Помнил всё так, словно это случилось не вчера, а около пяти минут назад. Отблески славы и гордости за судьбу свою и судьбы брата и сестры преследовали неотступно. "Самые сильные, самые большие. Воители, чьи зубы способны дробить камень. Лучшие из лучших; первые, кого коснулись воинские реформы Звездолома".
Пусть только оруженосцы; Взгорье уже чувствовал силу в своих лапах и с гордостью носил новое имя, а те знания и тренировки, которые обретал он с четырех лун, помогли ему с храбростью смотреть вперед, не страшась тех опасностей, какие могут его встретить за пределами родного лагеря. Кто бы что ни говорил, политика Звездолома нравилась Взгорью; он хотел битв и свершений, и когда думал о будущем, в котором столкнется с первым противником и одержит свою первую победу на поле боя, то впадал в весёлую ярость, в радостное буйство, и бросался на кого-нибудь из сверстников, завязывая дружескую потасовку, или просто скакал по палатке, окрыленный яростью, сшибая подстилки и королев.
Взгорье всегда с готовностью бросался в бой, отдавая драке всего себя. Он кидался на отца и врезался в его сильное плечо своим плечом, стоило полосатому здоровяку зайти в палатку, проведать детей. Взгорье скалился и показывал зубы, но не от злости, а от бушующей в нем радости и энергии. Он всегда относился к типу неудержимых, которые тратят всё, что у них есть, за один раз, не жалеют сил и энергии, мучают себя до конца, чтобы по истечении возможностей свалиться и уснуть крепчайшим сном. "Мир - сила и скорость, огонь свирепости и мороз невероятной сосредоточенности, с какой продумываешь верный ход".
Всякое испытание, даже слишком тяжелое для него, Взгорье встречал грудью колесом и открытым ликом. Он мог бы стать для своего боевого руководителя смертником, который без сомнения выйдет против сотни врагов, если потребуется защитить семью и племя. Не жалея себя совершенно, не прогибаясь под своих соперников, Взгорье мог бы заявить четко: "Вы можете разнести меня в пух и прах, но я буду сражаться до тех пор, пока не стану самым мельчайшим сортом смертной пыли".
Во время обучения, которое, как упоминалось раньше, Взгорье начал вместе с ровесниками в четыре луны, он успел познать и сладость победы, и горечь поражения. Но это лишь навело его на мысль: "Поражение - не значит проигрыш. Поражение - лишь временный перерыв, предназначенный для того, чтобы ты улучшил себя и вырвал победу из окровавленных когтей врага".
Раз за разом Взгорье переживал тот радостный миг, когда стоял рядом с братом и сестрой под взором большого и властного Звездолома, и тот впервые произносил имена новых оруженосцев. "ВЗГОРЬЕ! ВЗГОРЬЕ!"
Он чувствовал, как с верой соплеменников в него и его новое имя, к нему приходит вера в собственные силы. И брат с сестрой, блеск в их глазах и блеск звезд, вышедших из-за зимних туч посмотреть на новых оруженосцев, будущих воителей, гордость воспитавших их родителей, бывших там же и громче всех, звучнее всех произносящих имена своих детей. Взгорье вглядывался тогда в воинские ряды и видел своего отца, Ястреба, внешние черты которого он принял с рождения. Ему хотелось знать, что широкоплечий воитель гордится им, и хоть седина тронула его виски, ещё не раз они будут сражаться плечом к плечу в одной битве, как отец и сын и как достойные воители своего племени. Там же и его мать, Рысь, которую он любил пуще всех, предпочитая защищать от любого сверчка или мотылька, залетевшего в детскую палатку. Но, отныне Взгорье не котёнок, и вскоре сможет дать отпор в бою самому страшному врагу. И никогда не даст мать в обиду, со своим-то свирепым нравом.
А потом Взгорью дали в наставники того самого старшего воина с вкусным хвостом - Неясыть. Бурый оруженосец несказанно обрадовался и ещё некоторое время не мог прийти в себя после того, как обряд закончился. К сожалению, день уже подходил к концу, и знакомство с территориями пришлось отложить до следующего утра. Но Взгорье успел вдоволь похвастаться перед другими котятами своим прекрасным белошкурым наставником и объявить, что сильнее Неясыти и Ястреба в племени воителей не найти. В конце концов, объединившись с братом и сестрой, Лисой и Вранолапым, Взгорье кое-как взобрался вверх по ветвям дерева, и втроем они навели шороху в палатке оруженосцев, отвоевав себе самые удобные с их точки зрения места. Взгорье самолично устроил с кем-то потасовку, но не разобрал в темноте, на кого именно накинулся. Этот кто-то чувствительно заехал ему по уху, на что сам Взгорье ответил размашистым ударом по плечу. После этого они с противником просто катались по палатке и весело дубасили друг друга, совершенно не думая о том, с кем именно сражаются. Взгорье запомнил его удары и решил, что как-нибудь познакомится поближе с этим рубакой. Он с энтузиазмом отнесся к тому факту, что отличить своего противника от других оруженосцев может только по ударам и для того, чтобы узнать предполагаемого знакомца, ему нужно передраться со всеми оруженосцами в палатке. После этой дружеской ознакомительной драки Взгорье немного поболтал с братом и сестрой, а потом завалился на свою подстилку носом к стенке и благополучно заснул, уже через пару минут сопя на всю палатку. А проснулся он уже утром. Причем проснулся и сразу же встал как столб. Потом опять упал на подстилку. Потом вновь встал и поднял уши торчком, вспоминая про то, что сегодня его первый день обучения. Вылетел из палатки как сокол на охоту, но наставника не увидел. Тут же и началось его первое задание по следопытству.
Взгорье вынюхал среди знакомых кошачьих запахов след Неясыти, и, чуть ли не прижимая нос к земле, прошел по следу до самой детской. Возле входа в палатку он остановился и подозрительно поглядел внутрь. Там было практически тихо, за исключением пары негромких переговаривающихся голосов. Взгорья охватил приступ ностальгии по тем временам, когда он сам считал эту палатку своим домом. Пусть "те времена" и были ещё вчера, но он уже преспокойно называл их "теми временами" и давал волю "старческой" ностальгии по прошлому. К тому же, Взгорье уже с четырех лун не считал палатку единственным убежищем, а лишь местом для сна. В пять лун он уже не помещался на подстилке, и поэтому половина Взгорья лежала на мху, а вторая половина на полу. Да и вскоре Взгорье и его родственники перестали считаться единственными котятами в детской. Родила Копоть, потом в палатку переселилась и Жасмин, и Взгорье стал играть в основном снаружи, чтобы не придавить кого-нибудь из новых мелких котят. Он почувствовал, что палатка стала уже не такой родной, как раньше, да и тренировки сделали его духовно ближе к воинам и оруженосцам, чем к котятам. Взгорье наблюдал за старшими соплеменниками и старался учиться у них тем основам, которые впоследствии помогут ему самому на воинском пути. Постояв немного около палатки, Взгорье решительно зашел внутрь и тут же увидел своего наставника. Он хотел было обратиться к Неясыти или весело толкнуть его в бок, но наткнулся взглядом на Жасмин и несколько белых комочков шерсти у её живота. Взгорье промычал нечто вроде "ого-о-о" и удивленно округлил глаза. Потом посмотрел по очереди на обоих белых котов и подумал о том, что если все четыре комка меха в итоге станут красивыми белошерстными воинами, это будет замечательно. Он наклонился к Жасмин и дружелюбно лизнул её в плечо.
- Поздравляю, - тихо шепнул Взгорье, чтобы никого не потревожить, и рассмотрел котят получше, стараясь держаться от них на расстоянии, дабы не задеть ненароком. - Хорошие котята, я уже хочу взять кого-нибудь из них в оруженосцы, - проурчал он, стараясь найти различия между белыми спинками и хвостиками, еле различимыми на фоне белоснежной шерсти их матери. Конечно, кто-то был поменьше, кто-то побольше, и вскоре даже не наметанный глаз Взгорья смог отличить их друг от друга. Они были похожи на отца и мать; чистый цвет лучше любых признаний говорил о их родстве. - О, а как вы их назвали? - спросил Взгорье, вспоминая, как несколько лун назад соплеменники интересовались его именем. Тогда он был совсем ещё неразумным, так что не мог сам себя представить, и мама с гордостью произносила его имя. Взгорок. Так его звали. Никаких унизительных сокращений, настоящее имя будущего воина. Взгорье был уверен, что Неясыть тоже назовет своих котят хорошими именами, ведь недаром этот белый воин стал его наставником! А если вдруг окажется, что Неясыть в каком-то деле слабоват, они вместе со Взгорьем всё наверстают, ведь его наставник должен быть самым лучшим. Хотя бы для привычных словесных перепалок в палатке оруженосцев. "Да мой наставник твоему наставнику..." и в таком духе. Естественно, по итогам защищать честь своего наставника будет сам Взгорье, но разве это так важно, когда есть возможность похвастаться воинским или охотничьим умением кота, который взялся тебя обучать? Наставник - как второй отец. А уж про "Да мой отец твоего отца..." даже говорить не надо, тут и так всё понятно. Впрочем, возможность хвастаться Ястребом у него тоже никто не отбирал.
В общем-то, увидев котят, Взгорье позабыл практически обо всем. Он даже не поприветствовал тех, кто находился в палатке. Только приметил в уголке не спящую кошечку Серебриночку, которая недавно открыла глаза, и приветственно махнул ей своей большой лапой. К слову, на его вкус, Серебриночка лучше смотрелась бы в семье Неясыти и Жасмин, чем рядом с котятами Копоти. Но природа имеет свойство быть загадочной, и зачастую дарит родителям необычных котят. Взгорье подумал, что из собственной семьи мог бы назвать таковым разве что Вранолапого, да и тот, в принципе, смотрелся вполне естественно со своим черно-серым цветом шерсти. Сам же Взгорье - типичный сын своих родителей. Перенял окрас отца, являясь его миниатюрной копией. Кроме того, роскошные кисточки на ушах ему достались от матери. Да и в целом бурые шкуры отца, сына и матери смотрелись вполне гармонично. Взгорье всегда гордился тем, что похож на своих замечательных родителей. Пусть он и не был похож на худых, стройных воителей Древа, его вполне устраивало собственное телосложение, а слава отца вдвойне подтверждала то, что сильный и мощный кот никогда не будет в племени лишним.
"Мы - самой лучшей породы" - мог бы сказать Взгорье. "Плохие древолазы, но хорошие бойцы".

