Он родился неудачником, и это было бы логично, если бы не одно маленькое "но". Его мать была не очень тяжелого поведения и нагуляла котят как только, так сразу, не успел Формалин родиться со своей сестрицей Файрой. Глядя на её вновь округляющийся живот, котёнок уяснил только одно - некоторые кошки заслуживают хорошей порки. Если вы понимаете, о чём это я.
Они родились далеко от Светлолесья и Темнолесья. В небольшом провинциальном  городке, где жизнь текла так медленно и размеренно, что её можно было резать ножом, стоило только заиметь этот самый нож. В городке N, где зародились жизни двух неудачников, в старом и грязном подвале, проживало не так уж и много желающих забрать к себе двух странных, но миленьких котят с разными глазами, но Двуногая их матери не унывала. Пока котята подрастали, миссис Яблонски старательно подыскивала им новый дом. Но как известно - благими намерениями выложены все возможные дорожки в ад. Когда в дверь семейства Яблонски постучала тучная молодая женщина, котята готовились пройти лишь первый круг. Формалин смутно помнил этот столь знаменательный день, когда он носил зелёную ленточку на шее и был обладателем нормального имени для домашней киски. Это произошло, когда им с Файрой было два месяца. Котята были апрельскими, поэтому самое безудержное веселье в их жизни выпало на июнь, когда птицы заходились гомоном, буйно распускались цветочки и лепесточки, а также повсюду зарождалась жизнь. Жизнь же наших крошек изменилась столь поразительно, что становилось страшно. Поначалу Двуногим детям нравилась игривость и весёлый нрав котят, их жизнелюбие и любознательность, что присуще всем котятам этого возраста, но потом старшему из них, которого звали Эван, пришла в голову мысль, что, мол, а неплохо бы проверить на что сгодятся эти мурчащие малявки ещё.
Удивительное дело, куда может заводить Двуногих их фантазии, но мальчики изощрялись с котятами, как только могли. Они били их, дергали за хвосты и усы, душили, резко хватали их и даже один раз собирались поджечь. Казалось, что им было не спастись и не вырваться из этого кошмара, ведь как только мать мальчиков отправлялась на работу, они принимались за старое. Особенно маленьким человеческим засранцам нравилось мучить маленькую кошечку - Файру, ибо она всегда острее реагировала на все их издевательства, в то время как Формалин забивался в угол и терпеливо ждал, пока кончится пытка. Мать мальчиков всё ещё не теряла надежды устроить свою личную жизнь, поэтому большую часть её свободного времени она проводила в компании сомнительных мужчин, в то время как котята и мальчики пытались ужиться и пережить друг друга.
Ночами и теми редкими вечерами, когда мать мальчиков приходила вовремя, Формалин лежал в своём углу и мечтал, что однажды его жизнь изменится. Подсознательно он хотел спасти свою сестру и сбежать самому, но в то же время он отчего-то иногда обвинял её. Стало быть, если бы она не верещала так громко, когда эти звереныши хватали их, они бы уже давно потеряли к ним всяческий интерес.
Иногда маленький котик злобно смотрел на сестру своими разными глазами обвиняюще и хмуро, избегал её. От постоянных стрессов и унижений характер Формалина менялся с пугающей скоростью, приобретая всё более причудливые и извращенные формы. Последней каплей стало появление первого шрама, которое Формалин запомнил навсегда, хоть и не раз пытался забыть. Сложно сказать, что в тот день произошло в умах мальчиков и их друга постарше, играющего у них, но возможно они решили, что стоит переходить к более серьезным действиям, от которых запросто прольется первая кровь. И козлом отпущения стал Формалин. Он помнил их смех - визгливый и мерзкий, который врывался в уши с милосердием торнадо, разрывал барабанные перепонки и сводил с ума. И свой вопль, полный боли и отчаяния, когда ребятки попытались раскроить ему пасть от уха до уха, но преуспели лишь немного, не покалечив его, а оставив лишь шрам, который во взрослой жизни обещал придать коту занятный вид, делая выражение его морды постоянно улыбающимся и насмешливым.  Файра тоже пострадала в тот вечер. Словно в тумане Формалин слышал её крик и видел  капающую кровь, а потом явилась мать семейства и прекратила это безобразие, отвезя котят к врачу, провожаемая разочарованными глазами кровожадных детишек.
