Если и можно лекарю расслабиться возле смертельно больного, то да, я сейчас пыталась это сделать. Мне было тяжело физически, я была вымотана, подавлена. Тяжело было даже думать о чем-то, но треклятый сон все не лез в пустую башку. С радостью бы уснула прямо тут и прямо возле Янтарозвезда, охраняя его сон. Он мучился. Я видела, как сильно было ему тяжело, но помочь не могла. Каждодневно взирать на муки и страдания больного, не имея возможности помочь – не это ли страшная кара, дурной сон любого травника? Именно. Травы просто не помогали, не помогали припарки, ягоды и прочая чепуха. Я опустила лапы. Тернозвезд вас всех раздери, я опустила свои лапы! На второй или третий день, наблюдая за очередной вышедшей, точно дым из откупоренной бутылки, жизнью Предводителя, я просто больше не могла бороться. Да нет, могла, а толку? Я уже не хотела. Осознавать, что ты бьешься, точно волна о камни, было ужасно, быть может, лишь чуть проще жилось с мыслью, если ты прекращал попытки. Не потому, что плохой, а потому, что ты вроде как сам остановил все, а значит что-то, да знаешь. Но мне не становилось ничуть не проще от факта, что я сюда прихожу просто посидеть, поглядеть на него, а не впихнуть очередную траву. И как только его организм выдержал такое количество ранее выданных отрав? Да, не лекарств, а отрав, ведь при смешении в желудке эта смесь была похлеще некоторых ядовитых растений. Но я была как можно осторожней, чтобы не выпустить случайно эту хрупкую последнюю жизнь. Не очень приятно ощущать собственные лапы в чужой крови. Диву даюсь до сих пор: неужто вояки так малодушны, что убивают налево и направо? Пусть даже и пищу, пусть даже и врагов.
Я слышала странный шорох, но не подала виду. Не открыла глаза, как сделала бы прежняя Хохлатка: сильная и дерзкая. Я даже голову не повернула на источник шума, ведь, в конце концов, быть может, мне просто показалось? Да, прекрасно было спихнуть все на старость, которой фактически еще нет, и на плохой слух.
Браво, ведешь себя либо как старейшина, дожилась. Покряхтишь еще, переворачиваясь на другой бок?
Так и лежу, спрятав морду в густую шерсть Янтарозвезда, стараясь казаться незаметней. Какие-то крохотные надежды на то, что я усну, еще есть, но таят они с непоколебимой быстротой после моего оклика. Хохлатка. Как же раздражает меня это имя, но еще больше его обладатель. Что на этот раз этот труженик с каменным сердцем забыл тут? Все же уже обсудили, что ему понадобилось на этот раз? Немного лениво открываю глаза, пару раз моргая ими и отгоняя мутную пелену из виду. Дергаю ушами, немного раздраженно отклоняя голову. Ха, я была вовсе не настроена на разговор или беседу, мне хотелось спать. Понимаете, спа-а-ать. Просто лечь и закрыть глаза, растворяясь в царстве морфеевом. Я не спешу спрашивать, что этому ироду вдруг понадобилось от меня, но тут, встретившись с ним взглядом, я невольно ежусь. Стальной блеск в вечно холодных глазах так и сверлит во мне дырку. Мрачно и безустанно он, Камнелом, пялится на меня, почти что не мигая. Я не могу выдержать этой переглядки и первая отвожу взгляд, утыкаясь им в противоположную стену.
Только после того, как я во второй раз вопросительно оглядела дымчатого глашатая, мне на глаза попался сверток. Маленький, сухой, он болтался в его пасти, свисая и маня меня. Так и кричал «загляни же…». Почему-то мне показалось, что отрады от этого не будет и вовсе, но я терпеливо ждала действия, который тут же произошли. Он наклонился, опуская этот самый сверток за землю и раскрывая его, безжалостно разрывая зубами. Если до этого момента я смотрела чуть раздраженно и пусто, то теперь я вмиг оживилась, вытягивая шею в желании рассмотреть. Сердце пропускает удар, разгоняя отяжелевшую кровь, а затем еще и еще – бьется, пока не нагоняет бешеный ритм, безжалостно отстукивая незнакомую мне песнь. Алеют, поганые твари, алеют, лежа на полу. Несколько маленьких матовых ягодок раскатились в разные стороны от мешочка из листьев, теперь привлекая все мое внимание. Сглатываю вязкую слюну, несколько мгновений разглядывая ягоды. В том, что это был тис, сомневаться нельзя было, но только вот зачем он тут?
