Ласковый и родной голос снова ласкает уши и снова становится приятной провокацией на пробуждение. Я приподнимаю голову и утыкаюсь носом в шерсть одной из сестер, что заставляет меня немного попятиться назад и уткнуться хвостом в бок еще одного родственника. В таком возрасте еще рано говорить об устоявшимся отношении к родным, но пока я чувствую только желание отползти куда подальше, избавившись, наконец, от духоты, витавшей в воздухе, и доверить свою шерстку приятным ласкам ветра. Только все попытки пресекаются маминым недовольством и заканчиваются тем же, чем и начались.
Тем не менее за это недолгое время моего существования на этой мховой подстилке, я кое-что начал понимать в этом мире. Например, я могу рассказать о своих сестрах и братьях. Правда, я еще не знаю, по какому признаку их различать и полагаюсь полностью на свою интуицию. Мы все похожи, наверное, потому что выделяться кроме активности и громкости особо нечем, но и это можно связать с личными желаниями. Некоторые больше переживают за свою безопасность, а кого-то больше тянет изведывать новое. Вокруг нас часто собираются разные коты, и если мы с братом слепо тычем носом в пространство и требуем внимания и объяснений, то сестра двигается к маме в поисках надежного укрытия. Объяснений, к слову, нам все равно не дают, либо же мы их просто не улавливаем среди сумбурного потока слов.
Я внимательно слушаю слова своей мамы каждый раз, когда она к нам обращается. Потому что при обращении к нам ее голос становится намного мягче и мелодичнее, и я не преувеличу, если назову это самым лучшим средством для убеждения в том, что: наступило время для сна; не следует так громко кричать о своих потребностях; мы слишком прожорливые; этот листок нас не съест; мы причиняем боль другому, когда пинаемся в борьбе за лучшее место у живота; эти коты тоже любят нас; мы самые красивые детки в племени. Правда, мы часто забываем эти простые истины, но оно стоит того, чтобы услышать ее заботливое мурлыканье еще раз. В других случаях она просто разговаривает с нами, несмотря на отсутствие ответов, и из этих ее речей суть многих слов можно понять без труда просто потому, что они окружают нас и всплывают на губах слишком часто для того, чтобы их игнорировать.
Чувства кошки вроде зрения, обоняния и слуха и так обострены, а в первые дни, при отсутствии первого, можно отчетливо услышать дыхание сестры и щелканье зубов матери во время зевоты. Волнение между нами — братьями и сестрами, так же хорошо различимо, ведь мы спим чуть ли не на друг-дружке и прочувствовать эмоции не составляет особого труда. Иногда они даже сами навязываются. Вот например, твоя сестренка боится движения в кустах, и вроде бы, знаешь, что мать тебя, судя по такой опеке, в обиду не даст, но все равно в сердце страх прокрадывается. А еще, бывает, проснешься, и вроде ничего особенного вокруг не происходит, но все от чего-то урчат, и невольно тебе тоже передается это чувство радости, и в груди раскатывается приятная вибрация. А позже понимаешь, что это просто папа удостоил нас своим вниманием. Его редкие посещения, как главы семьи, мы особенно ценим, и каждый раз стараемся обратить к себе больше внимания.
Вот и сейчас я чувствую это накатывающее с головы до когтей возбуждение вокруг себя. Вот только не могу понять, в чем же причина этого столь внезапного потока волнений. Слышу учащенное дыхание и стараюсь пронюхать ситуацию носом, после чего узнаю новую фигуру напротив. А вот и папочка пришел. Его своеобразный тяжелый запах хорошо различим среди смешанных ароматов молока и крови. Но неужели всех так удивило его появление? Подхватываю всеобщее движение и тяну нос к небу. Как обычно, при повороте на солнце, темнота сменяется теплыми оттенками, только в этот раз эти красивые переливы в несколько крат ярче, а веки пришли в движение и теперь изредка подрагивают. Эти изменения пришлись мне по вкусу и теперь я заинтересованно верчу головой, чтобы насладиться этой новой гаммой цветов, а затем растерянно роняю голову вниз от появившегося головокружения, утыкаясь в собственные лапы, и снова окунаюсь в мир наскучившей темноты. Чтобы прийти в себя мне требуется пара минут и освобождение от всех волнительных мыслей, что дается сложно, учитывая напряженность, которая буквально пропитала воздух во всей детской.
Глаза открылись намного раньше, чем я успел понять что произошло на самом деле. Вышло это случайно, при резком повороте головы. Я не могу сказать, что впечатления от своего "прихода" в этот мир я помню очень хорошо, но примерно в таком же шоковом состоянии я пребываю сейчас. Можно даже параллель провести: если тогда мои легкие наполнились воздухом и я задыхался, то сейчас мои глаза наполнились светом и я слепну от всего этого разнообразия красок, пришедшему на смену однотонной реальности.
Мой взгляд не задерживался ни на одной определенной точке больше пяти секунд после моего великолепного открытия, поэтому я даже не могу вспомнить, что увидел первым. Но то, что я вижу сейчас меня поражает все больше и больше. Все цвета ограничены одной плоскостью и находятся в постоянном движении. Мне понадобилось совсем немного времени, чтобы догадаться что из этих фигур — деревья, кто является живым существом, и отличить вечно мельтешащих туда-сюда жуков от мелких веточек. После такого подробного изучения своего окружения при помощи остальных органов чувств соотнести их с новообретенным не потребовало больших усилий.