И разумеется в ветеринарной лечебнице были прекрасные условия для заживления ран двух юных котов, но не их сердец и душ. Вскоре стало ясно, что, несмотря на то, что котята поправились, за ними никто не собирается возвращаться. Именно по этой причине малодушный смотритель лечебницы решил всё по своему и выкинул малышей на улицу.
Выживание на улицах, среди людей, собак, крыс и машин было практически не возможно для таких малышей. Несколько недель они голодали, выпрашивали еду у прохожих, рылись в мусорных бачках, стараясь не стать добычей крысы или собаки.

Но однажды их нашла черная как ночь кошка. Она привела семимесячных котят в банду бродяг. Жизнь в банде давала свои огромные плюсы, так как близнецам теперь не приходилось заботиться о своем пропитании или ночлеге. С другой стороны - Формалину и Файре пришлось учиться убивать и добывать пищу с нуля, оттачивая и совершенствуя это искусство с каждым днём. Для Формалина было проблематично выполнять чьи-либо приказы без звучания противного голоска внутри, нашептывающего ему, что он тряпка и ничего не в состоянии сделать самостоятельно, но котик закалялся, как сталь, с лёгкостью подстраиваясь под жизненные обстоятельства и научившись делать серьёзную мину даже при плохой игре. Стало быть, он именно по этой причине частенько выходил сухим из воды в различных ситуациях.
Котята взрослели и набирались опыта, но всё так же не стремились к общению с другими членами банды, предпочитая одиночество, либо же общество друг друга. Правда, у Формалина случилась мимолётная связь с кошкой с улиц, с  которой он никогда больше не встречался, и сложно сказать, понесла она котят от него или же нет.
Файра же купалась во внимании молодых котов банды, вызывая в Формалине странное и злобное чувство, терзающее его окоченевшее сердце ночами, когда он не мог заснуть и видел, как она думает об одном наиболее усердно ухаживающим - Бранком.
Бранк был молод, но несмотря на это, подавал большие надежды на успешное будущее котят банды, и иногда Формалину казалось, что ещё вот-вот и он уединится с его сестрой, чтобы потом вернуться и довольно сверкнуть глазами, посмотрев на него, на Формалина. Каждую ночь он плохо спал, ожидая мягкую поступь соперника. Отчего он считал Бранка соперником? Кот не мог этого объяснить. Ровно до той ночи, когда всё изменилось. Формалин уснул раньше Файры и не слышал, как она улизнула на свидание с Бранком и, пока молодой кот спал, подобрав под себя лапы, юная Файра искала утешения и защиты от агрессии братца у Бранка. Формалину приснился сон от которого его бросило в дрожь, а и так недлинная шерсть встала дыбом - во сне Файра призналась ему в любви, а потом приняла соблазнительную позу от которого в теле кота возникло такое желание, от которого подгибались лапы. И когда он овладел сестрой, он проснулся, вскочив со своего одинокого спального места, приглаживая растрепанную от возбуждения и сна шерсть. И спустя минуту только он заметил, что маленькая ниша Файры пустует, а её запах уводит куда-то вглубь территории. Острые когти кота вонзились в асфальт, а блёклые глаза злобно сощурились. Сердце билось где-то в горле от осознания того, что его необоснованная ревность и злость к Бранку теперь нашли своё логическое объяснение. Трудное детство котят, их тесная совместная жизнь и прочие благоприятствующие этому условия поспособствовали тому, что Формалин желал свою сестру совсем не как брат и испытывал он к ней вовсе не братское влечение. Формалин задремал, когда услышал, что она возвращается. Время уже было давно за полночь, и котик сделал вид, что крепко спит, пугаясь и смущаясь своих открытий самого себя и подавляя внезапно вспыхнувшую и расцветающую бурным цветом страсть.
