Днём Слепой, по большей степени, вёл не особо активный образ жизни. Он всецело ощущал себя ночным животным. Тьма благоволила ему. В ней не было соблазняющего света, который давал зрение и видение большинству существ. Во мраке силы становились относительно равны. Да, коты неплохо видели в темноте. Лучше, чем те же двуногие - это Слепой знал от Сохатого. Не мог только оценить правдивости этого утверждения.
В любом случае, к вечеру кот начинал просыпаться и чувствовал себя значительно более бодрым и более живым. Даже без улыбки на мертвенной морде.
Территория Темнолесья была почти полностью изучена Слепым, а значит на ней оставалось всё меньше и меньше интересных объектов, которые можно было изучить. Это вынуждало кота выбираться за пределы известных территорий в поисках чего-то нового и занимательного. Вот и сейчас Слепой, припав животом к земле, передвигался по границе на стороне Древесного племени. Правда... Слепому что одна, что другая сторона - практически ничего не значила. Бродяга ни за кем не гнался, никого не преследовал и не выслеживал, ни от кого не прятался. Скажем так - он просто... развлекался. Да, и это было не чуждо холодному и не эмоциональному, скептичному и невозмутимому как сама скала Слепому.
Вздёрнув хвост, кот прополз по сухим листьям, с удовольствием слушая, как те шуршат под животом. Остановившись у самой большой кучки листьев, которую только можно было найти в этот ещё ранний период сезона, чёрный плюхнулся в неё спиной, катаясь в куче. Звук шуршания ласкал слух. Слепому нравилась осень именно за шелест листьев, за хруст веток и за звук капель дождя, за плюхи в лужах и за завывание ветра.

Да, Слепой знал, что находится достаточно близко к территории племенных котов, но он не был настолько глуп, чтобы заступать за метки. Он мог бы кататься и впритык к ним - это было бы достаточно нахально и нагло, но не имело никакого смысла. Зачем? Слепой не страдал таким самолюбием, которое требовалось бы удовлетворять подобным образом. Да и не за этим он гулял здесь. За листьями, конечно. Тут они ещё более заманчиво падали в журчащий ручей вместе с сухими ветками и уносились по течению. Кот любил слушать эти звуки, хотя саму воду и не очень любил, но только тогда, когда дело доходило до чистоты, опрятности и купания. А вот что до слухового удовольствия и запахов - то да. В этом была своя прелесть.
Прокатившись по сухим и ещё не успевшим высохнуть листьям, Слепой перевернулся на живот, вытянув лапы - задние назад, передние вперёд. Наклонив голову, кот ткнулся носом в большой и влажный лист. Он пах дождём и землёй, влагой и свежим воздухом, прибитой к земле пылью и воробьиными лапками, пах осенью.
Слепой с удовольствием втянул носом запах, уйдя мысленно в свой собственный мир, а посему практически не замечая наружных мелочей. Как, например, приближение племенного кота.

Слепой дёрнул ухом, прислушавшись. Теперь он услышал. Пришлось временно развеять тот мирок вокруг себя, который рождался из запахов листьев, но не окончательно. Кот удерживал эту ниточку, готовый вернуться в свой личный воображаемый Лес.
- Можешь повалятся там еще чуть-чуть? Я сейчас… Сейчас… - было как-то странно это слышать. Что сейчас? Можно было ждать нападения или ещё чего? Но вместо этого Слепой услышал, как кот на противоположной стороне меток, где-то поодаль, но достаточно близко для Слепого, чтобы тот мог услышать, начал кататься в листьях. Бродяга не сдержал лёгкой, едва уловимой усмешки. Он знал, что улыбка не украшает его, а потому предпочитал усмехаться. Получалось не очень по-доброму и как-то зловеще, но уж как научился.
Закрыв глаза, кот ткнулся обратно в мокрые листья носом и притих. Он лежал, дожидаясь "сейчасошнего" кота, да и просто наслаждаясь звуками. Незнакомец, шествующий по листьям, урчащий, катающийся в них, хоть и врывался в созданный Слепым небольшой мирок, но пока не нарушал гармонии, царящей там. А потому у Слепца не появилось покуда желания гнать кота оттуда или просто отгородиться стеной неприветливости и равнодушия.
Когда кот подошёл, Слепой приподнял голову, отрываясь мордой от листьев - нос остался влажным - и открыл глаза, "взглянув" на незнакомца двумя мутно-голубыми и абсолютно пустыми сферами. Нет, Слепой не видел патрульного или кто бы он там ни был, но слышал его, а потому знал, в какую сторону поворачивать голову. Хотя и поворачивать её не пришлось - только поднять - племенной стоял перед ним. Впрочем, это действие было больше на автомате. Слепой привык поворотом головы давать собеседнику знак, что он его слушает.
- Привет... - также тихо произнёс чёрный кот, но тоном спокойным и ровным. Таким, с каким обычно здороваются коты, которые с детства друг друга знают.
Зашуршав хвостом по листья, Слепой ещё чуть вытянул лапы вперёд, продолжая устремлять невидящий взор туда, откуда послышалось первое приветствие.