Хохлатка, не притворяйся божиим одуванчиком. Все ты прекрасно знаешь: и зачем он тут и что ты должна будешь сделать.
Я поднимаю голову, еле отрывая ее от плодов и взирая снизу вверх на Камнелома. Смотрит на меня весь такой непоколебимый, уверенный в себе. Глаза так и горят огнем, огнем праведным и явно знающим что он делает. И как давно он это продумал? Уверена, такие идеи не рождаются за пару минут или даже часов, он наверняка вынашивал этот план. С самого начала болезни? А, черти его знают.
И вот тут мне становится страшно. Какая-то странная дрожь проходит по лапам, а затем пробегается по всему телу волной, захлестывая мой опухший разум. По-настоящему страшно, будто это я сейчас должна буду глотать треклятые ягоды, а не Он. Я шмыгаю носом, точно загнанный зверек, переводя взгляд с ягод на Камнелома и назад. Пячусь, подаваясь корпусом назад – просто невольно хочется либо стать меньше раз этак в десять, либо сбежать. Позорно, чтоб он не видел моего страха, растерянности. Не хочу, нет! Пропускаю протяжный вздох и подрываюсь с пола, разгибая затекшие лапы. Покачиваясь, едва не соприкасаясь с землей и чудом устояв на ногах, затем поднимаю взгляд. Затравленный, полный боли и непонимания; уголки губ скользят вниз, а весь изгиб рта дрожит. Я хочу что-то сказать, хочу высказать ему все прямо в его наглую морду, высказать, а желательно еще и плюнуть. Но мне тяжело стоять спокойно, лапы то и дело подгибались, а тяжелая голова вот-вот норовила упасть на грудь. Мне было тяжело. Тяжело, говорю вам всем, я просто таяла. Сломалась, точно игрушка какая, случайно закатившаяся под шкаф.
- Ты целительница, ты должна видеть, что у Янтарозвезда нет шансов. Видит Звездное племя - он умирает, и свою последнюю жизнь он потеряет в страшных и мучительных конвульсиях, ты-то знаешь, о чем я говорю, я и сам видел, как это происходит, а перед этим Янтарозвезд замучит себя кашлем и жаром. Ты целительница, и ты должна не допустить такой ужасной смерти для того, кого любит все племя, - я прикрыла глаза, опуская голову. Стыдно было смотреть в его ледяные очи, стыдно было слушать всю эту чепуху. Я знала, что так нельзя и это неверно, знала и чувствовала. Плохо, ужасно плохо, даже не уверена, кому сейчас было паршивей: Предводителю, который просто спал, даже не догадываясь о решении нас, либо же мне. Не ему, Янтарозвезду, приходилось принимать решения. Но самое страшное было в том, что мое воспаленное сознание, до этого упорно отталкивающее даже крохотную мыслишку об убийстве, сейчас же встрепенулось, слушая бархатистый и даже мягкий тон серого вояки. Навострило ушки, внимательно замерев. Мне стало противно от самой себя, от вот этой вот самой подкупной переменчивости, от продажности.
И я сломалась. Внутреннее противоборство добра и зла внезапно прекратилось, прекратились мучения и терзанья. Я молчала, молчала как рыба, не решаясь сказать. Все мое существо восставало против этой дрянной идеи, против замысла, который может все нарушить. А что, если могучий Главарь все же проснется, сохранив последнюю жизнь? Что он скажет, увидев, как двое его ближайших котов стоят и размышляют: а убить ли нам его? Точнее, не Мы рассуждали, а Камнелом подбивал мои крылья, лома привычные устои. Я боялась потерять любого из пациентов, я всегда переживала втройне, если кто-то очень сильно заболевал. Я страдала от одной мысли, что могу не спасти маленького котенка или престарелого воина, а он просто ворвался со своей идеей и все. Как говорится, в чужой монастырь со своим законом не лезь, но сейчас, то ли из-за моей ослабленности внешней и внутренней, то ли от очень далекого, но все еж осознания правоты этого гадкого кота, но я поддавалась. Миллиметр за миллиметром удавалось сдвинуть мой дюжинный самоуверенный нрав, оттесняя на дальний план здравый смысл. Будь я сейчас в своем уме и в бодром духе, то непременно бы развела скандал, тщательно оттаскав кота за уши, но сейчас… Хм, а он оказывается очень умен. Даже быть может слишком для того, чтобы начинать его бояться.