Удар, падение, тьма. Некую светло-бурую кошку со всей ненавистью и злобой, кусала рыжая лисица. В небесных глазах был ужас. «Это конец…» Трава была обагрена кровью, а страшные клыки хищницы продолжали драть кошку. Та кричала, звала на помощь, но вокруг был лишь лес, ни одной живой души. Глаза воительницы были затуманены и уже закрывались. По телу кошки прошла судорога. И, издав последний вопль, она замерла. Просто утихла…
Цветочек тонко мяукнула от испуга. Сон, это был просто сон. Но под шерстью все еще пробегала дрожь. Цветочек зарылась носом во что-то мягкое, теплое, нежное. Малышка не знала, что это, но это, было безопасным и родным. Этот запах, Цветочек почуяла первым, когда родилась.  Она знала лишь, что присутствие этого запаха несло спокойствие и безопасность. Кажется это… «мама». Цветочек не раз слышала это слово, так некоторые незнакомые и непонятные для кошечки «пятна» тепла и  спокойствия называли это «большое тепло».
Цветочек, успокоившись, постаралась поудобнее устроиться возле матери. Сейчас никто не смеялся, никто не мяукал. Это было темное время суток, когда все были тихи и спокойны. Цветочек тоже должна быть такой сейчас. Но что-то мешало заснуть. Малышка просто не могла успокоиться, может это из-за нарастающей чесотки в области закрытых глазок. Почему они чешутся? В чем дело? Цветочек сильно заволновалась. Все было нормально, и, вдруг, началась эта чесотка. Малышка замотала головой, пытаясь прогнать чесотку и легкую боль. Не выдержав, Цветочек громко запищала. Наверное, спокойствие окружающих сейчас закончится и, что-то непонятное, шершавое и мокрое начнет водить по пушку малютки. Цветочек, сейчас была накрыта чем-то мягким и шелковистым. Кажется это «хвост». Опять чесотка… Никакие мысли не спасали от этого. Цветочек начала водить по мордочке лапкой. Смешно морщась, Цветочек поддалась своему телу, и, чешущиеся глазки начали открываться. От неожиданности Цветочек тонко замяукала. Все начало меняться, медленно, все приобретало приглушенные ночью цвета, размытые контуры силуэтов. Почему все изменилось? Зачем? От неожиданности, Цветик даже не могла шевельнуться, она только удивленно разглядывала то, что было перед ее носом. Она больше не сопротивлялась. Это было так необычно, что Цветочек просто не могла мешать этому. Она просто окаменела. Это так странно. «Мама» была такой необычной. Знать, какая она по запаху, наощупь, это совсем не то, что увидеть ее, именно увидеть. А неподалеку тихо спят те, с кем Цветочек играет в светлое время. Ее сестры. Интересно, у них уже было то же самое? Цветочек больше не боялась того, что глазки открылись. Маленькая озорница, которой совсем расхотелось спать, встала и неуклюжими шажками направилась к выходу. Она легла на краю(?) дупла, положив подбородок на лапки, такие темные и мягкие, Цветик начала разглядывать спящий лагерь. Ее удивление открытым глазам начала уступать место восхищению. Все-таки нет ничего плохого в том, что бы видеть окружающий мир. И это совсем не страшно, хотя Цветочек все еще была шокирована…