Так как племенной кот никуда с места не уходил, можно было не вертеть головой. Да и даже если бы тот стал, Слепой не принялся бы делать этого. Он уже раз дал понять, что слушает и готов к беседе. Больше повторять было не обязательно. Так что голова Слепого застыла на прежнем уровне. Глаза представляли собой навечно застывший хрусталь. Они не двигались, в них не подрагивал зрачок и не было радужки. Белка тоже, как такового, не было видно. Просто туманная муть - раз нарисованная картина, теперь застывшая навечно на морде чёрного кота. Сам он был достаточно неприметным. Обычная шерсть, обычная монотонная раскраска без пятен или полосок. Худощавое тело, неухоженная и местами выдранная шерсть, грязь, веточки и листья, прилипшие к бокам. Если Слепой и выглядил как бродяга, то ни в коем случае не как городской помойный кот, а как помойный кот Леса. Или его часть. Части Леса Слепой впитывал в себя  срастался с ними. А потому никогда ничего с себя не снимал и не счищал. Ему хотелось быть ближе к Лесу. Может, когда-нибудь стать им.
Выслушав небольшое приветствие Медвянника, кот не пошевелился. Не дёрнул ухом, хвостом и не моргнул, конечно. Он недолго помолчал, выдерживая какую-то задумчивую, расслабленную и мягкую, точно туман, паузу, стелившуюся меж собеседниками и ласково оплетающую лапы.
- Я Слепой, - представил кот также ровно и спокойно. Судя по всему, это было его настоящее имя. Вытянув голову чуть вперёд, кот уложил её на передние лапы. Теперь глаза, извечно устремлённые "взором" перед собой, упёрлись в лапы Древесного. Но не видели их.
- Расскажи что-нибудь, сказочник. Про листья, - бродяга продолжал говорить легко и свободно, будто бы они с Медвянником и до этого уже говорили, а тот просто отлучился на время и сейчас вернулся, возобновив беседу. Или словно каждый вечер они могли таки видеться, когда один рассказывал о другой слушал.
Да, Слепой не любил большое скопление котов, но побыть с кем-то наедине он был не против. А ещё он любил тех, кто умел рассказывать. Рассказывать так, чтобы Слепой понимал, о чём идёт речь. Так как он не мог представить ничего визуального, рассказывать ему нужно было по-особенному. Чтобы он понял. Говорить о том, что видишь, но на языке невидящих.

Кот молчал. Он лежал неподвижно. Если не знать Слепого, то вполне можно решить, что тот умер давно или очень незаметно спит с открытыми глазами, но никак не слушает. И это было бы ошибкой - именно в таком состоянии Слепой слушал, как никто другой. Слушал и слышал всё, что только мог в данный момент, жадно впитывал в себя звуки и их оттенки, их окрас тех самых цветов, которые нельзя назвать словами визуальными, такими как синий, рыжий, зелёный. Их можно назвать другими тонами - спокойствие, безмятежность, лёгкость, воздушность. У слов Медвянника был молочный привкус. Молока с мёдом. Слепой знал этот вкус из детства. Он попробовал его только раз - случайно. Залез в хозяйскую чашку с носом. Потом его отшлёпали. Но несмотря на это, вкус и запах у слов Сказителя был именно такой. Он был знакомым, приятным, родным и в то же время ужасно далёким, доступным и недосягаемым.
- Ты хорошо рассказываешь, - произнёс Слепой после очередной паузы, чтобы быть уверенным, что Древесный не захочет продолжить. Потому что перебивать просто так чужой рассказ и создаваемую атмосферу чёрный не любил. И заговорил только когда убедился, что не перебьёт.
- Мне нравится, - он произнёс это тихо, но не шёпотом. Мягко и нежно, но вместе с тем достаточно холодно и сухо. Кто-нибудь из тех, кто не умеет определять тонкие грани в голосах собеседников вполне может решить, что Слепой ответил совершенно безэмоционально, на отвали. Но лишь тот, кто сможет замолчать, чтобы дать сказать другому, а потом позволить себе услышать его, поймёт, как много смысла в этом коротком предложении. И в этом неразличимом выдохе носа. И в этом немигающем мёртвом взгляде, таящем в себе неосязаемое явление - смерть. И голосе, несущем хоть и слабое, но всё же в противовес глазам - жизнь.