Не в силах что-либо предпринять я разворачиваю полную отчаянья морду, вкрадчиво вглядываясь в неподвижное тело. Слабо опадающие и вновь вздымляющиеся бока, неподвижный и безжизненный профиль, будто сломанную временем фигуру. Величественный князь валяется тут, словно выброшенная вещь, никому не нужная и просто использованная. Так непривычно было видеть этот обычно гордый стан, прямой хребет, теперь же вот так дико и вероломно поломанный пополам. Сгорбленный. Он излучал ауру черной болезни, а вся его фигура говорила об обреченности. Нет, не такого вот Предводителя хочет видеть все племя, не такая фигурка поведет их на совет, посвятит кого-либо в воины. Нет. Он изношен и больше не пригодится. Но что он получил взамен за, хоть и короткий, но все же добросовестный труд? А получил он как вознаграждение сон: долгий и мучительный, отбирающий его силы. Высасывающий жизнь. Получил болезнь, которую нельзя излечить. Что ж, а по заслугам ли? Нет, он достоин большего. Просто как Предводитель.
Склоняю молчаливо голову, прикрывая глаза. Последняя дань чести. Забавно, что при твоей жизни я никогда не позволяла себя проявлять подобные знаки внимания и уважения. На «ты» с тобой говорила. А тут вдруг чуть ли не челом бьюсь о землю у лап твоих. Неуважительно и глупо, но иначе я не могу. Просто потому, что нужно оставить о себе в твоем сердце хороший отпечаток. Конечно, глупо говорить о чем-то воистину морально возвышенном, если при этом вот сейчас я готовлюсь отравить тебя. Глупо и немного бестактно, но вера и надежда на то, что ты простишь меня, остается. Как я погляжу в глаза всем? Как буду смотреть я в глаза соплеменников, зная, что это я виновна в твоей гибели? Пусть бы рано или поздно ты умер бы сам, но я насильно приближаю твою смерть. И я, и он, что хладнокровно смотрит в мою сгорбленную спину, немного нетерпеливо и властно. А я прогибаюсь под кого-то, пожалуй, впервые в жизни, впервые выполняю чьи-то указы. И уж точно не стоит говорить о том, что я впервые перешагиваю через себя, кидая собственную жалкую душонку на столь мерзкий поступок.
- Просто закончи его мучения, Хохлатка. Освободи его от этой страшной участи, которую даже врагу стыдно пожелать. Ты ведь любишь своего предводителя, так сделай это ради него, - как змей-искуситель он шептал мне это, склоняя к ужасному поступку. Я не могла сопротивляться, не было сил и особой охоты, я просто поддавалась. Медленно, словно тряпичная кукла прогибалась в лапах этого типа. Я буду жалеть: чувствую, как уже этой ночью буду грызть себя, упрекая в содеянном. Страшно ли мне? Не то слово страшно, но постепенно и он, это липкий страх, уходит на второй план. А впереди пустота и чернь, ничего. Эхо. Называйте, как хотите, мне уже плевать. Плевать, ясно? Я просто устала и хочу зажмуриться, зажмуриться и испариться, чтобы не видеть всего происходящего. Просто растаять. Сгореть в этом сумасшедшем круговороте событий и развеяться пеплом над серостью будней, проклиная себя. Ты вроде понимаешь, что не так все плохо, а поделать с собой ничего не можешь. Это так же мерзко, как и наблюдать за ломающейся личностью. Наблюдать как зритель, от третьего лица. Видеть чернеющие глаза, сомкнутые губы и покорно опущенное лицо, дрожащие лапы. Больно и горько, а еще больше тебя бьет презрение. Как можно прогнуться под чью-то чужую личность, как можно поддаться чужой воле? Но ты лишь думаешь, поставить себя на его место тошно. Ты кичишься, мол, да я бы смог! Я бы послал его куда подальше, а ты, слабак, только и смог, что предать себя во имя кого-то там. Можно еще плюнуть под лапы и гордо удалиться, вильнув на прощанье хвостом. Мы не ставим себя на место израненных, но если на миг, на этот гадкий миг все же соизволить переместить себя то тут же найдется куча оправданий. Мы будем кричать, что так вышло, а мы не всесильны, будем бить себя по груди, утверждая, что не правы они. Так было и будет всегда, с этим ничего не поделать. Обычная кошачья малодушность, чего уж тут. Но сейчас я не кричала всем подряд, не била себя лапами в грудь и не отнекивалась. Проклинала, бранила всеми известными мне словами, ненавидела и готова была растерзать. Ненавидела себя и Его. Но поделать ничего не могла.
