Мокасин выдохнул в плотный тяжелый воздух облачко светлого пара. Он только что вышел из своего зимнего убежища - горячей котельной, и ему было очень неприятно оказаться в обжигающе морозном  мире после теплого, уютного уголка. Вокруг, догоняя ночной снегопад, витали редкие белые хлопушки; солнце еле-еле просвечивало через плотный плед из бледных туч, а на улице не было пока ни души. Все нормальные коты и Двуногие еще спали, спасаясь от полуночной непогоды. Только рыбаки, надеялся Мок, уже вышли на промысел, если не решили задвинуть на свое дело в этот морозный день.
Тяжело дыша, Мокасин засеменил вперед. Рынок был близок к его котельной, а вот море - далеко. Остывая и проклиная нежданно суровую зиму, выпавшую на этот сезон, кот серой тенью пересекал узкие улочки города, одну за другой, и постепенно приближался к заветному морю. Вопреки ожиданиям, он увидел пару-тройку своих сородичей, то ли рано проснувшихся, то ли поздно укладывающихся; они бродили по холодным мусоркам, выискивая хоть сколько-то съедобные отбросы. Мокасин провожал собратьев хмурым взглядом и торопился подальше обойти их. Он не собирался сегодня копаться в гнилье. Не то чтобы Мок был брезглив, просто в последнее время он наловчился выпрашивать добычу Двуногих, и, стоит признать, свежая рыбка была куда лучше старых ошметков. Он надеялся, что и сегодня ему повезет облапошить рыбаков. На рынке они редко делились, а вот в лодках становились будто бы добрее и подбрасывали мелкую рыбеху из своих сетей.
Мокасин выспался и был полон сил, насколько это возможно в зимнее время, но, поднимаясь на пригорок, он устал и остановился. Мрачно оглядел море, выискивая глазом работающих рыбаков, но ни одного еще не было в море. Он пришел рано или поздно? Уже было светло, значит, время близится к полудню, но ведь рыбаки не могут в темноте добывать морских гадов? Куда они все делись?
Недоумевая, Мокасин быстрым шагом стал спускаться с холма. Потратил полчаса, прочесывая портовую область и пристань. Совершенно ничего. Наткнулся на Двуногих, встретил незнакомых и знакомых котов, но еды не нашел. Расстроился. Приноровился к мысли, что придется все-таки искать пропитание в вонючих местах... потом вспомнил, что он, вообще-то, не может теперь различать вонючее от приятного. Где-то луну назад, в самый разгар зимней стужи, его цапнул за нос рак. Рана уже затянулась и, слава звездам, не болела, но все запахи ушли от Мока, будто отрезанные. Каждый день, вставая и выходя на улицу через узкий лаз своей котельной, он надеялся, что сегодня - вот сегодня! - он снова сможет чуять ароматы. Однако...
Мокас покачал головой, отталкивая депрессивные мысли  из головы. Нельзя зимой опускать лапы. Да, неприятно, конечно. Потерял нюх. Жизнь стала гораздо хуже. Но жив же! И, что самое главное, может добывать пищу. Мокас поначалу думал, что сдохнет от голода за пару дней, раз он не в силах чуять рыбу; но судьба подмигнула ему, показав, что вовсе необязательно городскому коту обладать стопроцентным чутьем. Можно и глазами пользоваться. Рыба - не белка, за ней гоняться не надо. Нужно только сбросить ее с прилавка, или выловить из пруда, или выпросить у Двуногих. Всё просто.
Только вот рыбаков здесь нет. Мока понурым взглядом окинул песчаный - ныне снежный - пляж. Ни души. Лодки отвязаны, Двуногих не видно. Ночью бушевал шторм, и под слоем свежевыпавшего снега проглядывался всякий мусор: водоросли, коряги, щепки, обломки лодки какого-то неудачника - но рыбой жадное море делиться не хотелось. Несмотря на это, Мокасин стал идти вдоль кромки моря, оставляя на мокром смазанном снегу четкие отпечатки. Он подкапывал твердой лапой снег и искал свой завтрак. Безрезультатно.