Соцветие позволила своему ученику отдохнуть и подышать свежим воздухом после скучного дня однообразного перебирания трав и готовки различных снадобий. Кошка решила закончить работу самостоятельно, а монохромный бесшумно покинул палатку, пересёк поляну и пролез через выход, но остался сидеть поодаль. Его окружали знакомые деревья, источающие немыслимые запахи своей коры; в сезон Зелёного Клёна их почти не замечешь – листва и плоды перебивают более слабые ароматы, но зимой благовонные призраки проступают на первый план. Поллунник потянул носом воздух, приподнимая голову, поворачивая её, изучая новые и новые ароматы. Вот он непроизвольно сделал шаг вперёд своей узкой, мягкой лапкой, но вовремя остановил себя. Что-то звало его вперёд, влекло – по правде сказать, с самого детства, но было невозможно представить, что лагерь можно покинуть настолько, насколько хочется, и забрести в такие места, о которых здесь ещё и не слышали… Хотя почему бы и не помечтать?
Лун встал, подошёл к осине и вскарабкался на неё, отталкиваясь задними лапами и подтягиваясь передними – как их учили с ранних лун. Оказавшись наверху, котик окинул взором звёздное небо и поднебесные края воителей. Где-то вдали шумело море, пахло морем; с противоположной стороны полупрозрачной чертой отделялись горные хребты от небосвода. Там пролегло заветное Ущелье. Синие глаза ученика загорелись двумя разными по оттенку огоньками. Лунное Ущелье! Обещанная легенда, тайна обетованная… Казалось, что чёрно-белый знает всё об этом сакральном месте, но лишь в теории, к сожалению. А ведь дорога туда – это тоже приключение, и совсем недавно Соцветие упомянула, что, возможно, скоро придёт время готовить травы путников. Как долго Поллунник мечтал об этом!
Травник задумчиво вздохнул, понаслаждался тишиной ещё какое-то время и решил, что пора возвращаться. Веки налились свинцом, всё тело требовало расслабления Цвет, скорее всего, закончила и сама укладывалась спать. Юнец спустился и потрусил в сторону лазарета. Кошка всё ещё находилась там, как раз убирала травы. Когда помощник пробрался к своей подстилке и улёгся, она только вышла прогуляться. Крайне быстро Поллунник впал в мирный сон, но вдруг оклик целительницы вернул его в реальность. Привыкший к форс-мажорным обстоятельствам, древесный заставил себя подняться и машинально пошёл отрывать кусочек мха из запасов. Его уже не удивляло и не пугало то, что происходило в племени, то, что было его работой.
Когда Лун оказался в Детской, то тут же почувствовал, что в самой атмосфере места витает возбуждение и суетливость. Неудивительно, ведь на сей раз роженицей была Жасмин, подруга Неясыти (дяди котика) и сестра Соцветия. Последняя была на нервах – так думалось её напарнику. Но всё прошло отлично, просто идеально. Жасмин была идеальным примером терпения и отваги,  а Лун уже не боялся, как в первые свои разы практики принятия родов. По большей части, он просто привык уже, у него был опыт: Рысь, Копоть, но так же не последнюю роль сыграла уверенность и твёрдость главной акушерки. Хотя Поллунник не забывал про королеву и даже с беспокойством поглядывал на другие семьи, обитающие в Детской, но порой он просто глаз не мог оторвать от наставницы. Ни одно её движение не было лишним, всё профессионально отточено. Грация и решительность в каждом жесте. Её помощник многое бы отдал, чтобы быть таким же… подходящим этому делу. Так же древолаз заметил, что Цвет уже смелее отдаёт ему новорождённых, а раньше как-то робела. Поллунник понимал её: когда ты ответственен за чужие жизни, нелегко просто так доверять их другим. Но он учился у лучших, поэтому ловко справился с первенцем. В дальнейшем оказалось, что он умывал Тихослова, своего двоюродного братика и одного из особых подопечных, но всё, о чём думал в тот момент Лун, было:
– Беленький… Маленький. Хотя нет… Вот на подходе такой же. Нет, нет, там малышка. Ой, а я ещё двух вижу!
В эти минуты травник чувствовал лёгкость и счастье. Да, для этого он и был рождён: дарить будущим соплеменникам жизнь и оберегать её на протяжении своей. Котик украдкой взглянул на Соцветие. Та просто светилась от радости и гордости, хотя в выражении вострой мордочки проскальзывало и неверие. Да, в прошлый раз и Поллунник чувствовал нечто схожее. Кстати, его двухлунные племяши ползали где-то под боком, давая знать о себе уже куда более возмущённо – не каким-то там надрывным писком, а полноценным, тонким мяуканьем.  Но вот целительница исчезла, чего сначала и не заметил Лун, и он смог, наконец-таки, разглядеть всю идиллию картины "Молодая мать и детки". Не верится, что с первых секунд жизни малышей, этих влажных, этих розовато-белых комочков, чуть покрытых пушком, их родительницы отдают им всех себя. Откуда в них столько любви к этим, пока ещё неполноценным, созданиям? Травник благоговейно кивнул королеве, не решаясь тревожить её словами.
Он хотел было проверить Копоть, но та спала, почти не обращая внимания на то, что добрая половина её детей не последовали её примеру, а возятся неподалёку, да и роды соседки остались ею проигнорированы. Видимо, королевы умеют ценить сон и обрели навык чутко спать даже, когда обстоятельства не благоволят. Немного погрустнев, лекарь стушевался, окинув прощальным взглядом своих племянниц.

Но вот уже и спать не хотелось, вроде бы что-то нужно делать, новый мир, так ведь? Значит, его нужно исследовать, а что ты можешь, когда тебе подвластны только нюх и слух? Наверное, так даже кто-то живет и живет не столь плохо, но в материнском животе все же было лучше: неважно шевелился ты или нет, тебе всегда было тепло. Камешек набрала в грудь побольше воздуха и шумно вздохнула. Шумно насколько это было возможно для слепого котенка, который уже жаждет открытий и новых ощущений.
Котенок пошевелила крохотными ушками и еще раз вздохнув, она хотела было поползти, но тут почувствовала два новый запах, его до этого здесь точно не было, даже старого, насколько она вообще могла это чувствовать. Котенок с интересом повернула к нему голову и уставилась невидящим взором, при этом замерев: не представляет ли он опасности? Настороженность длилась недолго, потому как стало холодно и пришлось отползти обратно к животу, там точно было безопасно.
Но тут же, через какое-то время она услышала голос – который даже при всей своей малой громкости звенел молодостью и готовностью открывать мир и изучать все новое. Как можно было это услышать? Наверное, нет на этот вопрос ответа, потому что в таком молочном детстве неплохо работает интуиция и шестое чувство, наверное, оно развито сильнее всех остальных, наравне с инстинктами. Пока она медленно размышляла, тут же появился второй голос – мощный, низкий, и ..безумно влюбленный в кого-то? Камешек пошевелила одним ушком и повернула голову на голос, он шел откуда-то сверху. Казалось, что это было очень высоко.
Так, дальше в детской происходило какое-то шевеление с другой стороны – какие-то кошечки, точнее, одна точно кошечка, судя по мягкому голосу, а еще кто-то там был, но пока что просто дышал. Интересно, какие они? Такие же маленькие, как Камешек, или больше? Белая кошечка, помеченная серыми полосками, потянула воздух, чтобы понять, но понимала лучше, когда просто слушала и анализировала.
Почему-то данный метод ей был больше по душе;
Камешек снова решилась на вылазку хотя эти милые крохотные почти эпилептические подергивания из стороны в сторону, которые обычно ползанием называются, и вылазкой-то назвать трудно. Но для нее, для ее маленького еще мозга, это казалось чем-то сверхъестественным – шевелить лапками, чтобы передвигаться и согреваться. Но вместе с этим это было весело и интересно – новые ощущения! Плюс все-таки новые персонажи появляются на горизонте. В переносном и…
Кошечка внезапно натолкнулась на преграду, - бум, можно сказать, что она врезалась так же резко и мощно, как в мать, оправдывает свое имя, старается.
…и прямом смысле!
Натолкнувшись, она поняла, что перед ней огромная лапа! Чья-то, чья – непонятно. Она тут же вздыбила шерсть и замерла, ожидая чего-нибудь, а то вдруг еще это опасно, вот так вот в кого-то врезаться? Вдруг сейчас что-то произойдет? Маленькое сердечко сразу же забилось, она попыталась повернуться в сторону большого голоса, который до этого шепотом заполнил всю палатку, шепотом и какой-то любовью, похожей на материнскую. В поисках спасения она оглянулась, не зная, куда глядеть, а потому вслушивалась как никогда до этого. Вот это непредвиденная ситуация. Что теперь?
Неужели, сейчас тоже снова будет что-то происходить? А где братики? А они ее уже знают или не успели запомнить? А вдруг она снова начинает рождаться в другой мир, где придется для того, чтобы было тепло, работать усерднее?
Маленькие мысли метались по головушке, не давая покоя и ожидание было страшным и долгим, а ползти уже попросту не было сил – они были израсходованы на первую часть дороги, а как возвращаться обратно кошечка даже не подумала, почему? А потому что она не знала, что на пути будут препятствия.
Что вот теперь делать, от отчаяния она тихонько начала пищать, тихонько – чтобы услышал тот большой голос, приятный и, похоже, родной, но не проснулась уставшая мать, ее будить совершенно не хотелось. Она итак уставшая после родов, наверное, ей еще тяжело, столько травм нанесли котята ее организму. Камешек этого не могла знать, но в голове все еще раздавались ее крики и те волны боли буквально ударяли по всему маленькому тельцу. Естественно, на интуитивном уровне, эти волны слабли, как и воспоминания о родах.
Камешек замолчала и снова замерла – ожидая, что же дальше.

