Судьба. Она настолько интересная и невероятная штука, что иногда не поймешь, что же за игру она ведет и что произойдет в следующий момент. Ты просто ступаешь сначала в виде пешки на шахматной доске, а потом оказывается, что правила совершенно другие и игра эта – не что иное, как дартс, в котором ты являешься живой мишенью. Неплохой поворот событий, не так ли? И тебе приходится изворачиваться, словно еще живая рыбина в лапах медведя. Получается и так, что тебе удается вывернуться, но в следующий же миг происходит резкая смена пространственной материи – и вот! – под тобой непонятная для тебя местность, которая выглядит более чем враждебно. Как такая жизнь? Нравится? Кому как, кто предпочтет всю жизнь спокойно плавать в своем аквариуме, не задумываясь о пропитании и вообще о жизни, просто перерабатывая пищу, чтобы существовать, а не жить, а кто-то наоборот решит, что спокойствие – это смерть. Лягуша, как было понятно с самого детства, являлась приспешницей второй точки зрения. Она всегда доставляла много проблем. Помнится, был один случай, когда она упала с крыльца и ударилась головой прямо о камень – тогда было много шума, но последствия оказались легкими и почти незаметными – шишка да небольшое сотрясение. Как говорят, сотряс не простатит, за неделю пролетит. Так она и жила – всегда в движение и в каком-то сумасбродном течении жизни, со множеством ее поворотов, которые непонятно каким законам подчиняются.
А потом случилась эта война, война, развязанная на пустом месте проклятыми политиканцами, которые решили, что война в данном положении крайне выгодно для экономики каждой стороны, а вы, верно, можете представить, сколько всего можно купить и продать во время подобного? И речь идет не о елочных игрушках, а о многомиллионной поставке оружия, одежды и продовольствия в различные точки. Старшина каждый божий день проводил инструктаж, чтобы чужих детей не брали в заложники, но и не подпускали близко к себе: война – это слишком страшное поле, где пешками являются не только солдаты, но еще и невинные, а точнее, как правило, в бОльшей степени именно они. Лисята, что были оппозицией, забредали на территорию военных лагерей, якобы в надежде на еду и кров, а на утро все слышали, как подорвался еще один вражий ребенок. Это было не только у них, но медведи посылали более взрослый народ, который глазами одними показывал, что уже готов умереть. А если кто-то задавался вопросом: «зачем нам война?» на следующий день оказывался в самом эпицентре действия, неизвестно какими путями действовали верхушки, но все ненужное отправлялось на передовые. Спецназовцы разлетались как куски мяса в этом мессиве.
Военная же разведка легла на плечи самых молодых и зеленых, но уже прожженных бойцов, в эти ряды и попала Лягуша. Она с бьющимся сердцем и со скрещенными пальцами ждала решения руководства и, когда узнала, даже задержала дыхание: это именно то, чего она хотела. Здесь есть возможность обойтись малой кровью или вообще без крови, это было самое опасное и в то же время гуманное подразделение. Девчонку с зелеными волосами в апреле-начале мая по приказу высшего руководства направили в самую непролазную точку, где располагался лагерь лисиц, там она выведала некоторые сведения, была взята в плен, а затем – благодаря богам и не иначе – бежала с целой шкурой. Те сведения помогли сделать некоторые прорывы, но к концу мая снова началась затяжная и непонятная канитель, когда уже и военные действия прекращаются и бойцы на исходе своих сил, но кто-то сверху очень резко дергает за ниточки: приходится дергаться в конвульсиях. Ведь ты – никто, ты – пушечное мясо, ты – кладезь важной стратегической информации, ты – только шестерка, идущая на поводу у кого-то иного, кому эта война для чего-то нужна.
Лягуша в очередной раз за последнюю неделю пришла на границу: это было самое тихое место, на удивление, и она сюда стала наведываться, как только в мозгу перещелкнуло. Точнее, когда она здесь пробыла пару часов, и ничего не произошло, никто не стал спрашивать, где она была, считая, что где-то сидела и плакала, как размазня, но нет. Она просто сидела, смотрела на природу и отдыхала. Здесь был потрясающий и не задетый военными действиями массив. Но эта часть считалась особо опасной – тут проходила граница меду территориями, точнее, безопасное расстояние между враждующими. Лягуша сидела и переплетала свои грязно-зеленые волосы в косу, а на щеке и рука кровоточили раны, так же на одежде – такой же зеленой, как все вокруг – была чужая кровь: она сегодня с утра помогала в госпитале, и сердечко было ее неспокойно. Один из их главных разведчиков подорвался на очень хитро устроенной мине. Таких еще медведи не видели. А значит, что нужно было спешно придумывать что-то еще.
А сегодня им дали небольшую передышку, сказали не сильно разбредаться, но затишье на западном фронте не могло не радовать, уже почти год длилась война, о причине которой не знал никто. Просто резко вдруг все случилось, приказано было идти на фронт, попрощаться со всеми, на всякий случай, - это было очень «гуманно». Но ничего не поделать, было оцепление. Несогласных принуждали, либо расправлялись, как с дезертирами, и это было слишком страшно, чтобы вспоминать.
Лягуша поднесла потрепанную руку и поглядела на нее: почти не заживающие раны, растянувшиеся на ней и пропитавшие кое-где одежду, говорили только о том, сколько дней она провела в разведке, а осунувшееся лицо и впалые бока, что было особенно хорошо видно в медвежьем обличье, говорили о том, как они питались все это время. Девчонка вздохнула, ей было всего двадцать лет и что она видела за это время? Слишком много всего, в особенности жестокости, идущей из непонятного источника. Лягуша оперлась о мощный ствол сосны – он был прохладный в утренней дымке. Что теперь будет? Что делать дальше? Неужели они так и будут дергаться в зависимости от того, что захотят неизвестные инкогнито? Черт возьми, да поскорее б уже все закончилось!