Пограничные патрули

Пн-Вт: Вольновой (✔), Слепень (✔)
Ср-Чт: Крушигор (✔), Февраль (✔)
Пт-Сб: Жасмин (!), Тисовник (✔)
Вск: Бурашиха (!), Змеелапка (!)

Охотничьи патрули

Пн-Вт: Февраль (✔), Звездолом (б)
Ср-Чт: Овод (✔), Львиногрив (б)
Пт-Сб: Февраль (✔), Солнцехват (✔)
Вск: Звездолом (!), Слепень (!)

Дежурство в лагере
Сезон Цветущего Клёна (весна)

Гп: Неясыть, Крушигор
Дп: Перо Беркута (✔), Ломака (✔)
Дц: Айсберг (✔), Янтарь (✔)
Дв: Февраль (✔), Ярая (✔)
До: Демонесса, Волчья Песня (✔)
Дсд: Вольновой (✔), Предвестница (✔)

Явка: +2 очка и +5
Пропуск: -3 очка и -10



Пограничные патрули

Пн-Вт: Королёк (✔), Змейка (✔)
Ср-Чт: Каштан (✔), Большой Камыш (✔)
Пт-Сб: Плакучая Ива (б), Гроза (!)
Вск: Шквал (!), Тисовая Ягода (!)

Охотничьи патрули

Пн-Вт: Гроза (!), Дым (!)
Ср-Чт: Тинистая (!), Тисовая Ягода (!)
Пт-Сб: Каштан (✔), Королёк (✔)
Вск: Большой Камыш (!), Змейка (✔)

Дежурство в лагере
Сезон Юного Камыша (весна)

Гп: Крик Журавля (✔), Шквал
Пп: Каштан (✔), Огненная Полоса
Пц: Гроза, Северная Ночь (✔)
Пв: Шиповник, Зимняя Вишня (✔)
По: Большой Камыш (✔), Щегол
Псд: Кувшинница, Венчик

Явка: +2 очка и +5
Пропуск: -3 очка и -10

Легенды Светлолесья

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Легенды Светлолесья » Лагерь племени » Дупло предводителя


Дупло предводителя

Сообщений 1 страница 29 из 29

1

И, наконец, самая высокая палатка для самой высокой должности. Под ней расположилась самая массивная и толстая ветвь - Ветвь воинской Славы, служащая неизменным местом вещания предводителя и исполосованная когтями всех главарей в истории племени. Она является символом непоколебимой стойкости и твердости Древесного духа.

Шаблон поста на заработок уровневых очков

Код:
[quote][b]Статус поста:[/b]
[b]Выполняемое действие:[/b]
[b]Поймано/собрано:[/b][/quote]

http://sf.uploads.ru/t/anAM9.png

2

< Территории

Офф

В попу, нет времени много расписывать х) Краткость - сестра таланта :3

Мда, добраться до Главной поляны от территорий это только полшага, надо еще добраться до этой пещеры Янтарозвёзда. О создатель, почему она так далеко? Лапа жутко ныла и через два-три шага, начинала стрелять болью. Рыжая выдохнула, надо Крыл, надо...
Погода была безоблачной, небо не "заростало" тучами как обычно и сейчас было чисто-голубое, давая понять, что день будет насыщенным для всех жителей Светлолесья. Стало намного теплее, пришёл сезон Зелёного Клёна и холода скрылись за горами, так что этот Снежный Клён Древесное племя пережило, слава Звёздным предкам.
Крыло кое-как добралась до дупла предводителя и стала у входа, прижав уши, кошка стала думать, что скажет другу о своём вчерашнем опоздании. Так бы и померла от стыда, но Ян не псина - душить за такие пустяки не будет, поэтому оказаться в Звездном племени рыжая не должна бояться.
Старшая воительница выдохнула и зашла в дупло, ей повезло Ян был здесь, скорее всего ещё даже не собирался выходить. мряк еах, самка перегородила ему путь, гордитесь Крыл. Да, видок у рыжей был не лучший, если считать то, что кошка собиралась после обхода границ навестить Буревестницу в яслях, но пока она здесь и в отличном состоянии, не считая того, что вся шерсть покрыта колючками. Нет, спорить с Яном и возмущаться, мол, есть другие дела и нет времени на болтовню - нет смысла, характер вожака ей хорошо знаком, но что поделать. Тем более, воительница не имеет право перечить главе её родного племени, ибо запросто может слететь со своего долгожданного поста. Почему долгожданного? Итак ясно, что это была детская мечта Крыло и вот, тот день настал, когда она стояла рядом с предыдущим предводителем и тихий ветер нежно ласкал её шерсть. Самка навсегда запомнила то посвящение. Хотя, возможно, многие её соплеменники считают, что рыжая не достойна данного поста, но она никуда не делась, увы.
- Янтарозвёзд, - выдохнула Крыло. Охотница села у выхода и посмотрела на тёмного предводителя, думая, что сказать, - Приветствую. И да, я прошу прощение за опоздание, немного задержалась в патруле, - сказала самка, оправдываясь, что ли?
В общем, он спросит - Крыло ответит, рыжая не желает говорить с его подстилкой, пусть хотя что-то скажет, а то как-то не удобно, наверное. Надеюсь вожак открытым текстом не пошлёт туда, откуда она пришла, ей же еще навещать Бурь, а левая передняя лапа ей нужна, да, это факт.

3

Уже несколько дней подряд я совершаю один и тот же ритуал, заходя в это дупло по три раза. Мне было больно и противно, но поделать я ничего не могла, только терпеливо приносить травы, смотря за сонным телом, из которого вот-вот выйдет жизнь. Предпоследняя. Ах, как тяжело было осознавать, что я не могу понять, что за неведанная хворь одолевает Янтарозвезда. Лишь догадки, которые таяли как мелкий ручей во время знойного лета.
Сегодняшний день не стал исключением – ловко карабкаясь вверх по стволу, забираясь на самый верх, я только становилась мрачнее тучи. Страшнее всего осознавать свое бессилие. Ах, милая, милая Кора, была бы ты тут – наверняка бы узнала что происходит. Ты же умная. Так подай хоть намек, что делать мне! Но не было намеков, даже сна я не видела с момента болезни. Страшно. Будто Звёздные Предки отвернулись от нас. Последний рывок и я уже оказываюсь внутри палатки, оглядываясь и прикрывая усталые глаза. Стоит ли говорить, сколько ночей я не спала? Старательно вглядываюсь в темень дупла, когда осознаю, что что-то изменилось. Запах. Теперь тут не пахло болезнью и мучением. Тут пахло смертью. В один миг как эта мысль доходит до осознания, глаза расширяются, а сердце пускается в тревожный ритм, падая куда-то в желудок. Какая там паника – я не могла сдвинутся с места, завороженно пытаясь понять что же делать мне. Робкий шаг вперед – мне страшно, очень страшно. Он ведь жив, жив?! Прошу, о небеса, пускай он будет… Не хватает сил закончить молитву, я рывком подскакиваю, утыкаясь куда-то в шею, стараясь услышать или почувствовать дыхание…
Лапы так и подгибаются,  стоит только заслышать, как тихо, едва-едва различимо дышит Главарь Древесных. На губах расползается сладкая улыбка, а я опускаюсь рядом, все еще вдыхая носом запах молодого Янтарозвезда. За что же тебя так, родной мой? Молод и силен, ты внезапно вынужден бороться за свою жизнь, но что же будет потом.Что станет с племенем, если ты все же.  Я шмыгнула носом, откидывая печальные мысли. Ты ведь выживешь, я знаю. Я поднимаюсь, усаживаясь перед больным, проделывая ежедневный список. Потрогать нос – он не горячий, а значит, нет температуры. Послушать дыхание – ровное, без хрипов и заминок. В чем же дело то? Каким образом я могу бороться за чью-то жизнь, не зная даже что происходит. Могу усугубить ситуацию, давая травы абы какие, ну а бездействием приближать конец. А что хуже? Обычно из двух зол выбирают меньшую, именно поэтому я лишь смотрела, как он мучается, крутясь во сне, страдая вместе с ним. Я отдавала все силы, всю свою энергетику. Я не спала днями, высиживая тут непонятно что! Быть может ему легче станет от того, что я тут ною из-за того, что сама не могу разобраться? Наверное, нет, но мне просто душевно становится чуточку легче осознавать, что я  не привычно занимаюсь своими делами, а слежу, чтобы все шло хорошо. Ага, хорошо, аж не могу. Да у него жизнь его последняя едва-едва теплится, а я тут о хорошем рассуждаю.
Просто ждать, а там покажет время. Время сортирует нас, как ему вздумается, отбрасывает слабых и дарует жизнь новым. Просто потому, что не терпит промахов. А сделаешь ли ты промах – зависит лишь от обстоятельств.

4

Тишину предводительского дупла потревожил скрежет когтей о извилистую кору Великого Клена, и мгновением позже через высокий порог переступил Камнелом, угрюмо сверкавший льдистыми глазами в густом пепельном полумраке, а следом и Поток, которому только предстояло познать всю глубину нависшей над ними проблемы. Камнелом уже издалека учуял терпкий аромат лечебных трав, а потому без должного удивления встретился взглядом со спиной целительницы, для которой наведывание в обитель предводителя стало ежедневной рутиной. Бедная, несчастная кошка, вынужденная терпеть чужую боль и немощность, сидеть рядом с обреченными и созерцать их необратимую кончину. Это было ее страшным бременем, и впервые за долгое время острый коготь жалости впился в сердце глашатая. Она ведь тоже, как и все остальные, умела чувствовать и сострадать, даже несмотря на свой тяжелый и прямо сказать взрывной характер. И теперь иссиня-серый в полной мере почувствовал свое малодушие: ему даже не было жаль Янтарозвезда, он просто переживал о том, как сложится дальнейшая судьба всего племени, и немощность еще совсем недавно могучего полосача вызывала у него неоднозначные чувства, и порой синеглазый со страхом узнавал в этом спутанном клубке нотки отвращения к ослабевшему, изнемогающему больному. Вот почему ему важнее всего было убедиться в том, что Янтарозвезд идет на поправку: с каждым днем он все яснее чувствовал то, каким отвратительно бездушным он умудрился стать.
И прежде всего кот навострил уши, с облегчением ловя мерное и ровное дыхание лидера, означавшее, что тот, скорее всего, провалился в спокойный, целебный сон, и сделал первый шаг к растянувшемуся на подстилке, однако кислый смрад, сродни тому, который он учуял три дня назад, в тот день, как лично лицезрел потерю седьмой жизни Янтарозвезда, нестерпимой волной ударил прямиком в нос, заставляя остановиться и в молчаливом потрясении уставиться на полосатую спину. Это был запах смерти (как же он не учуял ее раньше?), отвратительная вонь, которую мало с чем можно спутать, если однажды так тесно повстречаться с ней, и иссиня-серый, будучи чрезвычайно далеким от целительства, заставлял себя надеяться, что ему всего лишь показалось, что Янтарозвезд не стоит на краю бездонной пропасти, что он не борется за свою последнюю жизнь. Медленно, неохотно Камнелом отрывает взгляд от вздымающего бока предводителя, переводя взгляд на Хохлатку, очевидно, не меньше него подавленную произошедшим, и быстрая мысль подобно вспышке молнии пронзила его сознание. Он понял все без слов, понял, даже не заглядывая в ее глаза, и это понимание окончательно отрезало его от призрачной надежды, доселе несмело трепыхавшейся где-то внутри, слишком глубоко, чтобы перекрыть пессимистическое настроение, и слишком робко, чтобы прогнать размышления о том, что случится после. Собственно, об этом уже стало абсолютно известно им обоим. Янтарозвезд обречен. Они даже не знали, что за страшная хворь овладела их предводителем.
- Как он? - на приглушенных тонах вопрошает Камнелом, вкладывая в свой один-единственный вопрос все, что интересовало его на данный момент: как теперь себя чувствует Янтарозвезд? Проснется ли он до того, как потеряет свою последнюю жизнь? И, самое главное, сколько еще ему суждено протянуть?
И теперь, когда он окончательно понял, что все они бесповоротно движутся к финальной точке, ему стало... легче? По крайней мере теперь он точно и четко видел, что ждет их дальше и какие действия им необходимо предпринять, и избавление от неоднозначности и безызвестности вселило в него уверенность, так чертовски неуместную в этом треклятом дупле.

5

Крапчатая голова показалась из-за переплетенных ветвей Мастерства и Преданности, и вскоре в палатке оказался и сам воин. С непривычки на краткое мгновение сощурил глаза, привыкая к мраку после сияющей снежной белизны, хоть в этом особо и не было необходимости: удушливый, зловонный дух все говорил за себя. Потоку уже приходилось чувствовать этот дух, медленно перетекающий из тяжелых болезней. Запах безысходности. Запах смерти. Старшина молча проскользнув, как тень, мимо распростертого тела предводителя, остановившись рядом с Хохлаткой и Камнеломом. Он пребывал сейчас в странном состоянии, которое невозможно описать словами: ошеломление наравне со спокойной уверенностью в своих логадках, страх вместе с предвкушением перемен. Бурый с грустью поглядел на вздымающиеся бока больного, осознавая, что и врагу не пожелал бы такой смерти. Не погибнуть в битве от быстрого удара вражеской лапы или смертоносных клыков лесного хищника, не от быстрой агонии змеиного яда и не от старческого забытия во сне, а именно так - борясь разрывающимися легкими за каждый глоток воздуха, раздираемый бешеной лихорадкой изнутри. А если так умереть суждено даже не один раз, а не сколько?..
Сероглазый непроизвольно поежился. А ведь Янтарозвезд был даже моложе его. Говоря по правде, Поток был даже уверен, что тот его переживет, возглавляя племя еще долгие луны. С трудом оторвав взгляд от болезненного тела, воин поднял глаза на Камнелома. Тот был еще молод, однако уже успел проявить себя с лучшей стороны. Вполне возможно, что он станет главой совсем скоро...Древесный задумчиво повел ушами: но зачем же здесь он? Он был вовсе не единственным старшим воителем племени, хоть и единственным из тех, кто в принципе некогда занимал пост глашатая. Крапчатый посмотрел на иссиня-серого с вновь разгоревшимся любопытством. Неужели тот привел его сюда, чтобы Поток помог ему с выбором нового глашатая? Занимательно, весьма. И все же, он отвлекся. Не следует делить непойманную дичь, а если речь идет о жизни предводителя - и вовсе недопустимо. Желая отвлечься, кот тихо произнес:
- Сколько...еще жизней ему осталось?

6

По началу даже не оборачиваюсь, слыша скрежет когтей о дерево. Полный вздох грудью – я наконец обращаю свой взор на пришедших, узнав в них Камнелома и Потока. Мне было тяжело, тяжело было Янтарозвезду, но сложнее всего, вероятно, Камнелому. Он внешне был как всегда невозмутим и непреступен, встречая очередную напасть хмурым прищуром льдистых глаз. А он ведь молод, моложе даже нашего Янтарозвезда, и внезапно вынужден осознать, что станет Предводителем. Сомнений нет, я все еще не отвернулась от нашего живого Главаря, но сомневаться в том, что ему осталось недолго не приходилось. Кажется, от меня ждали ответа, а потому я все же соизволила подать сиплый от устали голос.
- Я бы сказала, что все хорошо, но, - я замолкла, чуть замявшись, а вместе с тем и услышав вопрос Потока, чуть обернувшись корпусом в его сторону отвечаю уже двоим. – Потерял предпоследнюю жизнь. Он борется за последнюю, девятую, пока стабильно. Но как я могу говорить о выздоровлении, когда уже завтра все может рухнуть?
Голос срывался на хрип, а я опустила голову, и раскачивая ею, точно маятником, сокрушенно отрицала. Верить в сказку, когда она вот-вот пропадет. Лапы медленно, но опускаются, когда видишь такие случаи. Уснул, просто уснул и жизнь утекает из него, а что поделать? Что я могу поделать? Вероятно, весело было не только мне, а всем посвященным. Поднимаю разноцветные глаза и снизу-вверх гляжу на Камнелома, растягивая слова спрашиваю, даже скорее кричу, стараясь заранее ответить на все вопросы или осуждения, мне просто боязно услышать однажды слова о моей какой-то некомпетентности или не знании, а тем более страшно услышать это от Глашатя.
- Я делаю все что могу, слышишь? – лучшая защита – это нападение, ну а я просто боялась, что меня будут обвинять. Я устала, нервы были на пределе, сказывалось. Мало что теперь зависело от меня, я не могла замолить какие-то непонятные грехи, за которые Звездное Воинство жестоко утягивало нашего Предводителя, я не могла вылечить его травами. Выпускаю из легких воздух, замирая и разворачиваю голову, глядя на молчащего уже несколько суток Янтарозвезда, проводя бегло взглядом по силуэту. Вымученному и какому-то хрупкому, будто сломанному. Он точно терпел из последних сил, надломлено стараясь расслабится, но, увы, ничего не выходило.

7

Камнелом дрогнул ушами, словно лишь сейчас вспомнив о том, что кроме них в дупле предводителя находился еще и Поток, и льдистый взгляд глашатая метнулся к крапчатому, словно кот в последний раз перед долгой, бесконечной дорогой оглядывал старшего воина. Почему в последний? "Разве не ясно? Больше ничего не будет как раньше. Этот день изменит все в корне". Вероятно, что Поток уже догадался о причине его прихода сюда, во всяком случае иссиня-серый уже точно и заранее знал, чем обернется им эта вылазка, и это яснее всего было написано на его морде, обозначившись нахмуренной и твердой решимостью.
Глашатай молча и угрюмо выслушал слова Хохлатки, тем временем уже давно для самого себя поставив точку. Лично ему все было ясно и очевидно: нет никакой надежды. Нет и не будет. И Камнелом, на самом деле будучи заядлым пессимистом, без видимого воодушевления кивнул целительнице, не собираясь убеждать ее в том, что их предводитель сильный и обязательно выдержит этот поединок за свою жизнь. Последнюю и стремительно ускользающую из лап, пусть сейчас состояние Янтарозвезда не вызывало никаких опасений. Так, Тернозвезд его подери, было восемь раз и каждый раз заканчивалось одинаковым сценарием.
- Я делаю все что могу, слышишь? - кот поднимает на целительницу неподвижный взгляд, однако в том нет и тени гнева или сомнения: он и сам прекрасно понимал ее чувства, когда ты оказываешься полностью бессильным перед лицом судьбы и тебе остается только принять ее жестокую игру как неизменный факт. Разве не хотел он помочь больному так же, как Хохлатка, однако что он мог сделать? Никто из них уже ничего не изменит, а винить травницу в бессилии против неведомой хвори он не собирался.
- Я знаю, - просто отозвался Камнелом, кивком головы обозначая свою уверенность в сказанных словах. Она уважала и любила Янтарозвезда, и в ее стараниях он не смел сомневаться. - Никто в племени не станет обвинять тебя, но неужели Звездные предки все это время молчат и не говорят о хвори Янтарозвезда ни слова?
И взгляд кота вновь скользит к Потоку, замершему чуть сбоку, и мгновенная, быстрая как вспышка молнии мысль в очередной раз пронзает его сознание. День, который станет новой точкой отсчета для всего племени, настанет совсем скоро, и совершенно не зря сероглазый стоит сейчас здесь, рядом с ними, один из немногих посвященных в истинное положение дел. Возможно, кто-то на месте Камнелома мог придерживаться точки зрения, что делить шкуру не убитого медведя, особенно когда речь заходит о должности еще живого предводителя, по меньшей мере аморально и неправильно, однако сам иссиня-серый был уверен в том, что сейчас им как никогда раньше необходима была уверенность в завтрашнем дне, а она, прежде всего, начиналась с четкого плана на будущее.
- Теперь ты знаешь, как обстоят дела, Поток. Зеленый кашель Янтарозвезда перетек в неизвестную нам страшную болезнь не так давно, но за четверть луны унес почти все его жизни, поэтому мы не могли допустить волнений в племени, пока исход не станет нам очевидным. В последний раз, когда я его видел, он потерял седьмую жизнь, и я надеялся, что его состояние стабилизируется, но, видимо, ошибался. Пусть это не корректно с моей стороны, но смерть Янтарозвезда со дня на день становится очевидной, и нам остается только ждать финала. Наверное, тебе интересно, зачем я позвал тебя сюда? Так вот, Поток, я хочу, чтобы ты знал, что в случае смерти Янтарозвезда глашатаем станешь ты, - Камнелом замолчал, внимательно и не мигая глядя на крапчатого, всем своим видом давая понять, что это решение не было спонтанным и он вполне осознает свои действия. Честно говоря, его шаг был рискованным, однако он имел все основания считать свой выбор единственным правильным. Зачем он говорил это при Хохлатке? Да потому что знал, как травница относится к бывшему глашатаю, и теперь собирался, чтобы между ними тремя раз и навсегда решились все недомолвки и внутренние распри. Над ними теперь было одно небо.