Взгорье внимательно выслушал своего наставника. "Тихослов, Ледок, Янтарик и Камешек" - мысленно повторил он слова Неясыти. Различать котят бурый оруженосец уже мог. Тихослов был помельче и немного угловатый, в отличие от пышных детей Жасмин и Неясыти. Ледок - более крупный котик с широким, открытым лбом. Будь Взгорье более осведомленным в подобных делах, он сказал бы, что это признак неплохого ума. Янтарик - похожий на брата, но морда у него поуже и хвост немного короче. Камешек - небольшая кошечка со слегка проглядывающими светло-серыми полоски. "Да! Полоски! Я их заметил!"
К тому же, Взгорье оказался первым, кто познакомился с выводком белошкурых воителей. Он смущенно переступил с лапы на лапу, но тут Неясыть наконец-то сказал о патруле.
- Да, секунду, я сейчас, - сказал он уходящему наставнику.
Взглянув на новых котят, Взгорье почувствовал себя стариком. Он понял, что нужно передать кому-нибудь те малые знания, что накопил за время жизни в детской. Оруженосец избрал себе в преемники ту белую кошечку, которая с наивной простотой повторила его жест, махнув ему лапой в ответ. Серебриночка, он прекрасно помнил, как она появилась в детской. Как раз тогда, когда для него пришла пора уходить.
Взгорье подошел к кошечке и, наклонившись, заговорщицки зашептал, сопровождая свою речь движениями лап и хвоста, когда требовалось на что-то указать.
- Так, слушай внимательно. Вон тот большой, низкий сучок, который торчит справа - это "ветвь предводителя". Всегда старайся её занять. А вон та ложбина в углу - "палатка целителя". Что делать с дичью и как скатывать мячи из мха - думаю, сами разберетесь.
Он задумчиво посмотрел вверх, припоминая, в какие ещё тайны палатки должен посвятить Серебриночку.
- А, вот что, - вспомнил Взгорье и смешливо сощурился. - Если принесут мох с водой, всегда лакай первая, а то обслюнявят. Наставительно кивнув в такт своим словам, он закончил:
- Ну, бывай. Оставляю тебя здесь за старшую.
Взгорье хотел было осторожно выйти из палатки, как вдруг комочек светлой шерсти ткнулся ему в лапу. Бурый оруженосец испугался и замер. "Та-ак, я ни на кого ещё не наступил?"
Он метнул взгляд на Жасмин и заметил, что она спит. Пересчитал котят, оказалось - их трое. Посмотрел на котенка под лапами. Потом наклонился и посмотрел ближе. Ещё ближе.
"Ага! Камешек! Полоски!"
Идентифицируя котенка таким образом, Взгорье вроде бы как немного расслабился. Однако он не знал, как поступить с малюткой, чтобы не нанести ей вреда. Брать за шкирку не станет - он же ей не мама, ещё не так возьмет, и пиши пропало.
Тем временем Камешек начала пищать, и Взгорье чуть не впал в панику. Мысленно он вовсю паниковал. И прекрасно понимал, что Камешек - это не какой-нибудь малец-юнец, с которым правда можно как с малым обойтись, а будущая кошка-воительница, которая всех котов в смятение вводить будет. "Остановись, парень. Замри. А теперь осторожно опусти лапу".
С каким-то странным трепетом Взгорье "зачерпнул" Камешек своей большой лапой и немного приподнял над поверхностью.
- Камешек - Взгорье. Камешек - Взгорье, - извиняющимся шепотом представился он ей, словно действительно надеялся на то, что кошечка поймет хоть слово.
Взгорье сел и освободившейся лапой немного сдвинул в сторону братьев Камешек, освобождая ей место и аккуратно пихая к ним. "К семье".
Он помнил, что когда был котенком, всякий повышенный тон воспринимался им как крик, не меньше, и потому старался говорить тихо, без привычного веселого ора. Вот когда мелкие окрепнут - с ними можно будет всерьез повозиться.
Разобравшись с делом и осмотрев палатку на предмет других сбежавших котят, Взгорье молнией метнулся прочь и поскакал следом за Неясытью в патруль.

Из патруля Взгорье вернулся радостный: весь его лоб был залит кровью, а из уха торчал острый терновый шип. Он на секунду забежал в детскую (ну раз уж по пути), весь в снегу, крови, зато какой радостный (!) и положил перед Жасмин свежую лесную полевку, пухлую и аппетитную, пахнущую лесом и снегом.
Он склонил голову и гордо произнес:
- Моя первая добыча. И первая охота.
После чего кивнул всем остальным собравшимся и вышел из палатки. Он не стал медлить, а с криком: "-ПОЛЛУННИК!!!" побежал вверх по корню жизни, чтобы на всех парах влететь в целительскую палатку.

----> К целителям

Неясыть сугробом ввалился в обитель королев вместе с пронырливым зябким воздухом, который так бестактно разорвал хрупкую сеть мягкого тепла. В его пасти весела огненная белка и четыре цветастых пера. Каждый раз, навещая свою плоть и кровь, своих котят, старший воитель приносил морозный треск в их повседневность, нарушая покой. Вскоре он мог стать для них воспоминанием чего-то холодного, грубого и огромного. Впрочем, Неясыть не хотел становиться синонимом мягкости и хрупкости для котят...