Всю ночь он прислушивался к её ровному дыханию, судорожно втягивая и выпуская когти - от шерсти кошки отвратительно воняло Бранком, и он был почти уверен, что соперник добился своего. Следующий день он избегал свою сестру и не отвечал ей. Файра заметно нервничала, а Формалин испытывал прежде ему не знакомое чувство своего превосходства, которое приносило ему моральное удовлетворение,  когда  он прерывал любую попытку Файры заговорить с ним, игнорировал её появление и засыпал как можно дальше от неё. Ему больше не снилась его нездоровая связь с сестрой, но он понимал, что его погасший огонь может с легкостью разгореться вновь, стоит лишь как-то на это повлиять. Это продолжалось три  дня, когда он спокойно наблюдал за тем, как Бранк подмигивает его сестре и нежно касается её хвоста своим, а на четвертую он дождался, пока она уснёт, и подкрался к ней.
Кошка спокойно спала на животе, подвернув лапы под себя. Её светлая шерсть серебрилась в свете луны и кот склонил голову, рассматривая её небольшую морду. Целых три дня он избегал её запаха, но сейчас дышал полной грудью. Файра проснулась неожиданно, от того, что на неё навалился немалый вес. Кошка открыла глаза, понимая, что она полностью обездвижена. Перед её носом стояли серые лапы брата. Файра засмеялась отводя голову назад и стараясь посмотреть на морду Формалина. Но не тут - то было. Он очень грубо схватил её за шиворот, кусая её, и одним рывком прижал к земле. Кошка начала сопротивляться, но тщетно. Она кричала, спрашивала, что происходит и просила её отпустить. В ответ ей была тишина. Кот еще крепче ухватился за её загривок, делая сестре больно. В ушах Формалина шумела кровь, откуда-то до него доносились мольбы сестры, но природа взяла верх, и он резко ворвался в неё. Крик сестры возвестил его о том, что Бранк, возможно, не возымел такого уж успеха у неё, и Формалин продолжил грубо двигаться в ней, пригвождая кошечку к земле с каждым толчком. Неизвестно, сколько бы продолжалось это насилие, если бы их слияние не увидела вся банда, привлеченная шумом и стонами кошки. Формалин понял, что его ждёт лишь бесконечное презрение и удивленные взгляды членов банды, ведь они никогда не спаривались со своими кровными родственниками, стремясь найти партнера на стороне, и поспешил убраться восвояси, неудовлетворенный и злой. Он навсегда покинул банду, оставив истерзанное тело сестры в окружении сочувствующих ей кошек, за минуту приняв это единственно правильное тогда решение, как ему казалось. Целую луну он скитался, подбирая отбросы и не пытаясь прибиться к другим кошачьим бандам, пока наконец не произошло то, что убедило его в необходимости путешествовать подальше от города. Тут-то он и получил свой второй шрам, который был гораздо грубее и уродливее предыдущего. Всё дело в том, что одна из бродячих собак решила им перекусить, а он был явно против, надавав ей по морде и забравшись на безопасный уступ, как ему тогда казалось, пережидая, пока псина передумает и отправится на поиски более легких жертв, но не тут-то было. Собака терпеливо ждала, а предательский уступ был ненадежным, и кот сорвался, вцепившись когтями в крышку мусорного бака, стоящего под ним, но он же и распорол выступающим краем коту шею, едва его не погубив. Пёс был разочарован,  и мало кто знает, как болезненно и долго заживал шрам кота.
