Богомол,я сейчас дописывала один рассказ.. о его идее я говорила тебе в творилке.
Иии... Его нет
Полные описания вырезаны, там рейтинг был R
В первоначальном варианте это было нечто парящего слога, и полное какого-то туманно-сладкого садизма, если ты понимаешь, о чем я
Там, где заканчивается территория Фракции проблемы только начинаются. Итак, дорогие читатели моих мысленных хроник, вы уже вполне поняли, что я по уши завязла в… нечистотах. Невольницей чьих идей я стану попав в эти лапы, догадаться не сложно, однако шансы скрыться незначительны. Левая лапа, правая лапа… бег равномерен, он успокаивает, а в голове крутятся совсем другие мысли. Я не вижу дороги, только границу впереди, и надо бы пошевелиться, чтобы достичь её. Дует ветер, так неестественно врывающийся в это жаркое пекло. Это странно. Мне так холодно…
Мне так холодно. Я промокла до основания, а он ухмыляется и снова окатывает меня ледяной водой с ног до головы. Мы стоим на морозе, а потому я уже дрожу, но не пытаюсь согреться, лишь терплю. Человек ждет, что я попрошусь домой, или подойду к нему, или попытаюсь сдвинуться с места, потому что пытка продолжается уже с получаса и более этого срока я ещё не выдерживала. Но все когда-то бывает впервые.
С моим характером мне бы в санитары, но хозяин, выбирая меня из других, отметил мою скрытность и молчаливость, а также двоякость совершаемых мною поступков. Я была немножко другой, выбивалась из колеи, если приглядеться, но при этом делала это настолько естественно, что не поверить в мою игру было невозможно.
Я не любила хозяина. На самом деле мы скорее были партнерами, чем друзьями. Он выполнял свою работу, а я училась всему, что необходимо для разведчика. Меня не кормили лишний раз, потому что я никогда этого не заслуживала, как говорил хозяин. Он подвергал меня всяческим лишениям и неоднократно мучил мою душу и тело, чтобы в случае моего пленения я могла выдержать и не расколоться, словно гнилой орех. И, к сожалению, я ни разу не видела кого-либо из «Призраков» или других собак. Только одного человека – хозяина и учителя. Моим кредо стало одиночество. Иногда я разговаривала сама с собой, тихо и вкрадчиво рассуждая о своей жизни. Это были редкие моменты, потому что учитель порой сутками проводил рядом со мной, мучая меня каким-нибудь изощренным способом. Я все же склоняюсь к тому, что он был садистом и просто отрывался на мне. И когда я осознала это, поняла, что возможно его бьет жена, на него кричит начальник, или ребенок умер из-за бомбежки города, именно тогда я начала ему сочувствовать. Вы скажете – ненормально сочувствовать своему мучителю? Но когда я впервые положила голову ему на колени и не убирала даже после десятка приказов, когда я начала следовать за ним, пытаясь морально поддержать, глядя своими черными глазами в его пристальные синие глаза – только тогда он стал относиться ко мне нормально. Нет, он все также мучил меня порой, лишь бы держать в тонусе, но редко приносил мне лишний кусочек мяса и подбадривал на тренировках. Редко.
Пытка водой никогда не давалась мне легко. Поначалу густая шерсть раз за разом выручала меня, не позволяя околеть насмерть в первые несколько минут. Потом начиналось самое противное, потому что крепкий мороз тут же ударял по мне, чуть ли не скрывая меня под ледяной коркой. И знаете, если бы он лил непрерывно, то так было бы даже легче, потому как лед бы не затвердевал, создавалась бы хоть какая-то иллюзия тепла и движения. Но нет, хозяин был умен. Он то и дело останавливал струю и я мерзла. Самое противное, что нельзя никак двигаться. Даже язык не высунешь, хотя это немного глупо, высунуть язык на морозе, когда стоишь неподвижно.
Я держалась уже сорок минут, хозяин слегка ухмылялся, но понять, что это значит, было тяжело. Мне в бок вновь ударила вода. Минута, две. Сейчас я снова приду в отчаяние, потому что слышу, как журчание останавливается. Именно это журчание я слышу раз за разом в своих снах, и оно постепенно приводит меня к сумасшествию.
Недавно, проснувшись и вскочив с места, я оказалась в полной темноте. Никаких прожекторов, нет даже света звезд. Шерстка ещё немного мокрая. Я слышу, как журчит вода, этот звук все нарастает. Я пытаюсь понять, что это лишь страх, что страх съест меня, если я не приду в себя, но осознание не приходит. Глаза мои видят учителя, который идет ко мне со шлангом. В глубине души я знаю, что четкие уши услышали бы шаги, что это лишь иллюзия, созданная чересчур живым воображением. Но если я могу на какой-то момент отключить слух, то глаза закрыть не получается. Сейчас я не в состоянии отделить от себя грань вымысла и реальности, она слишком расплывчата и мне не за что ухватиться. Я вижу его, как он направляет на меня воду, и тут же подпрыгиваю, высоко. Затем вбок, снова вверх. Погоня продолжается. И вдруг коридор расширяется. Я бегу вперед, туда, где торчат колья. Я не могу видеть, не хочу больше видеть. В страхе я подбегаю в ограде. А он приближается медленно-медленно. Я теряюсь, не зная, что мне делать, потому что шансов-то нет, и я загнана в угол и холод вновь коснется меня, а я так не хочу сдаться и закричать, потому что мое тело ещё тепло спросонья и ледяная вода будет резать его не хуже, чем ножницы режут бумагу.
И ответ приходит неожиданно, Поворачиваясь к колу, я подхожу ближе и резко, точным ударом выбиваю себе правый глаз. Улыбнувшись, я понимаю, что пытки больше не будет, что она закончена. Я поворачиваюсь туда, где должен был быть он, мой человек… но он не исчез, потому что, пусть и опалённое болью, сознание, мой мозг подает сигналы левому, живому глазу. Я вижу, я все ещё вижу. Я кричу от ужаса и поворачиваюсь к колу, где ещё осталась моя кровь, и я резко подаюсь вперед, лишая себя зрения напрочь. Теперь мне хорошо, пусть меня и трясет от ужаса, пусть я теряю кровь и мне дико больно, но боль можно пережить, а пытку водой – нет. И я падаю у ограды, и чувствую запах крови. Он металлический, с привкусом моей свободы. Теперь я свободна, и больше не увижу его, не почувствую прикосновение холода… в своих снах.
Пятьдесят минут. Мне плохо и я чувствую, как ломаюсь. Заскулив, я подползаю к ногам своего человека, а он треплет меня по загривку и говорит, что завтра я выдержу час. Но я уже не слышу, потому что от боли в мышцах теряю сознание.
Воспоминания непрерывные, они служат сигналом того, что мой мозг деятелен, и я не слепо несусь вперед. Однако я вижу, что это ловушка. Два добермана впереди – ограда, один сзади – хозяин. Я пытаюсь ускориться, но мой мозг уже рассчитал, что попытка бегства провалена. Именно в этот момент я вдруг резко останавливаюсь и поворачиваюсь к тому, кого про себя обозвала «человеком». Вот он, мой враг, мой самый страшный кошмар. Иди ко мне, подойди ближе. Я знаю, как себя с тобой вести, я растяну губы в улыбке, и ты никогда не поймешь, что я такое. А твои тупые прихвостни лишь затявкают к концу моей блистательной речи.
НУ ЖЕ!
Огнелап, здравствуй, лапочка-Огнелапочка :3