Вздыхая и страдая от голода, Мокасин огляделся. Белый песчаный пляж пуст; кроме мусора, лодок и снегопеска смотреть не на что. Снегопесок, однако... не видел он такого никогда. Зима в поселке близ моря была обычно очень щадящей, нежной, а в этом году выдалась страшно злой. За всю свою долгую жизнь в поселке Мок не видел такого погодного беспредела. Он уже видел несколько окоченевших трупов и не хотел отправиться вслед за слабыми котами на тот свет. Ему нужна была пища, жизненное топливо. Он уже замерзал.
Мок посмотрел на маячивший впереди маяк. Он расположен далеко от поселка, в районе скалистых обломков, и Двуногие редко заходят туда. И все же... он ни разу там не был. Кто знает, может, внутри маяка кроется какой-нибудь склад? Или там мыши зимуют?
Мокас обернулся на город. Стоит брать риск, чтобы, скорее всего, нарочно потратить время, или лучше вернуться на улицы и попытать счастья в отбросах? Мок замялся. Он не хотел себе в этом признаваться, но у него в последнее время появилось два связанных с городом страха: рынок и мусорки. На крытый рынок он не хотел идти, потому что в последний поход туда ему чуть не оторвали морду. Мусорки не желал посещать, потому что именно там коченели бродяги, и не то чтобы Мокасин боялся мертвых тел, но аппетит они отбивали конкретно и, кроме того, могли отравить всю пищу, близ которой лежали. И, хоть мусорки сами по себе были сбором нездоровой еды, ему не хотелось есть картофельные шкурки с привкусом трупняка.
Все еще продолжая размышлять, где лучше попытать счастья, Мока направился к маяку. В конце-концов, им двигало элементарное любопытство: сколько зим он живет в городе, а в этом месте еще не бывал, хоть его и видно практически с любой крыши поселка. Среди одиночек ходили разнообразные легенды об этой заброшенной громаде. Говорят, там всегда котятся мамки, а молодняк устраивает дуэли и побоища... Но, может, там обитают не только коты, но и котовья пища? Змеи же должны где-то зимовать? А барсуки, а собаки? Кто-то там точно есть. Возможно, съедобный.
Подогреваемый мыслью о пище, Мокасин рысью добрался до окруженного каменными завалами маяка. Вот он, одинокий великан. Стоит, как голое каменное дерево в окружении валунов-желудей, верхушка засыпана снегом, а каменная кладка потрескалась и частично осыпалась. Мокасин серьезно задумался, стоит ему заходить внутрь, или лучше поберечь свою большую голову. Было бы очень смешно, если б он зашел внутрь, и маяк рухнул, похоронив под собой самого невезучего кота рыбацкого поселка. А что, приятный конец... кто знает, переживет ли он эту зиму? Уж лучше так помереть, чем от голода сдохнуть или околеть на морозе.
Мок вскочил на ближайший валун. Неловко соскользнул. Прижался к камню. Со вздохом стал взбираться на него снова, неловко переставляя широкие коротковатые лапы.
Оказавшись почти на вершине каменной складки, возле круглой стены маяка, Мокас внимательно осмотрел окрестности. Ни на песке, ни на снегу ничего и никого не лежало. Мок прижал ухо к холодному камню маяка, прислушиваясь. Ни шороха, ни писка. Зайти внутрь или нет?
Мок стал обхаживать все камни, внимательно заглядывая в щели между ними. Чуть не подвернул лапу на одном, решил, что слишком стар для таких приключений, стал спускаться. На земле очутился быстро - вниз стремиться всегда легче, чем наверх. Вздохнул в который раз. Погода не менялась совершенно, будто прошла пара минут, а не часов. И теплее с течением дня не становилось. И бурчание в животе не прекращалось.
Мокасин, морально готовый утопиться в море, обошел маяк с другой стороны. Ничего нового не обнаружил; почти такой же вид, что и с северной части, только коробка какая-то валяется вкупе с прочим мусором. Мока сначала не обратил на нее особого внимания, потом подумал: "Она такая большая, что я бы в ней уместился", и решил исследовать. Подошел, осмотрел с некоторой робостью - мало ли, может там раки прячутся...
