечно, следят они за успехами, последнюю луну провалялась в палатке целителя халтуря не по-детски, да, что там говорить о нашем распрекраснейшем предводителе, каждый день к ней заглядывает, могу поспорить, что тренировки с Юрким забросил.
Сычик вскинул бровь, медленным, растяжным шагом шагая за глашатой, которая, похоже належала себе таки бока в целительской.
- Ручей, кхм-кхм, я бы посоветовал побегать по утрам, чтобы сбросить лишний вес, - прошептал наставнице я на ухо, проходя мимо, устраиваясь неподалеку на берегу.
Хвала небесам лед, наконец, НАКОНЕЦ, растаял, и свалиться сквозь тонкую пленку теперь шансов нет.
Зайдя по колено в прохладную воду, я тихо заурчал, когда, ступая на влажный ил, вперемешку с песком водяное давление ласково давило на лапы со всех сторон, доставляя очешуительное удовольствие.
Стоя в своей родной стихии, я и позабыл, что пришел сюда поохотиться и по своей же ошибке выбрал совсем не плодородное на рыбу место, посему, пришлось пройтись вверх по течению, на встречу весеннему ветру, теплым лучам заходящего солнца, величественным, раскидистым горам на горизонте.
Перышко прекрасной птицы с красивой алой грудкой покачивалось за ухом у рыжего кота, пока тот, медленным, устойчивым шагом преодолевал краткое расстояние против течения, что было сделать довольно трудно.
Рыба проснулась и теперь сновала по дну, прозрачной реки, окольцовывая мои лапы, проплывая мимо. Их чешуя блестела на солнце, когда они спинным плавником задевали поверхность воды, пуская блики по всей глади.
Рыбы копошились в крохотных стайках, терлись о бок друг друга, спешили миновать территорию, где рисковали быть пойманными.
Даже портить такую чудесную красоту не хочется, но не всем дана жизнь, чтобы прожить ее полностью.
Я замахнулся сильной лапой, растопырив пальцы и с силой ударил по воде побрасывая прекрасного обладателя сверкающей чешуи в воздух, хватая его зубами, но по своей же глупости упуская его, однако, успевая поймать его лапой и вновь подбросить в воздух, поднявшись на задних конечностях и сделав выпад головой, захлопнув мощные челюсти на переходе от головы в тело рыбы. Форель. Неплохо, неплохо.
Однако, не все так хорошо, не удержав равновесие на задних лапах, мощный поток воды сбил меня и я на спину упал в воду. Живой. Нахлебавшийся воды, но живой.
И самое странное, что форель все еще осталась в челюстях. А это что плохо? Нет-нет-нет! Конечно нет! Это прекрасно.
Второй моей добычей стала крохотная уклейка, которую, я тоже умудрился вначале упустить, но в последний момент поймать за хвост и очередной раз подбросить, схватив за шею. И опять таки не без жертв, схватив уклейку за хвост очередной поток воды заставил меня потерять равновесия, но опять таки, удача улыбнулась мне оставив рыбешку у меня в пасти.
Когда я удостоил себя чести выйти из воды, оказалось, что выгляжу я настолько нелепо... Мокрый, дрожащий, почти облезлый кот. После того, как я отряхнулся я стал похож на кустарник можжевельника, у меня шерсть топорщилась, как у куста лапы.

Покинув Камышовые Заросли, всё ещё немного пошатывающаяся от силы удара, что пришёлся на пульсирующий болью лоб, кошка поплелась вдоль реки вверх по течению, желая не то углубиться в ельник, не то подобрать наиболее удачное место для продолжения охоты на реке; а может, просто прогуливалась, приходя в себя и собирая разбившиеся на осколки мысли в кучу. В любом случае, перед новыми попытками нужно было вернуть нормальную координацию движений. Сложившаяся ситуация злила, и челюсти то ходили ходуном, то сжимались плотнее, кромсая плоть несчастной, но уже мёртвой, а посему ко всему бесчувственной птицы. На самом деле, полосатая сама была виновата: переоценила себя, недооценила обстановку, а в итоге и без глаза могла остаться, попади удар чуть ниже и левее (или же правее - не суть). Но от осознания этого привкус горечи лишь усиливался, теперь его не забивала даже солоноватая кровь нырки, что осталась на языке после непродолжительной борьбы. Пожалуй, это только усиливало желание продолжить охоту, так что, едва лапы перестали подгибаться, а взгляд начал ровно и точно фокусироваться на предметах вне зависимости от того, двигались они или нет, с прогулкой было покончено, а былое намерение вернуться в лагерь оказалось изорвано в клочья, словно служивший игрушкой для котят лист. Немного поразмыслив, Крик Журавля вышла из ельника, подставив спину лучам палящего солнца, и устроилась на берегу, у самой кромки воды, в ожидании, что вот-вот проплывёт поблизости краснопёрка, уклейка или ещё кто-то. Вскоре подошёл Сычик, пожелавший доброй охоты. Ответив ему тем же, кошка усмехнулась в усы: судя по всему, бояться воды он перестал, что было огромным плюсом. Да и характер улучшился, тоже приятно. Дёрнув ухом, полосатая вернулась к охоте, ибо мимо проскочил кто-то, очевидно, мелкий, но был упущен. Собираясь уже раздосадоваться и даже попытать счастья в другом месте, хвостатая вовремя заметила новое колебание и, запустив лапу в воду, попыталась поддеть рыбу. К сожалению, сделала она это слишком быстро, так как судак развернулся и поплыл в другую сторону, а когти лишь царапнули чешую, однако желания оставлять всё как есть не было. Прыжком сократив расстояние, кошка повторно прицелилась и ударила по воде, на этот раз попав удачнее и сумев-таки выбросить обладателя плавников на берег. Фыркнув, она добила его точным укусом, а после, отряхнув лапы, подобрала обе добычи и потрусила в лагерь, размеренной рысью оставляя следы на достаточно сухой и пыльной земле. Похоже, сезон Цветущего Камыша вновь будет душным и жарким, а жаль.

