Солнце, с каждым днем светящее все сильнее и сильнее, освещало Ивовую заводь, одно из самых прекрасных и уединенных мест на территории Речного племени. В воздухе витали едва уловимые ароматы весны; взбудораженная первым теплом дичь шуршала в корнях, перезвон капели приятно ласкал слух. Стоял конец сезона Замерзшего Камыша, тающий снег хрустел под лапами, и я вел за собой легкую кошку оттенка стали, чья судьба, увы, не была слишком благосклонна к изящному созданию. Она потеряла все: первую любовь, Клыкача, вынудившего Ручей положить конец его самолюбивым планам и жизни, затем должность глашатая, после - истинную, уже взрослую любовь в лице нашего предводителя. Вспоминая, какой жизнерадостной была старшая воительница, удивительно похожая на мою дочь, я не смог с безразличием отнестись к ее угасанию, а посему принудил совершить прогулку, забыв на время все невзгоды и обиды.
Мы вышли из леса, и я, взмахом хвоста подзывая к себе спутницу, улегся под ближайшей ивой, что стояла у самой воды, опустив в холодную гладь, едва освободившуюся из подо льда, голые ветки с набухшими почками. Еще немного, и дерево зазеленеет пышными красками, и тогда это место приобретет свою привычную атмосферу. Сейчас же оно было похоже на... на Ручей. Молодая, красивая кошка, но увядшая под ударами последних событий словно растительность, что убаюкана зимними морозами, впавшая в спячку. Не удивлюсь, если в душе у нее так же пусто, как здесь.
- Знаешь, Ручей, сезон Замерзшего Камыша иногда кажется мне бесконечным. Но рано или поздно все равно наступает весна, - тишина лопнула, словно мыльный пузырь, нарушенная звуком моего хрипловатого баритона. Я лениво и небрежно катал в лапах кусочек снега, выражение моего лица было обманчиво безразличным. Заинтересованность в разговоре и тщательно скрываемое беспокойство выдавал лишь блеск в змеино-желтых глазах, пристально и оценивающе вглядывавшихся в речную воительницу, словно пытаясь заглянуть внутрь ее души, увидеть отклик на свою метафору. Конечно же она понимает, что речь идет ни о ком ином, как о ней...

Слова старшей воительницы заставили меня улыбнуться ее наивности; покачав головой в ответ, я вновь посмотрел на нее, оценивая. Исхудавшее тело, выглядевшее безжизненной статуей, идеально вписывалось в пейзаж, окружающий нас. Наверное, она даже на ощупь холодная, как кусочек снега, который я перебираю в лапах. За это время я уже успел скатать третий шарик.
- Нам всегда кажется, что не может быть горя хуже, чем наше,- я окинул взглядом местность, прислушиваясь и наблюдая. Ни единой души, помимо птиц и дичи. Не знаю, что привело меня сюда: воспоминания юности или же интуиция. Кто-то бы предположил: звездные предки, но я в них не верю, хоть моя мать и была ученицей целителя до того, как забеременела. Наверное, какое-то предчувствие направляло мои лапы. Я привык называть его Предназначением. Интересно, а какое Предназначение уготовано тебе, Ручей?
- Я видел снег шесть раз, - неужели так много? Иногда мне кажется, что вся жизнь позади, иногда же - что все только начинается. Я смотрю на эту молодую кошку и... завидую ее юности, Звёздное племя меня подери. Всегда забавляло, что неверующие с легкостью используют имена "предков" в своей речи. Будет забавно, ежели они все-таки существуют и покарают меня после смерти за столь непочтительное к ним отношение, - и не смотря на всю жестокость Замерзшего Камыша, это мое любимое время года.
Хотелось бы мне сейчас быть таким же легким, как моя спутница. Она даже и не подозревает, что такое ноющие кости по вечерам, мордочка ее и шкура удивительно гладки, в отличии от моих, испещренных шрамами, дающими о себе знать в холодную погоду. Особенно болит лицо, изуродованное укусом лисы, все время напоминая о ошибках молодости. Но я благодарен за жизненные уроки. И если бы мне выпал шанс прожить свою жизнь еще раз, я бы прожил ее точно так же. Потому что...
- Холод - это не всегда плохо.
Мой взгляд встретился с взглядом кошки. И ни один мускул не дрогнул на моем лице, когда я один за одним запульнул в воительницу снежки, так любовно и аккуратно приготовленные. Не льдистые, но мягкие, они ощутимо, но не больно врезались в ее тело, окружив Ручей плотным туманом из снежинок. И только тут я позволил себе лукаво улыбнуться и немного рассмеяться, пока неспособный предугадать реакцию спутницы. Но весь мой вид кричал о том, что я не прочь поиграть, растормошить обладательницу иссиня-серой шерсти. А если она будет упрямиться и дуться ни смотря ни на что - ее ожидает холодный душ.