Мокрый картон с многочисленными символами двуногих, косой край украшен снегом. Мок нерешительно коснулся коробки носом,  принюхался. Вспомнил, что ничего не чувствует, и вдруг грязно выругался, вымещая в проклятиях всю накопленную за неудачное утро злость и выпуская на волю все слюни из пасти. В бешенстве ударил коробку лапой, отвернулся, стал рассерженно, как пантера, ходить вдоль маяка и топтать снег. Успокоившись через некоторое время, вернулся посмотреть, что там было-то под коробкой - если было. Заглянул и вытаращился на то, что под ней хранилось.
Это, наверное, была какая-то галлюцинация, подарок измученному коту от просторного мозга. Мокасин ожидал увидеть под древней коробкой что угодно - от мусора до котят, но нашел там... рыбу.
Просто горка рыбы. Явно старенькой, но отлично сохранившейся на холоде. Серебристая чешуя блестит в слабых лучах выглянувшего солнца. Глупые глаза смотрят наверх. Рыба. Много рыбы. Что-то маленькое, из морских косячков, безымянное, но, без сомнения, пригодное в пищу. Именно такого рода рыбку Мокас обычно получал от сердобольных моряков, именно такую - легкую, дешевую - воровал с рынка, чтоб Двуногие не гонялись. Это была рыба мечты. 
Сначала Мокас подумал, что это не рыба, но все рыбье было при ней: плавники, хвост, жабры. Толкнул лапой - скользкая плоть податливо съехала с вершины пирамиды. Пока Мока смотрел на это, у него чуть глаза из орбит не вывалились; вся его злость мигом прошла, и он, недолго думая, набросился на сокровище.
Это был настоящий подарок судьбы. Пока Мокас, чавкая, поглощал небольших рыбех одну за другой, он задумался: кто ее здесь собрал? Если бы коробка не была открыта с одной стороны, можно было бы решить, что Двуногие хотели ее куда-то отправить, но их лапы ее, кажется, не касались - рыба была совсем невскрытая и нечищеная, целостная, как орех. Может, это зимний запас какого- приморского существа? Хоть Мокасин и не знал никаких существ, кроме котов и белок, которые могли складывать пищу про запас, он был готов поверить, что это заначка морского змея или дельфина. Кто знает, на что они способны, обитатели океана.
А, может, это просто пиратское сокровище, даром что в землю не закопанное. Мокасину было всё равно. Ему ни капли не хотелось думать, откуда это появилось, ему было плевать, даже если эта горка была отравлена. Он жрал и жрал, проглатывая почти целиком одну рыбку за другой, пока не уничтожил почти половину богатого улова.
Облизываясь, уставился на останки. Нет, это, конечно, нечто. Кому расскажи - не поверят: пошел в заброшенное место, почти в пустыню, и откопал там кучу рыбы! К счастью или к сожалению, у Мокасина даже и друзей-то не было, так что делиться не с кем, и все же он был рад и горд, что сегодня на него упало такое везение. Без сомнения, духи предков к нему снисходительны. По крайней мере неделю он еще проживет. Можно наведываться сюда каждый день... Мокасин осторожно вогрузил коробку обратно, скрывая чудо от посторонних глаз. Параноидально огляделся. Нет, никого.
Мокас, вылизывая лапу, задумался, а стоит ли ему вообще отсюда уходить? Он сейчас зайдет внутрь маяка, осмотрит там все, устроит себе лежбище, мусора понатаскает на подстилки. Будет тут жить. Кто знает, может, это какая-то бездонная коробка, и она каждое утро чудесным образом пополняется? Это было бы классно. Мокасин, как котенок, готов был верить в чудеса. Зимой они нужны, как никогда.
