Время:
Жаркий летний денек, слегка за полдень.
Место:
Рынок во всём его многообразии.
Описание:
Катсу встречает Мокасина. Или Мокасин встречает Катсу.
Очередь:
К - М.
Сроки:
26.08 - ...
Статус:
Закрыто.
Первая помощь
Сообщений 1 страница 10 из 10
Поделиться12014-08-26 21:12:44
Поделиться22014-08-27 00:36:07
Знаете, в каждом из нас живет желание иметь что-то труднодоступное, то, ради чего приходится рисковать. И через некоторое время после того, как вы это получили, ваши воспоминания об этом расплываются. И тогда возникает желание снова испытать это чувство.
Катсу по жизни был эстетом, гурманом, - он придавал потреблению пищи особое значение. Он не мог просто взять первую попавшуюся гадость и утолить ей голод, если, конечно,жестокие обстоятельства не требовали того. Ему нужно было что-то особенное, вкусное, изысканное. Обязательно свежее, обязательно сочное.
Последний раз Катсу ел рыбу давно - еще когда путешествовал к морю. После того, как кот вернулся в родные края, разнообразие в его жизни стало медленно угасать, и он, застигнутый врасплох воспоминаниями о захватывающей дух романтике давнего путешествия, внезапно захотел оживить частичку этих воспоминаний. Тогда ему до нетерпимости захотелось снова попробовать рыбы.
Катсу отправился на рынок Двуногих. Вообще он не очень любил красть у них, но сейчас это был тем, чего он хотел.
Одиночка прокрался к рыбным прилавкам, стараясь не быть задетым ногами людей. Его взгляд медленно двигался с прилавка на прилавок, оценивая качество и свежесть рыбы. Запах на рынке был отвратительный, въедаясь в слизистую носа, портил впечатление и отбивал аппетит. Но не так сильно, как летающие над прилавками рои мух.
Они десятками садились на рыбины, общупывали их своими маленькими цепкими лапками-палочками, бесконечно умывались. Оставляли на рыбе свои мерзкие личинки и прочую заразу. Катсу поморщил свой длинный черный нос и перевел взгляд на следующий прилавок. Мух над ним не было. Видимо, рыбу только что завезли. "То,что нужно." С этой мыслью одиночка аккуратно прошел к прилавку и, дождавшись, пока продавец отвернется, подпрыгнул и стянул большую рыбину. Когда Двуногий повернулся обратно, кота уже не было. Человек почувствовал, будто что-то не так, но через секунду уже забыл об этом, получая деньги от покупателя.
Держа тяжелую рыбину в зубах, Катс искал место, где можно было спокойно перекусить. Она оказалась очень холодной, но вкус все равно чувствовался. Во рту быстро накопилась слюна, стягивая и грея рыбный сок. Клыки все сильнее пронзали белое сочное мясо.
Окольными путями кот пронырливо выбрался из толпы и зашел за забор. Отойдя к ближайшим зарослям, он положил рыбину.
Кот решил подождать, пока она подогреется, ибо когда он попытался разжевать кусок, начинало сводить челюсть. Катсу тщательно вылизался.
Тут он услышал какое-то неестественное мяуканье и насторожился. Звук шел откуда-то с дороги. Одиночка с подозрением приподнял бровь и, выскочив из кустов, просеменил в сторону непрекращающегося звука, осторожно оглядываясь. Наконец, чувствуя, что он уже почти у цели, кот увидел ребенка Двуногих с мобильным телефоном. Тот весело улыбался и пытался подражать звуку, исходящему из трубки. Катсу досадливо поморщился и хохотнул. "Идиоты." Пожав плечами, отправился обратно.
Отредактировано Катсу (2014-08-27 00:37:59)
Поделиться32014-08-27 21:07:52
Мокасин возвращался с территории рынка совершенно ни с чем. Лапы его были пусты, как у слепоглухонемого охотника, и настроение соответствующее. Двуногие давно устали от кошек на рынке, но почему-то каким-то бродягам удавалось стащить рыбку, а каких-то огревали шваброй хорошенько. В последнее время Мокасин неотчислимо относился к последней группе, и, казалось, выхода из неё не было.
Он пытался выпрашивать – отказ. Делал попытки стащить рыбу – получил по ушам. Обошел еще пару злачных мест – ничего. Бросился на мусорку – и оттуда его зачем-то Двуногие выперли, что было обиднее всего. Что им, отбросы свои жалко?! Дали бы несчастному коту требухой закусить…
Мокас был мрачен, как скала приморья. Он на ходу пинал всякий мусор и еле слышно рычал, вторя бурчащему голосу желудка. Если кто из котов встречал его – они старались идти в обход, опасаясь этой нахмуренной рожи с уголками рта, опущенными под самым низким углом. От тихого утробного рыка у него вибрировала шея, словно он мурчал.