Я смотрю вниз и вижу свои лапы, составляющих яркий контраст вместе с корой под ними. Пытаюсь двигать ими и удивляюсь тому, как это все на самом деле происходит. Смотрю в сторону и вижу темную шерсть сестры. Подставляю свой рыжий бок к ее темной лапе и восхищаюсь тем, насколько красиво это сочетается. И почему я смог насладиться этим только сейчас? Сколько информации об этом мире ускользнуло от меня за все эти дни, даже не верится. И мне не терпится все это срочно наверстать! Я оглядываю своих родственников, нахожу маму с папой, которые невероятно высокие и очень похожи на нас с сестрой — так же красиво смотрятся вместе. Я ловлю их взгляды и новые чувства зарождаются внутри меня, новый трепет в груди, до тошноты противный, заставляющий чувствовать себя неловко. Тем не менее взгляда я оторвать не могу, потому что они очень удачно расположились напротив выхода из палатки — эдакой световой дыры с целым, невероятно богатым на различные предметы и явления, миром в нем. Я перевожу взгляд с растений вдалеке на глаза родителей и невольно сравниваю их. Случайна ли эта схожесть или вызвана долгим любованием на определенный цвет? Что, если мои глаза сейчас абсолютно черные из-за многодневного мрака? Обеспокоенно ловлю взгляд сестер, надеясь найти в нем подтверждение своей блестящей теории, но, увы, все оказалось намного сложнее. Цвет их глаз достаточно близок к маминому и лишь присутствие более холодных оттенков портит сходство. Быть может, у всех кошек глаза похожего цвета? Взгляд брата я не смог словить, и поэтому моя новая догадка пока еще остается не подтвержденной.
Моя мама уже общается с открывшими глаза сестрами и я невольно ревную и страдаю от недостатка внимания. Издаю громкий писк, оповещая о своем пробуждении и готовности изучать мир вместе со всей семьей, замолкаю, вслушиваюсь в разговоры. Мама проясняет некоторые давно усвоенные моменты и, видимо, даже не подозревает об уровне наших знаний; рассказывает, кто кем является, а также упоминает подошедшую воительницу, чья шкура тоже горит ярким пламенем в лучах солнца и которой я, по всей видимости, не уделил должного внимания, и зря. Кошка принесла новый объект для исследования. Мама сообщила, что его кодовое название "рыба". Рыба блестит и искрится на свету, завораживает, внедряя в сознание навязчивую идею танцевать вокруг нее, пока не получишь шанса потрогать это чудо собственными лапками и зубками. Ее проникновенный аромат уже не раз ласкал носики маленьких котят, но сочетание ее внешнего вида вместе с мамиными словами о воздержании от мяса сроком в пол-луны — это самое настоящее издевательство с раздражительным раскатом басистого хохота на фоне. Трудно понять, почему нас всех так тянет к мясному. И ведь одного запаха достаточно для того, чтобы быть уверенным в его чудесном вкусе. Вот только проверить на прочность эту уверенность пока не выходит хотя бы потому, что нечем кроме ноющих от боли десен.
Было в маминой речи и нечто совершенно новое для восприятия. Например, мне трудно было догадаться, что такое племя и почему оно речное, а также то, что значит наша принадлежность к нему. Но если повезет, мама повторит эти слова в другом контексте, и, быть может, тогда, я смогу разгадать смысл всего этого. К сожалению, пути проще к познанию всего нового нет и не будет. Мечта о том, чтобы услышать свой голос и излагать свои мысли с помощью него, кажется, больше даже нереальной, чем невыполнимой. Любые мысли слишком необузданны для того, чтобы излагать их максимально достоверно. А уж о том, чтобы перенести этот огромный внутренний мир в слова не может идти и речи. Тем не менее осознание того, что тело котят растет и процветает, открывая все новые и новые возможности, я не в силах игнорировать, принимая это как нечто, само собой разумеющееся. Остается только гадать, что еще за сюрпризы нас ждут в будущем.
Мама предлагает попросить папу покатать нас, но я не совсем понимаю что она имеет в виду. Тем не менее будучи уверенным в безопасности и увлекательности этого предложения, я издаю еще один громкий писк и делаю отчаянные попытки как можно быстрее добраться ползком до родителей, расталкивая все живые и не очень преграды. Преодолеваю небольшое расстояние и оказываюсь у лап отца. Пользуясь случаем, утыкаюсь носом в большую мохнатую лапу и громко фыркаю от противного резкого запаха, словно занесшему сильнейший удар по моей морде. Неловко пячусь назад и снова сталкиваюсь с сестрами, которые, наверное, уже от раздражения мечтают отведать моих страшных, не поддающихся контролю лап заместо любой красивой рыбы. Ловлю взгляд сестры, двигаюсь ближе и виновато утыкаюсь носом в темно-бурую шерсть, надеясь этим ненавязчивым способом избежать любого возможного наказания.