Усталый вздох вырывается из груди, прерываемый лишь звуком, отдаленно похожим на стон. Я устала бороться, устала копаться в себе и размышлять на тему «почему я?!» Как же хочется послать все это прямиком к Тернозвезду и больше не возвращаться к этому вопросу. Но проблема реальна. Передо мною на самом деле стоит Камнелом, буквально взглядом заставляя сделать это. А позади меня лежит умирающий Янтарозвезд, травить которого должна я. Собственно, а почему не сам Глашатай, если ему так хочется, чтобы всеми любимый Предводитель канул в лету так же, как и все до него? Я уже хотела было задать этот вопрос, но не решилась, одернув себя. Не хватало еще, чтобы он разозлился. Просто покончить скорее с этим мерзким делом и свалить, забившись в угол. Что происходит? Почему я сейчас так недалеко рассуждаю? Самой от себя противно, противно, что не хочется сбежать. Никогда раньше такого не случалось, чтобы я просто убежала. Чтобы не хотелось растаять. Грустная ухмылка на моих губах – я задираю голову к потолку, пытаясь разглядеть там невесть что. Губы дрожат, и я поджимаю их. Что делаю я в такой странной позе? Взываю к милости и пониманию Звёздных предков, объясняюсь, как нашкодивший котенок.
Мам, пап, вы простите. Никогда не думала, что буду смотреть на чужую смерть, наступающую от моих же лап. Вы не сердитесь, пожалуйста. Просто так нужно.
Сжимаю челюсть, порывисто разворачиваясь к Камнелому. В твоих глазах недоумение, я вижу это. Боишься? Нет, такие как он никогда и ничего не бояться. Только повелевают кем то, но уж точно не выполняют их работу. Мотаю головой, точно отгоняя от себя слова, которые сейчас произнесу. Но поздно что-то решать, о чем-то думать. Для себя все расставлено и уже давно, мне незачем стоить невесть что и кого из себя. Просто сказать.
- Ты или я, оба мы вскоре пожалеем об этом, - холодно и отчужденно. Немного устало. Просто мне уже в самом деле плевать. – Не смей даже думать, что я прогнулась под тебя, что и впредь будет так. Я скорее откушу свой собственный хвост, чем допущу такое вновь. Запомни: я делаю это ради него, а не ради тебя.
Я оскаливаюсь и только. Холодная речь приветствуется на ура, я уже почти слышу аплодисменты! Даже Камнелом сменил холодный взгляд на холодно-презрительный. Почти оттепель, чтоб его. Я фыркаю, отворачиваясь. Просто я не хочу видеть его поганую морду, пусть он уйдет отсюда. Но это так, мечты. Ведь Глашатай должен убедиться, что Целитель все же убьет Своего предводителя? Верно, а то ведь я и струсить могу. Носом подкатываю пару алых ягод ближе к подстилке, укладываю их возле собственных лап. Сама усаживаюсь возле головы почти покойного. Он сейчас спокойный, умиротворенный, даже сказала бы. Будто и не готовиться к погрузке на катафалк, а просто спит, видя цветные сны. Просто устал после очередного дня, устал и прилег отдохнуть, задремав. И, кажется, что если я сейчас проведу кончиком хвоста по его ухо, он отдёрнет его, потом раскроет свои прекрасные янтарные глаза, пару раз моргнет, отгоняя мутную пелену сна с глаз, и улыбнется мне. Потянется, вставая и моментально вырастая в два раза. Улыбаюсь немного нервно, провожу кончиком хвоста по его уху, спускаюсь дальше, вырисовывая узоры. Но ты не просыпаешься, продолжая тревожно спать, видя жуткие сны. Тебе будто плевать. А мне очень страшно, мне хочется кричать и выть в голос, рыдать на твоем плече. Ты сильный, так помоги же мне, прошу. Нет, умоляю. Просто очнись и тогда я не совершу самую страшную ошибку за всю свою жизнь.
Открываю рот, порываясь что-то сказать. Не могу я вот так, просто в тишине да безмолвии. Как-то пакостно выходит, исподтишка. А это не входило в мои принципы, хоть крошку собственных устоев я должна была сохранить.
