В последнее время бывшая наставница отдалялась от Щербатой всё больше. Совместных операций не было давно, и обычные обходы Тёмного леса они совершали порознь. Посланница, кажется, стала более задумчива, и травнице теперь становилось как-то неловко изливать душу этой кошке.
Врачевательницу глодало одиночество. Ей нужны были пациенты, они непременно или пренебрегают здоровьем, или неуклюжи в ложбинке, на них поворчишь - и становится легче. Нужны были котята - комки шерсти возятся и шумят сверху, но это нарушает гнетущую тишину. Ещё не так давно Щербатая любила уединение, покой, считала за ценное благо каждую свободную минуту. Без возможности близкого общения, когда стало некому рассказать про случаи на охоте или странные сны, это тяготило.
Банда заканчивала приготовления к войне. Травница усиленно копила в ложбинке всё, что может пригодиться для быстрой помощи раненым - нехитрые, легко доступные лекарства стоило запасти в больших количествах. Дальние походы за более редкими растениями стали для кошки отдыхом - жаль, что столь ранней весной мало растений, а большинству побегов ещё только предстоит набирать целительную силу. В лесу или на болоте она никогда не была одна - это пугало в юности, но теперь стало спасением. Предстоящая война пугала Щербатую, хотя её растили для битв с того самого дня, как несуразным домашним котёнком она попала в Темнолесье. Травница никогда не спрашивала, что будет дальше, это виднее старшим. Не задумывалась, зачем Банде вообще нужен весь лес. Теперь же невесть откуда пришли какие-то смутные опасения, да ещё изменения в непоколебимой Пепелице...
На этот раз врачевательница знала о ночной операции заранее. Странно, но от её лап до сих пор не пал ни один кот. Даже зелёные ученики умудрялись перегрызть кому-нибудь глотку, но не Щербатая. Не то чтобы травница была слишком мягкосердечной, но волнение перед предстоящим заданием трепыхалось в брюхе.
Спать было невозможно, и кошка отправилась в лес. Так она принесёт какую-то пользу Банде, заодно проветрится.
От волнения не дрожали лапы. Они скорее как-то гудели, по телу разливалось тугое пульсирующее тепло. Медные глаза горели. Щербатая не знала, может ли охота избавить её от этого состояния или усугубит его, да и нужно ли успокаиваться. Другие бойцы, похоже, сражались в подобном безумном трансе. Быть может, эта напряжённая походка и есть поступь котов Банды, может, во взгляде теперь мечутся те же жгучие искры, что у старших. Кошка даже не прихрамывала, забыв о старой ссадине и рубце на лапе. Не время для мышей и воробьёв. Щербатая не разбирала, как делала обычно, каждый запах. Нужна была крупная дичь и борьба, как в ту ночь, когда её сознание захватил тёмный дух.
Травница забралась в самый дремучий бурелом, скользя по упавшим медленно и неохотно гниющим стволам. Те грозили обрушиться под лапами, и она двигалась здесь как по топким моховым сплавинам болота. Но там, впереди, где поваленные деревья и вправду переходят летом во влажный зелёный ковёр, раздавались хрюканье, хрипы и скребущие тяжёлые звуки.
Звуки, издаваемые только токующим глухарём, огромной птицей, лишающейся по весне рассудка и превращающейся из осторожного, умного животного в жертву ослепляющего и оглушающего инстинкта самозабвенно издавать эту скрипучую песню.
Исполины обычно сидят при этом на ветках деревьев. В этой части леса сосны растут трудно и медленно, ветки их расположены часто. Кошке проще будет взобраться и тихо подойти к цели. Токующие глухари не слышат и не видят ничего кругом, но аккуратность необходима - кругом них бывают молодые и бдительные сородичи.
Щербатая вскочила на сосну, выбрав ветку потолще и поустойчивей. Лучше подойти верхом, тихо взобраться на месте наверняка окажется сложнее. Лавируя меж тонких веточек, она добралась до источника звуков. Глухари были хорошо видны, горы тёмных перьев, на которых плясали синие и зелёные отблески, и ярко-багровые брови. Травница не выбирала добычу долго, двинулась к ближайшей из птиц, запрокинувшей голову и скрипящей. Через несколько мгновений она уже сидела на удобной близкой ветке. Мыслей не было, в голове воцарилось спокойное знание, что прыжок будет точен. Глухарь под ней сидел крупный, ростом в лисий хвост, песня ещё на середине. Щербатая сгруппировалась, напрягла лапы.
Пружина освобождена, полосатая тень падает на спину птице. Огромные синеватые крылья распахнулись, но на ветке уже не удержаться - и вместе с хищницей глухарь летит вниз, в мокрый снег. Укус Щербатая сделать не успела, а в быстром движении думать пришлось о другом. Не дать себе и противнику перевернуться, упасть на тело птицы, не отпускать, не втянуть со страху когти... Громадный шумный ком, теряя перья, грузно рухнул в серую слякоть. Удар крыла пришёлся по морде хищнице, но та не обратила внимания. Когти всё же выскользнули, глухарь почти скинул с себя бойца Банды...