8

Поток слушал молча. Сначала полный отчаяния монолог целительницы, затем и речь глашатая. Или все же со дня на день предводителя?...  Как бы то ни было, но слова иссиня-серого подняли в душе крапчатого бурю хаотичных, непонятных и самому коту эмоций, хотя внешне он оставался все так же спокоен, как камень. Молча подойдя поближе к больному и склонившись над ним, кот постарался скрыть взгляд от своих соплеменников. Что же я чувствую сейчас?...  Янтарозвезд, по правде говоря, действительно был в ужасном состоянии. Хотя к чему лишний раз подтверждать очевидное?...Бывший, а теперь, возможно, и будущий глашатай с трудом отвел глаза от распростертого тела. Если бы не его увлеченность тогда, то вместо этого кота сейчас правил бы он, Поток. Сразу же после отставки Искрозвезда....Как же давно это было? А что же теперь? И в самом деле сероглазый был весьма и весьма удивлен: сказать по честному, с Хохлаткой и Камнеломом в племени он ладил хуже всего. У этих двоих было много отличий от бурого, и он не раз замечал, насколько сильно расходятся их взгляды. И знал, что  уж эти двое  точно никогда не забудут его проступок. А сегодня, над телом, считай, его последователя, его вновь называют глашатаем Древесного племени. Поток, всегда любивший долгие и тщательные раздумья вкупе с долгой и скорой речью, сейчас просто не знал, что и ответить. А потому просто кивнул, заглянув в голубые глаза нынешнего глашатая. Слова здесь были излишни. Возможно, крапчатый бы подумал, что это шутка, не знай он рассудительности и принципиальности Камнелома.  Затем старшина развернулся к Хохлатке, слегка склонив голову, и взглядом словно бы спрашивая: "согласна ли ты с решением будущего предводителя? Станешь ли ты оспаривать его?..." Как-никак, молодая целительница тоже была авторитетом в племени, и вряд ли бы кто-либо из соплеменников станет доверять глашатаю, против которого настроена врачевательница. А отношения у них и правда были довольно натянутыми.
Так он и стоял, глядя на Хохлатку, а в голове роем крутились мысли, и самыми яркими из них были две:
  Шутка ли это Звездного племени?
Или...второй шанс?...

9

- …неужели Звездные предки все это время молчат и не говорят о хвори Янтарозвезда ни слова? - я вздрагиваю от одного только упоминания, а по спине расползается стайка мурашек. Не знаю почему, но сама по себе мысль об этом пугает меня не хуже войны. Будто бы я сделала что-то не так,  будто Предки отвернулись от меня, что является само по себе довольно страшным обстоятельством. Ведь какой Целитель без поддержки свыше. Я лишь качаю  головой из стороны в сторону, чуть потупив свой взор и не решаясь поднять голову, чтобы взглянуть на Камнелома. Стыдно, мне очень стыдно, а вместе с тем и тошно. Мне не было так плохо с тех самых пор, как погибли мои родители, оставив меня один на один с Хворостинкой. Протяжно выдыхаю, не решаясь заговорить. Один за один, точно мухи знойны днем, погибают Предводители, сменяясь один другим. Никогда прежде не слышала о такой напасти, мне было страшно именно сейчас, потому как мысли были о витиеватом проклятии. Фу, чушь какая! – скажете вы, да и я сама до недавнего времени лишь плюнула себе под лапы от подобного заявления. Но не это ли можно считать знаком? Усмехаюсь от своих наивных выводов, внимательно прислушиваясь к монологу Глашатая. С каждым произнесенным им словом я все сильнее хмурилась, сжимая плотно губы. Была ли я рада? Отнюдь нет, в моем представлении потерявший однажды должность не может вновь ее обрести. Почти что предательство, если не хуже. Он сам виноват, что проворонил ее, сам виноват в понижении. Так почему же, с какой-такой радости столь великодушное одолжение?
Пауза затягивалась, а две пары глаз были устремлены на меня, внимательно выжидая ответа. Я не поняла, так чего они ждут? Моего одобрения? Но ведь я его не испытываю, тогда чего же еще? Медленно ежусь, а затем. Наклонив голову спокойно отвечаю и на молчаливо-испытующий взгляд Потока и на вопрошающий Камнелома. Да чего уж там – все решил, я просто должна одобрить.
- Ты уверен? – только и смогла выдавить, хрипло кашлянув, пытаясь скрыть собственную горькую ухмылку. Глупые вопросы – дымчатый никогда не принимал решений спонтанных и необдуманных, всегда трижды раз взвесив все «за» и «против». – В любом случае я, наверное, не в том положении дабы что-то решать, но ты-то сам готов, а, Поток? Ты показал себя однажды не с лучшей стороны, а сейчас на тебя вновь взвесят столь ответственные полномочия. Не испортишь все вновь?
Теперь все мое внимание обращено непосредственно на Потока, к которому и были, собственно, обращены мои слова. Я ой как не доверяла полосатому Старшему Воителю, а потому вперила свой испытывающий взор в него. Он и сам мялся, но я могу понять свои переживания и переживания будущего Предводителя, но вот чего я никак не могла взять в толк, так это чего же так сильно мнется Поток? Боится? Едва ли, да и не мне судить его, только вот пускай хоть на сей раз ведет себя ответственнее. – второго провала лично я больше не потерплю.

10

Кот не отвел взгляда. Все так же спокойно глядел на целительницу, а в голове роем крутились многочисленные мысли. Он помнил свое честолюбие, давнее посвящение в глашатаи. Помнил призрачную причину, из-за которой отошел от должности тогда. В серых глазах появилась грусть, когда крапчатый глядел на Хохлатку: как так получилось, что кошка, появившаяся на свет в дни, когда он уже носил имя воителя, оказалась дальновиднее него?..
- Я всегда любил родное племя больше собственной жизни, - медленно протянул бывший глашатай, и тихий голос его сейчас напоминал шелест опавших листьев. - Однако это не помешало мне однажды совершить ошибку. Знаю, что в твоих глазах я выгляжу не лучшим образом....Однако это ничто по сравнению с тем, что чувствовал тогда я сам. - И воитель печально усмехнулся, наконец отведя взгляд от бурой кошки. Он вновь остановился над телом Янтарозвезда. Поежился и сел, обвив хвостом лапы.
- Я был очень удивлен твоим доверием, Камнелом, не скрою. Удивлен им и сейчас. Однако права Хохлатка: я не уверен, что не испорчу все вновь. - Он решительно поднял голову. - Я уже не в чем не уверен. Однако я клянусь, что не оставлю свое племя до собственной смерти. Клянусь, что буду стараться изо всех сил и надеюсь, что буду глашатаем лучшим, чем был тогда. Я хорошо помню свои ошибки и не люблю их повторять. И если этого достаточно, то я с честью вновь займу пост помощника предводителя Древесного племени. - Поток вновь поднялся на лапы, по очереди окинув взглядом присутствующих. В серых глазах горела молчаливая решимость: он поймет, если иссиня-серый сейчас изменит свое мнение. Он готов стать глашатаем родного племени, если к этому в принципе можно было подготовиться. И он ждал окончательного мнения.

11

Камнелом молча и нахмуренно выслушал Хохлатку, отмечая, с каким недоверием она воззрилась на Потока, что, впрочем, было совершенно оправданно с ее стороны: если говорить честно, то мало кто в племени был готов воспринимать своим глашатаем кота, однажды потерявшего свою должность. И иссиня-серый, как ни странно, не входил в их число, хоть обыкновенно имел привычку раз и навсегда терять доверие к тем, кто оступился хоть однажды. Но в этот раз все было совершенно иначе, словно былая ошибка Потока больше не имела ровно никакого значения и даже в некоторой степени играла ему на лапу. В любом случае Камнелом всем своим видом дал понять, что его решение не было плодом спонтанных и безысходных размышлений: сказать по правде, он уже давно и заранее в хладнокровном расчете предугадал скорую кончину Янтарозвезда и вынужденность выбора новой правящей верхушки, а потому все происходящее ныне не являлось для него неожиданностью. Сам-то он уже все решил еще четверть луны назад, обнаружив у полосатого признаки неизлечимой болезни, и именно тогда бесповоротно понял, что прежде всего им необходимо четко обозначить ближайшее будущее. "А ты, дружище, тот еще расчетливый мерзавец".
Камнелом резко взмахнул хвостом, быстрым взглядом обводя собравшихся и кратким кивком головы обозначая свою уверенность в клятве Потока. Он видел, что травница все еще борется с внутренними противоречиями, а потому поспешил внести свою лепту в сумбурное течение мыслей, метавшихся в голове Хохлатки, а ей наверняка было над чем сейчас мучительно размышлять.
- Зато я верю в твои силы, Поток. Ты умный кот, который дважды в одно болото не войдет, - может, поэтому мой выбор и остановился на тебе. - Новопосвященные не ценят занятой должности в силу своей легкомысленности, но тот, кто однажды ее потерял, будет делать все, чтобы не повторять прежних ошибок, а их больше прощать никто не намерен, - на мгновение льдистый взгляд кота вновь прошелся по целительнице, словно вторя ей: "Я знаю, о чем говорю, Хохлатка, тебе придется поверить не только Потоку, но и мне". Он не знал, сумел ли убедить ее, пусть и внешний вид его вопил о непоколебимой уверенности в собственном выборе, словно тот был единственно верным в сложившейся ситуации. Собственно, больше им выбирать и не придется: все уже решено, окончательно и бесповоротно, и это самое решение над телом еще живого предводителя могло бы выглядеть диким, если бы не вынуждавшие их обстоятельства. Смерть Янтарозвезда - вопрос времени, и Камнелому вновь в который раз при взгляде на обессиленное тело больного, а после - на уставшую и изможденную целительницу пришла в голову мысль - чудовищная, вопиющая и совершенно зверская мысль - предложить ей... Не важно.
- Я сообщу племени об истинной болезни Янтарозвезда, и с этих пор нам остается только ждать, - кот совершил очередной взмах хвостом, уже разворачиваясь к выходу и лишь на мгновение встречаясь взглядом с Хохлаткой - уловила ли она то, что блеснуло в самой его глубине, поняла ли тяжелые и болезненно мрачные мысли глашатая, отразившиеся на его нахмуренной морде? Он не был в этом уверен, равно как и в том, что здравый, незатуманенный рассудок все еще не покинул его, иначе откуда там взяться таким выводам.
Камнелом вознес лапу над порогом дупла, чувствуя, как нехотя отпускают его цепкие лапы душной и липкой заразы, и по-весеннему свежий ветер зарождающегося сезона Юного Клена дыхнул ему в морду, относя в сторону кислый смрад болезни. Неподвижное тело Янтарозвезда, скованное немощью, осталось позади, равно как и странные безрадостные заботы, будто разом свалившиеся с плеч и оставшиеся корчиться под боком несчастного. Мгновение - и пепельный силуэт полностью выскользнул наружу.

12

По правде говоря, Поток действительно был польщен доверием Кмнелома. Доверием, которое может и не оправдаться, - внезапно проскользнула какая-то до боли горькая мысль. Ну в самом деле, кто он вообще такой? И...как воспримет племя мое возвращение к власти? Крапчатый задумчиво склонил голову к плечу по старой привычке. С одной стороны, целительница и иссиня-серый глашатай всегда были самыми холодными по отношению к нему после его отставки, а остальное племя восприняло это довольно-таки мирно и даже с пониманием. С другой - как знать, как отреагируют соплеменники сейчас, захотят ли они видеть как опору племени кота, который однажды не оправдал себя?... Сероглазый искренне любил свое племя, но обычно ему было совершенно все равно, что о нем подумают другие.Так почему же сейчас он ощущал нечто, уж больно подозрительно похожее на волнение или даже легкий страх?....Воин прикрыл глаза, стараясь не показать своего смятения. Он не хотел видеть осуждения в глазах тех, с кем рос всю жизнь. Древесное племя - не маленькое, и в нем хватает отличных котов на пост кандидатов. Более молодых, более энергичных, более...надежных?
- Я сообщу племени об истинной болезни Янтарозвезда, и с этих пор нам остается только ждать, - Поток согласно кивнул, с затаенной печалью поглядев на молодого, умирающего ныне предводителя.
- Что ж, я буду ждать на главной поляне. Позовите меня если...понадоблюсь. - И, слегка склонив голову на мгновение, он направился к выходу из палатки. На какое-то мгновение он остановился у самого выхода, и ему показалось, что Янтарные глаза вожака пристально смотрят ему в след. Осуждающие. Печальные. Мертвые. Кот резко повернул голову, но коричневый кот все так же лежал на полу своей палатки. На какой-то миг Потоку захотелось, чтобы он поправился и Камнелом стал предводителем чуть позже - например, когда крапчатый уже будет не в состоянии занимать пост глашатая. Сероглазый подавил вздох. Затем повернулся и решительным шагом вышел наконец из дупла.

13

Сухость. Именно сейчас я ощущала себя какой-то старухой, которая, точно большая мудрая птица-сова исподлобья глядит на молодняк. Мне не нравилось, совсем не нравилось, происходящее, но поделать я ничего не могла. Подавляю рвущиеся наружу охи и вздохи, туго оплетая собственным хвостом лапы. Наклоняю голову и с какой-то вселенской мудростью гляжу на двух котов. Не спешу встревать в их разговор, молчанием своим, давая понять, что смирилась. Если племя примет его, Потока, то почему же я должна его осуждать? А имею ли вообще на это право?
Ну да пусть Звездные Предки помогут всем нам. Тяжелые нынче времена настали. Не припомню, чтобы такое происходило и раньше.
- Я сообщу племени об истинной болезни Янтарозвезда, и с этих пор нам остается только ждать, - я сощурилась, ловя какой-то загвоздку. Об истинной?.. недоумевающе гляжу на неподвижное тело предводителя, не понимая, при чем тут вообще истинная причина? Разве есть ложная? Тут и таить то нечего. Отрываю взгляд от больного, вновь возвращая его к Глашатаю и в кроткий миг ловлю взгляд. Тяжелый. Проникновенный. От одного этого взгляда я ежусь, ощущая что что-то не так. Но их уже и след простыл, а потому я снова остаюсь один на один с Предводителем. Тревожные чувства не покидают меня, я не могу объяснить и сказать конкретно, что не так, но вместе с тем мне тошно. Быть может, это мое извечное чутье лезет непонятно куда, а может и долгие ночи без сна сказываются. Чувствую себя подавленной, сломанной, мягкой. Будто любой, кто сейчас появится, может лепить из меня, точно из глины, то, что ему будет нужно. Повожу ушами, прикрывая глаза. Я слишком устала и вымоталась, чтобы даже думать, чего уж там бороться. За Его жизнь, за чью-то еще. Опускаюсь на деревянный пол совсем рядом с едва живым, зарываясь носом в мех на загривке. За что нам такие напасти, что сделали мы не так, что гневается кто-то наверху? Вдыхаю носом родной запах. Беда сближает, особенно  столь тесно сплетенный союз Предводителя и Целителя. Ну и Глашатая, конечно, но его ведь можно заменить. А вот нас никем не заменишь, мы вечно должны страдать. А все ради чего? Одно сезонного мира, который не факт, что будет длиться долго. Одна напасть сменяет другую, что за беда? Что вообще происходит в этом мире, я не могу понять.
Невероятно хочется спать. Интересно, будет слишком потом позорно, если я сейчас прикрою глаза и вздремну. Распахиваю пасть в зевке. Как давно я уже не спала? Это было не существенно, пока я не чувствовала сковывающей усталости, а теперь, почувствовав чужой мягкий бок, поняла как вымоталась. И внешне и внутренне, но кому, какое дело? Я всегда должна быть бодрой, должна подавать пример. Ведь если уж у меня опустились лапы, то остальным и нечего мечтать об эпичном выходе из сложившейся ситуации. Как хорошо, что никто не видит меня в столь ужаснейшем виде.