- Ты прости меня, милый, - улыбаюсь, очень тихо выдыхая. На душе становится сразу как-то гадко, от чего я презрительно отдергиваю морду. – Так ведь лучше, верно? Тебе же больно, больно ведь? Я спасу тебя родной, спасу. Ты не сердись на меня хорошо, милый мой Янтарозвезд? Тебе больше не будет больно, ты не будешь страдать. Уснешь. Смерть это не больно, не больно, обещаю, все будет хорошо...
Я шептала как сумасшедшая, повторяя одну и ту же фразу как заведенная, прижимаясь к будто бы замершему телу. Он точно услышал меня, остановился и расправился, внимательно слушая. Клянусь, если бы я, как и любая другая кошка, физически могла бы плакать, то прямо вот так вот и разрыдалась бы, роняя обжигающие слезы. Но, увы, я не могла этого сделать, а потому лишь жала уши к голове, прижимая праву лапу к телу. Проститься. Не хотела я отпускать его, не хотела давать эти чёртовы ягоды, убивая его, точно бродягу какую в подворотне! Просто хотела отдать их Камнелому, гордо развернувшись и выйти. Второй уже такой порыв за сегодня, а что я могу поделать с собственной совестью? Не научилась еще встречать смерть с безразличным видом на глазах. Я просто не так устроена.
- Я делаю что-то не так, чувствую. Ты же поймешь меня, простишь? Не серчай, я желаю тебе только лучшего, - на секунду замолкаю, отклоняясь назад, а затем провожу языком по сухому носу Предводителя, утыкаясь собственным в его щеку. – Пусть осветят твой путь Звёзды, и да пусть прибудет с тобою сила, а охота в Звездных Угодьях будет легка.
Шмыгаю носом, ощущая, как в груди дрожит собственное сердце. Маленьким мышонком в лапах хищника оно бьется, пытаясь выпутаться из оков, прочно опутывающих ее. Не могу делать этого, не закрыв его глаза. Нет, не подумайте, он спал, как и нужно – с закрытыми очами, просто есть риск, что он внезапно откроет их. Как же тогда я загляну в них, будут ли силы и совесть? Конечно же, нет, а потому я опускаю пушистый хвост свой на его глаза, прикрывая половину мордашки.
Приходит сравнение с загнанным кроликом, перед которым даже не поставили выбора. Есть лишь один выход – молча, стерпев боль, пройти через это ужасное чувство. Только я, в отличие это этого самого зверька, не умру, не потеряю память, а буду вынуждена жить долгую, местами даже счастливую, жизнь. Страдая. Каждый миг возвращаясь к этому моменту и отыгрывая его заново. Просто мне тошно.
Наклоняюсь и раскрываю пасть Предводителя, та поддается легко, распахиваясь и оголяя ряд острых белых клыков. Делов-то вроде совсем чуть-чуть – кинул ягодку, а затем вторую и все, больше от тебя ничего и не требуется. Но сам факт этого переступания через порог собственных идеалов и приоритетов пугающий. Не стоит больше медлить, а потому я аккуратно подцепляю собственной пастью ягодку, дрожа переношу ее. Лишь бы только слишком сильно не сжать челюсти и не отравить саму себя. Лишь бы только… Да, все проходит удачно и вот уже я тянусь за второй. Меня бьет дрожь, мне страшно. Невероятно страшно и тяжело брать на душу такое преступление. Так зачем же я делаю это? Мы вечно возвращаемся к одному и тому же вопросу, ответа на который, увы, у меня нет. Ради кого и для чего все это происходит? А, леший его разберет. Не мои заботы. Мое дело лишь накормить чертовыми ягодами, наблюдая за эффектом. Кто-то бы получил кайф, глядя на это действо, мне же было противно.