Мокасин, окруженный аурой злости и разочарования, покидал недружелюбный рынок. Он старался не расстраиваться, но сдерживать негативные эмоции было достаточно тяжело; лишь некоторое количество времени впереди ободряло одиночку. “Солнце еще только взобралось на свою воздушную гору” – старался подбодрить себя оптимистичными мыслями Мокас. – “Весь день впереди, успею пожрать” В его планах была река. Идти туда далеко, но оно того стоит: речных рыбаков было не меньше, чем морских, и шансы добыть рыбку у него были. Грустно вздыхая с надеждой на успех, Мока продвигался дальше.
Он обогнул сбитый кирпичный угол здания, прополз под темной лавкой и вышел на пустырь позади рынка. Там он нашел знакомую пробоину с подкопом в желтом заборе – достаточно большую для кота, ей обычно пользовались собаки – и, кряхтя, прополз под ней. Вышел, огляделся. Тут было знакомое, давно изученное зеленое местечко – небольшая аллея или рощица, посадка с деревьями. Довольно спокойное, свободное от собратьев-котов место – его избегали из-за обилия собак. Когда здесь селилась целая стая этих жестоких существ; ныне они исчезли, снялись со стоянки в один день. Полянка всё равно оставалась пустынной: многие собаки забредали сюда. Но Мокасин их не боялся, он любой собаке хвост в глотку загонит.
Продолжая ворчать на поганых Двуногих и их бесчестную жадность, Мокас, внимательно обозревая местность и держа голову высоко, засеменил вдоль забора в направлении речных порогов – и сразу же, не успев отойти на пару лисьих хвостов от пробоины в заборе, наступил на что-то холодное и склизкое.
Он опустил взгляд, ожидая увидеть или мертвого котенка, или какой-то неестественно твердый помёт, однако наткнулся на что-то несравнимо более приятное.
- Ну ничего себе! – Удивленно выдохнул он, отступая назад на пару мышиных хвостов. – Тухлая треска!
Однако это была не тухлая треска, а очень свежая – без мух и прочих насекомых – форель.
- Вот это да! – Мокас стоял с раскрытым ртом, не веря своему счастью, и пялился на рыбу, как баран на новые ворота.
“Откуда она здесь взялась?!” Казалось, боги подкинули её. Сейчас светило солнце, а не луна, но Мокас задрал голову и посмотрел наверх, на пустые звёзды. Неужели судьба наконец-то стала к нему милостива? Неужто ему не придется переться в неведомую даль в поисках приличной жратвы? Как хорошо!
Но Мокас осадил свою долгожданную радость, задумавшись над простой мыслью: а откуда вообще здесь эта рыба?.. В последний раз, когда он “нечаянно” наткнулся на просто так лежащую еду – чуть глаза не лишился. На сей раз он подобной ошибки не допустит. Мокасин приподнялся на задние лапы, как сурок, оглядывая окрестность. Никого. Вообще никого! Мокас, оглядываясь на свою дорогую рыбку, побежал в кусты и ненамного углубился за деревья – тоже никого не нашел. Назад возвращался бегом – боялся, что чудо испарилось.
Но рыба никуда не делать, только стала немного теплее. Мокасин задумался. Да, она сюда попала не сама, лапы рыбы не отрастили. На тельце видно тонкие отметинки, как вампирские укусы – похоже, её тащил хвостатый собрат. Но его здесь нет… Может, его сбила машина где-нибудь. Может, он расхотел её кушать. Может, он пошел в лес и поймал там фазана. Всё может быть!
Одно Мокасин знал точно: если кто-то был голоден и хотел съесть эту рыбу – он её съел бы. Не встречал еще Мокас тех одиночек, которые медитировали бы над своей добычей или чего-то выжидали. Жаль, что Мока не мог нюхать – тогда бы он, вероятно, определил, как давно покинул это место добытчик. Скорее всего, кот или кошка, укравший эту рыбу, просто ее забросил… по каким-то своим причинам. Может, его собака атаковала. В любом случае, нельзя добру пропадать!
Не придумывая более для себя оправданий, Мокасин опустился пониже на лапах и навис над сладкой рыбой. Будучи страшно голодным еще со вчерашнего вечера – когда он ел последний раз, это была гнилая выброшенная еда Прямоходов – Мокасин желал эту рыбу, как ничто в жизни, и любил её, наверное, больше, чем самого себя. Воровато оглядываясь по сторонам, Мокас приступил к уничтожению рыбы.