14

Мгновение - и у входа в палатку предводителя, в пасмурной полутьме вспыхнули два льдисто-синих глаза, вонзившихся в спину сгорбившейся над телом умирающего целительницы. Оттуда, снаружи, где на поляне собрались десятки котов, доносилось приглушенное ропотание, однако внутри дупла было на удивление и почти умиротворяюще тихо, будто кот, неподвижно растянувшийся на подстилке, провалился в долгий спокойный сон. "Но это не сон, Камнелом, и ты это знаешь. Вы все прекрасно это знаете".
Камнелом чувствует, как его нутро холодеет, и это не было страхом или волнением перед предстоящим завершающим шагом. Напротив - он был чрезвычайно спокоен и... готов? Да, пожалуй, если к убийству ближнего вообще когда-нибудь можно быть готовым. Если кто-то в своем уме вообще может позволить себе с таким дерзким хладнокровием воплощать в жизнь свои грязные планы. Но он не был в своем уме, он был одним из тех отчаянных безумцев, что без угрызений совести рушат моральные принципы и на их разлагающихся останках водружают свои. Новые. Идеальные.
Иссиня-серый ступает тихо, почти бесшумно, но вовсе не потому, что боялся выдать свое присутствие: даже такую низость, к которой он прибегнет сейчас, он хотел сделать аккуратно и как следует. Он позволил себе издать лишний шум лишь тогда, когда оказался за спиной целительницы, хоть все время до этого не был уверен в том, что она не услышала его раньше, просто из-за нестерпимой усталости решила не открывать глаза. Кот остановился, щуря холодные глаза, и опустил голову к полу дупла, с глухим шлепком роняя на тот туго замотанный сверток каких-то лекарств. На мгновение его взгляд встречается с разноцветными глазами рыжей кошки. Она, должно быть, удивлена. Камнелом был последним котом в племени, который хоть что-то смыслил в целительстве, однако он даже с закрытыми глазами сумел бы узнать единственное лекарство, способное положить всему конец.
- Хохлатка, - он говорит и не узнает собственный голос, далекий, приглушенный и твердый, непозволительно и неуместно уверенный в правоте своего решения, и сам он в это мгновение вдруг весь стал другим, словно слитым из хладнокровной готовности делать свое дело несмотря ни на что. Он больше не был прежним и всем знакомым Камнеломом, его последняя живая часть, та, что многие луны назад была искренним и чистосердечным Камнишкой, умирала вместе с девятой жизнью Янтарозвезда. Кот вытянул шею, зубами разрывая лиственный сверток, и на пол дупла выкатились блестящие красные ягоды. Это был тис.
Взгляд кота тускло и многозначительно сверкнул, и глашатай вновь выпрямился, теперь уже сверху вниз и не мигая взирая на Хохлатку. Да, он предлагал убить их предводителя, положить этому конец раз и навсегда, и его непроницаемые глаза глядели на травницу с утверждением: они сделают это. Прямо сейчас. И это решение далось ему как-то особенно легко, словно он с рождения был призван вершить чужие судьбы и выбирать, кому достанется честь жить на обетованной земле. Нет, он не был равнодушен к участи Янтарозвезда, он никогда не был бы рад смерти своего лидера и не желал ему зла даже в минуты искреннего негодования действиями и решениями полосатого, он был предан предводителю и все еще помнил, какой честью его удостоили однажды, пригласив на предводительскую ветвь и одарив почетной должностью. Он был бы рад вместе с остальными надеяться на лучший исход и днями высиживать возле неподвижного тела, дожидаясь, когда судьба все решит за них. Он был предан ему до этой самой минуты, и будет предан ровно до тех пор, пока он не испустит свой последний вздох, с его помощью или без, потому что так велел закон. Но в какой-то момент он вдруг совершенно ясно и очевидно понял, что ждать для них больше нет смысла, и его преданность не имеет никакой ценности, если из-за нее страдает потерянное зря время. Он прекрасно знал, что Янтарозвезду остались считанные дни: кот был обречен на мучительную и долгую смерть, а племя - на томительное и не менее болезненное ожидание, и терпению Камнелома вдруг пришел конец. У них весели посвящения, близился Совет, а дела стояли на месте, и иссиня-серый в отличии от всех остальных прекрасно знал причину. Стыдно, странно и страшно было осознавать, что тот, кто еще совсем недавно был опорой всему племени, вдруг превратился в непосильное и тягостное бремя.
- Ты целительница, ты должна видеть, что у Янтарозвезда нет шансов. Видит Звездное племя - он умирает, и свою последнюю жизнь он потеряет в страшных и мучительных конвульсиях, ты-то знаешь, о чем я говорю, я и сам видел, как это происходит, а перед этим Янтарозвезд замучит себя кашлем и жаром. Ты целительница, и ты должна не допустить такой ужасной смерти для того, кого любит все племя, - Камнелом говорит вкрадчиво, почти мягко, однако взгляд его неподвижен и решителен, и в нем застыл призыв к немедленному действию. Он не мог знать наверняка, сумел ли убедить Хохлатку, сумеет ли вообще когда-нибудь и в чем-нибудь ее убедить, а тем более в таких страшных вещах, однако он видел ее подавленное, сломленное состояние и теперь решил, что лучшего момента у него не будет. Его лапа настойчиво пододвигает тисовые ягоды, и глашатай чувствует минутное отвращение к самому себе, но лишь на ничтожную долю мгновения: он делал это на благо племени, на благо всего племени и их общего будущего, и дело было не в нескольких не проведенных посвящениях, которые, в сущности, могли бы и подождать. Дело было в том, что отныне дня них все станет по-другому, а Янтарозвезд был слаб и безынициативен в последние луны своей жизни, и пора бы уже, Терновезд вас всех подери, смотреть на вещи объективно, а не сквозь призму слепого обожания к мягкотелому и добросердечному коту.
Ты делаешь это не потому, что считаешь Янтарозвезда обузой и бесполезной ношей, тяготящей жизнь твоего племени. Тебе абсолютно все равно, в каких страшных мучениях умрет твой предводитель, будь то лихорадка или клыки бешеной собаки. Так неужели ты боишься, что болезнь не отнимет у него последнюю жизнь?
"Нет!" Камнелом выпускает когти, но лишь на мгновение, тут же пряча их обратно в подушечки лап, и взгляд его, холодный, нетерпеливый тут же проходится по морде Хохлатки. Сделает ли она это? Решится ли на этот отчаянный шаг, поддавшись напору и доводам глашатая? Милая, дорогая Хохлатка, порою нужно делать вещи, которые тебе не нравятся, но которые совершенно остро и необходимо нужны. Порою нужно совершать то, что идет против веления твоего сердца, но на что разум кричит: "Надо!"
- Просто закончи его мучения, Хохлатка. Освободи его от этой страшной участи, которую даже врагу стыдно пожелать. Ты ведь любишь своего предводителя, так сделай это ради него.