Мокас уставился на маяк. Он раньше сюда не ходил, потому что ему не нравилось это место и слухи о нем... крайне негостеприимно выглядела эта заброшенная постройка. И сейчас, когда у Моки был полный живот рыбы, она милее выглядеть не стала. Голый камень. Звезды спаси его. Здесь же холодно, и одиноко, и от рынка далеко... рядом море, ветер дует... Да ну, нет. Сдалась ему эта трухлятина?
Мок посмотрел на свою любимую коробочку. Но с рыбой надо что-то делать. Пожалуй, он ее перетаскает к себе в котельную. Отличный план!
Мокас толкнул легкую коробку, сбрасывая ее с рыбы - на песке еще тушек десять оставалось этого питательного вещества - и, широко открыв пасть, заглотил разом штук пять. Подавился, выплюнул. Стал брать их за хвосты, смахивая холодный песок. Вскоре у него из клыкастой пасти свисало четыре рыбки. Мок задумался. Ему было неохота ходить туда-обратно от города до побережья - все ж расстояние изрядное! - но рыбу было жалко. Придется попотеть, оттоптать лапы.
Мокас медленно направился в котельную, отходя от каменной кладки и двигаясь по песчаному пляжу. Если честно, он не был уверен, что вернется за оставшейся рыбой. Его уже разморило от плотного приема пищи, а уж в тепле он и вовсе, наверное, заснет... Но место, конечно, удивительное. Зря он сюда раньше не ходил.

Отредактировано Мокасин (2014-08-24 13:06:07)

Мокасин торопливо шел по тонкому слою снега на песке. От его мощных подушечек оставались широкие, неглубокие отпечатки, через которые просвечивал плотный коричневый песок. Мокасин не смотрел под лапы, а напряженно вглядывался в городскую даль, раздумывая, есть ли тут какие-нибудь возможности скосить путь, а не переться через  порт.  Было бы здорово, если б какие-нибудь Двуногие котята протоптали дорожку через камни, однако новичку в этих местах не стоило рассчитывать на подобную находку. Мокас решил, что он непременно вернется в это удивительное место и исследует тут все поподробнее. Кто знает, может, жизнь в маяке не так уж плоха, как кажется на первый взгляд? Возможно, там даже есть какой-нибудь источник тепла, как в его душной котельной. Звезды подскажут верный путь…
Рыбьи хвосты в пасти неприятно царапали нёбо; плавники малышек были довольно острыми. Поморщившись, Мокасин решил, что всю дорогу этого не вытерпит, и, нагнувшись, выплюнул рыбу на снег. Потершись испачканной мордой о плечо, он стал набирать их в рот, держа на этот раз за головы. Глаз одной рыбы напоролся на клык и горько вытек на язык, но Мокасин совершенно не почувствовал её вкуса.
Захватывая голову третьей тушки, Мокасин вдруг заметил боковым зрением – или скорее интуитивно почувствовал – что сзади нечто промелькнуло. Он повернул голову, чтобы проверить, не почудилось ли ему, и тут же выплюнул от удивления все, что было в пасти; глазная жидкость рыбы стекла по подбородку. Сначала ему показалось, что это некая гигантская крыса, потом он решил, что это рассерженный дух маяка, и лишь когда стремительная тень уже подобралась на пару лисьих хвостов, он понял, что это кот. Нельзя сказать, что он обрадовался этой находке, совершенно нельзя.
На него мчался со скоростью лошади какой-то черный котяра, худой и мохнатый, похожий на долговязого котенка. Порванное ухо трепалось по ветру, как флажок, на морде торчала какая-то тряпка, хвост – шикарный хвост, Мокасин на миг позавидовал – стоял трубой, словно в добром приветствии.
Мокас, не раз подвергавшийся внезапным атакам, поборол удивление, подавил эффект неожиданности и мыслил быстро, как молния. Он резво решил, что уязвимые места атакующего – это его рваное ухо, закрытый глаз и выпирающие рёбра. Хорошо еще б иметь возможность по этим местам попасть; пока что Мокасин думал, как ему увернуться от направленного на него удара, и идей было немного.
Времени у Моки оставалось критически мало; мозг заработал, как тысяча раскалывающих орешки белок. Но думал он не о том. “Как эта тварь смогла подобраться столь бесшумно?!”, “Кто это?  Я его не видел…”, ”Как я мог так расслабиться?! Всё эта жратва… Треска поганая!”