Старший воин изумленно взглянул на присутствующих. Ему казалось, что количество древесных котов, пребывающих в детской достигло предела и кислород вот-вот закончится. Но его недовольство сменилось лукавой полуулыбкой, когда Неясыть заметил пятнистую спину своего друга:
- ...ну, или в Неясытя, когда он еще вот таким был, - проронив смешок, добродушно проговорил кот, опуская белку в своих лапах. Белоснежный воин педантично прокашлялся, уверенно вышагивая к Щитоморднику, - когда это я таким был? - наигранно возмущаясь, пробасил воин, дружески боднув товарища в плечо. Переведя взгляд на Копоть, Неясыть радушно кивнул в знак приветствия, а после отметил её котят, - очаровательные малышки.
Он уже давно был скуп на эмоции, и ожидать от него большего было глупо. Впрочем, Неясыть считал, что его тощая правда лучше, чем упитанное наигранностью лицемерие.

Вскоре Неясыть ласково коснулся плеча Жасмин, аккуратно подталкивая угощение к ней.
- Ты, наверное, проголодалась, - прошептал он, мягко улыбаясь.
Ледяной вихрь грубо ворвался в дупло, заставив Неясыть поежится. Он полной грудью вдохнул холодный воздух, непроизвольно жмурясь.
Но в тот же миг его внимание привлекли белоснежные котятки, ежившиеся к матери.
- Здравствуйте, - его голос прозвучал неестественно мягко, из-за чего кот усмехнулся сам себе. Обещал быть с ним строже, а сам кривляется.
Взглянув на малышей, Неясыть сразу узнал Камешек. Уж больно она выделялась из всей этой белоснежной массы своими серебряными полосками, напоминающими иней. Но, воитель должен был признаться, что и Тихослов, если присмотреться, отличался грубой угловатостью от своих братьев и сестры. Таким нелепым строением он напомнил ему Корявого. Его нескладного отца. Тот был весьма радушен и улыбчив, но как воин или охотник... А может он просто прикидывался таким. Впрочем, уже столько лун минуло после его смерти, что Неясыть начал постепенно забывать его резкие черты и раскосые медовые глаза... Неясыти оставалось надеяться, что его сын будет более серьезен и рационален.
Ледок и Янтарик были одинаково сложены. Оба обещали вырасти эталонам древесного воителя: стройными, длиннолапыми и гибкими на радость своим родителям.
- У меня для вас кое-что есть, - довольно протянул воин, указывая на перья.

Неясыть выразительно взглянул на Камешек. Очаровательная малышка в своей привычной манере взглянула на него сквозь прикрытые веки, будто бы и правда видела его или чувствовала... Её крохотный чёрный носик жадно втягивал тёплы воздух принюхиваясь. Белоснежный воитель улыбнулся, наклонившись к дочери ближе. Она родилась позже всех, будучи хрупкой и слабой, но сейчас с завидной ловкостью давала фору своим самоуверенным братьям, которые не спешили познавать мир. А она спешила навстречу манящей неизвестности. И рано или поздно, но очаровательная малышка будет вознаграждена за свою любознательность и амбициозность.
Её снежная шерстка источала жемчужный свет такой же чистый и ясный, как её невинная душа. А серебряные паутинки, лёгким инеем, лежащие на её плечах и бёдрах, превращали её в снежного духа суровой зимы.

Неясыть мягкое коснулся носом её лобика, ощущая мягкий молочный аромат. Он уже так полюбил и привязался к их хрупкости и беспомощности, что не мог поверить, что настанет время и ему придётся уступить место защитников племени своим детям. Когда-нибудь они скажут, что уже взрослые и не нуждаются в нём. Сможет ли он отпустить котят, когда настанет их час? А ведь не пройдёт и трёх лун, как они станут достаточно сильными, чтобы начать обучение, а после получить наставника. И Неясыть не сможет стать учителем ни для кого из них. Ибо Воинский завет не рушим. Они станут воителями и разорвут ту тесную связь между ними. Забудут, как нуждались в его защите и совете...
Разноглазый улыбнулся, нехотя отстраняясь. Чем раньше он перестанет так относиться к ним, тем легче будет осознать их взросление.
Малышка поморщилась, а её веки дрогнули. Неясыть внимательно взглянул на дочь, обратив ушки в её сторону. Она медленно открыла глаза, но тут же поморщилась от непривычно яркого света, который бил ей в глаза.
Она изумленно огляделась, пока их взгляды не встретились. Её глаза напоминали янтарный и леденящий омуты. Одно око янтарное, другое - лазурное. Она была его продолжением...
- Папа?
Вдруг спросила она. Неясыть удивленно моргнул, взирая Камешек. Её первое слово. Разве может быть что-то идеальнее и очаровательнее, чем малышка, произносящая свои первые слова?
- Верно, Камешек, - он всё ещё не мог унять улыбку, - я - папа, - мягко сказал он, впутывая в шерсть за её ушком алое перо снегиря.

Моховый комок, который он скатал, чтобы было не слишком скучно, постоянно выскальзывал из лап. А ничего интересного, в принципе, не происходило. Тихослов вздохнул и пнул самодельный мяч ещё разок, прежде чем заметил Поллунника. Ему нравился Поллунник. Черно-белая шерсть, сочетание противоположностей. Тихослову было просто приятно на него смотреть, хотя он и не общался с целителем один на один. В этот раз Поллунник подошел совсем близко (обычно Тих замечал его только суетящимся с королевами). А ему в глаз как раз пылинка попала. Он потер его, а когда открыл, кот уже удалялся с каким-то странным, хмуроватым видом.
- Что случ... - Тихослов оборвал фразу, так как целитель уже отошел.
Он что-то сказал большому белошкурому воину, которого мама обычно называла Неясытью и их отцом. Впрочем, Тихослов не общался с ним, с тех пор как открыл глаза. Ему только предстояло это сделать.
Так что, отец не знал про правый глаз, тот самый, который с розовым оттенком и ничего не видит. Впрочем, Тихослов тоже не знал, да и не беспокоился на этот счет. Он с рождения такой, так что вполне привык видеть одним глазом, для него это также естественно, как и для обычного котенка видеть мир здоровыми глазами.
Тихослов решил, что тоже должен выйти к отцу, как и Камешек. Правда, расставаться с моховым мячом не хотелось, так что он взял комок мха в зубы. Смешно переваливаясь с лапы на лапу, котенок подошел к родственникам и опустил мох.
- Привет, - муркнул он, с интересом разглядывая белошкурого отца. У него были интересные глаза - не такие, как у других. Тихослов моргнул, подумав, что ему мерещится, но ничего не изменилось.