15

Если и можно лекарю расслабиться возле смертельно больного, то да, я сейчас пыталась это сделать. Мне было тяжело физически, я была вымотана, подавлена. Тяжело было даже думать о чем-то, но треклятый сон все не лез в пустую башку. С радостью бы уснула прямо тут и прямо возле Янтарозвезда, охраняя его сон. Он мучился. Я видела, как сильно было ему тяжело, но помочь не могла. Каждодневно взирать на муки и страдания больного, не имея возможности помочь – не это ли страшная кара, дурной сон любого травника? Именно. Травы просто не помогали, не помогали припарки, ягоды и прочая чепуха. Я опустила лапы. Тернозвезд вас всех раздери, я опустила свои лапы! На второй или третий день, наблюдая за очередной вышедшей, точно дым из откупоренной бутылки, жизнью Предводителя, я просто больше не могла бороться. Да нет, могла, а толку? Я уже не хотела. Осознавать, что ты бьешься, точно волна о камни, было ужасно, быть может, лишь чуть проще жилось с мыслью, если ты прекращал попытки. Не потому, что плохой, а потому, что ты вроде как сам остановил все, а значит что-то, да знаешь. Но мне не становилось ничуть не проще от факта, что я сюда прихожу просто посидеть, поглядеть на него, а не впихнуть очередную траву. И как только его организм выдержал такое количество ранее выданных отрав? Да, не лекарств, а отрав, ведь при смешении в желудке эта смесь была похлеще некоторых ядовитых растений. Но я была как можно осторожней, чтобы не выпустить случайно эту хрупкую последнюю жизнь. Не очень приятно ощущать собственные лапы в чужой крови. Диву даюсь до сих пор: неужто вояки так малодушны, что убивают налево и направо? Пусть даже и пищу, пусть даже и врагов.
Я слышала странный шорох, но не подала виду. Не открыла глаза, как сделала бы прежняя Хохлатка: сильная и дерзкая. Я даже голову не повернула на источник шума, ведь, в конце концов, быть может, мне просто показалось? Да, прекрасно было спихнуть все на старость, которой фактически еще нет, и на плохой слух.
Браво, ведешь себя либо как старейшина, дожилась. Покряхтишь еще, переворачиваясь на другой бок?
Так и лежу, спрятав морду в густую шерсть Янтарозвезда, стараясь казаться незаметней. Какие-то крохотные надежды на то, что я усну, еще есть, но таят они с непоколебимой быстротой после моего оклика. Хохлатка. Как же раздражает меня это имя, но еще больше его обладатель. Что на этот раз этот труженик с каменным сердцем забыл тут? Все же уже обсудили, что ему понадобилось на этот раз? Немного лениво открываю глаза, пару раз моргая ими и отгоняя мутную пелену из виду. Дергаю ушами, немного раздраженно отклоняя голову. Ха, я была вовсе не настроена на разговор или беседу, мне хотелось спать. Понимаете, спа-а-ать. Просто лечь и закрыть глаза, растворяясь в царстве морфеевом. Я не спешу спрашивать, что этому ироду вдруг понадобилось от меня, но тут, встретившись с ним взглядом, я невольно ежусь. Стальной блеск в вечно холодных глазах так и сверлит во мне дырку. Мрачно и безустанно он, Камнелом, пялится на меня, почти что не мигая. Я не могу выдержать этой переглядки и первая отвожу взгляд, утыкаясь им в противоположную стену.
Только после того, как я во второй раз вопросительно оглядела дымчатого глашатая, мне на глаза попался сверток. Маленький, сухой, он болтался в его пасти, свисая и маня меня. Так и кричал «загляни же…». Почему-то мне показалось, что отрады от этого не будет и вовсе, но я терпеливо ждала действия, который тут же произошли. Он наклонился, опуская этот самый сверток за землю и раскрывая его, безжалостно разрывая зубами. Если до этого момента я смотрела чуть раздраженно и пусто, то теперь я вмиг оживилась, вытягивая шею в желании рассмотреть. Сердце пропускает удар, разгоняя отяжелевшую кровь, а затем еще и еще – бьется, пока не нагоняет бешеный ритм, безжалостно отстукивая незнакомую мне песнь. Алеют, поганые твари, алеют, лежа на полу. Несколько маленьких матовых ягодок раскатились в разные стороны от мешочка из листьев, теперь привлекая все мое внимание. Сглатываю вязкую слюну, несколько мгновений разглядывая ягоды. В том, что это был тис, сомневаться нельзя было, но только вот зачем он тут?
Хохлатка, не притворяйся божиим одуванчиком. Все ты прекрасно знаешь: и зачем он тут и что ты должна будешь сделать.
Я поднимаю голову, еле отрывая ее от плодов и взирая снизу вверх на Камнелома. Смотрит на меня весь такой непоколебимый, уверенный в себе. Глаза так и горят огнем, огнем праведным и явно знающим что он делает. И как давно он это продумал? Уверена, такие идеи не рождаются за пару минут или даже часов, он наверняка вынашивал этот план. С самого начала болезни? А, черти его знают.
И вот тут мне становится страшно. Какая-то странная дрожь проходит по лапам, а затем пробегается по всему телу волной, захлестывая мой опухший разум. По-настоящему страшно, будто это я сейчас должна буду глотать треклятые ягоды, а не Он. Я шмыгаю носом, точно загнанный зверек, переводя взгляд с ягод на Камнелома и назад. Пячусь, подаваясь корпусом назад – просто невольно хочется либо стать меньше раз этак в десять, либо сбежать. Позорно, чтоб он не видел моего страха, растерянности. Не хочу, нет! Пропускаю протяжный вздох и подрываюсь с пола, разгибая затекшие лапы. Покачиваясь, едва не соприкасаясь с землей и чудом устояв на ногах, затем поднимаю взгляд. Затравленный, полный боли и непонимания; уголки губ скользят вниз, а весь изгиб рта дрожит. Я хочу что-то сказать, хочу высказать ему все прямо в его наглую морду, высказать, а желательно еще и плюнуть. Но мне тяжело стоять спокойно, лапы то и дело подгибались, а тяжелая голова вот-вот норовила упасть на грудь. Мне было тяжело. Тяжело, говорю вам всем, я просто таяла. Сломалась, точно игрушка какая, случайно закатившаяся под шкаф.
- Ты целительница, ты должна видеть, что у Янтарозвезда нет шансов. Видит Звездное племя - он умирает, и свою последнюю жизнь он потеряет в страшных и мучительных конвульсиях, ты-то знаешь, о чем я говорю, я и сам видел, как это происходит, а перед этим Янтарозвезд замучит себя кашлем и жаром. Ты целительница, и ты должна не допустить такой ужасной смерти для того, кого любит все племя, - я прикрыла глаза, опуская голову. Стыдно было смотреть в его ледяные очи, стыдно было слушать всю эту чепуху. Я знала, что так нельзя и это неверно, знала и чувствовала. Плохо, ужасно плохо, даже не уверена, кому сейчас было паршивей: Предводителю, который просто спал, даже не догадываясь о решении нас, либо же мне. Не ему, Янтарозвезду, приходилось принимать решения. Но самое страшное было в том, что мое воспаленное сознание, до этого упорно отталкивающее даже крохотную мыслишку об убийстве, сейчас же встрепенулось, слушая бархатистый и даже мягкий тон серого вояки. Навострило ушки, внимательно замерев. Мне стало противно от самой себя, от вот этой вот самой подкупной переменчивости, от продажности.
И я сломалась. Внутреннее противоборство добра и зла внезапно прекратилось, прекратились мучения и терзанья. Я молчала, молчала как рыба, не решаясь сказать. Все мое существо восставало против этой дрянной идеи, против замысла, который может все нарушить. А что, если могучий Главарь все же проснется, сохранив последнюю жизнь? Что он скажет, увидев, как двое его ближайших котов стоят и размышляют: а убить ли нам его? Точнее, не Мы рассуждали, а Камнелом подбивал мои крылья, лома привычные устои. Я боялась потерять любого из пациентов, я всегда переживала втройне, если кто-то очень сильно заболевал. Я страдала от одной мысли, что могу не спасти маленького котенка или престарелого воина, а он просто ворвался со своей идеей и все. Как говорится, в чужой монастырь со своим законом не лезь, но сейчас, то ли из-за моей ослабленности внешней и внутренней, то ли от очень далекого, но все еж осознания правоты этого гадкого кота, но я поддавалась. Миллиметр за миллиметром удавалось сдвинуть мой дюжинный самоуверенный нрав, оттесняя на дальний план здравый смысл. Будь я сейчас в своем уме и в бодром духе, то непременно бы развела скандал, тщательно оттаскав кота за уши, но сейчас… Хм, а он оказывается очень умен. Даже быть может слишком для того, чтобы начинать его бояться.
Не в силах что-либо предпринять я разворачиваю полную отчаянья морду, вкрадчиво вглядываясь в неподвижное тело. Слабо опадающие и вновь вздымляющиеся бока, неподвижный и безжизненный профиль, будто сломанную временем фигуру. Величественный князь валяется тут, словно выброшенная вещь, никому не нужная и просто использованная. Так непривычно было видеть этот обычно гордый стан, прямой хребет, теперь же вот так дико и вероломно поломанный пополам. Сгорбленный. Он излучал ауру черной болезни, а вся его фигура говорила об обреченности. Нет, не такого вот Предводителя хочет видеть все племя, не такая фигурка поведет их на совет, посвятит кого-либо в воины. Нет. Он изношен и больше не пригодится. Но что он получил взамен за, хоть и короткий, но все же добросовестный труд?  А получил он как вознаграждение сон: долгий и мучительный, отбирающий его силы. Высасывающий жизнь. Получил болезнь, которую нельзя излечить. Что ж, а по заслугам ли? Нет, он достоин большего. Просто как Предводитель.
Склоняю молчаливо голову, прикрывая глаза. Последняя дань чести. Забавно, что при твоей жизни я никогда не позволяла себя проявлять подобные знаки внимания и уважения. На «ты» с тобой говорила. А тут вдруг чуть ли не челом бьюсь о землю у лап твоих. Неуважительно и глупо, но иначе я не могу. Просто потому, что нужно оставить о себе в твоем сердце хороший отпечаток. Конечно, глупо говорить о чем-то воистину морально возвышенном, если при этом вот сейчас я готовлюсь отравить тебя. Глупо и немного бестактно, но вера и надежда на то, что ты простишь меня, остается. Как я погляжу в глаза всем? Как буду смотреть я в глаза соплеменников, зная, что это я виновна в твоей гибели? Пусть бы рано или поздно ты умер бы сам, но я насильно приближаю твою смерть. И я, и он, что хладнокровно смотрит в мою сгорбленную спину, немного нетерпеливо и властно. А я прогибаюсь под кого-то, пожалуй, впервые в жизни, впервые выполняю чьи-то указы. И уж точно не стоит говорить о том, что я впервые перешагиваю через себя, кидая собственную жалкую душонку на столь мерзкий поступок.
- Просто закончи его мучения, Хохлатка. Освободи его от этой страшной участи, которую даже врагу стыдно пожелать. Ты ведь любишь своего предводителя, так сделай это ради него, - как змей-искуситель он шептал мне это, склоняя к ужасному поступку. Я не могла сопротивляться, не было сил и особой охоты, я просто поддавалась. Медленно, словно тряпичная кукла прогибалась в лапах этого типа. Я буду жалеть: чувствую, как уже этой ночью буду грызть себя, упрекая в содеянном. Страшно ли мне? Не то слово страшно, но постепенно и он, это липкий страх, уходит на второй план. А впереди пустота и чернь, ничего. Эхо. Называйте, как хотите, мне уже плевать. Плевать, ясно? Я просто устала и хочу зажмуриться, зажмуриться и испариться, чтобы не видеть всего происходящего. Просто растаять. Сгореть в этом сумасшедшем круговороте событий и развеяться пеплом над серостью будней, проклиная себя. Ты вроде понимаешь, что не так все плохо, а поделать с собой ничего не можешь. Это так же мерзко, как и наблюдать за ломающейся личностью. Наблюдать как зритель, от третьего лица. Видеть чернеющие глаза, сомкнутые губы и покорно опущенное лицо, дрожащие лапы. Больно и горько, а еще больше тебя бьет презрение. Как можно прогнуться под чью-то чужую личность,  как можно поддаться чужой воле? Но ты лишь думаешь, поставить себя на его место тошно. Ты кичишься, мол, да я бы смог! Я бы послал его куда подальше, а ты, слабак, только и смог, что предать себя во имя кого-то там. Можно еще плюнуть под лапы и гордо удалиться, вильнув на прощанье хвостом. Мы не ставим себя на место израненных, но если на миг, на этот гадкий миг все же соизволить переместить себя то тут же найдется куча оправданий. Мы будем кричать, что так вышло, а мы не всесильны, будем бить себя по груди, утверждая, что не правы они. Так было и будет всегда, с этим ничего не поделать. Обычная кошачья малодушность, чего уж тут. Но сейчас я не кричала всем подряд, не била себя лапами в грудь и не отнекивалась. Проклинала, бранила всеми известными мне словами, ненавидела и готова была растерзать. Ненавидела себя и Его. Но поделать ничего не могла.
Усталый вздох вырывается из груди, прерываемый лишь звуком, отдаленно похожим на стон. Я устала бороться, устала копаться в себе и размышлять на тему «почему я?!» Как же хочется послать все это прямиком к Тернозвезду и больше не возвращаться к этому вопросу. Но проблема реальна. Передо мною на самом деле стоит Камнелом, буквально взглядом заставляя сделать это. А позади меня лежит умирающий Янтарозвезд, травить которого должна я. Собственно, а почему не сам Глашатай, если ему так хочется, чтобы всеми любимый Предводитель канул в лету так же, как и все до него? Я уже хотела было задать этот вопрос, но не решилась, одернув себя. Не хватало еще, чтобы он разозлился. Просто покончить скорее с этим мерзким делом и свалить, забившись в угол. Что происходит? Почему я сейчас так недалеко рассуждаю? Самой от себя противно, противно, что не хочется сбежать. Никогда раньше такого не случалось, чтобы я просто убежала. Чтобы не хотелось растаять. Грустная ухмылка на моих губах – я задираю голову к потолку, пытаясь разглядеть там невесть что. Губы дрожат, и я поджимаю их. Что делаю я в такой странной позе? Взываю к милости и пониманию Звёздных предков, объясняюсь, как нашкодивший котенок.
Мам, пап, вы простите. Никогда не думала, что буду смотреть на чужую смерть, наступающую от моих же лап. Вы не сердитесь, пожалуйста. Просто так нужно.
Сжимаю челюсть, порывисто разворачиваясь к Камнелому. В твоих глазах недоумение, я вижу это. Боишься? Нет, такие как он никогда и ничего не бояться. Только повелевают кем то, но уж точно не выполняют их работу. Мотаю головой, точно отгоняя от себя слова, которые сейчас произнесу. Но поздно что-то решать, о чем-то думать. Для себя все расставлено и уже давно, мне незачем стоить невесть что и кого из себя. Просто сказать.
- Ты или я, оба мы вскоре пожалеем об этом, - холодно и отчужденно. Немного устало. Просто мне уже в самом деле плевать. – Не смей даже думать, что я прогнулась под тебя, что и впредь будет так. Я скорее откушу свой собственный хвост, чем допущу такое вновь. Запомни: я делаю это ради него, а не ради тебя.
Я оскаливаюсь и только. Холодная речь приветствуется на ура, я уже почти слышу аплодисменты! Даже Камнелом сменил холодный взгляд на холодно-презрительный. Почти оттепель, чтоб его. Я фыркаю, отворачиваясь. Просто я не хочу видеть его поганую морду, пусть он уйдет отсюда. Но это так, мечты. Ведь Глашатай должен убедиться, что Целитель все же убьет Своего предводителя? Верно, а то ведь я и струсить могу. Носом подкатываю пару алых ягод ближе к подстилке, укладываю их возле собственных лап. Сама усаживаюсь возле головы почти покойного. Он сейчас спокойный, умиротворенный, даже сказала бы. Будто и не готовиться к погрузке на катафалк, а просто спит, видя цветные сны. Просто устал после очередного дня, устал и прилег отдохнуть, задремав. И, кажется, что если я сейчас проведу кончиком хвоста по его ухо, он отдёрнет его, потом раскроет свои прекрасные янтарные глаза, пару раз моргнет, отгоняя мутную пелену сна с глаз, и улыбнется мне. Потянется, вставая и моментально вырастая в два раза. Улыбаюсь немного нервно, провожу кончиком хвоста по его уху, спускаюсь дальше, вырисовывая узоры. Но ты не просыпаешься, продолжая тревожно спать, видя жуткие сны. Тебе будто плевать. А мне очень страшно, мне хочется кричать и выть в голос, рыдать на твоем плече. Ты сильный, так помоги же мне, прошу. Нет, умоляю. Просто очнись и тогда я не совершу самую страшную ошибку за всю свою жизнь.
Открываю рот, порываясь что-то сказать. Не могу я вот так, просто в тишине да безмолвии. Как-то пакостно выходит, исподтишка. А это не входило в мои принципы, хоть крошку собственных устоев я должна была сохранить.
- Ты прости меня, милый, - улыбаюсь, очень тихо выдыхая. На душе становится сразу как-то гадко, от чего я презрительно отдергиваю морду. – Так ведь лучше, верно? Тебе же больно, больно ведь? Я спасу тебя родной, спасу. Ты не сердись на меня хорошо, милый мой Янтарозвезд? Тебе больше не будет больно, ты не будешь страдать. Уснешь. Смерть это не больно, не больно, обещаю, все будет хорошо...
Я шептала как сумасшедшая, повторяя одну и ту же фразу как заведенная, прижимаясь к будто бы замершему телу. Он точно услышал меня, остановился и расправился, внимательно слушая. Клянусь, если бы я, как и любая другая кошка, физически могла бы плакать, то прямо вот так вот и разрыдалась бы, роняя обжигающие слезы. Но, увы, я не могла этого сделать, а потому лишь жала уши к голове, прижимая праву лапу к телу. Проститься. Не хотела я отпускать его, не хотела давать эти чёртовы ягоды, убивая его, точно бродягу какую в подворотне! Просто хотела отдать их Камнелому, гордо развернувшись и выйти. Второй уже такой порыв за сегодня, а что я могу поделать с собственной совестью? Не научилась еще встречать смерть с безразличным видом на глазах. Я просто не так устроена.
- Я делаю что-то не так, чувствую. Ты же поймешь меня, простишь? Не серчай, я желаю тебе только лучшего, - на секунду замолкаю, отклоняясь назад, а затем провожу языком по сухому носу Предводителя, утыкаясь собственным в его щеку. – Пусть осветят твой путь Звёзды, и да пусть прибудет с тобою сила, а охота в Звездных Угодьях будет легка.
Шмыгаю носом, ощущая, как в груди дрожит собственное сердце. Маленьким мышонком в лапах хищника оно бьется, пытаясь выпутаться из оков, прочно опутывающих ее. Не могу делать этого, не закрыв его глаза. Нет, не подумайте, он спал, как и нужно – с закрытыми очами, просто есть риск, что он внезапно откроет их. Как же тогда я загляну в них, будут ли силы и совесть? Конечно же, нет, а потому я опускаю пушистый хвост свой на его глаза, прикрывая половину мордашки.
Приходит сравнение с загнанным кроликом, перед которым даже не поставили выбора. Есть лишь один выход – молча, стерпев боль, пройти через это ужасное чувство. Только я, в отличие это этого самого зверька, не умру, не потеряю память, а буду вынуждена жить долгую, местами даже счастливую, жизнь. Страдая. Каждый миг возвращаясь к этому моменту и отыгрывая его заново. Просто мне тошно.
Наклоняюсь и раскрываю пасть Предводителя, та поддается легко, распахиваясь и оголяя ряд острых белых клыков. Делов-то вроде совсем чуть-чуть – кинул ягодку, а затем вторую и все, больше от тебя ничего и не требуется. Но сам факт этого переступания через порог собственных идеалов и приоритетов пугающий. Не стоит больше медлить, а потому я аккуратно подцепляю собственной пастью ягодку, дрожа переношу ее. Лишь бы только слишком сильно не сжать челюсти и не отравить саму себя. Лишь бы только… Да, все проходит удачно и вот уже я тянусь за второй. Меня бьет дрожь, мне страшно. Невероятно страшно и тяжело брать на душу такое преступление. Так зачем же я делаю это? Мы вечно возвращаемся к одному и тому же вопросу, ответа на который, увы, у меня нет. Ради кого и для чего все это происходит? А, леший его разберет. Не мои заботы. Мое дело лишь накормить чертовыми ягодами, наблюдая за эффектом. Кто-то бы получил кайф, глядя на это действо, мне же было противно.
Последняя, третья ягода – я закрываю пасть Предводителя, убирая хвост с его глаз. Хм, ты так и не очнулся во время этого, ну и хорошо. Значит, больше никогда и не очнёшься. Лапы мои дрожат неимоверно, чувствую холод на кончиках пальцев. Я озябла. Интересно, почему мне так холодно? Устало потираю глаза. Все, мои действа выполнены, я могу быть свободна, наконец, от всего этого кошмара. Втягиваю носом воздух. В ближайшее время сердце любимого всеми Предводителя окончательно остановиться, отбив последний ритм. Заглохнет в неисправности, а позже все тело остынет. Как и любой труп без внешних раздражителей в виде ран или прочих увечий. Недостойная смерть для вождя, но иначе никак. Нет, другого выхода просто не было. Только нужно спросить себя: а что все же хуже умереть от неизвестной болезни или от тисовых ягодок, которые уже начали свое действо в молодом теле. Уверена, яд будет действовать чуточку дольше, ведь побороть молодой и еще пышущий жизнью организм не так-то просто. Пускай даже сраженный неизведанной хворью, все же полосатый был сильным физически. Его редко донимали какие-либо гриппы и простуды, да и вообще редким гостем в моем жилище был вот этот вот кот. Последний печальный взгляд, я отворачиваюсь, не в силах больше смотреть на результат собственного отчаянья. Поднимаю пустой, уже ничего толком не значащий взгляд на Камнелома, хлестко ударяя себя по бокам хвостом. Так многое хочется высказать ему, высказать сейчас и в лицо. Я бы с радостью плюнула все гадкие слова, какие только знала, но не хотелось. Отчего-то мне казалось, что виновата в этом я. Что он не заставлял меня, не принуждал, а лишь попросил. Убедил. Будто бы я сама даже вообразила себе эту мысль.
Подхожу к нему медленно, еле переставляя ноги. Глаза сужены, вся моя фигура полна негодования, гнева. НО это только внешне, внутренне же пустота. Она настала давно уже, пустота это. Правда не спокойная и умиротворенная как обычно, а какая-то гнусная, с остатком в сердце. Я еле дотягиваюсь ему макушкой до носа, не выдалась я уж ростом, чего сказать. Стараюсь заглянуть в глубину глаз, стараюсь найти там побуждение к этим действиям. Зачем? Но лишь пустота и отчужденность встречаются мне. Стою вплотную к нему, вызывающе вздернув подбородок. Растоптал меня, молодец! Молодец, у тебя получилось, можешь ликовать. Моими лапами ты совершил убийство. Не я совершила, а ты, ты сам. Я хочу сказать, может даже крикнуть это тебе в лицо, но останавливаюсь. Нет, не место и не время читать лекции, тем более я устала. Выдохлась.
- Ненавижу тебя, - привстав на носочки, выплевываю ему в лицо, смотря с такой враждой, что хватило бы на все племя Речных выскочек. А тут один ты удостоен такой чести, но это все. Этого хватит. Обессиленно разворачиваюсь, скользя взглядом по убитому. Мною убитому, хочу заметить!
Его дыхание сбилось, он стал хрипеть. Это только начало, ведь еще один два часа и его сердце просто остановиться, он не сможет дышать. Летальный исход, как бы не было печально.
Я чувствую себя паршиво, хуже даже, чем с самого начала. Наступила какая-то прострация, чувство пустоты. Вот я и есть, вот и жива сама, хожу, дышу и чувствую. Но от этого не легче. Ей-богу я бы лучше сама проглотила плоды ядовитого растения, нежели сейчас вот так шла, осознавая, что только что сотворила. Необратимое, непоправимое и просто очень печальное. Страшное. Представить даже не могу, как буду спокойно смотреть в глаза соплеменников, как буду оплакивать его, бок о бок с ними? Достойна ли я этого? Гнать, гнать себя дальше от этих чертовых переживаний, от недопонимания. Я никогда и никому не смогу раскрыть свою душу, не смогу довериться и рассказать. Наверное, я просто боюсь стать одним из изгоев, каковых у нашем племени полно. Пополню их ряды тут же, а  потому буду молчать. До последнего. Даже если меня будут пытать. Быть может, когда-нибудь я все же раскроюсь, но это будет не скоро. Быть может даже перед самой смертью, чтобы хоть как-то облегчить страдания. Но тогда войду в историю как целитель, убивший своего предводителя. Не очень радужно, на самом деле. Но к черту эти глупые домыслы, да и мысли в целом. К черту. Я выполнила свой долг и миссию, его не спасти. Как могла, облегчила страдания, взвесив все это бремя на собственные хрупкие плечики.
Зачем и для чего все это сделано? Мне все больше начинает казаться, что я просто облегчила свои страданья, свои муки. Чтобы не показывать, что я на деле то ничего не знаю, что не могу справиться со смертью. Не могу остановить летального исхода, ведь я не Звездный предок. Но кому это интересно? Уже подходя к выходу из дупла робко оборачиваясь назад. На меня никто не смотрит, а оно и ладно. Не хватало еще уйти от прожигающего взгляда этого выдумщика. Или, что было бы в десятки раз страшней, под янтарный взгляд смертника. То-то было бы жутко. Но это накрутки от собственной немощности, я отворачиваюсь. Не остается никаких эмоций, даже жалость и отвращение к самой себе постепенно уходит, сменяясь пустотой. Звенящей, расползающейся внутри пустотой, какой давненько не было в моем теле. Слабость сковывает тело, дойти бы хоть до собственного дупла, чтобы там завалиться мертвым почти сном.
Останавливаюсь у выхода, задирая голову вверх. Сквозь черные и сухие ветки Великого Клена пробивается клочок тусклого пасмурного неба. Природа, словно предвидя драму, разыгравшуюся на земле, послала тяжелый непогожий день: свинцовое небо, давящее на землю, холодный пронзительный ветер.  И снег, отрываемый от земли и уносящийся куда-то далеко. Тяжело отрываю взгляд от неба в трещинах облаков, поведя ушами. На главное поляне еще не смолк галдеж, все еще обсуждали новость, переглядываясь. Не замечая меня. Ах, милые, милые мои, а знали ли вы, что только что совершила? Какой ужасный поступок был сотворён моими лапами? И главное, сидели бы вы спокойно, зная все это? Не уверена.
Вдыхаю полной грудью. Эта зима, этот лютый сезон навсегда отпечатается в моей памяти. Отпечатается эпидемией Зеленого кашля, лютыми холодами и северными ветрами. Он, этот сезон Снежного Клена, запомниться снежными вечерами и завывающей метелью за порогом. Холодами и длинными тёмными вечерами. И болью,  что въелась в сердце тяжкими клешнями, не желая больше отпускать. Такое случалось раньше, уверена, если не каждый, то через одного целителя уж точно приходилось совершать подобное. Только мне от этого не легче, нет. Разве может элементарно стать проще от того, что не я одна такая гадкая, что многие так поступают. Я всегда боялась быть индивидуальностью, я  боялась быть личностью. Как бы сильно не кричала, что осуждаю стадное чувство, все даже жила им. Всегда было важно общественное мнение, я всегда старалась угодить большинству. Проклинала себя за это, ненавидела, но поделать ничего не могла. Так бывает – побесишься, побесишься и утихаешь, становясь почти что шелковым.
А я все глядела вниз, всматриваясь в разношерстную толпу. Они галдели, переговариваясь и роптали, изредка кидая сюда, наверх, косые взгляды. Взгляды полные сочувствия и любви, другого я видеть просто не хотела. А знали ли, догадывались, что жив он был, ад и сейчас, испуская последние вздохи еще живет. Но они, глупые котята уже примеряли величественный силуэт Камнелома на этой ветке. Идиоты, вырыли могилу живому, просто нечего сказать. Самоотверженные глупцы, кричащие о преданности, за спиной же отступая от своего короля. Как и любая свита. Все мы тут лишь крысы, позорно бегущие с тонущего корабля Янатрозвзеда и перебирающиеся на новый, бодрый и живой. Будет ли он лучше, будет ли, что самое важное, нам лучше от этого: вопрос лишь времени. Только время может показать: отправимся ли мы в лучшее будущее или же напротив потонем на первом мелководье. Кто знает? Гадать даже я не в силах, можно лишь ждать. Либо подсказок свыше, либо просто жить своим чередом, ловя каждый миг. Выбор каждого.
Было бы чудесно забыть этот день. Просто стереть, выбросить из головы и больше никогда не переживать это муторного, долго тянущегося дня. Перестать вспоминать этот кошмар, никогда мысленно не возвращаясь сюда. Долго же я еще не посещу это проклятое, лично для меня, место.
Ты подвела Кору!
Мысль прошибло сознание совершенно внезапно, а от одного упоминание о наставнице, которая так неожиданное шла в ряды Звездного Воинства, стало стыдно и противно от самой себя. Зажмурившись, я, на мгновенье поддавшаяся слабости, дернула головой, отгоняя мрачные, точно тучи на горизонте, мысли. Просто пришло время, я ничего не могла сделать. Так отчего же я до сих пор виню себя в ее смерти, такой спешной и скомканной. Ничего не помню, только страх, боль и ненависть. К себе в первую очередь. Это страшно, в самом деле: терять близких. Когда ты понимаешь, что больше никогда не увидеть сияющих глаз, легкой походки и насмешливых слова. Гадко и скользко, ты точно оглянешься, выставляя наружу душу. Вот он, мол, я какой! Глядите же, да только близко не подходите. Потянуло меня на откровения, если честно, немного не вовремя, но я все же не могу не откомментрировать сложившуюся ситуацию в собственной голове.
Я всегда думала, что я сильная. Черта с два – настоящие, сильные коты, дерутся во благо племени, охотятся, набивают шишки да синяки. А мы же на деле только и можем, что сетовать на то, как тяжела наша ноша. Враки это все, как бы сильно мы не отгораживались, мы слабые, пытающиеся убежать от боли котята. Да я, лично я думала, что если тебе не больно физически – например, во время боя с рыбомордыми – то жизнь удалась. Да когда ты видишь эту боль и ничего не можешь сделать – вот оно настоящее горе. Взвыть хочется от бессилия и сердце рвется под час на мелкие кусочки. Пытаешься сбежать от обязательств, а выходит только хуже! Я попыталась сбежать от чувства, что не могу вылечить, а получилось только хуже. Получилось, что я убила. Как же жить со столь непосильной ношей в сердце, как?!
Из груди вырываются тяжелые стоны – тихие крики, осколки от стенаний, бушующий внутри. Мне тяжело и легко одновременно, хочется выпорхнуть пташкой из дупла и, махнув крыльями, умчаться куда-то далеко-далеко. Забыться, оставить все эти переживания. Оставить дом и семью, обязательства и долги, просто растаять. Будто бы и не было меня, будто я лишь призрак или отголосок прошлого. Старейшины говорили, что где-то там, далеко, где небо и земля сливаются у горизонта, есть вода. Вроде озера, только большущее, необъятное. И волны там бьются о песчаный брег, и чайки кричат, паря над гладью. И не видать и клочка земли, на тысячи верст в разные стороны. И вода там не просто вода, а соленая такая, что жжется в лотке. Вот бы хоть раз увидеть такую небылицу, а может и поселиться там. Ладно, бредни это все. Нужно вернуться в суровую реальность, которая цепляется острым гарпуном за сердце, не желая отпускать меня к себе в платочку, чтобы заснуть. Хоть на миг забыть этот проклятый день, забыть весь этот кошмар. Пусти же, пусти!
Последний раз оборачиваюсь, скользя по фигуре Камнелома. Все же, как бы сильно мне не хотелось, я никогда не смогу обратиться к нему как-то меньше, нежели на «вы». Сегодня это последний раз, когда я допускаю подобные своеволия в адрес будущего Предводителя. Последний раз мы общаемся почти на равных. Уверена, потом он будет вести себя как воистину фигура возвышенная, будет взирать свысока. Мы будем лишь подчиненная и главарь, вожак. Так же, как с Янтарозвзедом уже не будет, я буду склонять голову перед появлением его фигуры так же, как и ученики, как котята. Не потому, что я буду его уважать – нет, я  будут люто ненавидеть его и призирать, но просто не смогу. Он ведь может рассказать всем, как я вероломно убила любимого предводителя. И плевать, что не собственной воле… Да ну, это бред. Быть такого не может, уверена, он не такой. Что бы не скрывалось за этой маской он благородный.
Мы скреплены одной тайной, Камнелом. Нас теперь связует один момент, один день из целого календаря вечности.  Теперь мы вроде как банда. Ха-ха, вероломные и подлые убийцы, нам осталось только скрепить клятву верности друг-другу кровью.
Улыбаюсь. Первая, пусть и немного вымученная, улыбка за этот кошмарный день. Да и не только за сегодняшний день, за вчерашний и позавчерашний. За долгое время. Вы знаете, а мне стало легко в этот самый момент. Этот ужас прошел, мы прожили очередной закат Древесного Племени. Короткий и безмолвный. Теперь же нужно ждать рассвета – новой эры. И в наших лапах сделать его ярким, пылающим. Чтобы все Свелолесье запомнило его. Ладно, к черту эти размышления о вечном. Сейчас же мне может помочь только бодрый сон. Нужно выгнать Солинку с моей подстилки. Снежный Клен уже прошел, а она все еще нежится на чужом добре. Не гоже. Видать, забыла свое место? Так я ей напомню. Только не сейчас, а через десять дней, когда я, наконец, отосплюсь. Облизываюсь, устремляя взгляд вниз. Один короткий усталый прыжок и я, перемахнув через порог, с громким кряхтением скрываюсь из вида, сбегая подальше от этого дня.
Мы пережили этот день.