Поздно. Зубы Щербатой с размаху вошли в шею, когти прошлись по боку. Кошка отпрыгнула в сторону, не желая получить крыльями по носу от умирающего глухаря. Внутри травницы всё ещё полыхало пламя.
Нет, этого не унять ни борьбой, ни кровью. Всю жизнь кошку готовили для этой войны, тишина соснового леса уходит из головы.
Нет никакой жизни после. Прочь, предчувствия, прочь, думы о будущем. Страх собственных фантазий надо оставить племенным целителям. Травница умела сосредоточиться на время выполнения операции.
Предстоит большая работа. И этим заданием она не закончится.

Щербатая бежала вслед за бывшей наставницей. Та снова была погружена в свои мысли, совершенно не замечая полосатой напарницы. Травница больше не думала о природе этой перемены, здесь ничего не попишешь. Пока Пепелица не пытается идти против остальных, она может думать о котах Банды что угодно, хотя лучше бы сказала прямо.
Если же что-то пойдёт совсем не так, если наставница впадёт в безумие в своём презрении к окружающим, совершит какую-нибудь непоправимую глупость... Некогда они были близки. Довольно недавно для Щербатой существовала кошка, с которой можно было делиться мыслями. Но после легли пара лун выматывающего одиночества травницы, и теперь медноглазая кошка - катящийся камень, который не вернётся обратно на холм, падающая шишка, которую не повесить на сосну. Какой бы пропастью ни оказалась эта война, это была незавершённая работа.
Странный, безумный вечер, какой-то бред роится в голове от напряжения. Стоило попытаться уснуть вместо охоты на глухаря, или, по крайней мере, сразу после, едва дотащив тушу массой больше собственной до лагеря. Щербатая не хотела есть, но пришлось пожевать перед выходом заранее приготовленную рыбку - запах когтей и зубов послужит самым внимательным древолазам дополнительным подтверждением вины котов Реки.

На этот раз им не пришлось выжидать в кустах. Кот шёл прямо на них, как во сне,  похоже, совершенно не осознавая происходящего. Тихо журчала чёрная вода ручья, играя серебряными отблесками в свете луны, едва трепетали листья деревьев. Щербатой было сейчас безразлично, что это за воитель, виделись ли они раньше. Следующий разговор с любым из племенных она будет вести только с помощью когтистых лап.
Впрочем, воин оказался незнакомым. Пепелица, похоже, не сочла нужным давать команду - никаких знаков хвостом, всё то же презрительное выражение - и Щербатая прыгнула первой, сбивая кота с лап.

Отредактировано Щербатая (2015-09-29 19:44:17)

Холодное утро сковало весь лес. Бледное небо скрывало за собой лучи солнца, не давая тем нежно окутать лагерь Древесного племени. Сонные коты, словно придавленные тяжестью серых туч, еле волокли лапы после сна.
Медовая сегодня плохо спала. Какое-то чувство тревоги, поселившееся благодаря речным воителям, ныне не давало пятнистой кошке почувствовать прежнюю безопасность. Её томило чувство, будто она не в силах защитить своих детей. Так же, как она не смогла придти на помощь Тополю, когда это ему было необходимо. Беспокойные и рваные сны тянули воительницу в омут страха и безнадёжности, что-то подсказывало, что битва уже близко.
О, как Медовая не хотела войны! Ведь её второй помёт только-только начал становиться на лапки. Она слишком сильно переживала за них, за их способность защитить себя. Она всё ещё чувствовала, что нужна им. Что нужна им всем! Даже несмотря на их своенравный характер, который каждый из них выставлял напоказ всему племени. Медовая верила, что её сыновья и дочери — превосходные воители, знала, что их доблесть несравнима ни с чем. Однако материнское сердце сжималось всякий раз, когда в племени снова и снова проходился уже не шепоток, а грозное рычание древесных котов в сторону рыбомордых. «Война близко, — говорили они. — С каким удовольствием я разорву им их скользкие шкуры!» У Медовой и самой чесались когти, однако всякий раз, когда в её голове вспыхивал образ её детей, дерущихся на поле боя, кровь леденел в жилах. Как их уберечь, как их спасти? Она не была готова с ними расставаться! Однако внутренний голосок, который кошка отчаянно отгоняла, твердил, что уж лучше они погибнут смертью воителя, чем бесславно угаснут.