Верно, Камешек, я - папа.
Чаще всего первым словом у котят бывает мама, она ведь всегда рядом, она защитит и согреет, она первые дни отдыхает, а потом непрерывно следит за своими маленькими чадушками, которые так и норовят куда-нибудь убежать или впутаться в какие-либо приключения. Сейчас мама спала крепким сном, пока ее отпрыски разбегались в разные стороны, исследуя минимальную часть мира, которая была им по плечу. После слов огромного кота, который при этом еще и улыбался, таких теплых и полных гордости и любви, чуть менее концентрированной, которая не стекала с макушки, как мед, Камешек подошла поближе и наступила своими маленькими лапками на одну большую и снова задрала головку кверху, а из груди помимо ее воли вырвалось урчание – первое в ее жизни, проявление максимально-растроганных чувств (в данном контексте, естественно). Кошечка смотрела не отрываясь на большую угловатую голову отца с пышной шерстью на щеках, смотрела на разные глаза: один был примерно как тот свет, что впервые она увидела, когда открыла свои, а второй она не могла ни с чем сравнить. Единственное, что они оба светились. Было интересно узнать, а какие у нее глаза, а какая у нее шерсть на спине, а какая мордочка? Такая же красивая или другая? Почему-то с этого мига ее желанием было быть похожей на вот этого огромного воина, который стоял и сейчас смотрел на нее вниз.
-Папа, ты красивый, я хочу быть такой же как ты! – воскликнула кошечка, продолжая мурлыкать, непроизвольно и очень громко.
Камешек соскочила с лапы отца и попятилась назад, намереваясь с разбегу на него напрыгнуть, как взрослая кошка, конечно же! Но тут со стороны подошел Тихослов – тот самый маленький братец, на которого она наступила, будучи еще с закрытыми глазами. Она с интересом взглянула на него, подойдя почти вплотную, так, что ее усы едва касались его. У него был один глаз голубой, а второй какой-то не такой, как у отца или же у него самого, он отличался. Ну да и что тут такого? Кошечка фыркнула и тут же ему сказала:
-Ты знаешь, что у тебя тоже разные глаза? Значит ты похож на папу! – в этом тоне были нотки зависти –еще бы, быть похожим на папу!
Кошечка ткнула его в бок лапой, а потом сказала:
-А еще ты такой же белоснежный, а у меня вон полосочки! И ни у кого из наших их нет. – печальные нотки, мол, она не похожа на них, точнее, не точная их копия, как ей хотелось бы быть, а вдруг это наоборот какой-то знак? Тут же, следуя своим мыслям, кошечка воспряла духоми выпрямилась, задрав хвостик, уже хотела было вернуться к своему занятию – напасть на папу, точнее, на одну из его огромных и мохнатых лап, она уже снова наметила цель. Как вдруг подошел второй братик, его глаза сияли как тот самый свет, значит, глаза были одинаковыми. Она посмотрела на него и вернулась к своему веселому занятию: она присела на маленькие лапки и с прижатыми ушами побежала на лапу. Она представила, что это кто-то злой, кто пробрался в детскую и сейчас всем братикам угрожает опасность, а она – как герой-спаситель – сейчас все сделает и победит страшного чужака! Она даже издала какой-то рыкоподобный писк и прыгнула на лапу. Естественно, отец не пошатнулся, а на обхватила лапу со всех сторон, как будто на дерево лезла.
-Я тебя поймала!
Она засмеялась и села немного подальше, чтобы не задирать так сильно голову – а то шея уже начинала уставать или голова перевешивать, пока было непонятно, что хуже. Отец впутал перо снегиря ей в шерстку за ухом, оно было очень красивым и таким, зимним, как бы то ни было, оно идеально подходило всем белоснежным котятам: они были символами зимы. По сути, чаще всего никто не любит зиму6 мало пищи, прохлада, которая забирается прямо под подшерсток и морозит тоненькую кожицу. Но Камешек ничего против зимы не имела, быть может, потому, что не сталкивалась с голодом, с холодом, но подсознательно ей уже нравился снег, он такой же белый и пушистый как она сама, как ее семья. А птички, что иногда где-то сверху пели свои песенки – она была уверена, что один из голосов принадлежал обладателю перьев цвета алых рябиновых ягод – и снегири. Но так как это были всего лишь мысли и где-то в глубине ее сознания, она спросила отца:
- А что это такое? – показывая лапкой на перо, которое было большим для нее пока что, но очень красивым.

Серебриночка и не предполагала, что процесс открытия глаз станет таким большим событием в её и без того ещё короткой жизни. Мир сразу же стал таким огромным и необъятным, что кружилась голова. Звуки и запахи обрели теперь форму и своё место в общем пространстве, и котенок поняла, насколько она мала и пока что незначительна в окружении стольких себе подобных, но при этом так на неё саму не похожих. Оказалось, что она - маленькое существо, что живет она в просторном месте с мамой, что у неё, как она и подозревала, есть такие же малыши, называемые "сестры". Однако на её лишь семье окружение далеко не ограничивалось. Вероятно, кошечке просто повезло открыть глаза почти сразу после родов соседки матери, отчего народу в, казалось бы, большой детской стало буквально не протолкнуться.
Темный в полосочку котик, которому она помахала лапкой, подошёл к котенку вплотную, отчего Серебри смогла разглядеть даже горящие янтарные глаза, и зашептал в пушистое белое ушко разные интересные вещи. По мере того, как он описывал все вокруг, кошечка следила за ним взглядом и старалась понять, о чем речь. Она и правда обнаружила выпирающий из стены твердый объект, неровный на вид. Затем перевела взгляд на ямку, которая заинтересовала её в меньшей степени, и потом снова на котика. По размерам он был крупнее её, однако куда меньше мамы, из чего малышка сделала резонный вывод о том, что, если он не живет в этом же месте сейчас, то явно жил тут не так давно. Следовательно, много чего знает. Интересного знает.
Интересно, он еще придёт? - подумала кошечка.
- Разберетесь! - повторила она и закивала, весело улыбнувшись.
Когда заговорщик удалился, Копоть собрала своих котят вокруг себя и что-то сказала, вроде бы осуждающее, а может, и нет, белоснежка не поняла. Зато она явственно ощутила тепло мамы и замурчала от наслаждения, кутаясь в её шерстку и подставляя спинку её пушистому хвосту. Затем также быстро вспрыгнула на лапки и вытянула шейку, чтобы посмотреть, кого представляет мама. В соседнем гнезде лежала большая кошка с таким же белым мехом, как и у самой Серебриночки. Рядом с ней шебуршились три комочка, и кошечка даже обрадовалась, поняв, что они еще меньше, чем она сама. Значит, не всё в этом мире такое большое!
- Жасинь! - повторила она. - Ка-ме-сек. Ти-хо-слов. Ле-док. Ян-та-лик.
Тем временем к детям подошел очередной кот. Он выглядел ещё больше мамы, весь такой яркий и теплый на вид, а на шкуре у него виднелись забавные пятнышки, словно по его спине пробежалась грязными лапками мышка. Но особенно привлек Серебри его хвост, а точнее, тёмный кончик, столь притягательный и соблазнительный на вид, что котенок не смогла удержаться и плюхнулась на него сверху, легонько вцепившись зубками в пушистую добычу. Она не знала, обратил ли столь гигантский исполин внимание на такую мошку, как она, и котенок просто стала прислушиваться к их разговору с мамой, пожевывая многострадальный хвост. Во внимание попали два слова - дедушки и Уголь.
- Мам, а что такое де-ду-ска? - не преминула спросить котенок, отпустив хвост и повернув голову в сторону родительницы. - А Уголь - это кто?

- Ой, - воскликнул Щитомордник, и ты сразу встрепенулась, забыв обо всем на свете, и непонимающе покосилась на своего бывшего наставника, который выпрямившись и прищурив серо-голубые глаза, посмотрел в сторону своего хвоста. Ты последовала за его взглядом, и сердце твое подскочило, когда ты увидела Серебриночку, вцепившеюся в черный кончик хвоста. Ты поддалась вперед и оттащила малышку.