Пост проверен:

За выполнение процедуры I степени зачислено 5 уровневых очков + 10 светлячков
Крик Журавля

16

Камнелом молча смотрит на то, как Хохлатка меняется в лице, и тень отчаянного страха мелькает в ее разноцветных глазах. Чего ты боишься, Хохлатка? Разве жизнь не учила тебя, что нужно быть сильным вопреки всему? Травница пятится в нерешительности, едва взгляд ее падает на матовые алые ягоды, и вся ее напряженная поза говорила о том, как отчаянно целительница боролась с желанием броситься прочь. Однако она осталась на месте, вдруг неожиданно выпрямляясь и вытягиваясь в струнку. Кажется, с ее языка уже готово сорваться острое и дерзкое словцо, и тогда глашатай выдохнул бы с облечением, заметив на упрямой и бунтарской морде привычное неповиновение, однако... однако взгляд ее был пуст и отчужден, и единственное, что обронили ее уста - короткий и блеклый монолог о том, что все это она делает ради Янтарозвезда.
"Как будто я не знаю", - мысленно пропускает усмешку кот, тем не менее оставаясь совершенно непроницаемым снаружи. Его не заботила мыль об этом, равно как и о мифической каре, которая настигнет кого-то из них в неопределенном будущем, да и за что, собственно говоря? И праведную речь Хохлатки он воспринимает как-то отстраненно, словно сквозь призму понимания, что позже, через несколько долгих лун, все это затянется, заживет, ведь он совершенно не собирался ломать ее и подгибать под себя, как она не понимает?
"Мне просто нужно, чтобы ты взяла эти ягоды и дала их Янтарозвезду, ну же", - Камнелом вытягивает шею, едва соплеменница подхватывает тис, и следит взглядом за каждым ее движением, словно пытаясь убедиться в том, что кошка не блефует. Впрочем, он все равно останется здесь до самого конца, пока предводитель не испустит дух, и разве дело было только в том, что он хотел убедиться в его смерти? Нет же, Тернозвезд вас подери, он все еще был предан своему предводителю, и долг велел ему оставаться рядом, пока Звездное племя не отнимет его последнюю жизнь. Он никогда не причислял и не причислит себя к гнусным мерзавцам и вероломным убийцам, однако, право же, единственным убийцей в этом дупле был он и только он. Будет ли его мучить совесть о содеянном? Быть может позже, куда позже и только во снах, над которыми хладнокровный кот не сможет держать контроль, но сейчас внутренне он был чист и совершенно спокоен. Не от того ли, что уже заранее предугадал исход и просчитал все необходимые шаги? Очевидно, что к таким решениям за считанные мгновения не приходят, однако на то он и был глашатаем, чтобы быть готовым к любым поворотам судьбы и иметь к ним четкий план. Убийство по расписанию - гнусно и бесчестно, не так ли? Но не сейчас и не для него.
Камнелом понял, что Хохлатка закончила давать больному свое смертоносное лекарство, когда она, встрепенувшись, развернулась к нему и вперила в его морду горящие ненавистью глаза, а в ответ получила лишь холодный непроницаемый взгляд. Хочешь знать зачем? Хочешь знать, почему тебе пришлось это делать, а не ждать кончины и без того чахнувшего на глазах предводителя? Так знай, что теперь всем будет лучше. И тебе, тебе тоже станет лучше, потому что ты не сидела сложа лапы. Ты освободила его от мучений - да, твои помыслы чище и искреннее, в отличие от Камнелома, который сам не знал истинной причины своего решения, но ведь и ты тоже не можешь делать преждевременные выводы - пусть даже таким путем, но на пути к великому всегда нужно жертвовать самим собой. А мы, дорогая Хохлатка, вот-вот переступим рубеж новой, лучше жизни.
- Ненавижу тебя, - гневно плюет ему в морду травница, и кот молча принимает ее слова, все с той же застывшей мордой глядя на нее сверху вниз. Он и не требовал от нее любви, никогда не требовал, потому что он всегда делал дело и интересовался только им, и то, к какому решению он пришел, было всего лишь частью его обязанностей. Его долгом перед племенем, считай. Каким же? А таким, что все те, кто сейчас стоит на поляне, больше не обречен на мучительные и бесплодные ожидания чуда, им больше не придется беспокоиться о том, как же сложится дальнейшая судьба Янтарозвезда, да и сложится ли вообще? Те, ко сидел там, принимал судьбу, какой бы она ни была, и вкушал лишь ее плоды, завися от ее прихотей и неожиданных поворотов, а ему, стало быть, эту судьбу необходимо делать. Ему и Хохлатке.
- Ненавидь, но свое дело ты сделала, - скупо роняет Камнелом, вскидывая голову и подаваясь вперед, плечом отстраняя кошку и направляясь к телу живого предводителя. Пока живого. Он мог бы обвинить ее в некомпетентности, в душевной слабости, в неумении исполнять свои обязанности так, как она должна их выполнять по отношению к безнадежно больным. Однако зачем? Иссиня-серый позволил себе обернуться лишь у самого тела полосача, взглядом упираясь в спину уходящей целительницы. - Это называется лояльностью, Хохлатка. Это, а не то, что вы называете "гуманным ожиданием смерти". И по отношению к Янтарозвезду, и по отношению к тем, чья жизнь зависит от наших решений. Два дня неизвестности и отчаяния истощают племя, но теперь у них есть возможность смотреть в будущее без опасения.
Камнелом замолчал, вновь оборачиваясь на Янтарозвезда. Его не волновало, выйдет ли Хохлатка из дупла прямо сейчас и одарит ли теперь взглядом. Теперь он был полностью переключен на предводителя, и пусть глаза его неподвижно буравили еще спокойно вздымающиеся бока, мысли его сосредоточились вокруг истинного смысла собственных поступков. Желал ли он власти? Так ли страстно он хотел заполучить треклятую должность и испещренными следами когтей ветвь, так ли его сознание будоражили взгляды, устремленные на его персону? А разве имели его личные желания хоть какой-то вес? Заложник собственной судьбы, тот, кому суждено волочить больше, чем он сам на то рассчитывал, словно само Звездное племя выбрало для него тропу правителя, а болезнь Янтарозвезда была лишь насмехательским поводом ускорить его посвящение. Такие, как он, великими предводителями не становятся, но ему придется.
Он станет лучшим лидером. Лучшим, потому что он знает, как и во имя чего добиваться высших целей. Лучшим, потому что сама судьба толкает его к неизбежному, а это значит, что кто-то там, выше, быть может даже выше самого Звездного воинства стоит за спиной Камнелому. Он был счастливчиком всю свою жизнь, так может потому, что его хотели видеть избранным?
Глашатай почувствовал, как тело Янтарозвезда напрягается, и в следующее мгновение его сотрясло мелкой дрожью, обозначающей, что действие яда уже началось. Камнелом никогда прежде не видел, как коты умирают от отравления, и его взгляд пробежался по туловищу вытянувшегося главаря... с любопытством? Если оно и было, то мелькнуло лишь на мгновение, тут же уступая место скорби, и глашатай опустился на пол дупла, подбородком касаясь лба Янтарозвезда.
- Не вини меня, ты знаешь, что я делаю так, как считаю нужным делать. Спасибо тебе за то доверие, которое ты проявил однажды, пригласив меня на свою ветвь, я не забыл его до сих пор, но у всего есть конец, и он наступит прямо сейчас. Я был предан тебе все эти долгие луны, даже закрыл глаза на твою любовь к Медносвет, и в том, что я сотворил, тоже заключается моя преданность как тебе, так и племени. Ты был слаб и безынициативен в последние луны, и твоя слабость ядом распространялась по всему племени. Нынче у нас непростые времена, Янтарозвезд, и я не допущу, чтобы Древу стало еще труднее. И если все то, чем мне пришлось жертвовать до этого, подводило меня к этой черте, то так тому и быть. Племя станет сильнее, нет, оно станет самым сильным, и я клянусь тебе, что сделаю все ради этого, а в моих словах ты можешь не сомневаться. Ты пожертвовал своей последней жизнью, а я... а я собой, - Камнелом замолчал, чувствуя, как очередная, мощная дрожь сотрясла все тело сильного кота, и устало прикрыв веки, ощущая себя бесконечно уставшим и разбитым. Можете сколько угодно обвинять его в малодушии и тщеславии, в бессердечности и хладнокровии, но факт того, что он исчерпал самого себя ради племени, оставался фактом. Он был внутренне пуст и отныне знал, что больше никогда не найдет в себе сил для всей полноты чувств, отчасти потому, что ему уже нечем и нечего было чувствовать. Из-под прикрытых век иссиня-серый видел, как Янтарозвезд выгибается в спине, выпуская когти и судорожно хватаясь теми за трухлявую подстилку, и на какое-то мгновение его глаза широко раскрылись, а пасть распахнулась в беззвучном, немом крике, и Камнелома опалило горящим янтарем. Глашатай замер, напряженно и изумленно глядя в лицо предводителя, искаженное и обезображенное болью, а мгновением позже откинувшееся назад, и ему показалось, что все это время кот не был в беспамятстве, и теперь вполне очевидно понимал все происходящее. Иссиня-серый боялся увидеть отблески осознания в пустом взгляде умирающего кота, однако вытаращенные янтарные глаза были пусты и безжизненны, и их леденящий душу мертвецкий взор ежевичными когтями впились в сердце Камнелома. Он больше не двигался и глядел куда-то сквозь своего убийцу, но иссиня-серый ловил себя на мысли, что покойник таращится прямо на него, и во взгляде его застыл безмолвный и обреченный вопрос: "Зачем?"
Глашатай поднялся на ватные лапы, чувствуя, как его нутро холодеет от суеверного ужаса, однако в следующее мгновение одернул себя, отчитывая за минутное проявление слабости и подверженность страху. Все было конечно, Янтарозвезд испустил свою последнюю жизнь, и вместе с ней умерла последняя живая частица Камнелома. Он был внутренне опустошен, и пусть не чувствовал себя подавленным, он вполне очевидно ощущал, что с этих самых пор ничто и никогда не станет для него прежним.
- Прощай, Янтарозвезд, - тихо и хрипло роняет кот, вытягивая шею и носом опуская веки главаря, чувствуя горячее, отдающее жаром тепло еще не остывшего тела. Сколько понадобится времени, чтобы это дупло выветрилось от запаха болезни и неистовой лихорадки? Неделя? Вряд ли хватит и целой луны, и глашатай уже чувствовал, как неприятное липкое тепло разливается по его нутру. Это ли плата за убийство?
Медленно, неспешно кот разворачивается к выходу, ощущая, как легко и непринужденно выходит у него тот самый облик хладнокровного и ко всему одинаково равнодушного... мерзавца? Как бы там ни было, но этот мерзавец отныне предводитель. Законный, нужный, полноправный, но долгожданный ли? Сумеет ли он справляться со своими обязанностями лучше предыдущего? Они оба были в равной степени честны и трудолюбивы, но Камнелом имел то, что полосач со временем утратил. Он был непреклонен и жёсток, уверен в себе и категоричен, так разве не этого ждет Древесное племя от своего предводителя? Он сделает их сильными, сделает твердыми, и больше ни один кот, будь то рыбомордый или одиночка, не посмеет даже на лисий хвост подойти к их землям. Это будет их эра, эра мощи и единства, и он сделает то, ради чего был рожден.
Камнелом расправил плечи, твердым шагом проходя к отверстию дупла и выглядывая наружу. Было уже совсем темно и пусто, лишь некоторые коты оставались на сових местах, обмениваясь негромкими переживаниями. Знали ли они о том. что мгновением назад случилось в предводительской? Знали ли о том, что ждет их впереди? Едва ли, но каждый из них ждал немедленных действий, молниеносных решений, положительных перемен, и иссиня-серый чувствовал, что сумеет это все им дать. Он даст это сегодня же, не смея оставлять Древесное в отчаянном испуге, на который обрек их вестью о болезни предводителя. Такие объявления - всегда паника и шок, так бывало каждый раз, и Камнелом, однажды лицезревший уход Искрозвезда, прекрасно об этом знал. Но знал он и то, что незаменимых не бывает, а он, стало быть, всего лишь новая шестеренка, предназначенная для долгой и честной работы во благо племени. Перед ним открылись новые просторы, новые границы, и все они стояли на пороге чего-то нового. Он клянется, что поведет их вперед, этот путь был предначертан ему еще с раннего детства, уже тогда Звездное племя знало, что на долю честного и искреннего юнца выпадет больше, чем сам он захочет нести, но это было его личным бременем: он всегда делал больше и лучше, чем нужно, и теперь должен получить по заслугам. Такие, как он, великими предводителями не становятся, но ему придется, а значит так тому и быть.
И кот перешагнул через порог, выскальзывая наружу и готовясь вдохнуть в племя новую жизнь.

17

Карабкаясь по широкому стволу Великого Клена, Волкодав временами оборачивался назад, туда, где с явным трудом за ним следовал травмированный Колколап. Но убедившись в том, что ослабший от потери крови и боли кот все еще лезет по дереву, скрипя зубами, воитель продолжал свой путь. Порой ему хотелось схватить спутника за загривок и помочь ему взобраться наверх, чтобы облегчить страдания бедняги, но живой интерес к нему быстро вышибал из головы полосатого дурные помыслы. Ему жуть как хотелось увидеть, что из себя представлял этот странник, на что он был способен. Ловко вскарабкавшись на широкую ветвь перед входом в палатку предводителя, белогрудый здоровяк остановился, с любопытством глядя вниз на своего подопечного, которому явно приходилось несладко. Однако он все же проявил чудеса упорства и целеустремленности, заслужив уважения и особого внимания со стороны своего провожатого. Удивленно выгнув бровь, чернополосый воин был поражен желанием Колколапа побыстрее закончить все формальности и встретиться с сестрой, которое, вероятно, и заставило молодого путника проделать столь длинный и нелегкий путь к землям родного племени, а затем и преодолеть множество сложностей во время дороги к вершине Могучего Клена, где и расположилась заветная обитель предводителя. Пристально посмотрев на изможденного и уставшего, но все еще решительного и неотступного Колколапа, Волкодав уважительно кивнул ему, словно одобряя его действия. Помогая серобокому соплеменнику (да-да, соплеменнику, ведь теперь широкоплечий был больше чем уверен в том, что этот малый заслуживает зваться Древесным котом больше, чем некоторые) влезть на ветвь, голубоглазый дал ему около минуты на то, чтобы перевести дыхание. Взмахом пушистого хвоста он пригласил раненого спутника следовать за ним, после чего немного неловко и грузно скрылся в темноте дупла.
Оказавшись внутри, Волкодав сморщил нос от затхлого воздуха, словно кислород неделями не просачивался внутрь помещения. Дав глазам несколько секунд на то, чтобы привыкнуть к полумраку палатки предводителя, белогрудый воитель быстро заморгал глазами, а когда те стали различать стены обители Звездолома, он заметил темную фигуру предводителя Древесного племени, почтительно кивнув иссиня-серому коту. Теперь его глаза уже отлично видели в потемках. Пред ним предстал всклокоченный глава племени, лежавшей в дальнем углу своей палатки. Его глаза светились бледным светом, напоминающим свечение луны в пору Советов. С уважением поприветствовав Звездолома коротким кивком, словно отдавая честь, воин, не желая затягивать с поручением Февраля, начал говорить.
- Звездолом, у на гость, - негромко, но довольно твердо начал он, отступая в сторону, чтобы пепельный предводитель мог видеть дымчатого соплеменника. - Если ты помнишь, это Колколап - некогда оруженосец Древесного племени, пропавший без вести еще во времена Янтарозвезда. Охотничий патруль в лице Лаванды, Февраля и меня обнаружил его в Лесу. Как выяснилось, Колколап был похищен и ранен Двуногими, но смог вырваться и вернуться обратно на территории родного племени, - почти бесстрастно и безэмоционально промяукал Волкодав, время от времени поглядывая на стоящего рядом странника. На редкость смелый малый. Выдержав паузу, чтобы дать предводителю осмысли все сказанное выше, он продолжил свой монолог.
- Колколап просит о возвращении в племя, чтобы верой и правдой служить тебе и всем нам, чтя Воинский Закон, - внимательно смотрит на спокойную морду Звездолома, пытаясь угадать его мысли. Ничего. Равнодушный и не читаемый взгляд, направленный на стоящего рядом. Запах крови вновь прибывшего стал постепенно наполнять спертый воздух дупла, от чего у Волкодава заболел голова. Нахмурившись, полосатый отступил назад, словно давая слово виновнику торжества. Теперь все только в его лапах.