Последняя, третья ягода – я закрываю пасть Предводителя, убирая хвост с его глаз. Хм, ты так и не очнулся во время этого, ну и хорошо. Значит, больше никогда и не очнёшься. Лапы мои дрожат неимоверно, чувствую холод на кончиках пальцев. Я озябла. Интересно, почему мне так холодно? Устало потираю глаза. Все, мои действа выполнены, я могу быть свободна, наконец, от всего этого кошмара. Втягиваю носом воздух. В ближайшее время сердце любимого всеми Предводителя окончательно остановиться, отбив последний ритм. Заглохнет в неисправности, а позже все тело остынет. Как и любой труп без внешних раздражителей в виде ран или прочих увечий. Недостойная смерть для вождя, но иначе никак. Нет, другого выхода просто не было. Только нужно спросить себя: а что все же хуже умереть от неизвестной болезни или от тисовых ягодок, которые уже начали свое действо в молодом теле. Уверена, яд будет действовать чуточку дольше, ведь побороть молодой и еще пышущий жизнью организм не так-то просто. Пускай даже сраженный неизведанной хворью, все же полосатый был сильным физически. Его редко донимали какие-либо гриппы и простуды, да и вообще редким гостем в моем жилище был вот этот вот кот. Последний печальный взгляд, я отворачиваюсь, не в силах больше смотреть на результат собственного отчаянья. Поднимаю пустой, уже ничего толком не значащий взгляд на Камнелома, хлестко ударяя себя по бокам хвостом. Так многое хочется высказать ему, высказать сейчас и в лицо. Я бы с радостью плюнула все гадкие слова, какие только знала, но не хотелось. Отчего-то мне казалось, что виновата в этом я. Что он не заставлял меня, не принуждал, а лишь попросил. Убедил. Будто бы я сама даже вообразила себе эту мысль.
Подхожу к нему медленно, еле переставляя ноги. Глаза сужены, вся моя фигура полна негодования, гнева. НО это только внешне, внутренне же пустота. Она настала давно уже, пустота это. Правда не спокойная и умиротворенная как обычно, а какая-то гнусная, с остатком в сердце. Я еле дотягиваюсь ему макушкой до носа, не выдалась я уж ростом, чего сказать. Стараюсь заглянуть в глубину глаз, стараюсь найти там побуждение к этим действиям. Зачем? Но лишь пустота и отчужденность встречаются мне. Стою вплотную к нему, вызывающе вздернув подбородок. Растоптал меня, молодец! Молодец, у тебя получилось, можешь ликовать. Моими лапами ты совершил убийство. Не я совершила, а ты, ты сам. Я хочу сказать, может даже крикнуть это тебе в лицо, но останавливаюсь. Нет, не место и не время читать лекции, тем более я устала. Выдохлась.
- Ненавижу тебя, - привстав на носочки, выплевываю ему в лицо, смотря с такой враждой, что хватило бы на все племя Речных выскочек. А тут один ты удостоен такой чести, но это все. Этого хватит. Обессиленно разворачиваюсь, скользя взглядом по убитому. Мною убитому, хочу заметить!
Его дыхание сбилось, он стал хрипеть. Это только начало, ведь еще один два часа и его сердце просто остановиться, он не сможет дышать. Летальный исход, как бы не было печально.
Я чувствую себя паршиво, хуже даже, чем с самого начала. Наступила какая-то прострация, чувство пустоты. Вот я и есть, вот и жива сама, хожу, дышу и чувствую. Но от этого не легче. Ей-богу я бы лучше сама проглотила плоды ядовитого растения, нежели сейчас вот так шла, осознавая, что только что сотворила. Необратимое, непоправимое и просто очень печальное. Страшное. Представить даже не могу, как буду спокойно смотреть в глаза соплеменников, как буду оплакивать его, бок о бок с ними? Достойна ли я этого? Гнать, гнать себя дальше от этих чертовых переживаний, от недопонимания. Я никогда и никому не смогу раскрыть свою душу, не смогу довериться и рассказать. Наверное, я просто боюсь стать одним из изгоев, каковых у нашем племени полно. Пополню их ряды тут же, а потому буду молчать. До последнего. Даже если меня будут пытать. Быть может, когда-нибудь я все же раскроюсь, но это будет не скоро. Быть может даже перед самой смертью, чтобы хоть как-то облегчить страдания. Но тогда войду в историю как целитель, убивший своего предводителя. Не очень радужно, на самом деле. Но к черту эти глупые домыслы, да и мысли в целом. К черту. Я выполнила свой долг и миссию, его не спасти. Как могла, облегчила страдания, взвесив все это бремя на собственные хрупкие плечики.
Зачем и для чего все это сделано? Мне все больше начинает казаться, что я просто облегчила свои страданья, свои муки. Чтобы не показывать, что я на деле то ничего не знаю, что не могу справиться со смертью. Не могу остановить летального исхода, ведь я не Звездный предок. Но кому это интересно? Уже подходя к выходу из дупла робко оборачиваясь назад. На меня никто не смотрит, а оно и ладно. Не хватало еще уйти от прожигающего взгляда этого выдумщика. Или, что было бы в десятки раз страшней, под янтарный взгляд смертника. То-то было бы жутко. Но это накрутки от собственной немощности, я отворачиваюсь. Не остается никаких эмоций, даже жалость и отвращение к самой себе постепенно уходит, сменяясь пустотой. Звенящей, расползающейся внутри пустотой, какой давненько не было в моем теле. Слабость сковывает тело, дойти бы хоть до собственного дупла, чтобы там завалиться мертвым почти сном.