- Ну ты же знаешь, котенок еще, простительно, - залепетала ты, отводя глаза. Ты посадила Серебриночку рядом с собой и посмотрела на нее суровым взглядом. - Не советую тебе жевать чужие хвосты, - а потом ты улыбнулась и покосилась на Щитомордника, который уже успел объяснить малышки, кто такой дедушка, а вот тебе предстояло рассказать ей об Угле, о котором кстати, ты вообще не хотела говорить, особенно дочерям, но рано или поздно они бы узнали о нем. - Уголь, ну он, как бы тебе сказать, он твой папа. Но он не часто заходит, да и наверное не зайдет, у него теперь другая подруга.

Вот чем не правда? Самая настоящая! Пусть твои дочери знают своего отца наглеца. Ты ненавидела Угля, но любила дочерей. Ты просто не могла их не любить. Глубоко вздохнув, ты лизнула каждую малышку в лобик и, обвив всех троих хвостом, чтобы те никуда не убежали, перевела взгляд на Щитомордника.

- Как отец, не расскажешь? - спросила ты у него. Уголки губ дернули, твою мордочку украсила нежная улыбка. Ты хотела забыть об Угле, забыть навсегда. А вот об отце ты очень хотела узнать. Как у него дела, давно ведь с ним не общалась. - Вот честно признаюсь, надоело мне сидеть в детской. Скучно иногда бывает, в патруль хочу. Как ты думаешь, Звездолом разрешит мне иногда ходить в патруль?

Цветочек, только что весело бегающая по Главной поляне, застыла у входа в ясли с раскрытым ртом.
- Уголь, ну он, как бы тебе сказать, он твой папа.
Вопросительно мяукнув, Цветочек даже не сразу поняла, о чем идет речь. Но спустя мгновение она смешной походкой приближалась к матери. Малышка знала, кто такая «мама», кто такой «дедушка», а вот слово «папа» она пока что не трогала, но его значение складывалось в молодой голове кошечки. Ее сверстники так называли большого белоснежного кота, который время от времени сюда заглядывал. Цветочек подозревала, что значение «папы» такое же как и «мамы». Но малышка не чувствовала его, она не знала где он какой он. Она спрашивала себя «А где МОЙ папа?». И вот, услышав эту мамину фразу, Цветочек не могла понять и поверить услышанному. В мозгу появился образ серого кота с почти черными конечностями. Кажется, это и есть Уголь. Но он был таким же как и все, хотя, может малышка просто не замечала любви в его взгляде и его заботы. Кошка неуверенно подошла к маме. Копоть – ее мама. И это не секрет, который маленькая Цветочек узнает из чужих уст. Это правда, которую кошечка впитала в себя при рождении, которую впитала в себя вместе с молоком, которую малышка всегда знала и всегда будет знать.
Цветочек, немного подумав, задала вопрос:
- Значит, теперь, мне надо будет называть его «папой»?
Язык немного заплетался, кошечка хотела добавить что-то, но промолчала. Странный и неизведанный этот мир. Только что обычный кот стал для нее отцом. Кошечка не понимала до конца то, что ей сказали. Вздохнув, малышка решила не морочить голову этим. Устроившись поудобнее возле мамы, Цветочек подняла глазки на большого пятнистого кота, который забавлялся с Серебриночкой. Как там его зовут…
- Зми.. Змееи... Змай.. – Запнувшись в очередной раз, Цветочек выдала, -Змей! А что значит «забадаю»?
Цветочек, зараженная весельем, налетела на Щитомордника. Забравшись ему на спину, та задала еще один, и даже не один, вопрос:
- А когда мы станем воильцами… ой или, воителицами, когда? Я уже большая! Научи меня чему-нибудь, приемам, я хочу тоже стать такой большой и сильной!
Малышка спрыгнула с кота и уставилась на него большими голубыми глазками, которым просто невозможно не улыбнуться:
- Позялуйста…
Это ведь здорово, считать себя большой и всемогучей, не осознавая того, что ты совсем беззащитна…
- Ну, научишь?

- Какое совпадение.
Что совпало? С чем? Янтарик понять не мог, но очень желал. Янтарные очи возгорелись любопытством и интересом, и белоухий точно знал, что теперь всё его детство будет посвящено изучению внешнего мира. Он не упустит ни единой детали, ни одного крохотного жучка под зелёной травинкой. Изучит этот мир вдоль и поперёк, в его "янтарной" душе яростным пламенем воспылал темперамент и авантюризм, который рвался наружу и готов был испепелить всё на своём пути.
- Какое совпадение? - вопросительным эхом переспросил белобокий. Раз уж зашёл разговор, так докопаемся до сути дела!
Он всмотрелся в глаза отца. Разноглазые очи манили и восхищали. Сам Янтарик пока не видел себя, но догадывался, что наверняка похож на кого-то из родственников.
- Папа, ты красивый, я хочу быть такой же как ты!
Янтарик перевёл свой взгляд на сестру... как же её... точно, Камешек! Хотя сам белобокий не сразу осознал, что перед ним стоит миниатюрная "копия" Неясыти. Он даже немного испугался, вопросительно наклонив голову и стараясь переварить ту кашу, что сейчас развелась у него в голове.
- Который из вас папа? - огорчённо простонал он, смотря то на сестру, то на отца.
Но вот Неясыть отошёл, оставив котят вместе с матерью, но и та, похоже, была в полудрёме. Что же, отличный шанс самостоятельно исследовать детскую. А лучше всего было бы сперва изучить тот белый комок, который заставил Янтарика так шарахнуться. И здесь должна быть фраза про стыд и раскрасневшуюся физиономию младшего брата, но он был не из таких. Над ним брало верх любопытство, но это было бы чересчур неприлично, так прямо высказывать это. Как-никак, а Тихослов - его старший брат, и Янтарик будет его уважать и ценить, пусть даже с таким глазом.
- А этот большой кот – папа?
Впервые слышу.
Янтарик обернулся в сторону голоса. Вот ещё один брат, но уже с ледяными глазами, от которых невольно по белому бока младшего брата пробежал табун мурашек. Через мгновение он успокоился и облегчённо вздохнул. Глаза нового прибывшего были схожи с глазом Тихослова. Младшего невольно прошиб озноб и чувство "серости". Он желал быть похожим с родственниками лишь только белой шкурой, но не иметь с ними ещё что-нибудь схожее.
Какая разница? Ведь главное не внешность, а как правильно себя преподнести, - постарался успокоиться белобокий.
- Их бы ещё различать, - бросил он в сторону... Ледка? Да, кажется так.

- Брат? - позвал Янтарик, совсем не обращая внимание на свой громкий тон. Тихослов, собственно, как и все остальные в этой палатке, спал. Белобокий заскучал. В сон его определённо не клонило, да и теперь наверняка придётся куролесить до поздней ночи. А куролесить одному скучно. Будить маму не стоило, она устала. Будить Камешек... тоже не вариант. Если кто-то из родственников проснётся, то того и вытянет. И белобокий уселся около выхода из дупла, старательно решаясь на отчаянный шаг. Хоть детская и находилась на самом низком ярусе, всё равно была возможность навернуться и сломать шею. Нет, на такое он подписываться не будет.