18

Следуя за Волкодавом, Кол стал взбираться по дереву. Нельзя сказать, что это было просто; скорее это было ох как тяжело, потому что раненая лапа вконец разболелась и, кажется, почти что отнялась. Колколап старался не шибко полагаться на эту конечность, а вовсю пользовался остальными тремя, глубоко цепляясь когтями за податливую кору и, если нужно, хватаясь за ветви зубами. Жмурясь от напряжения и дрожа в мышцах, он продолжал ползти наверх. Он не слабак какой-нибудь! Кол взберется наверх, даже если ему задние лапы оторвать. Ни за что Колколап не потеряет своё лицо и возможность вернуться в племя. Он знал, что снизу, сверху и сбоку – когда проходил мимо чужих укрытий – на него внимательно смотрят; он же ни на кого не отвлекался и старался лишь быстрее осилить свою ветвистую гору.
Вот дупло старейшин – тёплая норка, наверное, самое уютное дупло из всех. За стариками ухаживают с усердием, воздают им все почести… Любой уставший воитель в глубине души мечтает оказаться там поскорее, чтобы избавиться от проблем насущных и обязанностей тяжких. Колколап не относился к ним. Ему вообще не хотелось попадать в это злачное место; уж лучше он умрёт молодым в холоде, чем потом лап разогнуть не сможет в тепле.
Ясли… в этом дупле пару мгновений назад скрылся Февраль. Теперь оттуда слышался явный котеночий и кошачий мяв и, кажется, чьи-то ругательства. Колколап вдруг застеснялся, сердце его забилось быстрее, и он, боясь увидеть сестру, быстрее прополз вокруг этого гнезда. Пытаясь не думать о ней, продолжил путь.
Палатка целителя. Колколап еле сдержался, чтобы не послать Волкодава с его церемониями куда подальше и не сойти на этой ветви. Даже если целителя там нет, он сам умеет мох к ране прижимать. Лечил же как-то сам себя всё это время – а ран было много, не счесть. И сейчас подлечит. Вот только ему никто этого не дает; видите ли, сначала нужно поздороваться с предводителем - даже если у тебя кровоточащая рана на плече двухдневной давности. Ничего, он справится. Он сильный.
Доказывая всем – и в первую очередь самому себе – что может в любом состоянии подняться наверх, Кол карабкался выше. Вот палатка оруженосцев – тут можно удобно пройти по сплетенным ветвям, но Кол, полностью игнорируя их, продолжал скалолазное восхождение народными средствами – когтями и челюстями. Вот воительское дупло… стоит думать, для него там есть местечко. Уф, осталось совсем чуть-чуть.
Он чувствовал волнение и старался подавить его, но лапы все-равно тряслись, как у испуганного котёнка. Колколап думал, что будет психологически готов к возвращению в племя – оказалось, нет, ни капли не готов. Всё равно расчувствовался и подтаял. На протяжении всего пути наверх Кол старался внушать себе мысли о жесткости и чести; уверял себя, что он спокоен, собран и ни капли не рад, что вернулся сюда.
Но все же это был его дом. Великий Клён занимает особое место в сердце любого Древесного кота; он пропитывает котёнка запахом своей коры, незримо пускает корни в его душу. Любой, чьи маленькие лапки выросли, ступая по мху, покрывающем эти ветви, уже не может считать Клён за обычное большое дерево. Клён олицетворял силу, могущество и твёрдость духа Древесных котов, он являлся источником положительной энергии, даровал защиту, кров – всё, о чем кот может мечтать…
Когда Кол понял, что ему – если повезет – придется спать в палатке воинов, он был несказанно рад. Что ни говори про свободу и пространство, всё ж нет таких удобных местечек в мире бродяг и одиночек. Там на ночь приходилось устраиваться либо в голой пещерке, либо в вонючем подвале, либо просто под деревом… все хорошие места заняты. Хочешь, дерись за них, хочешь – ищи своё. И только в Древесном племени, его родной обители, можно было жить с комфортом, не переживая о том, что тебя ночью зальет дождь или покроет снег. Прекрасное место.
Цепочка размышлений “а что будет, если меня возьмут обратно” привела Колколапа ко множеству других вопросов. Будет ли он проходить испытания? Станет ли переименован – и если да, то в кого (уж, пожалуй, не назовут Бродяголап, Гуляка или Пропаданец)? Дадут ли ему оруженосца, или не станут доверять? Что ждет его на воинском пути? Сможет ли он достичь того, чего желает?
С трудом поднимаясь на очередную ветвь, Кол вздохнул. Многое в племени изменилось с его ухода. Этого стоило ожидать, но он совсем не думал, что вся правительственная верхушка сменится за полтора года. Целительница погибла, вместо неё теперь Жаворонок; стоит надеяться, что он в своем деле хорош, потому что Колу, если не прогонят взашей – он к этому был готов после недружелюбных слов старших воителей, -  скоро предстоит с ним встретиться. Янтарозвезд мёртв, его глашатай стал предводителем… и сейчас ему предстоит объясняться именно ему. Надо бы произвести хорошее впечатление – начальник, как-никак.
А вот, впрочем, и она – самая толстая ветвь, предмет восторженных визгов котят и завистливых взглядов воителей. Самая массивная и жесткая. Символизирует непоколебимость звездной власти. А вот и отметины… Кол постарался на них не смотреть, а то слюни потекут.
Кол подтянулся, взбираясь наверх – и увидел перед собой морду Волкодава. Вот он, кот в его плохом списке. Кивает ему. Кол едва не закатил глаза, в последний момент опомнился. Здоровяк, словно опасаясь, что он сорвется, подскочил помочь; Колу хотелось зашипеть и оттолкнуть его лапой, ибо зачем он портит все эти усилия, затраченные на подъем? Теперь все, кто смотрит на него снизу, будут считать, что он слабак и сдался в последний момент.
И все же Колу не следовало грубить. Натягивая на морду благодарственную улыбку, он кивнул Волкодаву в ответ и коснулся лапой его плеча, мол, спасибо, брат...
Тяжело дыша, Кол преодолел последний рубеж и  оказался наверху. Вот она, святая святых. Раньше Колколап никогда не был здесь – кто разрешит оруженосцу ходить по палатке предводителя? – но теперь никакого непредвиденного счастья не испытывал. Ну, вид красивый. А так ничего. Просто дерево. Можно на сосну вскарабкаться – и оттуда еще дальше увидишь. Если не сорвешься со скользкой смоляной коры, конечно.
Колколап тяжело вдыхал морозный воздух. Он не знал, что ему сейчас скажет Янт... Звездолом. Но он был готов к любому исходу дел. Настоящий кот всегда принимает судьбу с раскрытыми объятиями. И не показывает свой страх, как бы глубоко в душе тот ни гнездился. Кол посмотрел вниз, скользнув взглядом по собравшимся на поляне жителям, и прошел вслед за распушившимся Волкодавом внутрь.
Темно. Душно. Привычно. Если Колу удавалось, он предпочитал именно такого рода укрытия: иногда они бывали тесными, иной раз – опасными, как осыпающиеся заброшенные дома, но одно было хорошо – там редко бывало много народу. Должно быть, Звездолом наслаждается этим покоем. Здесь, на самом верху, почти не слышно говора с земли, и можно сладко поспать… Предводителю приходится слаще, чем его левой лапе – целителю, который живет над самым яслями и, должно быть, затыкает себе уши мхом, чтоб не раскалывалась голова от визга и писка.
Колколап, с непривычки щуря глаза – на улице-то ярко, снег и свет, а здесь мрак полуночный – отошел на пару шагов от входа, словно боясь, что его прямо сейчас пинком вышибут из дупла. Случайным движением Кол прижался к теплому пушистому боку Волкодава, чьи ковровые узоры окраса померкли в темноте, и тут же отскочил, тихо принося извинения. Повел усами, неловко шмыгая носом.
Привыкнув к полумраку помещения, Колколап разглядел предводителя.
Звездолом был хорош собой. Он разительно отличался от образа, который ютился в мозгу кота; Кол запомнил его в виде какого-то расплывчатого серенького тельца, а перед ним лежал крепкий сбитень – как всегда, ухоженный, прилизанный, весь из себя такой представительный. Шею-то держит по-королевски, видимо, гордится и кичится титулом. Ушко где-то порвал. Хмпф...
Колколап быстро отвёл взгляд, чтобы не было неловкости, а то Звездолом решит, что вернувшийся кот пялится на него, оценивая: стоит нападать или нет. Он лишь заметил напоследок, что глаза у Звездолома такие же, как у него. Чуть темнее по тону. Раньше он не обращал на это внимание.
Колколап, несмотря на рану, твердо вытянулся на всех четырех лапах и выпрямился, не задирая всё ж голову для лишнего пафоса, как это делал Звездолом. Вернув взгляд к предводителю, но теперь глядя лишь в его зеркальные глаза, Кол коротко поклонился. Он не пытался произвести какое-то особое впечатление, не занимал эффектных поз. Все его достоинства – внутри, а не снаружи.
Едва Кол открыл пасть, чтобы поприветствовать и поздравить предводителя – говорить начал бурый воитель. Кол цокнул, захлопывая челюсти. Ни капли злости не отразилось на его мордашке. 
- Звездолом, у нас гость…
Я не гость! Колколап сжал зубы так твердо, что клыки заболели. Что они себе позволяют вообще? Он не гость в этом племени, он – его полноправный член, чистокровный кот! Как он смеет так говорить!
Колколап улыбнулся, кивая.
- Если ты помнишь, это Колколап - некогда оруженосец Древесного племени, пропавший без вести еще во времена Янтарозвезда.
Еще бы он не помнил. Как может глашатай не знать по именам и мордам всех оруженосцев, всех воителей, всех королев и всех старейшин? Да он даже слепых новоржденных котят друг от друга отличить может. Если это хороший глашатай. Звездолом им был. Стоит надеяться, предводитель из него тоже ничего.
Да и вообще, времена Янтарозвезда - это не какой-нибудь прошлый век. Совсем недавно дядя царствовал.
Колколап потупил взгляд.
- Охотничий патруль в лице Лаванды, Февраля и меня обнаружил его в Лесу. Как выяснилось, Колколап был похищен и ранен Двуногими, но смог вырваться и вернуться обратно на территории родного племени.
...да что ж такое! Кол хотел сам рассказать это! Ему не нужен представитель, который станет за него говорить; у Колколапа есть голос, пасть и мозг, чтобы самостоятельно строить предложения и озвучивать их. Но тут уж ничего не поделаешь. Не дали ему слово вымолвить. Будет молчать.
О, ему хотелось, как кукушкиному птенцу, вытолкать Волкодава из норы. Он тут был лишним. Доложил – и сваливай! Все портит, этот плосколобый пень!
Успокойся, Моховик. – Сказал ласково внутренний голос. – Он твой соплеменник. Тебе ничего не остается, кроме как простить его... недостатки. Нельзя же так выбешиваться по поводу и без.
Но Кол был зол, он нервничал, он переживал. Он хотел побыстрее воссоединиться с семьей. Он не понимал, с какой радости он должен торчать в этом дупле в компании пушистого дурака, который стоял сейчас, как конвойный охранник. Кол что, провинился в чем-то? Кого-то убил аль зарезал? Как они смеют тащить его сюда, как преступника?
Успокойся, Моховик. – Повторил голос внутри, и Колколап утихомирил бурю чувств. Он старался сдерживаться, чтобы его внутренние переживания не отражались внешне; морда его была непроницаема, хвост – в покое, лапы расслаблены. Особенно так, что с раной. Он ее еле чувствовал.
Колколап уставился на Звездолома. Всё – сейчас он будет решать, что и как. Если Звездолом захочет, чтобы Кол что-то сказал – он его об этом попросит.
- Колколап просит о возвращении в племя, чтобы верой и правдой служить тебе и всем нам, чтя Воинский Закон.
Как это смешно! Ну почему он всё говорит за него?! Кол незаметно вздохнул. К счастью, Волкодав, словно почувствовав его настроение, тут же отступил назад, уходя из поля зрения. И хорошо, потому что у Кола уже лапы чесались пригладить ему усы парой ударов. Бесцеремонный воин. Совсем.
Кол непрерывно, почти не моргая, смотрел в глаза Звездолому. И все же он скучал по Янтарозвезду. Будь сейчас на месте Звездолома старый предводитель – Кол вел бы себя совершенно по-другому. Наверное, с мурчанием бросился бы дядюшке не шею, не иначе; но с новым главой племени Кол был холоден, деликатен и до великолепного профессионален. У них были рабочие отношения. Ничего более.

19

Путанная нить размышлений ускользала от тебя так же стремительно и легко, как каждый новый виток непринужденно окутывал твой воспаленный бессонницей разум, врезаясь в бесплотную темень твоего подсознания и отравляя его ядом навязчивых и смутных размышлений, чья природа мельтешащими серебристыми рыбками не желала даваться тебе в лапы. Твоя жизнь в последние луны походила на бесконечные и бесплодные поиски: ты не находил покоя ночью, терзаемый неясными очертаниями собственных мыслей, и стремился отыскать его днем - в полдень, после патруля, в перерывах между племенными делами, однако каждый раз неизменно наталкивался на высокую, в дюжину кошачьих ростов стену, неизменно вырастающую перед тобой каждый раз, как ты закрывал глаза и придавался забвению. Теперь царство Морфея казалось тебе далекой и давно забытой, но до безобразного прекрасной землей...
...Высокая изумрудная трава достает до самой твоей макушки и щекочет кончики навостренных ушей, смутным шепотом донося до твоего сознания отголоски роптания ушедшей на покой реальности, душистый вереск бескрайним лиловым морем колышется где-то там, внизу, у самых твоих лап, где раскинулся, казалось, весь необъятный, убегающий к лазурной полосе покатого неба мир, напоенный сотнями рек и укрытый сенью ветвистых деревьев, и воздух натянутой струной звенит от отчаянной трели укрывшегося в траве соловья; ты помнил этот мир с тех самых пор, когда еще был способен переступать границу смутной дремы и почти материального сна...
...Перед тобой высилась огромная песчаная стена, и ты, запрокинув голову, щурил глаза от слепящего полуденного солнца. Ты не знал, как выглядит пустыня, но где-то в глубине твоего подсознания твердо был уверен, что это была именно она. Подушечки твоих лап невыносимо обжигало, словно ты стоял посреди огромного беснующегося костра, ты едва мог дышать, с трудом давясь спертым и потрескивающим от жары воздухом, и твой чуткий слух беспрестанно ловил убаюкивающий шепот песка. Ты огляделся вокруг лишь однажды - однажды, и с тех пор ты твердо был уверен, что с каждым твоим новым приходом здесь ровным счетом ничего не изменится. Твоему взгляду не за что было зацепиться: один лишь песок лениво колышется золотистыми волнами, а дальше первозданная пустота, пустота до самого подрагивающего и плывущего в знойных солнечных лучах дымящегося горизонта.
Ты не задавал себе никаких вопросов. Никогда. Ты воспринимал это как нечто естественное - результат твоего утомления и, возможно, желания хоть на мгновение уйти от внешней суеты и рутинных обязанностей, пропитавших тебя до самого мозга костей. Ты не чувствовал раздражения. Как ни странно. Раскаленное добела солнце, застывшее в вышине, опаляло пепельную шерсть на затылке, и с каждым новым вдохом было все труднее с жадностью заглатывать пыльный воздух; ты проводил языком по сухим губам и чувствовал, как невыносимо хочется пить, но ты чувствовал удивительную и холодную ясность мысли.
Знаешь, здесь было... неплохо.
Да.
Определенно.
Тебе нравилось видеть аналогию с твоим собственным внутренним миром. Тебе нравилось в неведении стоять перед сплошной песчаной стеной и не знать, что находится по ту сторону. Тебе нравилось ощущать вокруг бескрайнюю девственную пустоту и знать, что ты был единственным живым существом среди безбрежного песчаного моря. Тебе нравилось пытаться уловить смутное шептание его сыпучих волн, прикрыв воспаленные от сухого ветра и яркого света глаза. Да, ты просто стоял здесь, навострив уши и вслушиваясь в его неразборчивый шелест, но больше всего на свете ты боялся, что в один прекрасный день сумеешь его разобрать.
И тогда ты переступишь ту самую запретную черту, которую не должен был переступать по крайней мере сейчас.
И ты с внутренним напряжением, словно загипнотизированная дичь, ловишь каждый шорох раскинувшейся вокруг тебя безобразной и одновременно с тем манящей земли.
Порою тебе казалось, что она звала тебя.
Ты мог поклясться, что слышал в ее змеином шипении отчетливый голос.
Звездолом.
Звездолом.
- Звездолом, - ты распахиваешь глаза, в первое мгновение удивленно ловя себя на мысли, как тяжело далось тебе это пробуждение. Ты щурил льдистые глаза, силясь привыкнуть к смольному полумраку собственного дупла, и образ бледно-желтой пустыни стремительно таял перед твоим внутренним взором. Здесь было холодно, и ты невидимо для чужих взглядов напрягся, чувствуя ледяное прикосновение студеного сезона Снежного Клена. Впрочем, в этом не было никакой нужды: ты был скрытым от чужих взглядов смольным силуэтом, высившимся в углу своей опочивальни, и единственным, что выдавало в тебе живого кота, были два льдисто-синих глаза, как и прежде буравящих двух неожиданных гостей. Один из них только что назвал тебя по имени, а от второго отчетливо пахло одиночкой, и ты непроизвольно вздернул уголки пересохших губ, тускло блеснув двумя рядами клыков. Кто он и что ему надо, да еще и здесь? Ты не переносил даже один вид внеплеменных, и их смрад вызывал в тебе неподдельное отвращение, подкатывающее к горлу низким и густым рычанием, но сейчас ты одернул себя, невозмутимо и холодно оглядывая пришельца.
- У нас гость.
Ты и сам видишь это.
"Я и сам вижу это".
Твой взгляд, уже привыкший к полутьме дупла, цепко и придирчиво спускается от самой макушки и до кончика хвоста незнакомца, подмечая каждую любопытную деталь. Ранен? Интересно. Если он пришел сюда только из-за этого, то у тебя явно были для него плохие новости. Древесное племя никогда не помогало одиночкам и случайным страждущим, и ты уже заранее приготовился отдать приказ расправиться с нарушителем границ у всех на глазах, чтобы окончательно пресечь чье-либо желание привести к ним очередного гостя. Однако Волкодав не был мышеголовым глупцом, чтобы тащить в лагерь всех подряд, и это было единственным поводом дождаться его объяснений. Ты неспешно поднялся на лапы, разминая затекшие конечности и вновь присаживаясь на свою подстилку, синхронным движением широких плеч расправляя и осаня спину.
- Если ты помнишь, это Колколап, некогда оруженосец Древесного племени, - если ты помнишь? Это входило в твои обязанности с пятнадцати лун, и ты на долю секунды почувствовал укол болезненного раздражения, тут же прикрытый еще более пристальным изучающим прищуром. Колколап, значит. Помним, было дело. Брат Медовой, один из оруженосцев, так и не ставший воителем и ушедший из племени или, как считали многие, пропавший по трагическим обстоятельствам. Ты не склонен был в это верить, но заставлял себя делать это, потому что у тебя едва ли были причины сомневаться в его преданности, и твое личное отношение и мнение по долгу службы отходило на второй план.
Но луны шли, со временем все забылось, и теперь видеть Колколапа почти целым и невредимым казалось странным, тем более если вспомнить, сколько событий потерпело Древесное племя за этот период. Да, бывший ученик, очевидно, удивлен. Это заметно по его немигающему и изучающему взгляду, словно он впервые увидел тебя. Конечно, кто же ожидал вместо Янтарозвезда увидеть на некогда его подстилке некогда его глашатая. Вы разительно отличались с твоим предшественником, это чувствовалось даже по общему духу, витавшему внутри племени, но разительнее всего было заметно в различиях между вашими повадками и внешним видом. Добродушный, миролюбивый, чистенький Янтарозвезд был противопоставлен жесткому, категоричному и запятнанному (конечно же морально - физически ты как и всегда был безукоризнен) тебе. Неравноценный обмен, но пока никто не жаловался. По крайней мере вслух.
Ты быстро утратил свой интерес, как только дослушал Волкодава до конца, сохраняя неподвижное, нахмуренное выражение обезображенной глубокими бороздами морды. Вы сильно изменились. Оба. Друг напротив друга стояло два совершенно не знакомых кота, и все же ты мысленно подметил вашу некоторую схожесть, так же легко и непринужденно отпустив эту мимолетную мысль. Сейчас вы были предводителем и неожиданно вернувшимся... учеником, и все, что должно было тебя интересовать - фактическое положение дел.
- Расскажи подробнее о своем похищении и возвращении, - наконец, подаешь ты низкий и охрипший от долгой утомительной дремы голос, едва Волкодав отступает на шаг, давая Колколапу возможность лично выговориться. Ты уже давно не смотришь на его глубокую и, несомненно, болезненную рану, и сейчас, пока этот кот все еще не является полноправным членом племени, ты чувствуешь решительное равнодушие к его физическим страданиям. Напротив - тянешь, словно проверяя, как долго он продержится, испытываешь его на выдержку и прочность, не мигая глядя прямо в светлые голубые глаза. Холодность и самообладание. Ты ищешь идеальных воинов, и в этот раз тоже не смеешь ошибаться.