Ему не интересен был её вкус, да и свежесть не шибко впечатляла. Главное для него – набить пузо. Надо съесть все без остатка, причем быстро – местечко с подвохом, мало ли какая псина из кустов выскочит. Мокасин стремился ничего не оставить от рыбы; чем меньше пустого места останется в его просторном желудке – тем дольше он не будет мучиться от голода, самого неприятного ощущения на земле. Соскребая когтями чешую, он съел кожицу, покончил с белой плотью, обгрыз все ребра. Съел жесткие мускулы на хвосте, проглотил воздушный пузырь. Чавкая и облизываясь, приступил к кишочкам и потрохам. Ни капли не медля, приступил к слизыванию желчи. Она слегка обожгла язык, но Мокас, к счастью, не чувствовал её вкуса. Тем не менее, он следовал разумному правилу: не оставлять ничего съедобного.
Возможно, не все коты признали бы желчь съедобной, но Мокас был непритязателен в пище.
Поделиться42014-08-27 23:44:07
В предвосхищении предстоящего пира одиночка заспешил к своей сочной, аппетитной рыбке, которую он заботливо скрыл от глаз людских. Сначала он аккуратно семенил по дорожке, но затем нетерпеливо перешел на легкий бег. Иногда совершая длинные прыжки, иногда замедляясь, кот сворачивал по знакомому пути, однако он внезапно остановился, чувствуя, что что-то не так. Похоже, свернул куда-то не туда. Этого только не хватало! С досадливой гримасой на морде кот попятился, а затем вернулся к развилке тропинок. С периферического зрения сработал триггер, реагируя на знакомую форму зарослей. Одиночка качнул головой и направился к заветным кустам, видневшимся вдалеке - и как это он сразу их не заметил?
Было довольно жарко, и, когда кот почти остановился, он заметил, что знатно вспотел - шерсть неприятно взмокла и вся растопырилась. Хвост тоже обмок и стал похож на узкий, объемный лист алоэ. Недавно полученные одиночкой царапины тут же докучливо заболели, реагируя на выделенную его телом соль. Одна капелька пота настойчиво и медленно стекала со лба серого одиночки сначала по бровным усам, затем, издевательски щекоча, перебралась на край брови и обвисла, словно не могла принять решение - противиться силе тяготения, или же все таки упасть. Катсу тряхнул головой и учуял запах своей свежей добычи, которая, как ему казалось, лежала пря-ямо вот за этим кустом. Ну-ка иди к папочке, дорогуша... - ласково прошептал он про себя, заглядывая за куст.
На его морде отразилось неподдельное удивление, тут же сменившееся злостью и досадой. Он сверлил взглядом жадно уплетающее его добычу существо. Крупных размеров зверюга сидела к нему спиной и проворно заглатывала рыбину. Котяра был похож на огромный камень - даже цвет у него был подходящий. Выглядел он как-то нескладно, неповоротливо, словно чересчур набитое чучело, которое было так увлечено пожиранием пищи, что Катсу даже слышал, как оно громко и утробно глотает.
Серый одиночка хотел был открыть рот и даже уже сделал глубокий вздох для возгласа возмущения, но передумал. Он плавно подкрался сбоку, словно любопытный конкорд. Затем удобно уселся и стал наблюдать за увлекательным действом, переводя взгляд то на уши, то на лапы, то на зубы жадины, тщательно рассматривая и оценивая их. Встреть он этого кота в других обстоятельствах - непременно принял бы за умственно отсталого. А сейчас он лишь мог поражаться странности всего, что было собрано в этом животном. Лапы были короткие, толстые, как колонны, кое-как удерживающие на себе это произведение искусства. Пахло от него до жути препротивно - какой-то смесью тухлого мяса вперемешку с грязью. Катсу пришлось вдыхать меньше воздуха, чтобы его не спазмировал рвотный позыв. Подумать только, какой контраст - грязный, смрадный помоечник и эта свежая, только что пойманная форель... Святая эволюция, как до такого можно докатиться? Это же просто какой-то собирательный образ всего самого тупого и отвратного, что только возможно представить. Гнойный прыщ на теле кошачьего рода. Хотя, всякое может быть... - Катсу, следуя своей политике непредвзятости, искренне попытался понять, что могло заставить животное докатиться до такого. Может, ему сделали какую-нибудь операцию по удалению мозгов, а затем выкинули на улицу? Или он всю жизнь жил на помойке, пожирая все, что попадалось ему под лапу? Ни одно предположение не смогло удовлетворить любопытства Катсу.