Ручей не заставила себя долго ждать: в порыве детской ярости она обрушила на своего обидчика целую палатку снега, забросав меня ледяным покровом с ног до головы. Однако это не заглушило моего смеха, и я продолжал хохотать, отфыркиваясь, отряхиваясь и отплевываясь от тех назойливых снежков, что попадали мне в рот, глаза, уши. Но это не мешало радоваться жизни, и вскоре, с трудом встав на лапы, все еще под градом атаки речной кошки, я мягким ударом передних лап повалил ее на землю, заставляя прекратить. Сев рядом со старшей воительницей, я смотрел на нее тем чистым и шаловливым взглядом, которым наделены котята, еще слишком юные для ученичества, но уже слишком взрослые для того, чтобы торчать все время в палатке.
- Ты не правильно меня поняла, Ручей. Если мы не будем знать что такое холод, то как мы поймем, что прикоснулись к теплу?- я разгреб лапой место, где снег лежал тонким покровом, и открыл миру пучок молодой травы, засиявший теплым оттенком зеленого на пока еще не греющем солнце. Мягко расправив его и внимательно оглядев, я вновь прикрыл растительность белоснежным одеялом, хрустящим под ногами, чтобы юная зелень не окоченела на морозе.
- А иногда лед помогает его сберечь. Оглянись вокруг, Ручей. Ты позволила коту, пускай даже предводителю и отцу твоих детей, сломать себя. Ты прикрылась несчастьем, укрылась за ним, как за коконом, от окружающего мира, который слишком велик, чтобы вертеться вокруг тебя. Просто... пойми, здесь есть коты, которые нуждаются в тебе и твоих способностях. Ты необходима племени, и не в лице глашатая, но как подающая большие надежды воительница. Ты молода, и у тебя есть возможность доказать всем, что ты достойна большего, чем остальные воины. Если, конечно, ты так властолюбива, какой кажешься мне сейчас, - наверное, в конце фразы я невольно позволил себе уколоть собеседницу. Наверное, причина заключается в том, что сам я никогда не гнался за властью и статусом. Я просто служил своему племени, потому что больше ничего не умел... И потому что в этом - мое Предназначение.
- А любовь... Любовь она придет, Ручей. Как весна, а за ней лето. Наша жизнь циклична, потому что подчиняется законам природы, и мы ничего не можем с этим поделать. Ты же красива и умна. Любой кот счастлив был бы видеть тебя рядом с собой, уж поверь старому Белому Волку, - я мягко улыбнулся, по-отечески глядя на синеглазую красавицу, и видя в ней призрак своей давно умершей дочери.

Кажется, кошка начинала понимать, что я прав. Наблюдая за тем, как она поеживается, дергает плечами, думая о чем-то своем, вспоминая былое, я все больше убеждался в ее сходстве с моей умершей Ласточкой, не дожившей даже до воинского посвящения. Тот же невысокий рост, едва различный оттенок шерсти, изящное строение, но не настолько тонкокостное, чтобы казаться Древесной... Как будто на меня пустыми от душевного холода глазами смотрела погибшая от болезни дочь, а не просто соплеменница... Вот только Ласточка была немного младше, и видимо, слабее, посему не смогла выжить.
Тем временем Ручей нахмурилась, возражая.
- Я не властолюбива. Просто я считала, что приношу больше пользы в качестве глашатой, я... я понимала, что это мое, но ни в коем случае не хотела пережить Львинозвезда, чтобы занять его место, - движение головы, выражающее отрицание. Но развивать эту тему я не стал, поскольку мнение мое было противоположным - чтобы приносить пользу, не нужно занимать какую-то должность. Бывают ситуации, когда простой воитель оказывается ценнее, чем глашатай.
- Поаккуратнее со словами, Белый Волк, а то я как посмотрю, что ты кот в самом расцвете сил... - я искренне засмеялся в ответ на шутку иссиня-серой кошки, которая, кажется, была первой за все это долгое и полное боли время. И, пока я потерял бдительность, воительница воспользовалась моментом чтобы опрокинуть меня в снег. Кажется, маленькая проказница решила меня закопать, а я и не сопротивлялся особо.
- Я слишком стар для тебя, увы, - хохотал я, отплевываясь и фыркая, а потом и вовсе плюхая соплеменницу в снежный покров, аккуратным движением лап схватив за плечи и повалив рядом. Теперь уже я нависал над Ручей, засыпая ее ворохом снежинок.
Но в самом разгаре игры у меня появились подозрения.
Черты морды лица кошки до боли напоминали Ласточкины, только с одним исключением: в них не было и намека на Сирень. Вместо этого в них читалась кровь совсем другой кошки, и если я не ошибаюсь, то...
- А кто была твоя мать, Ручей?- совсем неожиданный и не подходящий для ситуации вопрос, но мне действительно нужно знать.