- Вот и угадай, какая белая шкура - твой брат.
Янтарик уже давно освоился в детской, но ни разу не выбирался на поляну. Однако он уже успел побывать во всех углах детской и дважды пересмотреть и хорошенько изучить внешность соседей. Котята Копоти. Все девочки. Когда белобокий это услышал, он был в полнейшем шоке. Ни одного сына в помёте? Чем же тогда мать будет гордиться? Естественно, своими дочерьми, но пока маленький сын Неясыти не мог это осознать.
Слова Тихослова задели его.
- Каждый по-своему индивидуальный, - буркнул он вслед брату. Его в действительности раздражило то, что их банально не могут различить, да и не только по белой шкуре, да и ещё по запаху они почти одинаковые, родственники. А Янтарику хотелось большего. Хотелось, чтобы возвращаясь из патруля со своими братьями и сестрой все подошли именно к нему и сказали: "Браво, Янтарь". И узнали бы его. Не перепутали бы.
- Ну и что это значит? Неужели я похож вот на этого? - Янтарик брезгливо бросил в сторону Ледка. Разве можно путать его с этой личностью, смешно ведь!
Различия между родственниками были, пожалуй, только глаза. Если у Ледка они были синими, то Янтарик щеголял с янтарными. Видимо, этому и удивился отец, узнав, каким странным было совпадение. Было бы весело, если бы их назвали: Белобокий, Снегобокий, Белоухий и Белолапая. Хах, это было бы действительно смешно и странно. Слишком странно. Но, пожалуй,  шерсти - лишь формальность, которая больше не будет так сильно задевать белобокого, стоит тому лишь только тому посмотреть на своё отражение, как ему представиться святой предмет его индивидуальности. Янтарные очи, что так прекрасно блистали перед утренним рассветом. Они словно загорались янтарным пламенем, но, увы, Янтарик увидеть этого не мог.
- Плевать. Чем-то, да отличаюсь я от всех вас, - он посмотрел на свою сестру и двух братьев. Сердце болезненно ныло от чувства серости... белости? Тьфу, несерьёзно. А может быть, это и послужило причиной не устоявшихся отношений со своими родственниками? Да, когда на твою голову сыплются различные проблемы, стоит задуматься: А откуда, чёрт возьми, они взялись? Этот "снежный" кот просто направил реку не в то русло. В довольно "неприличное" русло. Благодаря своему дерзкому характеру.
Камешек? Сестра, да. Неплохо было бы её лишний раз встряхнуть, показать, кто здесь главный. Да вот только эта девица может и отпор дать. Занимается своим делом, к ней тихонько подъезжает Янтарик. Она его увидела, он тихонько отъезжает. Действительно, под её горячую лапу он не хотел попадаться.
Тихослов. Брат, да вот только Янтарик не знает, что и сказать по этому поводу. В будущем он будет уважать своего брата, но не верить, что тот добьётся каких-либо высот в воинском искусстве. Но младший готов отдать самому старшему из всех должное уважение. Однако и его, и сестру Янтарик любил. По-своему, но любил.
Ледок. Тут уже возникает вопрос: как эти двое оказались братьями? Этот вопрос будет мучить его на протяжении всей жизни, а брат - личность, к которой Янтарик питал истинное жестокое отвращение, которое перемешивается с чёрным юмором. Пожалуй, здесь братской заботой даже и не пахнет.

Отредактировано Янтарик (2015-02-19 22:53:47)

Тихослов ещё долго мурчал, слушая Серебриночку, но на словах про "нашу..." он затих, его взгляд помрачнел. Дефектный ещё некоторое время смотрел в пол, и вдруг взгляд его стал светлее, радостнее.
Он поднял взгляд на Серебриночку и заметил, что она отходит в сторону стены. Проследив за ней и тронув взглядом перо, которое она принесла, Тихослов непонимающе наклонил голову.
Впрочем, её объяснение вызвало у него легкую улыбку. Он с готовностью сгреб перо и, наклонившись к Серебриночке, провел носом по её щеке, пощекотав своими длинными усами.
- Никакая палатка оруженосцев нас не разлучит, Серебриночка, - сказал Тихослов, смешливо, по-доброму разглядывая её своим единственным зрячим глазом. Он более глубоко, чувственно, оценивал движения и прикосновения, должно быть, из-за своего увечья.
- Ты же помнишь, что я уже умею забираться туда, - еле слышно напомнил Тихослов о их маленькой тайне. - И раз уж теплеет, так что исчезает и наша... - он огляделся на предмет подслушивающих и подсматривающих. -... значит, скоро мы сможем построить настоящую нашу...
Тихослов заговорщицки подмигнул Серебриночке, зная, что она все поймет из его туманных фраз. - Если мне тут совсем станет плохо без тебя, а ты увлечешься тренировками, я просто переселюсь в нашу... буду слушать птиц по утрам, а не ворчание королев.
Он неуверенно улыбнулся и поднял перо на лапе. - Я его сохраню, конечно же. Спрячу. Возможно, перенесу в нашу...
Тихослов взял перо зубами за самый краешек стержня и отнес себе под подстилку, где никто не задел бы его лапами и не увидел.
Он быстро вернулся обратно к Серебриночке и лихо подкинул лапой моховой шар, поймал пастью и положил у лап белоснежной кошечки. Его взгляд коснулся Янтарика.
Белошкурый негромко усмехнулся, глядя на брата.
- Видишь, какой важный фазан, - с улыбкой шепнул он Серебриночке. - Всё ему нужно чем-то от нас отличиться.
Он коснулся хвостом бока Серебриночки, приглашая следовать за собой, и подошел к недовольному Янтарику.
- Эхей, братишка, ты опять о своем? - обратился к нему Тихослов, кривя губы в улыбке. - Просто послушай, что я тебе скажу. Пока мы с тобой котята, вряд ли кто-то станет всерьез обращать внимание на наши отличия. Но вдумайся. Разве у кого-нибудь из нас такая каменная рожа, как у Ледка? Камешек - кошка, да и вообще она полосатая, разве спутаешь. Я слишком уродлив, чтобы слиться со всеми белошкурыми. А такой вздорной башки как у тебя, Янтарик, нет ни у кого в племени.
Тихослов поддел лапой мячик из мха и кинул его в Янтарика. - Не думай о различиях, лучше подумай о том, как дашь в нос какому-нибудь наглецу из палатки оруженосцев. Нам бы туда поскорее попасть.
Он доверительно коснулся плечом плеча Серебриночки. Ему нравилось чувствовать её близость, это просто придавало спокойствия.
Тихослову хотелось выйти вместе с ней в погожий весенний вечер, чтобы посмотреть на темнеющее небо и подышать свежим воздухом, в котором чувствуется не только прохлада, но и приход нового сезона.
Ради этого стоило плюнуть на правила и наказы взрослых. Тем более, раз уже им обоим одновременно осточертела эта скучная палатка.
Тихослов решил спросить у Янтарика прямо:
- Ты наябедничаешь взрослым, если мы уйдем без спросу?
Он внимательно посмотрел на братца, понимая, что от этого пройдохи можно ожидать чего угодно. Ещё чего увяжется за ними - и как потом от него отвязаться? Тихослов знал: вряд ли кто-то хватится их двоих, а вот Янтарик вечно что-нибудь устраивает - он слишком заметный.