Серый не выдержал и решил все-таки выдать свое присутствие.
-Вкусно?- ласково спросил он, заглянув в глаза великану, готовый как следует изодрать его не сменяя выражения морды за то, что посмел покуситься на его старательно украденную, такую мягкую, красивую, аппетитную, нашпигованную свежим ароматным мясом рыбку, напоминавшую о сладких событиях прошлого. Катсу так долго ждал этого момента, так предвкушал его, что от такого внезапного поворота событий он даже расхотел есть, - настолько этот гигантский страшила подорвал его настроение, которое долго время было очень мрачным и только сейчас начинало восстанавливать прежний ритм. - Ты не стесняйся, кушай, я ее специально сюда положил, специально для тебя.- Излишне милым тоном добавил он, сладко улыбаясь.
В мгновение ока выражение его физиономии резко изменилось, - показался и гнев, и отвращение, и желание отомстить, подкованные разрушенными ожиданиями.
Одиночка выпустил когти и рванулся прямо на бродягу, не в силах больше смотреть на это осквернение того святого, что он вложил в добычу этой рыбы. Сбив бугая с ног - надо сказать, разбойник полностью прочувствовал всю тяжесть этого кота - вцепился острыми когтищами в его блохастую шкуру. - Я что, похож на благодетеля? - зло прошипел он, скалясь.
Отредактировано Катсу (2014-08-27 23:51:02)
Поделиться52014-08-28 02:01:34
Мокас деловито хрустел ребрами. Рыбьи ребра – тело тонкое; с ними нужно очень осторожно обращаться, если не хочешь подавиться или поранить десны, но зато сколько в них питательных веществ! Найти такой скелетик зимой – большая удача, обеспечит жизнь дня на два, не меньше. Странно, что Двуногие их выбрасывают. Зажмурив один глаз и склонив голову набок, Мокасин размалывал зубами твердые полупрозрачные ниточки.
- Вкусно? – Раздался позади заботливый голос высокой тональности, и Мокасин подавился костью. Перед ним оказалась длинная барсучья морда. - Ты не стесняйся, кушай, я ее специально сюда положил, специально для тебя.
Нет, у барсуков глаза не такие яркие. Это кот, конечно же. Откашливаясь, Мокас вытаращился на проходимца.
Какая-то тростиночка с шерстью цвета пасмурного неба в тучках; наверное, встань новопришедший кот за фонарный столб – и не найдешь. Мокасин прищурился. Ему показалось сначала, что это вообще кошка – глаза такие красивые, цвета воды морской, загляденье – однако нет, котяра. Мокасин еще раз пожалел, что у него нет нюха. Не возникало бы тогда проблем с определением полов.
Тут до Мокаса дошел смысл речи случайного прохожего. Так это его рыба? Ну коне-ечно, не мог Мокас нормально пожрать, не влипнув в неприятности. Везде есть свой подхвох! Вот треска! Ой, предки, как так можно было влипнуть! Чужую рыбу схомячить… ох, нехорошо…
Однако Мокасин сам себя переубеждал. Не было ему стыдно ни капельки. Во-первых – нечего свою добычу оставлять под открытым небом без охраны и уходить на прогулку. Что это такое – он, значит, рыбку под забором положил, а сам канул в Лету? Ну, это действительно выглядит, будто оставлено “специально для тебя”. Во-вторых, это еще маслом на стене писано, что серый - хозяин рыбы. Может, он врет! В-третьих, Мока был так расслаблен после долгожданного сытного обеда, лучшего за последние месяца два (помнится, была там одна жирная-жирная рыбка, бесконечно сладкая и нежная…), что вовсе не хотел ни с кем ссориться, спорить, драться. Он только хотел лечь тут возле самого забора… и немножко поспать. Ну, соснуть. Эдак до вечера. Переварить форельку.
И все ж Мокасину стало неловко. На самом деле. Тут такой кот худой, на рыбий скелет похож, а он, Мок, отнял у него последний обед…
Мокасин дружелюбно придвинул пришедшему обглоданный рыбий скелетик своему собрату с пушистым хвостом.
- На, - мявкнул он. – Я... косточки оставил.
Каково же было его удивление, когда милое личико незнакомца окрасилось в темные тона алчной злости, и серенький его атаковал!