20

Кол разочаровался. Едва отзвук слов Волкодава заглох в стенах убежища, кот понял: ему здесь ни капли не рады. Он до конца надеялся, всей душой верил, что холодный прием соплеменников – лишь шутка, ошибка, оплошность; должно быть, очень много проблем витало в племени, вот все и позабыли, как он выглядит и чем именуется... Но ошибался. Реальность ткнула его мордой в грязь. В принципе, это было не столь важно; уж как-нибудь переживет. Хотя, конечно, тот факт, что его не признала Лаванда – кошечка, с которой они вместе учились быть воинами! – ударил в сердце Колколапа, словно молния; оскорбление попало по воспоминаниям о племени – миниатюрному Великому Клёну в душе одиночки – и разорвало непрочную древесину пополам. И все же соплеменников можно было простить. Но взгляд предводителя был достоин тысячи бранных слов – так груб и холоден он был.
Колколап притворился, что кашляет, чтобы нагнуться к темным соринкам на морщинистой выемке дупла. Ему не хотелось встречаться взглядами со Звездоломом. Предводитель смотрел на него, как на птичье послание на своей шубке. Наверное, будь его воля, иссиня-серый кот размазал бы Кола по стенке и не стал бы беспокоиться. В самом деле, пока Кол подсматривал исподлобья за бывшим глашатаем, он стал всерьез думать, что тот прикажет Волкодаву напасть на него.
Впрочем, бывший ученик всегда был готов к такому повороту событий; Кол верил, что если и вылетит из дупла, то лишь в обнимку с одним из котов.
Отвратительно... ужасно... Звездолом был негостеприимен и равнодушен, жесток без всякой примеси ностальгии или приветствия. Подумаешь, пропавший котенок вернулся. Спасибо, что признал хотя бы! И, хотя на месте предводителя Колколап поступил бы с найденышем  точно так же, он, несомненно, обиделся. Кол стал волноваться с того самого момента, как переступил порог лагеря, и сейчас чувствовал, что теряет цепкую хватку над своими чувствами, что морда у него поползла, как лавина, покосилась: сейчас скривится, обнажится в горестном оскале… Я чистокровный кот Древесного племени! Мой дядя был здесь предводителем, а вы обращаетесь со мной, как с птичьим пометом?!
Колколап еще туже сжал клыки и проморгался. Он верил, что владеет собой, знал, что его спокойствия и гордости хватит на пятерых – но у предводителя было еще больше такой самоуверенности, и она давила на окружающих, как сугроб. Колколапу казалось, что Звездолом какими-то хитрыми путями давит на его характер и ауру, ломает, заставляет пригнуться и прогнуться, срывает взглядом кожу, в которую Кол был завернут…
Сколь бы Кол не привык считать себя лучшим, умнейшим, сильнейшим – не признать авторитет и силу этого кота он не мог. На первый взгляд – вроде щуплый такой, голубошерстный котик, но взгляд… Камнелом недаром занял это место. Несмотря на то, что Звездолом сидел, как скала, без всякого движения, коту казалось, что его дух витает над сердцем Колколапа, как орёл.
Но и Колколап был нелегкой добычей: он знал точно, хоть и неосознанно, что внутри его есть силы, чтобы противостоять этому натиску. Моховик, застрявший глубоко в Коле незримым раздвоением личности, поможет брату. Непременно.
Кот вздохнул и постарался не нервничать. Или нервничать, но не показывать этого. Слабости нельзя открывать – любой бродяга знает об этом. Вернее, их нужно открывать – но только у врага.   
Кол с тяжелым сердцем ждал, когда предводитель заговорит. Самое главное – что он скажет? Прогонит сразу или поругает некоторое время? Испуганный кот понятия не имел, какие речи выдают в такие моменты сердитые предводители. Он почти не знал Звездолома. На его памяти, это был неболтливый кот.
Так оно и оказалось: Звездолом, в полный контраст Волкодаву, кинул в Кола полупрезрительно лишь одну фразу, простую и маленькую, как перепелиное яйцо:
- Расскажи подробнее о своем похищении и возвращении.
Сухая глотка, глас давно не пившего кота. Колколап, помнится, еще в ученичестве мечтал, чтобы к нему в дупло таскали на заре пропитанный водичкой мох, дабы он мог орошить страждущее горло. Что стоит предводителю приказать своим поданным таскать ему воду, пищу, подстилки?..
Отвлекая себя мыслями о бытовых мелочах и успокаиваясь: “Мирно, Моховик, мирно, всё в порядке. Мирно” – Колколап вернул потерянное на короткое время самообладание и, резко подняв голову, уставился почти со злостью на переносицу Звездолома. Словно в свое отражение.
Глаза предводителя были похожи на замерзшую лужу, которую Кол пересекал пять вечеров тому назад. Почти идеально круглая, она треснула под его легкой лапкой. Было холодно. 
Кол прикрыл глаза, открыл их и, с абсолютной уверенностью глядя Звездолому в глаза – осколки льда напарываются на холодную скалу – ответил:
- Кам… Звездолом, - пусть гадает, случайна ли эта осечка. – Мои поздравления.
Сказано это было, если честно от души – теперь Колколап видел, что Звездолом не абы какой худющий зазывала – но глава племени особого энтузиазма не высказал, и Кол продолжил без лишних прелюдий:
-  Я не знаю, сколько лун назад это было, и буду крайне благодарен, если кто-нибудь мне скажет, сколько времени прошло с тех пор. – Можно подумать, кто-то считал полнолуния с момента его ухода. Ага.То была осень. Третья луна моего ученичества. Я отправился на охоту и наткнулся на границе на кота-одиночку.
Трагичная пауза, ни капли лжи.
- И, хотя я сейчас осознаю, что стоило бежать обратно, зовя воителей, я напал на него и одолел.
На этом моменте повествования глава “правда” кончалась и открывалась “ложь” – более увлекательная часть.
- Одиночка был ранен, побежал прочь. Я стал преследовать его… - Кол вздохнул, мол, какая глупая, юношеская ошибка!.. – Выбежал за пределы наших владений, гнал нарушителя некоторое время.
- Затем, - Глаза Колколапа блеснули, он весь сжался, словно его били, - из ниоткуда выскочили огромные светлоликие твари, ходячие на двух лапах! Тогда я подумал, что это птицы, но теперь всякому ясно, что то были Двуногие. – На слове “всякому” Колколап почему-то мотнул плечом в сторону Волкодава. 
- Они схватили меня, обернули каким-то огромным листком, сунули в железную паутину… - Вот тут опять пошла частичная правда. – Страшно шумя, отвели в какую-то пещеру.
Колколап упустил заранее заготовленный пересказ истории, где ему выводили блох и подстригали когти. Он думал, что сможет прибедниться перед Янтарозвездом, но со Звездолом нужна была в корне иная политика – видно по глазам.
- У тебя нет возможности проверить мои слова, но, клянусь воинской честью, я пытался бежать. Всегда! Посмотри на мои зубы, - Кол приоткрыл пасть, где задний острый зуб с левой части был сколот. Это он пытался разгрызть телячью кость, найденную на свалке. Ругался-то как... – Эта паутина непробиваема!
Тоже без энтузиазма. Может, он спит с открытыми глазами?
Колколап заранее заготовил целую речь, но она была подогнана под Янтарозвезда. Там были и грустные жалобы, и душещипательные истории, и горькие претензии: “Где вы были?!..” - но перед ним не дядюшка. К сожалению или к счастью, Звездолом Колколапу не родственник.
Вообще, Звездолому хотелось в лоб сказать правду – пусть подавится. Но Кол не мог просто так выпалить: “А я вот решил отдохнуть от вас, сволочи!” Это было бы невежливо.
- Так они и держали меня в тесноте, рядом с другими закованными в паутину котами. Я был единственным племенным котом в этой шваре бродяг. Надеюсь, я не пропитался их запахом. – Кол брезгливо обнюхал своё целое плечо. Вернулся к рассказу:
- Как я уже сказал – понятия не имею, как долго продолжалось моё заточение. Со всех сторон были стены, как в замурованном дупле. Я смог бежать, когда притворился мертвым. Они приподняли паутину, я вырвался. Меня ранили каким-то другим осколком паутины… - Мотнул раненой лапой. Ее прожгло болью при этом движении, но Кол не подал виду. – Однако я смог бежать. Как ни странно, это проклятое место оказалось недалеко отсюда – я нашел родные места по запаху и за день дошел до кромки леса.
Кот замолчал. Молчал и Звездолом.
- Это всё, - пояснил Колколап.
К истории было не придраться. Рана, запах Двуногих, запах бродяги - всё объясняется. И то, что Кол не растерял своей формы... ну... он же постоянно пытался вырваться, дрался с чудовищами. Вот и накачал себе мышцы. Почему нет? В любом случае, у Колколапа не было другого плана. Были мысли представить всё, как будто его похитили бродяги... были мысли сказать, что ушел в горы и упал в реку... но это было менее правдоподобно.
- Теперь, Звездолом, будь добр, - вкрадчиво пробормотал Кол бархатным голосом. - Поясни мне, что произошло в племени, пока меня не было? У вас, должно быть, какие-то стычки с одиночками были? - Он недоуменно приподнял бровки-точки. Белые вибриссы поползли вверх. - Такой недружелюбный приём... как будто вы не верите, что это я, Колколап, который здесь родился и почти вырос...
Намек тоньше кошачьего волоса.
- Но я, конечно, нисколько не обижаюсь, - вжившись в роль и расслабившись, Кол выдал темную улыбку. - Меня, наверное, очень долго не было.
Ох, кажется, перегнул палку с иронией, хотя старался звучать простодушнее невинного котенка. Очень старался. Наводить на себя гнев сейчас нельзя. Да и вообще нельзя.
Колколап не мог в чем-то укорять Камнелома-Звездолома: кот понимал, что племя не крутится вокруг него, но все же хотелось немножко уколоть начальника... разве племя бросает своих? Почему его не искали?
Колколап примерно знал, сколько времени провел у Двуногих - зиму. Одну тяжелую, холодную зиму. Пол-луны он гулял, потом попал в приют, затем снова гулял. Его должны были найти еще в приюте. Тогда вся жизнь Кола повернулась бы по-другому.
Не надо об этом думать, не сейчас. И вообще, Моховик, хватит себя жалеть.
Но никто больше его жалеть не хотел. Кол пытался сделать вид, что от предводителя ничего не зависит, что не Звездолому решать, оставаться Колу в племени или нет. Колколап и в самом деле не мог понять, с чего все взяли, что какой-то предводитель может ему дозволить или не дозволить остаться в племени. Это его дом - и точка. Никто не смеет оспаривать его право жить здесь.
Губы Кола растянулись в непонятной ухмылочке.

21

Как чувствует себя котенок, который еще даже не открыл глазки? На самом деле - чувство это не передаваемое. Его нельзя объяснить и нельзя рассказать.. это надо только почувствовать. Сначала, ты не понимаешь, что здесь происходит, ты вообще даже понятия не имеешь - что тебя окружает и как называется то на чем ты лежишь, что находится слева от тебя, справа, сверху! Ты даже не знаешь, как это выглядит. А странные звуки? Голоса? Даже ветерок, что дул в дупло и принося различные запахи и то немного заставлял малютку врасплох, ведь она даже понятия не имела, что это значит, от чего ей было чертовски не по себе, а иногда становилось немного страшно. В такие моменты, хотелось пискнуть от безысходности, так же, как и сейчас, но комочек сдержался, подавив в себе "крик души". Мама, надо идти к маме.. внезапно пронеслось у малышки в голове и она, так же ориентируясь по запаху, поползла к ней, полностью доверяя своему чувству обоняния. Еще маленькие и хрупкие лапки, тащили маленькое тельце по чему-то мягкому и приятному, то, что Ночка обычно чувствовала под собой с того самого момента, как кошечку и ее братьев и сестру принесли сюда. Темно-серый комочек приблизился к своей матери и уткнулась носом в ее шерсть, она была такой мягкой, такой теплой, такой.. такой родной! После чего, она приподняла головку вверх и тихо пискнула. Ее переполняло странное чувство.. кажется, ей захотелось поиграть. Действительно... почему бы немного не порезвиться хотя бы с любимой мамочкой? Произнеся еще один подобный писк, малютка вновь уткнулась носом в шерстку матери.

22

Наступило то самое время, когда у одного из котят королевы Соколицы открылись глаза, а тремя днями позже развился слуховой аппарат, и он начал познавать мир. Малыш привык уже, что мать обращалась к нему не так, как к остальным, а по особенному отличительному имени – Лунтик. И вот сейчас Лунтик пытался отвыкнуть, что мир познаваем лишь с помощью осязания и обоняния, которые помогали ему найти источник молочного запаха и доползти до него. Хотя, в большей мере, чуткий носик котёнка улавливал резковатый запах трав, который в утроенной силой витал над лагерем, забирался в палатки в этот сезон болезней и эпидемии. Как ни странно, источник этого аромата найти не удавалось, и легче было представлять, что он исходит лишь от одной кошки племени, той, которая встретила котят после рождения – Алоцветика. Но Лунтик чувствовал здесь какой-то подвох, потому что целительница имела так же и свой врождённый запах, а лекарствами пахло не только от неё, хотя от неё по большей части.
Но теперь малыш мог видеть и слышать, поэтому стал внимательно вслушиваться в слова взрослых, чтобы ему открывались страшные тайны этого мира, а смотреть пока было неинтересно: везде тьма, клубочки меха копошатся рядышком, по сторонам – внутренняя сторона дерева. Лунтику было интересно узнать, что за неведомый враг обитает рядом с древесными котами, поселился прямо в лагере. Им воняло везде и лишь в палатке, в которой временно обитала Соколица с отпрысками, – заметно меньше. Лунтику поэтому здесь нравилось – чувствовалась безопасность и здоровье, хотя значение последнего слова он ещё не понимал, но чувствовал какую-то защиту сердцем. Вдруг рядом проползла Ночка, спихнув Лунтика на бок, но он даже не стал возмущённо пищать и бороться за право еды. Малыш настолько погрузился в свои мысли, что покорно пропустил сестру, а сам медленно и с трудом пополз к выходу из дупла. Для него ещё пока не существовало запретов и ограничений, и он думал, что куда ни поползти – встретит что-то новое и интересное. Но на сей раз он встретил лишь слишком высокий порог выхода, попытался вскарабкаться, но несколько раз падал на мягкий пол пещерки и разочарованно пищал. Неужели его мир должен был ограничиться этим мрачным местом, где доминирует запах какого-то кота? А как же это неустанное желание познавать, изучать?
– Соколица, Алоцветик… – повторял про себя единственные известные имена Лунтик. Он оглядел своих братьев и сестёр, и понял, как проголодался и замёрз.

23

Он брел в лагерь сквозь пелену собственных мыслей, что неподъемным грузом давили к земле, мешали расправить плечи и вдохнуть свежий, летний воздух полной грудью. Ему было тяжело, отчасти муторно, а лапы то и дело подкашивались. Что смогло так сбить старшего воителя? Конечно, это должно быть что-то поистине важное, иначе бы не стал он расстраиваться. Хотя все больше не расстраиваться, а скорее погружаться так глубоко в думы.
Дымчатый и не заметил, как вышел на поляну. Высокое древо, что служило всем им лагерем произрастало прямо перед его носом. Откуда-то сверху доносилась возня и смешки. В дупле предводителя сейчас детская, а там где малыши не может быть тихо.
Мотнув лобастой головой и фыркнув в усы, он одним махом сиганул на самую близкую к земле ветку, а потом дальше, взбираясь все выше и выше. Наконец, достиг свой цели и в нерешительности остановился. Он чувствовал необходимость рассказать о том, что произошло своей дочери.
- Ей уже четыре луны... Совсем взрослая девочка. Она точно меня поймет и не осудит. Тем более, детям обычно нравятся новости о том, что у них будут братики и сестрички. А что, если...- этого если кот боялся больше всего. Ему не хотелось потерять дочь. Ту частичку себя, что последнее время была ему так близка. Пусть он не показывал ей никогда особой нежности. Но в глубине души он её всегда испытывал. И конечно же, проявлял, принося рано утром, пока она спит, пташек и грызунов на обед. Нежно оглаживая её ушки и касаясь носом лобика, видя, как Лисичка смешно посапывает. А затем, с рассветом удаляться по своим, воительским делам, держа в сердце свое маленькое сокровище.
Выдохнув и переступив лапами, он вступил внутрь дупла и огляделся. Приметив темную шерстку, тихонько окликнул.
- Лисичка. Иди сюда,- кивнул, призывая дочь выбраться из дупла и сесть на ветку, рядом с ним. Уже смеркалось, прохладный ветер теребил листья крон, первые звезды начали мерцать на небе, однако полумесяц еще не поднялся.
Как только кошечка выбралась, Дымчатый заговорил.
- Я так посмотрю, что ты не скучаешь тут? Февраль хороший кот, держись к нему поближе. Неясыть же хороший воитель, тебе будет чему у него поучиться. Ты только не заигрывайся слишком,- серый подмигнул ей и вдруг как то нервно выдохнул, подергивая кончиком хвоста, что обвивал его лапы.
- Знаешь, мне нужно с тобой поговорить. Это не легкая тема, а потому, я прошу тебя проявить всю холодность разума, на которую ты способна. Ты, наверняка, и не помнишь матери. Но вы с ней очень похожи. Тот же изгиб улыбки и искрящиеся глаза. Даже оттенки в шерсти, все точь-в-точь. Ты перед моими глазами, всегда будешь её отражением,- кот зажмурился, старые раны от потери любимой саднили. Он поднял голову и уперся взглядом в звезды.
- Знаешь, когда мне тяжело и больно, я обращаюсь к Звездному племени. Ко всем тем, кто когда-то покинул нас,- смотрит на Лисичку и затем кивает наверх,- Твоя мать среди них. И первое время после её смерти, я частенько уходил из лагеря. Туда, где звезды хорошо видны. И я общался с ней. Я очень злился, что она покинула меня. Что она оставила тебя совсем одну, уйдя раньше времени к предкам. Но боль уходит, затягиваются раны шрамами. Так случилось и со мной. Я нашел в себе силы жить дальше.
Дымчатый ненадолго замолчал, сглотнул и вновь опустил хмурый взгляд на кошечку. Опустился к самой её мордочке, почти касаясь носом её носика.
- Жить ради тебя. Жить для тебя и дать тебе все то, что не смогла дать она. Однако ж, посвятить всего себя тебе я не могу. Это не правильно. Ведь вскоре ты подрастешь. У тебя появится наставник, потом ты станешь воительницей, появится кот, который будет за тобой ухаживать. И я не должен буду мешать вашему счастью. Я должен буду отойти в сторону, а не нависать над вами тенью прошлого. Нужно двигаться дальше. И чтобы не быть обузой для тебя в дальнейшем, я решил разделить свою жизнь с тем, кого так давно знаю. С той, которой провел лучшие годы своего детства, с которой стоял плечом к плечу в беде. Горлица, кошка, которую я выбрал. Кошка, которая в скором будущем подарит мне котят. Они станут тебе братьями и сестрами. Я не знаю сколько их будет, но они будут частью тебя, ведь в них течет та же кровь, что и в тебе. Вы мои дети. Я надеюсь, что ты сможешь понять меня и не осудишь за такой выбор. Я надеюсь, что ты сможешь заглянуть в необозримое будущее и поймешь, что это лучший вариант,- он едва коснулся носом щечки дочери и замер, смотря ей в глаза.