Прошла ещё пара лун, когда Формалин собирался уже отправиться на исследование тех земель, где проживали "лесные коты", как их называли в городе. В тот день знакомый запах Файры сначала защекотал ему ноздри, а потом она уже игриво набросилась на него. Она делала вид словно ничего не случилось и была рада брату вполне искренне. В ту же ночь он снова овладел ею на грязной земле среди отбросов, и это была лучшая ночь в его жизни, а уже на утро он поведал сестре о своих планах, и она решила сопровождать его на неведомые доселе земли.

На крыше очень тихо перешептывались мертвые мыши. Тонущие корабли, разорванные билеты в кино и много-много грима на клоунских лицах наводняли моё сознание уже битый час, пока я находился где-то на гранях сна и реальности, безудержно и играючи плавая туда-сюда. Мои родители были яростными католиками, и я напомнил себе сейчас не Иисуса, зловеще распятого на кресте с лавровым венцом на головном конце туловища, а уродливого жука, приколотого булавкой к дощечке коллекционера. Спина смертельно затекла, но я никак не мог вынырнуть из этой душащей и убивающей меня дремоты, которая уже такой длительный период времени подставляла мне плечико, а может и другие свободные части тела, которых не было так жалко.
- Пошли все вон!
Мой голос прозвучал слишком тихо, хоть эхо и пыталось жалким образом отразиться от стен того помещения, в котором я сейчас «безудержно веселился» и медленно сходил с ума. К кому я обращался в тот момент? К мышам на крыше? Или к сороконожкам, которые как мне показалось, резво поползли по мне, как только я пошевелился. Моё сознание послушно подкидывало мне всё новые и новые головоломки, мучая меня и заставляя сомневаться в своей адекватности. Голова трещала. И не о погоде пополам с полезной пищей, а так, что мне хотелось выть и подобно дикому зверю бросаться на грязные стены. Я обнял колени руками и принялся раскачиваться вперед-назад, пытаясь унять эту нестерпимую боль и вспомнить, чем я таким занимался вчера.
Решив про себя, что мне просто жизненно необходимо воссоздать в памяти логическую цепочку вчерашнего дня, плавно перетекающего в сегодняшний, я снова растекся возле полюбившейся мне стены, вытягивая ноги и сосредотачиваясь на возможном времяпрепровождении.
Довольно быстро я пришел к выводу, что время я проводил весьма неплохо, потому  что вполне вероятной причиной головной боли было излишнее возлияние в себя спиртных напитков. Но с кем я пил? Уж не  с ходячими ли?
И какое сегодня число? А день недели? Я вспоминал всё с трудом, словно меня вчера кто-то особенно плохой и злой накачал самыми тяжелыми наркотиками в этом королевстве, а потом долго сношал моё серое мозговое вещество, прикрываясь милосердием и толерантностью.
Какой-то новый звук достиг моей барабанной перепонки, и я завертел головой, пытаясь определить его источник. В моей «пыточной» камере словно разом полетело послушное стадо ос и пчел, но я всё же понимал, что это противоречит всяческому здравому смыслу и логике, поэтому я просто был обязан определить, что это за фрукт такой жужжит здесь и мешает моим алконавтским воспоминаниям. Наконец-то я увидел жужжащий объект, который собственно уже успел уставиться прямо на меня.
- Сам себе режиссер, мать вашу? – спросил я у камеры и, держась за стеночку, попытался встать на ноги четко и ровно, а потом и удержаться без поддержки.
Мне это удалось со второй попытки. И дело было даже не в активном отдыхе накануне, а скорее в том, что я довольно долго провалялся в одной и той же позе, словно птенчик в утробе птицы-мамаши. Камера молчала, иронично наблюдая за мной, и я подумал о том, что за мной сейчас может наблюдать абсолютно кто угодно. Может даже они видели как я пустил слюни во сне? Да. Разумеется.
Подозрительное это всё было дерьмо. Эта кроватка в углу, вентиляционное решетка и полное отсутствие каких-то средств удержания меня на одном месте. Будь то веревка или наручники.