Останавливаюсь у выхода, задирая голову вверх. Сквозь черные и сухие ветки Великого Клена пробивается клочок тусклого пасмурного неба. Природа, словно предвидя драму, разыгравшуюся на земле, послала тяжелый непогожий день: свинцовое небо, давящее на землю, холодный пронзительный ветер. И снег, отрываемый от земли и уносящийся куда-то далеко. Тяжело отрываю взгляд от неба в трещинах облаков, поведя ушами. На главное поляне еще не смолк галдеж, все еще обсуждали новость, переглядываясь. Не замечая меня. Ах, милые, милые мои, а знали ли вы, что только что совершила? Какой ужасный поступок был сотворён моими лапами? И главное, сидели бы вы спокойно, зная все это? Не уверена.
Вдыхаю полной грудью. Эта зима, этот лютый сезон навсегда отпечатается в моей памяти. Отпечатается эпидемией Зеленого кашля, лютыми холодами и северными ветрами. Он, этот сезон Снежного Клена, запомниться снежными вечерами и завывающей метелью за порогом. Холодами и длинными тёмными вечерами. И болью, что въелась в сердце тяжкими клешнями, не желая больше отпускать. Такое случалось раньше, уверена, если не каждый, то через одного целителя уж точно приходилось совершать подобное. Только мне от этого не легче, нет. Разве может элементарно стать проще от того, что не я одна такая гадкая, что многие так поступают. Я всегда боялась быть индивидуальностью, я боялась быть личностью. Как бы сильно не кричала, что осуждаю стадное чувство, все даже жила им. Всегда было важно общественное мнение, я всегда старалась угодить большинству. Проклинала себя за это, ненавидела, но поделать ничего не могла. Так бывает – побесишься, побесишься и утихаешь, становясь почти что шелковым.
А я все глядела вниз, всматриваясь в разношерстную толпу. Они галдели, переговариваясь и роптали, изредка кидая сюда, наверх, косые взгляды. Взгляды полные сочувствия и любви, другого я видеть просто не хотела. А знали ли, догадывались, что жив он был, ад и сейчас, испуская последние вздохи еще живет. Но они, глупые котята уже примеряли величественный силуэт Камнелома на этой ветке. Идиоты, вырыли могилу живому, просто нечего сказать. Самоотверженные глупцы, кричащие о преданности, за спиной же отступая от своего короля. Как и любая свита. Все мы тут лишь крысы, позорно бегущие с тонущего корабля Янатрозвзеда и перебирающиеся на новый, бодрый и живой. Будет ли он лучше, будет ли, что самое важное, нам лучше от этого: вопрос лишь времени. Только время может показать: отправимся ли мы в лучшее будущее или же напротив потонем на первом мелководье. Кто знает? Гадать даже я не в силах, можно лишь ждать. Либо подсказок свыше, либо просто жить своим чередом, ловя каждый миг. Выбор каждого.
Было бы чудесно забыть этот день. Просто стереть, выбросить из головы и больше никогда не переживать это муторного, долго тянущегося дня. Перестать вспоминать этот кошмар, никогда мысленно не возвращаясь сюда. Долго же я еще не посещу это проклятое, лично для меня, место.
Ты подвела Кору!
Мысль прошибло сознание совершенно внезапно, а от одного упоминание о наставнице, которая так неожиданное шла в ряды Звездного Воинства, стало стыдно и противно от самой себя. Зажмурившись, я, на мгновенье поддавшаяся слабости, дернула головой, отгоняя мрачные, точно тучи на горизонте, мысли. Просто пришло время, я ничего не могла сделать. Так отчего же я до сих пор виню себя в ее смерти, такой спешной и скомканной. Ничего не помню, только страх, боль и ненависть. К себе в первую очередь. Это страшно, в самом деле: терять близких. Когда ты понимаешь, что больше никогда не увидеть сияющих глаз, легкой походки и насмешливых слова. Гадко и скользко, ты точно оглянешься, выставляя наружу душу. Вот он, мол, я какой! Глядите же, да только близко не подходите. Потянуло меня на откровения, если честно, немного не вовремя, но я все же не могу не откомментрировать сложившуюся ситуацию в собственной голове.