Итак, беспорядочные сновидения, значение которых невозможно было понять, постоянная тревога и, как следствие, некоторая нервозность сделали своё дело. Некогда спокойная и доброжелательная Медовая стала резкой, дёрганной, порой даже грубой. Она отдавала себе в этом отчёт и старалась себя держать в лапах, но, увы, это ей удавалось не всегда. Несколько нервно дёргая хвостом, кошка собрала небольшой отряд утреннего патруля и, коротко поприветствовав всех, молча отправилась в сторону леса.
Коты шли в полном молчании, каждый погружённый в свои мысли. То ли это дело серого небо, так гнетуще висевшего над головами воителей, то ли затянувшихся холодов, которые уже порядком надоели котам, но древесные патрульные выглядели какими-то подавленными. Впрочем, не исключено, что уставшей кошке это всё чудилось. Наверняка не укрылось от Жасмин то, что Медовая как-то особенно старается не упускать из виду Слепня, жадно впиваясь янтарными глазами в сына, следя за каждым его движением. «Он ещё так молод...» — пищало в голове у кошки, боявшейся нападения в любой момент. По правде сказать, пятнистая воительница уже подумывала о том, что проще самим нанести первый удар, чем ждать, пока это сделает Речное племя. Жить в тревоге и страшном ожидании — это ли дело воина? Однако голос разума — благо, он был всё ещё так же звонок и чист, — напоминал Медовой, что пока рано выбрасывать когти, стоит подождать.
Выходя к опушке леса, кошка хотела поохотиться. Без труда поймав двух птиц, иволгу и щегла, кошка спрятала их под корнями старого дуба и поспешила к остальным.
Вот показался ручей. Медовые глаза тут же принялись тщательно рассматривать противоположный берег: нет ли здесь нарушителей? А просто воинов? Нельзя доверять этим рыбьим головёшкам! Обновив метки, они стали спускаться вниз по течению. «Кто знает этих рыбомордых? Вдруг они...»
Мысли Медовой резко оборвались. Кажется, она слышала какой-то мяв подоспевшей к нижней границе Жасмин, а, может, показалось. Все звуки слились в один протяжный глухой стон, монотонно лившийся в ушах кошки. На негнущихся лапах она подошла к воде.
Прибитое к камням тело растянулось на гальке. Потемневшая от воды шерсть на хвосте мерно покачивалась в такт волнам. Глаза жертвы были открыты, но безразличный взгляд бирюзовых глаз был поддет мертвенной пеленой, не позволяя им блестеть, как у живых.
«Л... Лёгкокрыл...» — только и смогла сверкнуть мысль.
Сиплый, тоненький стон исторгся из пасти кошки. Вокруг неё ничего сейчас не существовало. Только она и её сын. Мёртвый сын...
Медовая застыла, как вкопанная, не обращая внимания на Жасмин и подоспевшего Слепня. Всё для неё замерло в этот момент. На миг кошке показалось, что Лёгкокрыл дёрнулся, и она кинулась к нему, обнюхивая и вылизывая сына, но ничего, кроме запаха мокрой шерсти и вкуса крови, она не почувствовала, лишь замерев, как только солоноватый привкус оказался на её губах.
Ещё какое-то время она стояла неподвижно.
На место какой-то странной, тяжёлой пустоте пришла буря эмоций. Вдруг захотелось громко-громко заорать, чтобы весь мир услышал её вопль! Захотелось побежать, побежать далеко, уткнуться в самый дальний уголок, уснуть, а, проснувшись, убедиться, что всё было сном. Захотелось выпустить когти и до изнеможения драть глотку убийцы...
— Речное племя... — вдруг не своим, очень низким голосом выдавила из себя Медовая. Никто и никогда не видел кошку такой, какой она была сейчас. Глаза были затуманены чёрной горечью и глубокой печалью, но искры янтаря вдруг стали жгучими, словно пламя. — Мы должны отомстить...
Слова давались с трудом, и Медовой пришлось собрать все свои силы и мужество, чтобы продолжить. Она прижалась к Слепню, стараясь загородить собой тело. Только сейчас до её сознания дошло, что котёнку это видеть не следовало. Она нежно лизнула его в ухо.
— У опушки я поймала двух птиц... В корнях с-старого... дуба. Ты найдёшь их там. Беги и... и принеси их в лагерь. А мы с Жасмин скоро вернёмся... — стараясь говорить ровным голосом, промурчала Медовая. Нужно было как можно скорее занять малыша.
Кошка посмотрела на Жасмин. Можно было не озвучивать эти слова; обе кошки прекрасно понимали и без слов, что это означает. Война.
— Помоги мне... — обратилась Медовая к спутнице, подходя к телу Лёгкокрыла. Безумная боль пронзила сердце матери, вновь взглянувшей на сына. Тщетно стараясь отогнать мысли от случившегося, она на ватных лапах отправилась в лагерь, совсем не разбирая прежде знакомой дороги. Всё вдруг стало таким чужим и враждебным...