Однажды мне сделали замечание по поводу того, что я ворчу, как облезлая старейшина. Что ж, возможно, но кто бы не сказал мне это, он явно не пережил того, что вытерпел в своей жизни я. И да, я снова жалею себя, позволяя проклюнуться давно придушенному чувству несправедливости. А как по-другому? Все меня предали, все лгали - Галечник, Щитомордник, Воркотун... Последним двоим стоило бы войти в мое положение и проявить хоть капельку сочувствия, ну, или жалости, но куда там, это ублюдки решили придерживаться статуса занозы в моей никчемной жизни. Даже Звездное племя желает избавить землю от моего веса - лисицу на меня натравило, хвала моей невосприимчивости к боли, иначе в одиночку я бы с ней не справился.
Итак я, дуясь и чувствуя себя тем, на кого ополчился весь мир, держу свой путь к пограничному Ручью в надежде, что хотя бы там смогу немного отвлечься от меня угнетающих мыслей. Лес постепенно редеет, являя моему взору серебряную полоску воды, служащую рубежом между древесными и нашими вечными союзниками и соперниками - Речным племенем. Оставляя ряды лиственных деревьев за спиной, возникаю на берегу Ручья скучным, серым силуэтом, склоняясь к воде и жадно лакаю, тут же откашливаясь от запекшейся крови в горле. Черт.
Отвратительное ощущение, словно кто-то скребет небо наждачкой. Я морщусь, дергая ушами, желудок дает спазм, и меня едва не выворачивает на изнанку. Надеюсь, моя непутевая голова не кончила сотрясением от не слабого удара лапой, которым наградила меня лисица.
Я, наверное, говорил уже, что в силу пониженного уровня осязания остальные органы чувств стали более действенными. Так, мой нюх, пусть и не во многом, но сильнее, чем у соплеменников, поэтому, как только в мою сторону подул ветер, шерсть на моей спине заходила ходуном.
Одиночка.
Это определенно не есть хорошо. Презрительно скалюсь от смрада, заполнившего ноздри и тут же, покачнувшись, едва не теряю сознание. Края кругозора охватывает раздражающая рябь, как тогда, когда я схватил обморожение из-за того, что дурным был. Вот только сейчас, когда жара еще не столь сильная, солнечный удар мало вероятен.
Великое Звездное племя, надеюсь, я не умираю. А то глупо получится.

Знаете, в чем моя беда? Я идиот.
Мне это с детства твердят и Щитомордник, и Воркотун, и еще парочка личностей, которые даже вспоминать не хочется. Но сейчас я четко осознаю это сам, браня себя последними словами за то, что едва не падаю, и даже понять не могу, почему.
Из леса белой стрелой выскочила незнакомая мне кошка ("Одиночка," - презрительно скривилось сознание), и, словно не замечая моего гневного взгляда, пискнула, как только я повернулся к ней передом:
- Т-ты же ранен, зачем ты ходишь? - вообще, я даже не сразу уловил, у чем она толкует. Я был слишком поражен тем, что эта светлошкурая кошечка является бродяжкой. Вот только не говорите мне сейчас, что эта разноглазка - решившаяся нарушить покой древесных оди...
Стоп, что?
Я недоуменно нахмурился, запоздала осознавая смысл ее слов, и с жутким предчувствием глянул на себя через плечо. Замечательно - на боку зияет царапина, оставленная лисицей, а шерсть на животе сменила цвет с благородного серебристого на грязно-кровавый. Черт. Черт.
- Черт, - выдохнул я уже в слух, чувствуя неожиданную слабость в лапах и пораженно уселся на траву, которой порос берег пограничного Ручья.
Еще один минус невосприимчивости к боли - то, что ты не чувствуешь не значит, что ты не ранен. Какой же стыд, давать слабину перед одиночкой, да еще и перед такой, как та, что стоит прямо передо мной, испуганно моргая разноцветными глазами. В любой другой ситуации я бы, наверное, просто улегся бы наземь и стал бы ждать смерти, но не сейчас и не в этих условиях - на нашей территории одиночка, которую следует спровадить.
Ну да, спровадить. В моем-то состоянии.
Сдавлено зашипев, я сделал шаг назад, попутно убедившись, что упаду в воду, если сделаю еще парочку шагов, после чего, сверкнув серо-голубыми глазами, явил взору незваной кошки клыки и выдал:
- Не смей приближаться ко мне, - неужели, этот хриплый полу-стон - мой голос? Не особо вдохновляет на военные подвиги, знаете ли. Я раздраженно распушил скудный на шерсть хвост, нервно вороша им зеленеющую на покатом берегу траву. Если уж мне суждено умереть сегодня, умру в схватке, как герой, черт бы меня побрал. Да и без меня многим земля станет пухом.