- Омут, разве ты не помнишь? - Ручей лежала на спине, мило подтянув передние лапки к груди, но лицо ее было нахмуренным и задумчивым. Те же ощущения наполнили и меня; перед глазами возникали картинки из прошлого, события трехлетней давности.
Омут почти не оставила о себе воспоминаний, лишь смутный образ я сохранил в своей памяти. Серая и мягкая на ощупь шерсть, белые полоски, покрывающие изящное тело, не любовь, страсть, желание насолить Сирень. Почему я не догадался раньше? Наверное, не хотел замечать. Потому что мне удалось добиться своей цели, сердце черной кошки вновь принадлежало мне, а Омут...
- Она погибла, производя нас на свет. А потом... осталась одна я, - я отпрянул от Ручей, внимательно оглядывая ее, словно видя в первый раз. Ну конечно... Так похожа на меня и на серую воительницу одновременно.
Воцарилась тишина. И ее безмолвие нарушали лишь трели первых певчих птиц, возвращающихся с юга, влекомых на родину неокрепшим солнечным теплом, слабым, но таким долгожданным.
- Знаешь... Мне кажется...- я пытался подобрать слова, но язык не слушался. Да разве и можно найти подходящие выражения, если ты только спустя три года осознал, что у тебя есть еще одна дочь? Живая дочь... Ох, наверное, она даже не захочет со мной разговаривать.
- Мне кажется, что ты моя дочь, Ручей, - я нашел в себе силы признаться, и на душе сразу стало легче. Теплее. И все это удивительным образом перемешивалось со страхом быть отвергнутым, получить в ответ не любовь, а ненависть. Но теперь мне все равно. Я просто постараюсь быть рядом в трудных ситуациях, помочь советом или же действием. Просто... Просто позови меня, Ручей, и я приду, где бы ни был, и я готов отдать за тебя свою жизнь, если ты попросишь.
Потому что я уже люблю тебя, доченька. И я счастлив, что обрел тебя даже спустя сорок с лишним лун, никогда не подозревая, что ты спишь со мной в одной палатке, ешь из одной кучи, сражаешься бок о бок. Но теперь я не позволю тебе страдать.
Потому что лучше поздно, чем никогда.

Тем временем вечерело. Солнце, днем радующее первыми признаками тепла, близилось к горизонту, угасая, жалобно протягивая покрасневшие от крови лучи к облакам, хватаясь за них, пытаясь продлить секунды собственной жизни. Шерсть окрасилась багровым соком, стекающим по небу на землю, пропиталась им, и глаза, в которых причудливыми бликами отражался закат, смотрели друг на друга, не в силах осознать единение по праву родства. В наших венах текла одна кровь, и в один мгновение она запела, призывая забыть прошлое, и признать, что перед тобой - плоть от плоти твоей, органичное продолжение твоего существования в этом неустойчивом и полном опасностей мире.
Признать, что перед тобой твоя дочь. Живая. Способная дышать, чувствовать, видеть. С мягкой и теплой шерстью, которой еще не коснулся холод и свет звезд. Сумасшествие... Долгожданное и приносящее радость, но все-таки сумасшествие.
- Как?.. - выдох, но не облегчения. Взгляд удивленных, детских глаз, что ищут во мне подтверждение громких слов, и найти должны - в сходстве духовном и телесном, в сходстве отца и дочери.
- Когда-то твоя мать любила меня. Но... Не смогла позволить себе обременить меня детьми, которых я не ждал. Я любил другую кошку, Ручей. Но Омут ошиблась в одном: она думала, что ты станешь моей нежеланной обузой. И мне очень жаль, что я понял только сейчас, что моя дочь была все это время рядом.
Я... Неужели я такой сентиментальный? Всю свою сознательную жизнь я старался заработать себе репутацию воителя сурового, холодного, трезвомыслящего, способного выдержать все удары судьбы с каменным выражением лица.
А теперь я просто боялся, что маленькая серая кошка с сапфировыми глазами не простит мне ошибки, которая стоила ей одиночества, статуса сироты, брошенной в глубоком детстве. Если бы я знал раньше... Я бы никогда не допустил подобного, доченька.
- Ты... Ты сможешь когда-нибудь простить меня, Ручей?
Голос холодной сталью прозвенел в морозном воздухе, разрезая его пополам, наполняя причудливой смесью горечи, недоумения. Надежды.