Я всегда думала, что я сильная. Черта с два – настоящие, сильные коты, дерутся во благо племени, охотятся, набивают шишки да синяки. А мы же на деле только и можем, что сетовать на то, как тяжела наша ноша. Враки это все, как бы сильно мы не отгораживались, мы слабые, пытающиеся убежать от боли котята. Да я, лично я думала, что если тебе не больно физически – например, во время боя с рыбомордыми – то жизнь удалась. Да когда ты видишь эту боль и ничего не можешь сделать – вот оно настоящее горе. Взвыть хочется от бессилия и сердце рвется под час на мелкие кусочки. Пытаешься сбежать от обязательств, а выходит только хуже! Я попыталась сбежать от чувства, что не могу вылечить, а получилось только хуже. Получилось, что я убила. Как же жить со столь непосильной ношей в сердце, как?!
Из груди вырываются тяжелые стоны – тихие крики, осколки от стенаний, бушующий внутри. Мне тяжело и легко одновременно, хочется выпорхнуть пташкой из дупла и, махнув крыльями, умчаться куда-то далеко-далеко. Забыться, оставить все эти переживания. Оставить дом и семью, обязательства и долги, просто растаять. Будто бы и не было меня, будто я лишь призрак или отголосок прошлого. Старейшины говорили, что где-то там, далеко, где небо и земля сливаются у горизонта, есть вода. Вроде озера, только большущее, необъятное. И волны там бьются о песчаный брег, и чайки кричат, паря над гладью. И не видать и клочка земли, на тысячи верст в разные стороны. И вода там не просто вода, а соленая такая, что жжется в лотке. Вот бы хоть раз увидеть такую небылицу, а может и поселиться там. Ладно, бредни это все. Нужно вернуться в суровую реальность, которая цепляется острым гарпуном за сердце, не желая отпускать меня к себе в платочку, чтобы заснуть. Хоть на миг забыть этот проклятый день, забыть весь этот кошмар. Пусти же, пусти!
Последний раз оборачиваюсь, скользя по фигуре Камнелома. Все же, как бы сильно мне не хотелось, я никогда не смогу обратиться к нему как-то меньше, нежели на «вы». Сегодня это последний раз, когда я допускаю подобные своеволия в адрес будущего Предводителя. Последний раз мы общаемся почти на равных. Уверена, потом он будет вести себя как воистину фигура возвышенная, будет взирать свысока. Мы будем лишь подчиненная и главарь, вожак. Так же, как с Янтарозвзедом уже не будет, я буду склонять голову перед появлением его фигуры так же, как и ученики, как котята. Не потому, что я буду его уважать – нет, я будут люто ненавидеть его и призирать, но просто не смогу. Он ведь может рассказать всем, как я вероломно убила любимого предводителя. И плевать, что не собственной воле… Да ну, это бред. Быть такого не может, уверена, он не такой. Что бы не скрывалось за этой маской он благородный.
Мы скреплены одной тайной, Камнелом. Нас теперь связует один момент, один день из целого календаря вечности. Теперь мы вроде как банда. Ха-ха, вероломные и подлые убийцы, нам осталось только скрепить клятву верности друг-другу кровью.
Улыбаюсь. Первая, пусть и немного вымученная, улыбка за этот кошмарный день. Да и не только за сегодняшний день, за вчерашний и позавчерашний. За долгое время. Вы знаете, а мне стало легко в этот самый момент. Этот ужас прошел, мы прожили очередной закат Древесного Племени. Короткий и безмолвный. Теперь же нужно ждать рассвета – новой эры. И в наших лапах сделать его ярким, пылающим. Чтобы все Свелолесье запомнило его. Ладно, к черту эти размышления о вечном. Сейчас же мне может помочь только бодрый сон. Нужно выгнать Солинку с моей подстилки. Снежный Клен уже прошел, а она все еще нежится на чужом добре. Не гоже. Видать, забыла свое место? Так я ей напомню. Только не сейчас, а через десять дней, когда я, наконец, отосплюсь. Облизываюсь, устремляя взгляд вниз. Один короткий усталый прыжок и я, перемахнув через порог, с громким кряхтением скрываюсь из вида, сбегая подальше от этого дня.
Мы пережили этот день.
Пост проверен:
За выполнение процедуры I степени зачислено 5 уровневых очков + 10 светлячков
Крик Журавля