Тёплый ветерок колыхал шерсть Щучки, а глаза возгорались пылкими янтарями. Тощие лапы - кость, казалось, обтянутая лишь кожей и небольшим слоем мышц - продвигали изящное тело ученика, кой стремился доплестись до реки поспешнее. Погода сопутствовала котику, и тот, разгорячённый, шествовал, приплясывая. Хвост, держащийся параллельно земле, легко покачивался. Облака пускали регулярные рейсы по определённому курсу - вокруг территорий Речного племени, изредка оголяя лазурное небо, выказывая его красоты. Речной отблеск виднелся издали, помогая сориентироваться в пространстве, успешно отыскав маршрут, более удобный для двухцветного. Совсем скоро он уже стоял у кромки воды, горделиво помахивая позади хвостом. Плескучие волны будоражили его инстинкт, и кот готов был сорваться и припустить в рыбье царство. Пока ещё спокойная река медленно надвигалась на берег, обмакивая иссушившуюся землю. Царственные речные покои никто не мог побеспокоить, никто не смел вмешаться в величественную тишину. Но ведь никто не запрещал той же частичке природы вмешаться со своими намерениями, несколько непристойными, но всё же дозволенными. Взмахнув, словно волшебной палочкой, хвостом, котик в последний раз озарился по сторонам, в надежде на спокойную охоту, без посторонних вмешательств. Притаптывая размытую почву, Щучка пытался уловить еле-заметное шевеление плавниками и хребтом. Как только нечто подобное было обнаружено, оруженосец уютным образом пристроился на брегу, разложив «снасти» в виде хвоста и лап. Яркие искорки игриво плясали в янтарных очах, показывая азарливость Речного. Кровь, перегоняясь с излишней молниеносностью, пульсировала в ушах. Сводчатая конечность неумолимо тянулась к водной глади, желая, чтобы рыба самолично насаживалась шашлыком на коготки. А может, прыгала сразу в рот?..
Но Звёздные предки взмолились, и даровали удачу для котика, когда небольшая рыбёшка прильнула к берегу, на мгновение затормозив в раздумьях.
– Ой! – Фыркнул котёнок, когда острая галька безжалостно пронзила упругую подушечку лап, окропив при этом воду алым цветом крови.  Но… только ли его эта кровь? Как оказалось, жестоко располосованная чешуя была окрашена в уже знакомый цвет, а вода хлестала в рваную рану, из которой торчали изломанные кости. Последнее движение было совершено при жизни, а смерть наступила мгновенно. Моргая самому себе, желая удачи в том же, Щучка обернулся назад и положил рваньё подле себя. При этом хвост мутил воду, чего ученик не заметил, выглядывая рыбу с другой стороны. Второй трофей был, успешно, спугнут во время засады, когда метёлка со свистом и брызгами пришвартовалась подле. А вот над последней пришлось попотеть, ведь какая рыба отважится повернуть к уже успокоившейся воде, после такой-то встряски? Лёгкие движения туловищем заманивали и заставляли самому не делать движений. Хвостовой плавник еле трепал заросли на дне, а солнце пускало отблёскивающие и преломляющиеся лучи. Заведя уши назад, образовав эдакий правильный клин, двухцветный стянул очи, но продолжал, уже с прищуром, смотреть на гладкую воду, как где-то в глубине плескалась жертва. Молниеносный рывок лапы, и тепло прошло до подушечек. Вода вновь заколыхалась, мелкая рябь прошлась по воде. Чешуйчатая с успехом начала плескаться на камнях, едва не свалившись, но оруженосец заметил побег и умело подбросил её в воздухе, переместив на несколько мышиных хвостов от берега. Так-то серебряная и потухла, как искорка, отлетевшая от огня. Такая одинокая, беззащитная...