Недавний завтрак и в самом деле мешал быстро двигаться и соображать. Хаотично разворачиваясь, Мокасин неловко подвинул увесистый круп, пытаясь встретить противника в лобовую; однако с ловкостью у Моки всегда были большие-пребольшие проблемы, и он чувствовал, что сейчас окажется в неприятной ситуации – не иначе как противник вознамерился его протаранить, или сбить с ног, или запрыгнуть на спину… Черт, только не на спину! Мокас запоздало выпустил когти; хотел схватиться ими за землю, но песок и снег – не та субстанция, за которую можно крепко держаться.
Мокас подумал, что можно было бы просто пригнуться, распластаться по земле, но это был бы крайне неудобный маневр. Что ещё можно сделать? Можно…
Не издавая не звука, только хмуро глядя на бродягу обоими глазами, Мокас, продолжая по инерции поворачиваться к врагу, встал на задние лапы и расставил когти полукруглой ловушкой, ожидая, что противник прыгнет,  а он его зажмет в колючих тисках. Мокас раскрыл пасть, готовый укусить черную бестию за любую подвернувшуюся часть тела. Сейчас для него главное – отбить атаку, а там уж он сориентируется и разберется, как прогнать этого нахального агрессора.

Мокасин отряхнул лапу, отбрасывая запутавшуюся в когтях шерсть противника. Ничего, бой еще только в самом разгаре. Сейчас противники разогрелись, собрались с силами – и начнется настоящая битва. Уж он отдерет хорошенько этого пушистого трусливого придурка, нападающего, как позорная крыса, без предупреждения и со спины. Таким выродкам вообще не место в мире благородных, к коим относил себя Мокасин, котов. Им место в…
Пасти кота – по счастью, закрытой – коснулось что-то влажное. Мокасин решил, что пошел зимний дождь, но потом… осознал. С отвращением и тихим мычанием он вытер морду о снег, совершенно отвлекшись от насущных проблем. Нельзя сказать, что он был такой чистюлей, неженкой и брюзгой, просто это было настолько неожиданно!..
Но Мокас не стал много времени тратить на чистку лица во время кровавой битвы, и торопливо повернулся к врагу. Первое, что он хотел и пытался сделать – это вскочить на ноги. Лежать на спине, подставляя пушистое пузико доброму другу, коту с проблемами позвоночника совсем не улыбалось. Мокас неловко повернулся на бок, пытаясь подняться на сильные лапы. Главное для него сейчас – отбежать.
Мокас выбрал тактику уклонения от удара. Он видел и чувствовал, что нанес противнику достаточно тяжелую рану, и, хотя бешеная крыса сдаваться не собирается, рано или поздно черный кот выдохнется, выбьется из сил. И вот тогда он его докончит, покажет, где раки зимуют… хотя зимовали они совсем неподалеку, в речных омутах.
Мокасин, отряхиваясь, вскочил; в голову ударила кровь, в глазах слегка помутнело, и он пока не видел и не мог понять, что предпринял его враг. “Может, он свалил отсюда, этот псих?” – понадеялся Мокас, но потом разглядел перед собой черный, как ночь, силуэт. “Эх…”
Пришлось потратить немного воздуха из полупустых лёгких.
- Отвали от меня, поганец! Тебя что, лисица укусила?! Иди, куда шёл!
Мокасин заревел во всю мочь, надеясь отпугнуть врага криком, но это на безбашенного противника сильно подействовать не могло. Тяжело дыша, Мокас попятился назад, а потом и вовсе развернулся, чтобы убежать. Он хотел одного – увернуться от любых атак противника, чтобы выиграть время и прийти в себя. Не предпринимая никаких боевых действий, он только вопил и отпрыгивал, чтобы его не ранили. В голову пришла идея имитировать побег, чтобы потом вернуться и навалять тумаков, но пока черныш был слишком близко, чтобы повернуться к нему спиной и допустить преследование.