«У природы - нет плохой погоды» - по крайней мере, так говорилось в одной из песен двуногих, слова в которой ворон частично понимал. Вообще, двуногие, как мог судить Рах, были очень музыкальными существами. Пели по любому поводу. Особенно, отличилась какая-то страна, название которой начиналось на звук «и». Даже волки уступали этим бескрылым, а почитателей луны птиц уважал. Так причем тут погода? Беляк не делит погоду на плохую и хорошую, для него существует лишь погода выгодная и невыгодная. Любое ненастье, туман и прочие причуды сходящихся атмосферных фронтов - определенно относились к первому типу, а вот любые погодные явления в которых белые перышки были заметны - принадлежали ко второму.
Вот сейчас восседая на макушке ивы, пернатый не был замечен котами из-за поземки, которую устроил сильный ветер. Снежинки отрывались с сугробов и превращались в опасные лезвия, царапающие носы, глаза и все, что было не скрыто перьями или шерстью, как у жителей этих пещер. Рахгол мог бы вообще не присесть на это деревце, склонившее свои ветви над нагромождением камней, если бы его перья не растрепались в очередной воздушной воронке, в которую ему не повезло попасть. Вот сейчас, крепко вонзив когти в кору, Призрак осторожно, кончиком острого клюва, поправлял бороздки на перышках, скрепляя расцепившиеся. Заниматься уходом за своим покровом альбинос мог бесконечно долго, пока не доведет все до идеала. Но в этот раз ему не дал истошный, эмоциональный кошачий крик, подобный тому, который издавала одна особа, у которой Сказочнику довелось принять роды. Ее счастье, что ворон знал, как проходит этот непростой процесс у покрытых мехом созданий.
Прошла уже минута, но те, чьи имена были названы - так и не появились на утоптанной площадке перед пещерами, а как понял еще в прошлый раз белоперый - медлить было нельзя, котята слишком нетерпеливы, чтобы ждать каких-то Эстрагонов и Течений, чтобы прийти в их мягкие лапы. Так что пришлось срываться с места и нырять вниз, к основанию величественного древа, в корнях которого скрывались травяные припасы. Откуда белый это знал? Интуиция. Он бы и сам так сделал, имей он постоянное место для житья. Не доверил бы он, требующие сухости растения холодным и влажным стенам пещер. Почти все прихорашивание пошло насмарку, стоило лишь ветряному потоку коснуться развернутых крыльев и развернуть Раха прямиком в норку меж корней. Но чтобы с разгону не врезаться никуда, крылатому пришлось сделать пару взмахов, чтобы остановиться. Не врезался, но навел беспорядок, за который, возможно, ему придется извиняться, но после, когда он выполнит свой долг Ведьмаря, гласивший о том, что любое живое существо достойно быть вылеченным.
Он знал, что самки в большинстве случаев нервничают настолько, что неосознанно, под давлением древних инстинктов съедают только что рожденное потомство, чтобы восстановить силы, отнятые их же рождением. Поэтому, ему требовалась одна крайне ароматная травка, чей запах обладал успокаивающими свойствами. Дать жизнь кошка сможет, но навредить своим же детям - нет. То, что увеличивало количество молока, так необходимого новорожденным, можно было бы дать и потом, но пернатому больно скоро попалась эта курчавая травушка, так что, схватил ее в клюв поскорее, выглядывая своими голубыми глазками искомую мураву. Вот, попалась! Веточка с фиолетовыми цветками попала в клюв, а рядом с ней лежала ромашка, которой можно будет накормить кричавшую, если та уж слишком станет нервозничать. С этим нехитрым скрабом в клюве, ворон пошагал через злой ветер, никак не желавший пускать никого из убежищ. Путь в пещеру из которой донесся крик - преграждал валун, поэтому Рахголу пришлось взлететь. Чудом, он не запутался в опутывающих вход ветвях какого-то вьюна и приземлился на пороге. Вновь пришлось махнуть крыльями, чтобы не улететь никуда вперед.
К сожалению, ночное зрение птиц не так хорошо развито, чтобы мгновенно привыкать к темени, которая царила в палатке, так что прежде чем начать говорить, Призраку пришлось дважды зажмуриться, да положить травы на пол, чтобы отчетливо увидеть тяжело дышащую кошку с округлым брюшком.
- Возможно, ваши лекари находятся далеко за территорией вашего поселения, и из-за надвигающейся метели смогут вернуться только утром. Мое имя Рахгол и я кто-то вроде ваших целителей в вороньих общинах, - с трудом вспоминая язык этих мяукающих существ, представился крылатый, - Я счел необходимым оказать посильную помощь вместо отсутствующих и упомянутых Вами Эстрагона и Течение.
Смерть знает, как давно ему не приходилось говорить, используя обороты вежливости, так чтобы его не попытались сожрать, как только он клюв разинет. Хотя в этом и его вина была тоже, нечего разбрасываться саркастичными комментариями, советами и предостережениями во все стороны. А еще красть добычу из-под носа. И охотиться на чужих территориях... В общем, бесконечный список. Альбинос покорно встал, заложив крылья за спину, ожидая разрешения, чтобы приблизиться. Все-таки ему не было доподлинно известно, на сколько беременные кошки привечают около себя присутствие других существ, что отличны от из вида. Это их лекари могли в ту же секунду, как прошли под своды пещеры приступить к работе.

