.
    По-моему я легла в три, а может быть даже в четыре. Просто забралась в теплую постельку, ткнулась в теплое плечо, проигнорировав тот факт, что в моей кровати в принципе никаких посторонних тел не предполагается. Разумеется, от непривычки спать вместе с кем-то я всю ночь пихала тело куда только можно, и под утро, очевидно, спихнула с кровати, потому что он меня не разбудил.
    Итак, бросив родителям ультиматум, я переехала к лучшему другу, обосновав свое решение простым аргументом — от него на три станции ближе ехать на учебу. Кто не жил в Москве, никогда не поймет, что такое лишние три станции через кольцо. Когда ты входишь в немыслимое столпотворение, состоящее из потных мужиков, огромных баб с ещё более огромными рюкзаками и сумками, а также  бабуль с их дачной рассадой, которую почему-то приспичило отвезти именно в среду посреди зимы на дачу, а потому пересадка на кольце становится всем этим товарищам просто катастрофически необходимой. Но ладно, оставим это, ведь ты вошел. И вот, наступает тот момент, когда начинается ад, потому что приятный женский голос вдруг объявляет: “осторожно, двери закрываются, следующая станция — Менделеевская”.
    Где-то в этом моменте начинается нечто непередаваемое, потому что такие восстания масс не снились даже Ортега-и-Гассету. Стоит последнему вагону скользнуть в непроницаемое жерло черного тоннеля, они начинают подниматься, потягиваться, порой даже надевать верхнюю одежду, которую стряхнули с барского плеча, заходя в вагон. Если в ряду освобождается одно место, то на него сразу смотрит тысяча глаз, и каждый прикидывает, как бы добраться до сидалища в обход того счастливчика, что нависал над его предыдущим хозяином последние двадцать минут.
    Движение, как правило, начинается с середины ряда, потому что возмущенная и красная как рак женщина, почему-то наивно верит, что все стоящие впереди неё, совершенно не собираются выходить. Расталкивая всех огромным пузом, наеденным за пятьдесят лет бренного существования в данной оболочке, она пробирается через людей, мирно ожидающих своей очереди на выход. Они выпучивают глаза, ведь дама, разумеется, совершенно игнорирует пальцы их ног, сдавливает их настолько, что воздух выбивается из груди, и, черт побери, вдохнуть новую его порцию никак нельзя, потому что рядом с тобой находится затылок какого-то немытого работяги.
    В общем, наши родители были не против — мои наивно полагали, что ответственный друг детства не будет потакать моим капризам и научит ухаживать за домом, а его просто проводили круглый год за границей. Разумеется, мои родственники ошиблись, потому что мы заказывали еду домой, а по субботам к нам приходила домработница, которая приводила трехкомнатную квартиру в порядок. Я же получила возможность приходить домой, когда хочу. Единственная проблема оставалась в том, что я никогда не могла сама проснуться к первой паре. И даже если первая пара стояла в 11:30, без пинка моего друга подняться я не могла. Этот же спал всего четыре часа, за что я ненавидела его всеми швабрами своей души.
    Так вон, он не разбудил меня, не сделал мне кофе и пару бутербродов, не отвез в университет по пути на встречу, и я пригнала на учебу уже после обеда. Кончалась вторая пара (то есть был уже час дня), а я ещё не выпила кофе. Живот недовольно ворчал, преподаватель, покидающий аудиторию, зыркнул на меня так, что будь в моем желудке молоко, оно прокисло бы до состояния кефира. Посовещавшись с одногруппниками, уже посетившими ближайший магазин, я с грустью поняла, что покупать обед придется в гордом одиночестве. В очередной раз мысленно прокляв тело, к которому я сегодня ночью забралась под теплый бок, я пошла в ближайшую кофейню.
    Ну и что же, вы подумайте, произошло? Знаете, если бы на кофейню упал метеорит, я бы не удивилась, просто потому, что сегодня было такое утро. Но на ней всего лишь была табличка “закрыто”. Мой глаз дернулся один раз, другой, а после я перевела взор своих очей на супермаркет “Упячечка”. Вспомнив что-то о том, что некоторые мои товарищи не раз отоваривались в нем, я направила свои стопы на скользкие ступеньки, с которых ленивые рабочие почему-то не скололи лед.
    На кассе я оказалась с пакетиком соленых орешков, бутербродами и гранатовым соком в бутылочке. Передо мной маячил затылок почтенного вида бабушки, однако на лице её была написана та самая живость, которая приводила меня в исступление, ибо это было то самое выражение, говорившее, что обладательница его просидела в своем доме как минимум три месяца с диагнозом “киста правой гайморовой пазухи”, и сейчас она, наконец, дорвалась до людей и самого прекрасного вида человеческого общения — срача.
    Очередь неумолимо двигалась вперед, и бабуля была все ближе к кассе, скалясь, предвкушая скорую расправу с несчастной продавщицей, которая старушку, разумеется, заметила, но совершенно не подавала виду. Я видела её пот над верхней губой, она знала, что скоро случится что-то! То самое что-то, из-за чего я добровольно отказалась от походов по магазинам.
    Оглянувшись назад в поисках поддержки в предстоящей баталии, я заметила парня, стоящего прямо за моей спиной. Знаете, не заметить человека сразу с двумя батонами колбасы было бы просто неосмотрительно опасно, потому как человек сразу с двумя батонами прибавляет себе +10 к ловкости и +15 к опасности. Переведя взгляд с его колбас на свой пакетик с орешками, я сразу поняла, что в случае чего у нас есть как орудия ближнего, так и орудия дальнего боя. Подумав ещё немного, я даже сообразила, что он из нашего университета, затем напрягла память ещё немножко и вспомнила, что одногруппница Катя звала его Виталиком.
    Обстановка в очереди накалялась, движение замедлилось, словно считались секунды до взрыва бомбы замедленного действия, и, откровенно говоря, я старалась держаться ближе к Виталику, чем к бабуле. С первым, к слову, мы даже гуляли. Не вдвоем, а на параде студенчества. Меня поставили нести флаг университета вместе с ним. И, если честно, сейчас была такая же потная ситуация, как и тогда.
    — Говорят, Никифор Филимонович сегодня зверствует, правда? — поинтересовалась я у Виталика, решая, что пауза как-то затянулась. Уши бабульки, по видимому следовало окрестить почетным словом “эхолокаторы”, ибо они сразу повернулись к нам, и я нисколько не сомневалась, что дама-мадама только и ждет момента, чтобы на весь магазин заявить что-нибудь вроде “может быть вы тут потрахаетесь ещё?”