Я очень сильно злюсь. На себя, на эту кошечку, взявшуюся командовать мною, на лисицу, поставившую мне зияющее клеймо на брюхе... Но на себя - в большей степени, конечно же. Что ж, аргументы у нее вполне себе не плохие, как бы мне не хотелось этого признавать - да и голос звучит уверенно. Видимо, придется все же пойти на компромисс, что бы уберечь родные земли от лап чужаков.
Еще раз оценивающе оглядываю свою рану - глубокая, кровотечение замедлилось, но не прекратилось, и, если честно, мне кажется, что я и так уже не жилец. Хотя, стоит попытаться выкарабкаться, вырваться их цепких лап смерти просто потому, что так надо. Не ради семьи - ради них я давно уж ничего не делаю, а ради племени, которое во мне нуждается.
- Во-первых, не строй из себя бравую спасительницу. Не доросла еще, - прочистив горло, уже более ровным тоном произнес я, после обозначив свое, пусть и временное, но поражение, хрипло выдохнул, стараясь поддерживать гордую осанку настолько, насколько позволяет мое состояние, - а во-вторых, тебе нужны подорожник и ноготки. Как выглядит подорожник ты наверняка знаешь, а ноготки - это яркие оранжевые цветы, их ни с чем не спутаешь.
Великое Звездное племя, я даже умереть нормально не могу, приходится принимать помощь одиночки. Это просто самый низ, падать уже некуда - хуже только позволить себе издохнуть, наконец, и позволить этой безнаказанно бродить по родной территории. Внутри меня, скребя когтями грудную клетку, рычит ярый собственник, а я не могу противиться, поэтому все еще не спускаю с белой кошки подозрительно прищуренных серо-голубых глаз. И как бы отчаянно мне не хотелось сдаться сейчас, как бы не хотелось позволить себе такую вольность, как смерть, я переворачиваюсь на живот, что бы еще замедлить кровотечение, а при сопутствующей удаче и вовсе остановить.
Небеса над головой тускнеют - главное сейчас не потерять сознание, иначе изменю самому себе. Сейчас один из таких моментов, когда хочется испытать ту боль, что должна сковывать тело в данный момент - она отвлекла бы меня от угнетающих мыслей о том, что если я выживу, то еще долго придется терпеть издевки со стороны братьев.

Белая кошка стремительно унеслась в лес за травами, и я вновь остался один на один с самим собой. Взглянув на пограничный Ручей, я подумал о том, что всегда хотел умереть около воды. Не обязательно у реки, вот у моря - идеально. Ничего так не умиротворяет, как морская пучина, поглощающая предсмертно пылающий диск алого светила, постепенно гаснущего, а небо насыщается сумересной темнотой.
А что? Не самая плохая смерть. Особенно, когда не чувствуешь боли.
Позволил себе задуматься - будет ли кто-нибудь тосковать по мне, когда - если - я умру? Щитомордник и Воркотун? Пфф, да нет, уж кто-кто, но не они - это точно. Мама? Тоже вряд ли. Галечник? Возможно. Как ни странно с моим мировоззрением, не хочу пока этого проверять.
Одиночка вернулась из леса довольно быстро, попутно в ее пасти ярко выделялись цветки ноготков. Сморщив нос от запаха целебной травы, который я ненавдел даже вопреки тому, что привык за время своего пребывания в целительской палатке, я скептично глянул на эту горе-альтруистку исподлобья, а затем, решив, что делать нечего, со вздохом вновь осмотрел себя.
- Видимо, я недооценил рану, - хмыкнул я, обратив взор на принесенный подорожник, - Здесь помогут только ноготки.
Так, дышать уже труднее. Громко фыркая, я зажмурился, но отнюдь не от боли - какая уж тут боль у такого, как я? Дернув ушами, я вновь поднял глаза на ту самую одиночку - холодная сталь с голубым отблеском пробежалась по мордочке, заглянула в дебри разноцветных глаз, и только тогда осторожно продолжил:
- Ноготки нужно разжевать, и получившуюся кашицу наложить на рану.

Ладно, должен признать, что эта одиночка отнюдь не дура. С первого раза въехала в суть дела, вон, практически спасла меня от смерти. Хотя, о спасении рано говорить, надо к целительнице наведаться, как только буду в состоянии встать. Я со вздохом уложил голову на лапы, ожидая, когда кошка закончит накладывать кашицу на рану, пока мои глаза бегали по противоположному берегу пограничного Ручья, за которым простирались территории Речного племени. Порой у меня возникает ощущение, что одиночки предпочитают нашу сторону границы, не знаю, почему.

- Вот и все! И не смей тут подыхать, или я обижусь! - я нахмурился на смех одиночки. Я бы с удольствием издох прямо перед ней сейчас, если бы племя во мне не нуждалось, - Кстати, меня Форелька зовут. Обращайся, если что. А тебя?

Сначала она меня спасла. Теперь спрашивает, как меня зовут. Вообще, стоило бы огрызнуться, но я, несмотря на всю свою ненависть к таким, как она, в любом случаи я ей должен. Немного раздраженно дернув ухом, на котором красовался нарыв, полученный в неравной борьбе с кузеном, я все же обратил на Форельку свой взгляд. Все такой же холодный, но более спокойный.

- Ты слишком добрая. Когда-нибудь тебя это убьет, - предварительно качнул головой я, после чего выдохнул, - Мое имя Февраль, - вытянув вперед передние лапы, что бы удобнее было лежать, я огляделся по сторонам. Запахов соплеменников в округе не витало, но перепровериться стоило. Не хватало еще, что бы кто-то заметил меня здесь, вместе с внеплеменной кошкой.