Стоило только получить дозволение, и ворон поднял с устланного камышом пола принесенные травы. Рах несколькими шагами преодолел расстояние, разделявшее его и беременную кошку, и, снова выложив груз, пододвинул когтем к голове лохматой сушеную лаванду, которая, несмотря на такое свое состояние, все еще распространяла приятный аромат. Бурачник с ромашкой были оттолкнуты подальше, вопрос был лишь в том, вспомнит ли пернатый потом про эти несколько травинок. Королева, а на памяти белого именно так, называли кошек, вынашивающих и кормящих котят, вела себя на удивление спокойно и адекватно, реагируя на речь и движения крылатого.
С величайшей осторожностью Рахгол прикоснулся к брюху кошки внешней стороной когтя, лишь чтобы почувствовать почти что злобные, агрессивные толчки, которые определенно устраивали котята, жаждавшие выбраться наружу. У них, птиц, все было не в пример проще, просто нужно было не упустить момент, когда птенец начнет пробивать себе путь наружу через скорлупу и сунуть в бездонные клювики по кусочку червячка, в качестве награды за успешное вылупление. Отняв коготь обратно, Призрак осторожно сгреб мох, лежавший рядом ближе к животу палевой, чтобы котята не падали, только родившись на жесткий пол пещеры. Ни к чему хорошему это бы не привело.
Вот, кажется, показался первый из котят, в околоплодном мешке, как это полагалось созданиям, покрытым шерстью. Чем-то это было похоже на птичьи яйца, только вот потомство не могло самостоятельно выбраться из плена. В ход пошел острый клюв, что мог запросто крошить косточки, а тонкая пленка вовсе не была ему проблемой. И вот, первый детеныш кошки громко запищал, задрыгал лапками, задев пернатого по оперению на голове. Поспешил Сказочник пододвинуть лапой новорожденного к груди матери. Не хватало еще для полного счастья, чтобы его перепутали с мамой, как это частенько случалось в птичьих семьях, когда вылупившийся птенец принимал за родительницу первого, кого видел. С остальными детками Беляк проделал все то же самое, извлекая их из мешочков и подталкивая к матери. Альбинос позволил себе заговорить, только когда все было закончено.
- Они рождены не в простой, голодный период, поэтому вот, - Рах переложил отодвинутый Бурачник к лапам местной жительницы, - съешьте. Насколько известно мне, это растение позволяет улучшить приток и выработку молока.
Отступив на пару шагов назад, ворон дал новоиспеченной матери возможность осмотреть своих деток всех вместе и дать им имена. Не покидало его и чувство, что даже за это, пусть и полезное, вмешательство в жизнь племени ему сполна придется ответить. Как и за устроенный в кладовой беспорядок.

Не думая ни о чем, ты начинаешь бешено молотить лапами, пытаясь вернуться в прежнее положение, но уже неизбежно сместилась куда-то вниз, отторгаемая кормящим, оберегающим тебя организмом. Пребывая в прострации, запоздало осознаешь, что какая-то неведомая сила выталкивает тебя прочь из тепла материнской утробы. Странное ощущение – быть подчиненной чем-то невидимым, глупым физиологическим процессом. Впереди тебя кто-то пихает, и ты, позабыв на мгновение о незапланированном путешествии в никуда, пытаешься толкнуть неизвестного в ответ, когда после кратковременного ощущения полета падаешь на что-то мягкое и шелестящее.

Проникающий внутрь помещения тусклый природный свет окрашивает изнанку зажмуренных век в кроваво-красный. Мир на мгновение сжимается до одной точки внутри твоего крохотного тельца, и ты, запищав от боли в разворачивающихся легких, делаешь свой первый, судьбоносный вдох.

Все еще не особо понимая, что происходит, ощущаешь, как что-то прикасается к тебе и передвигает к чему-то теплому, содрогаемому судорогой, но все же родному и теплому, а потому мгновенно прижимаешься к источнику безопасности, ведомая инстинктом и запахом молока.

Здесь и сейчас, тебе суждено было впервые ощутить себя живой.