«Тебе бы это понравилось, не так ли?»
Мой внутренний голос мерзко захихикал и я пожал плечами, отмахиваясь от него как от назойливой девушки не очень тяжелого поведения, которая несмотря ни на что вознамерилась женить меня на себе.
Я в этой комнатке был как на шоу живых уродцев, ибо довольно забавно было наблюдать за тем, как кто-то невидимый незримо наблюдает за мной.
На первый раз аналогия была шикарной, и я гордо посмотрел в камеру, намереваясь для начала вскрыться строго под ней, а потом повеситься на своём ремне из джинс. Мои благовидные намерения были разрушены внезапной идеей достать вконец тех, кто пялился на меня из какой-то суфлерской будки, которая была вне всякого понимания и разума обычного обывателя.
Тем более, что самоубийство в мои планы не входило ещё плюс вечность времени(минимум!) Я скорчил гримасу отвращения и помахал невидимым Шерлокам.
- Эй, Шерлок. Ты забыл про толчок, когда конструировал эту гребаную комнату! – крикнул я Шерлоку за камерой и обвел руками свою пыточную камеру, словно стремясь ему доказать, что тут действительно ничего нет кроме кровати. – Куда, по-твоему, я должен справлять свои потребности, ленивый кусок дерьма? – гневно топнув ногой, я продолжил свою желчную тираду: - Понимаю, конечно, что твой рот тоже сойдет, но мне всё же привычней дарить радость унитазу, дружок. Так что давай, поднимай свой задний проход с трона и изволь показать мне место для радости.
Не знаю, что творилось в нейронах у того, кто всё это слышал, но я не сомневался, что он внимательно внимает мне, благоговейно закатывая глазки и делая волшебные пассы руками. И я, скрестив руки на груди, выжидательно уставился на дверь, надеясь, что сейчас она откроется и сюда вплывут мои вымышленные друзья, чтобы вызволить меня из заточения. Спустя минуту я подошел к продавленной кровати и задумчиво посмотрел на неё. Что-то с ней было не так. Нет, разумеется, что я не подразумевал её кривость и абсолютную никчемность в качестве кровати, скорее мой цепкий взгляд заметил кусок тетрадного листка, выглядывающий из под матраса.
- Акция – найди клад. Засохшее говно мышей и тараканов.
Продекламировал я, разворачивая листок и уставляясь в него. На листочке не было клада. Там не было ничего. Кроме точки в левом нижнем углу и какой-то надписи, которую я смог разобрать, только пристально приглядевшись.
«Только один» - гласила бумажка и я, качнув головой, медленно смял совершенно бесполезный листочек, зашвырнув его в алчно светящуюся камеру. Та даже не покосилась от подобного оскорбления, не говоря уже о большем. Она бы могла, например, сорваться со своих «рельсов» и сгинуть прямиком в геенну огненную, куда, по-моему, мнению ей и была прямая дорога. В моей голове мелькнула мысль, что можно сжечь тут всё к херам, но потом я понял, что не сильно уверен в действенности вентиляционной системы и не могу так легко разбрасываться столь нужным мне кислородом по пустякам.
Пошарив по карманам, я не обнаружил там своих маленьких убийц легких, которыми я прозвал сигареты, но зато нашел нечто другое. Небольшой ключ на веселеньком брелочке. Скорее всего от накрученного лимузина, но я всё еще сомневался.
- Пока уходить в закат на крутой тачке? – заржал я, подходя в двери, но внутри уже все сжалось от нехорошего предчувствия. Я знал, что тут не всё так просто. И я не просочусь сквозь замочную скважину, позвякивая ключами, которые, к слову сказать, вряд ли были от лимузина, обещающего унести меня в лучшие казино Лас-Вегаса прямо отсюда. Скорее всего, мне придется сражаться с ветряными мельницами и искать Санчо, чтобы опробовать конечностями волю.