– У тебя есть какая-нибудь история? Которую ты мог бы рассказать? - Слепой задумался. Этот вопрос заставил его начать серьёзно размышлять. Если так подумать... у него хватало историй. Но все они были на язык ином, его собственном, на языке совершенно другого мира. Будет не странно, если Медвянник не поймёт её. Он может, но ему придётся постараться.
- Я не самый хороший рассказчик, - признался кот без особого сожаления, но почему бы... не попробовать. В конце концов Медвянник же рассказал ему? Значит стоило бы ответить ему тем же. И Слепой решился.
- Хорошо, - холодно отозвался он, не двигаясь со своего места и не меняя позы.
- Я расскажу тебе про Тёмный Лес, - кот снова выдержал небольшую паузу, дав собеседнику время подготовиться к рассказу - расслабиться, закрыть глаза, отпустить страх, забыть о племенных и внеплеменных котах и дать Лесу поглотить себя, позволить себе стать его частичкой.
- В Тёмном Лесу жесткая трава, острая, в ней попадаются колючки и слизни, на которых если наступишь, то уж потом не отмоешься. Там есть что-то, похожее на нетающий сухой снег, и еще что-то, напоминающее комья спутанной шерсти, — все это обитает в дурманной траве, ест ее, ползает в ней, хмелеет от ее запаха, рождается и умирает, превращается в грязь, и все это трава. Когда идёшь в Лес - торопиться не стоит — нетерпеливых Лес не любит и может отодвинуться. Так бывало уже не раз: я искал его и не находил, ощущал рядом с собой и не мог войти в него. Лес капризен и пуглив, к нему ведёт множество троп, и все они долгие. Можно пройти по болоту, можно — по полю дурманной травы. Лес прекрасен. Он таинственен и лохмат, он прячет глубокие норы и странных обитателей нор, он не знает солнца, в нем водятся свистуны, растут гигантские грибы-черношляпники и цветы-кровососы. Я всегда дышу мокрыми листьями перед тем, как войти в Лес, - Слепой не обладал особым красноречием. Плюс ко всему, он говорил совершенно без эмоций, как будто всё описанное не имело к нему отношения. Но за ровным голосом таилась глубокая, искренняя и тёплая любовь к Лесу. Любовь, которую не нужно было выражать в словах и кому-то доказывать и показывать. Лес итак это прекрасно знал.

Слепой замолчал, слушая, как часто дышит Медвянник, как впивается когтями в землю. Кот даже почувствовал, как его собеседник открывал и закрывал глаза, и как менялись от этого ощущения племенного кота. Только вот их чёрный понять не мог. Для него все ощущения протекали на том уровне, на котором Медвянник его слушал. Однако одно было точно - племенной слушал его дажее внимательнее, чем стоило бы. Дыхание Леса сорвалось со слов Слепого, ринувшись в сторону собеседника. Усевшись верхом на словах, оно врывалось в уши, вызывая дрожь и мурашки. Лес настороженно относился к чужим, но это никогда не значило, будто чужой не мог бы стать для него своим. Достаточно было просто начать понимать друг друга и слушать.
Слепой был тем котом, который, лишившись зрения, воспринимал мир на других волнах и тональностях. Не исключено, что проживая на них жизнь, он заимел способность действительно слышать Лес. Иначе к чему бы начать так к нему относиться. Ведь раньше Слепой был домашним котёнком, не имевшем никакого понятия о том, что такое лес даже как природное явление. Он знал только холодный кафель и картонные коробки, банки и пластмассовые миски. Из дерева он сталкивался только с ножкой стола, но не более того. Это понимание выросло в нём и продолжало расти, покуда рос и сам Слепой.
- Значит, ты сейчас идешь в Лес? - чёрный кот чуть опустил веки. Он был удовлетворённым тем, как произнёс это слово Медвянник. Пускай племенной кот и не мог так сходу понять Лес и перестать его бояться, но уважение проявить стоило. И Древесный проявил. Значит Лес ответит ему взаимностью. Хотя, конечно, там было чего бояться и бояться не зря.
- Сейчас я говорю с тобой, - вполне себе точно ответил Слепой. Точнее некуда. Если уж придираться к словам, то он никуда не шёл, а лишь лежал и чуть лениво отвечал.

Извинения Слепой не воспринял. Хотя бы потому, что не понимал их причины. Сам-то он привык вести себя свободно. Если Слепому хотелось уйти - он вставал и уходил. Ничего никому не объяснял. Просто некому было, вот и возникла привычка. О таких правилах приличия, кот, живущий по большей степени в одиночестве, просто не имел понятий. Чёрный только ухом повёл, да и только. Но никак на это не ответил. Впрочем, хотя бы попрощался в ответ. Так же легко и непринуждённо, словно они и жили-то совсем рядом. И утром им в один патруль. И ещё тысячу раз увидятся.
- Пока, - безэмоционально отозвался Слепой и неожиданно живо и резво поднялся на лапы, хотя выражение морды продолжало оставаться мёртвым и пустым. Развернувшись, кот легко и быстро взбежал по дереву, скрываясь в его ещё не опавших листьях. Мимолётный шорох раздался над головой и тут же стих.
Между прочим, так носиться по деревьям, которых он не знал, Слепой не стал бы. Не хватало ещё влететь со всей дури в ветку. Но это дерево было коту знакомо. Так что он без труда перемещался по нему. И мог найти путь по соседним обратно в Лес.
Кот развеялся и исчез, точно и вовсе не был котом, а лишь призраком Леса.