24

Обычно я никогда не лежу на месте, но сегодня был особый день. Погода, что ли, была не совсем подходящей, то ли просто клонило в сон. Я широко зевая, разлегшись на теплой подстилке, рассматривая свои когти. Уже четыре луны, совсем немного до того, как я стану оруженосцем. Я бы и продолжила ничегонеделание, если бы не объявившийся иссиня-серый папа. Хах, как кстати. Я вскакиваю, как кипятком ошпаренная, подлетаю к отцу, куснув того за кончик хвоста, и фыркнув в усы, недоверчиво сощурив глаза:
- Ты, что забыл про меня?  - морщу носик, топорщу усы, заглядывая в такие холодные зеленые глаза, топя льды между нами янтарным огнем в своих же очах. Он хочет со мной серьезно поговорить... интересно о чем же? Выслушаю, пойму... только если это в моих силах.
Присаживаюсь, окольцевав лапки тонким хвостом. Я смотрю только в пол, слушаю... Говорит, что очень похожа на маму. Ах, Скалистая, моя любимая мамочка, которая теперь проводит новую жизнь среди звезд... Я тебя почти не знаю, но так скучаю, понимаешь? Люблю всем сердцем. У меня-то никогда матери и не было. А у кого-то будет. И отец и мать. Наверное, у каждого были в жизни приступы ревности. Я показываю это все не так. Никогда не плакала, а тут бац... на ясно-золотых глазах начали закипать слезы, прокладывая тонкие дорожки на черно-бурых щеках. Плечи затряслись, а я не в силах была поднять головы, моргая, пытаясь снять с глаз маленькие капли драгоценных камней, бросая взгляд на отца... как бы спрашивая: "Как ты мог, папа?.. Разве не так: ты и я против всего мира? Как же мы? Тебе меня мало, папа..?"
Я пячусь назад, облизывая сухие губы, прижав уши к макушке. Будь я постарше, то даже не обратила внимания, была бы даже рада мелким братьям и сестрам. У меня бы появился ухажер и папа гнал бы его к черту, а так зеленоглазый был бы занят... Но сейчас... Эта моральная травма, психическая рана, предательство.
- Па... Дымчатый... Ты сказал, что я очень похожа на маму. Скажи мне, а как бы она отреагировала если бы ты сказал ей это?
я бы пересмотрела свои планы будь это другая кошка, но это же Горлица! Та, кто соревновалась со мной за сердце Дымчатого. Естественно, она знала, что я безумно люблю своего отца. Но, что-то мне подсказывает, что я знаю, почему он не появлялся передо мной так долго. Закусываю губу, стараясь сдержать слезы, а после те не щадя меня потекли ручьями по щекам, всхлипы раздирали горло. Мой папа... больше не только мой папа? У кого-то будет и папа, и мама... А у меня никого нет. Никого.
Я быстро обогнула его, борясь со своим ужасным страхом высоты, кое как слезла с дерева. А после припустила в леса... Ночью эти деревья смотрелись ужасно, мне было страшно, зябко... одиноко и грустно. Все потому что Горлица победила. Выиграла сердце моего отца. А мне оставалось только потихоньку увядать, как небольшой лютик тогда, когда подошло его время сбросить лепестки...
Холод забирался змеей под кожу, не щадя даже те клетки, которые до сих пор верили, что все наладится. Главное, что я теперь сама в это не верила.
Я боролась с этим, бросая алмазы слез на траву, пытаясь скрыться в ночи.

25

Статус поста: дежурство
Выполняемое действие: уборка палатки
Поймано/собрано: -

С огромной охапкой мха, которая еле поместилась в его прожорливую пасть, Крушигор, посмеиваясь и поглядывая на Щитомордника, скакал по ветвям. Вот мимо проскользнула палатка оруженосцев - оттуда высунулась чья-то сонная морда и зевнула, потом целительская палатка - вот уж куда не стоило бы посылать здоровяка Крушигора. Он себя неплохо знал, один взмах пушистого хвоста - и половина трав уже в хаосе летает или сыплется на пол палатки. Оступишься, сделаешь пару неверных шагов - обязательно что-нибудь завалишь. Нет уж, такие маленькие пространства не для таких больших котов, как Крушигор.
Воинская палатка - бурый кот посмотрел на неё с некоторым сожалением. Он так и не завёл друзей среди ровесников, предпочитая находиться рядом со взрослыми, авторитетными воинами. Наверное, пытался оправдать выражение "с кем поведешься...", но всё равно чувствовал некую степень... одиночества. Никаких дружеских потасовок, никаких совместных обедов, ничего, кроме серьезных взглядов умных бойцов. Хорошо, что Щитомордник не такой, не смотря на свои годы. Крушигор постарался устроить свою подстилку поближе к его, ему нравилась та легкость и непосредственность, с какой Щитомордник говорил и решал дела. Самому Крушигору этого порою не хватало в своих словах и действиях.
Тем не менее, их с собратом цель была близка. Молодой воин чувствовал приятное напряжение в лапах. Так бывает, когда хорошо потрудишься, прыгая с ветки на ветку. Ещё не усталость, но уже результат твоей работы.
Наконец, они добрались до самого дупла. Крушигор заглянул туда и засмеялся.
- Ну и фто тут убифать-то? - спросил он, опуская на пол палатки мох и разминая челюсть. - Здесь всего один Звездолом живёт. Простая задачка, а?   
Он подмигнул товарищу и указал на ветвь ниже.
- Видишь, Щитомордник? Когда-нибудь я тоже буду там стоять. Это моя мечта.
Больше не произнося ни слова, он вошел в палатку. Подстилка лежала практически целая, не разворошенная, разве что немного примятая и с подсохшим мхом.
- Как вообще можно так аккуратно спать? - недоуменно спросил Крушигор. Сам он мог и ворочаться всю ночь на подстилке, и залезть лапой-хвостом-боком на чужую. И всегда насмешливо щурился, когда соседи по палатке его в этом упрекали. "Вот наступит сезон Голых Деревьев - кто будет об мою шкуру греться? Не надо, я ещё помню, как в прошлом сезоне я засыпал в привычном углу, а наутро обнаруживал себя среди кучки тощих Древесных оруженосцев. Может, ноги у меня и не такие ловкие, а шкура всё равно теплая. В сезон Голых Деревьев не пропаду".
Дежурство есть дежурство. Крушигор вытащил подстилку из палатки и принес на её место свежий мох. У него почти никогда не получалось сложить ровную, красивую подстилку, как это делала мать, но он выдумал хитрость - обводил подстилку своим длинным хвостом и равнял таким образом.
- Хе-хе-хе, - с хитрым коварство усмехался он, очищая хвост от кусочков мха.
Закончив с этой мелкой уборкой, Крушигор сел у стены палатки, привалившись к ней спиной.
- Мне здесь нравится, - заявил он. - Я почти чувствую запах неба. Внизу так не пахнет, как здесь. Наверное, в этом месте и птиц по утрам лучше слышно. Ха! Представляю, как сюда забирается наевшийся кошачьей мяты Звездолом!
Крушигор засмеялся. Неужели этот предводитель может хоть когда-нибудь выглядеть несерьезно? Нет, ну правда. Он, конечно, большая шишка и всё такое... но Крушигор подумал, что на его месте вёл бы себя несколько... раскованнее? Может быть, если бы предводитель приходил смотреть на их тренировки с Неясытью, не вышло бы такого, что Крушигор остался без надежного наставника.
- Эй, Щитомордник, а каким бы ты стал предводителем? Просто представь.
"А если бы ты был ещё и моим наставником, Щит, я был бы в два раза толще, ага?"
Он облизнулся, вспоминая вкус земноморской рыбки. "Вот бы ещё разок туда попасть".

Пост проверен

За явку в патруль зачислено 2 уровневых очка и 5 http://s7.uploads.ru/t/gvIUY.png
Крик Журавля

26

Статус поста: дежурство;
Выполняемое действие: уборка палатки;
Поймано/собрано: -.

День выдался холодным, даже очень, ты ежился и недовольно шмыгал носом.
Ты находился на поляне, когда глашатай собрал вокруг себя воинов и оруженосцев и стал распределять патрули и дежурства.
Снова.
Ты нехотя поднялся и подошел, останавливаясь где-то позади всех, как и всегда, ведь тебя не любили. Когда многие воины ушли, очередь добралась и до тебя. Глашатай отправил тебя на дежурство, в палатку предводителя.
Как будто знал.
Ты коротко кивнул и удалился, чтобы не мозолить глаза остальным. Чувствовать на себе испепеляющие взгляды ты никогда не любил, а сейчас ты как раз их чувствовал. Ты усмехнулся.
Просто смирись.
Ты стал не спеша забираться по веткам на Великий Клен. Оттуда все выше и выше, по веткам, словно по лестницам к самой дальней двери сего мира. И вот ты добрался, останавливая прямо на пороге и, загораживая собой проход и создавая тень.
Бывший учитель.
Ты посмотрел на предводителя исподлобья. Холодный отрешенный взгляд.
- Звездолом, - бросил ты, пристально смотря на предводителя. - Я подежурю, быстро.
Ты вытащил подстилку из дупла и вскоре принес свежий мох. Сделав новою подстилку, ты кивнул предводителю и удалился, оставив бывшего учителя в одиночестве.

Пост проверен

За явку в патруль зачислено +2 уровневых очка и 5 http://s7.uploads.ru/t/gvIUY.png
За наличие амулетов зачислено +2 уровневых очка и 6 http://s7.uploads.ru/t/gvIUY.png
Итог: начислено 4 уровневых очка и 11 http://s7.uploads.ru/t/gvIUY.png
Звездолом

27

Статус поста: Дежурство
Выполняемое действие: Уборка
Поймано/собрано: -

Поежившись неясно от чего, ворчащий себе под нос глашатай скользнул под сень дупла предводителя, краем уха прислушиваясь к звуку цепляющихся за кору Великого Клена когтей Янтаря, которому он поручил втащить наверх заранее подготовленную новую подстилку (его не интересовало, как он это сделает, и помогать он, естественно, тоже не собирался). Лучи необычайно яркого весеннего солнца освещали лишь порог, в то время как в глубине царил полумрак, который, в отличии от полумрака воинской палатки, напрягал Февраля вместо того, чтобы успокаивать. Он слегка нахмурился, ожидая, что сейчас блеснут холодом синие глаза, и тут же украдкой вдохнул - похоже, дупло пустовало.

Серый повернул голову к Янтарю, чтобы отдать указание, и как-то запоздало вспомнил, что белобокий больше не его ученик. Даже растерявшись от этой мысли, он захлопнул приоткрытый рот и огляделся, принимая во внимание обстановку. Где-то в затылке шевельнулась мысль, что когда-нибудь это будет его обитель (если доживет, конечно), однако Февраль только повел плечами, ощущая себя здесь чужим. Отвратительно чувство.

- Давай поторопимся. Закончим здесь - и, если хочешь, сходим на охоту. А то ты все жалуешься, что я тебя в лес не зову, - беззлобно фыркнул он под конец, не оборачиваясь к молодому воителю и принялся скатывать старую подстилку, чтобы позже вынести ее за пределы лагеря. Особо-то и не за чем было убираться, все содержалось в относительной чистоте, если не брать во внимание старый мох, которым был устлан пол. Окинув взглядом темно-зеленую поляну под лапами, Февраль пошевелил ушами и, откатив к выходу шар, раньше бывший подстилкой, поманил Янтаря хвостом, - Ну-ка, соскреби пока все это, - все-таки, как глашатай, он все еще имел право отдавать приказы.

Уложив новую подстилку на ее законное место, серый оценил проделанную работу на пятерочку и довольно хмыкнул. Теперь можно и в лес - подальше от этого места, где все пропахло Звездоломом.

Пост проверен

За явку в патруль зачислено 2 уровневых очка и 5 http://s7.uploads.ru/t/gvIUY.png
Крик Журавля

28

Статус поста: Дежурство;
Выполняемое действие: Уборка;

Переводя озадаченный взгляд то с подстилки, то запрокидывая голову и глядя на дупло, расположенное выше всех остальных.
- «Да Февраль, похоже, шутит.»
Янтарь не спешил трогаться с места и лишь ожидал появление глашатая, но время шло, а он всё не спускался. До молодого воителя постепенно начала доходить серьёзность этого задания, данного Февралём, однако белоснежный лишь недоверчивым взглядом окинул подстилку, после чего вздохнул и, взяв в пасть, принялся забираться.
Тяжёлая моховая ноша тянула его вниз, поэтому Янтарь сделал первую остановку около дупла оруженосцев, засунув туда подстилку и позволив себе хорошенько отдышаться, а заодно и вспомнить своё прошлое, когда он спал в этой палатке со своими двумя братьями и сестрой. Что и говорить, а он с Камнелапой получил очень уважаемых наставников во всём племени; Юный Ледоок не жаловался и сладил с Полночью, как и Тихослов - старшему братцу действительно нужна была сильная наставница, а Копоть, как известно, тот ещё твёрдый стержень. Но прошло время, и в последние три луны своего ученичества Янтарный делил палатку только с Ледооком, да и то старший брат не подпускал его близко, предпочитая спать в другом конце дупла.
Тоскливо улыбнувшись, Янтарь вновь схватил подстилку и принялся лезть наверх, планируя ещё одну остановку около дупла воителей, где нынче и ночевал, заняв подстилку рядом со своим бывшим наставником - уж он позволял белобокому находиться рядом с собой, чего не разрешал Айсберг, но и этого тепла Янтарю хватало.

- Я здесь!
Воитель, наконец, добрался до дупла и небрежно отбросил заметно потрёпанную подстилку в сторону.
- Давай поторопимся. Закончим здесь - и, если хочешь, сходим на охоту. А то ты все жалуешься, что я тебя в лес не зову.
Идея пришлась Янтарю по вкусу, и он мигом принялся расправлять подстилку, хорошенько разглаживая помятые места и вынимая сухую кору и листву, приставшую к подстилке, пока он лез. Закончив с подстилкой, древесный принялся хвостом смахивать кусочки моховой подстилки, оставшиеся после того, как Февраль её убрал.
- Я всё сделал. Обещанная вылазка в лес ещё в силе, да? - и Янтарь двинулся следом за глашатаем, покидая палатку предводителя.

Пост проверен

За явку в патруль зачислено 2 уровневых очка и 5 http://s7.uploads.ru/t/gvIUY.png
Крик Журавля

29

Статус поста: дежурство
Выполняемое действие: уборка, смена подстилки
Поймано/собрано:

А вот и настал час великого испытания уборкой. По правде говоря, Ломака никогда не любил убираться, искренне уверенный в том, что зачем убирать, если потом всё равно всё будет в полном беспорядке? И ладно бы убирать надо было только своё гнёздышко, но нет... И всё же, долг племени надо было отдавать и Ломака, хоть и не торопясь, но проследовал в дупло предводителя, медленно привыкая к полумраку, царившему здесь. Он еле-еле донес до дупла предводителя свежий мох, ибо скакать по ветвям с тяжелой ношей в зубах было достаточно сложно. Жаркие лучи солнца припекали шкуру Ломаки, несмотря на то, что легкий ветерок не позволял мучиться от жары, но покуда Ломака добрался до предводительского дупла, он успел весь вспотеть.
Сначала Ломака хотел вообще отстреляться от дежурства посредством замены оного на патруль, но не рискнул подходить с этим предложением к Февралю или Звездолому. Запросто можно получить нагоняй за отлынивание от обязанностей.
В пещере было достаточно чисто и от этого Ломаке стало еще более непонятно, зачем убираться в и так чистом месте? Ломака недовольно забурчал что-то под нос, принимаясь вытряхивать из подстилки всякий мусор - свалявшийся мох, кусочки коры, листья, встряхивал пригодный мох, чтобы избавиться от пыли и шерсти.
Снаружи послышалось звонкое чирикание птиц, которое так и подзывало выйти из дупла и сразу отправиться на охоту - настоящее воинское дело. Хоть до этого дежурства Ломака оббегал с Жасмин полтерритории Древесного племени, но неутомимому оруженосцу этого не хватило и он жаждал продолжить исследовать, тренироваться и узнавать новое. Как же ты станешь лучше, если будешь убирать подстилки и выгребать мусор из палаток? 
Лето - самый благоприятный сезон для племен, а я трачу свое драгоценное время на это бесполезное действо, - яростно фыркая и собирая мусор в один большой ком, думал Ломака, периодически поправляя перо филина, подаренное Крушигором и горячо любимое Ломакой. Потому что Крушигор - настоящий воитель, на него можно равняться, у него можно учиться. Таких Ломака уважал и стремился быть похожим на них.
Ломака вынес ком на поганое место и сменил подстилку, вымел остатки мха хвостом. Остановившись у порога, Ломака обернулся и оценил работу. Быстро и качественно - хмыкнул он, выскакивая наружу.

Пост проверен

За явку в патруль зачислено 2 уровневых очка и 5 http://s7.uploads.ru/t/gvIUY.png
Крик Журавля


Вы здесь » Легенды Светлолесья » Лагерь племени » Дупло предводителя