- Ну и что ты мне прикажешь с этим делать? – спросил я у ключей, а потом что было силы швырнул их в стену. Дада. Я злился на весь мир. На себя. На ключи. На этот игрушечный домик, в который меня запихнули против моей воли. И на свой внутренний голос, который ехидно смеялся прямо сейчас. Ключи отлетели под кровать, описав широкую дугу и жалобно взвизгнув, а я махнул на них рукой, снова подходя к плотно закрытой двери. А что если я здесь замурован? Залит бетончиком, а дверь лишь просто жалкое прикрытие такой же стены, как и эти все в комнате. Я стукнул по двери кулаком, потом ногой, но ей было решительно наплевать на все мои танцы и выпендреж на порожке. Она стояла как вкопанная, скрывая за собой проходы в Нарнию. Или страну эльфов по крайней мере. Камера продолжала следить за моими перемещениями, но я широко ей улыбнулся, возвращаясь к кровати и усаживая задницу прямо на неё. Не хватало ещё, чтобы тот мудозвон, смотрящий бесплатное домашнее видео со мной в главной роли решил, что причинил мне хоть минимальное неудобство и дискомфорт. Мне просто жизненно необходимо было дать ему, что солнышко светит, и птички щебечут не только в моей голове, а и в моей темной камере, давая призрачную, но всё же надежду на избавление от окружающего меня мрака. Я просидел так минут десять, смотря на дверь, потом переводя взгляд на камеру, а затем себе под ноги.
По настоящему я думал лишь о двух вещах. Что настолько настойчиво впивается мне в мягкое место, и какие конфетки спрятаны внутри камеры слежения. Нет. Вру. О трех. Плюс ко всему это могло принести какую-то пользу моему незавидному положению. Решительно поднявшись, я перевернул матрас полностью, внимательно осматривая вылезшие пружины, а потом принялся выкручивать одну из них, которая проржавела от сырости и ветхости этого мира. Взвалила на себя непосильный груз, так скажем. Она упорно не поддавалась удалению, всячески сопротивляясь и упираясь, но я сумел с ней справиться, а потом решительно направился к камере слежения, волоча за собой матрас и основу для кровати. Я был, конечно, достаточно высоким чуваком, но всё равно не смог бы дотянуться до них без посторонней помощи. Сбив камеру на пол, я спрыгнул с кровати и аккуратно вскрыл её корпус. Порывшись там от силы пять минут, я, наконец, извлек то, что искал, а именно тонкий металлический контакт, который был подведен с одного и другого бока. Пружина валялась рядом, и я наступил на неё, пытаясь выпрямить и придать ей нужную форму.
- Спасайся, засранец. Я скоро приду за тобой и запру тебя в клетке – сказал я вслух, мастеря самодельную отмычку из подручных средств. В школе я профессионально забрасывал в шкафчики с шифром ботанов и толстячков из параллели, поэтому надеялся, что те необходимые умения сейчас придутся как нельзя кстати. Я делал всё медленно, боясь ошибиться и сделать что-то криво/косо и неправильно, что испортило бы весь мой гениально простой план. Взломать дверь и выйти по красной ковровой дорожке. Что может быть проще? И когда отмычка была готова, я повертел её перед глазами ещё раз, окидывая пристальным и внимательным взглядом, пытаясь найти хоть малейший изъян, который превратил бы в дешевую оперетту мою коварную операцию, но на этот раз я ни в чем не облажался, и отмычка была, судя по всему готова к новым свершениям. Мой взгляд упал на сиротливо лежащие ключи, и я поднял их, отряхивая от пыли.
Мне не приходило даже в голову, что они могут не пригодиться. Секунды беспочвенной ярости и прошли, и я взял себя в лапки, думая вновь холодно и отстраненно. Кто-то только что включил во мне старт, и я решительно подошел к двери, прижавшись к ней щекой.
- А теперь мы убьем короля.