Мокас спокойно смотрел на прыгающего кота; он вообще-то ждал, что тот ударится головой об его стальное плечо и либо потеряет сознание, либо отскочит со стоном: “Мой мозг!” – но Мок недооценил красавчика; тот выбрал такую позицию, что пошатнул неустойчиво стоящего Мокасина и повалил его, как лесник - подрубленное дерево.
Серый оказался сверху; Мокасин, медленно заводясь и постепенно возвращаясь к голодным эмоциям – злости и раздражению – вытаращился на черный, словно сажей вымазанный, нос.
- Я что, похож на благодетеля?!
Сколько боли, сколько эмоций было в этом вопле… Мокасин расчувствовался. Приглядевшись к коту – своему формальному боевому сопернику – он понял, что, для начала, это однозначно не самка (сомнения еще были – уж очень нежные запястья у кота, но явно самцовый голос всё рассеял); а, во-вторых, у этой пепельной спички уязвимых и слабых мест больше, чем у Мокасина вшей. Мокас ойкнул, когда когти – удивительно твердые для такого хлюпика – впились в его моржовью кожу, успешно пройдя через гладкий шерстяной покров. Однако противника всерьез он по-прежнему не принимал. Не мог просто, такая ситуация смешная была. Мок представил, что будет с серым, если он на него сядет. Расплющит же.
Не то чтобы Мокас презирал худых и стройных котов, просто он не считал их достаточной угрозой для себя. Ну, ловкость, ну, проворство. Однако силе ничто не может противостоять. Пока скользкий кот будет вилять из стороны в сторону, пользуясь своим “скоростным преимуществом”, бугай вроде Мокасина может просто ткнуть ловкача кончиком хвоста, и тот упадет замертво. Ох, с этим серым пройдхой тут нужно быть аккуратнее, нежнее.
- На тупицу. - Прошипел Мокасин. Он имел в виду "похож на тупицу", но прозвучало как призыв. И вообще, "тупица" - слишком ласковое наименование для кота, который тебя атаковал и прижал к земле. Надо назвать как-нибудь завороченно. Змея подколодная... Лис блохастый... чертополох сорнячный... поганка... белая... Мокас решил подождать с оскорблениями до лучших идей.
Обычно Мокасин, будучи атакованным, отвечал с тройным усердием и старался изо всех сил выпилить соперника – то есть свести пятно его мерзкой жизни с лица матушки-земли. В этой же ситуации он чувствовал, что если не виноват, то по крайней мере отчасти ответственен за произошедшее. Мокас собирался усмирить бродягу и извиниться. И, может, принести ему другую рыбу. Попытаться. Если удача повернется к нему мордой, а не тем самым местом.
Будучи уверенным, что сможет смахнуть кота с себя легко, как пушинку, Мока занес лапу со втянутыми когтями – не хватало еще содрать эту тонкую кожицу с черепа! – и влепил обидчику (хотя в этой ситуации он, по идее, был обидчик) задушевную пощечину.
Поделиться62014-08-28 20:02:18
Еще до того, как разбойник атаковал кошачью годзиллу, тот искренне сделал ему такое предложение, от которого он был, наверное, в восторге, и чувствовал себя в это время щедрым благодетелем. Но для такого кота как Катсу, оно звучало бы как явное оскорбление, как издевательский вызов, грязная насмешка. И, несомненно, так оно и было бы, если бы не одно но.- На, - мявкнул он. – Я... косточки оставил.
Катсу еле сдержался, чтобы не расхохотаться. Надо сказать, играл этот наглец свою роль хорошо. Такая правдоподобность – да ему в артисты надо. Будет на сцене выступать и играть глупых наивных монстров. Но неудивительно, что серый одиночка не поверил в его слова - будто можно настолько наивно думать, что кто-то смирится и будет дожирать объедки собственной добычи. Скажет "Окей, конечно же я доем за тобой объедки рыбы, которую я сам достал, ведь я настолько голоден, что мне плевать, чем набивать брюхо. Спасибо тебе за твою щедрость, о щедрый незнакомец, а я виноват, что оставил ее здесь и заставил тебя пройти такой долгий путь. Надо было принести ее тебе домой и ждать, пока ты наешься. "
Голос кота-валуна был такой утробный, что напоминал Катсу о китах, которых ему посчастливилось увидеть на море. Они издавали звуки такой низкой чистоты, что разбойнику иногда начинало казаться, будто это так страшно бурчит у него в животе - вибрации чувствовались даже за километры. У одиночки перед глазами проплыла картинка с гигантским гудящим китом, который, взмахнув хвостом на прощание, исчезал в водной пучине. "В брюхе у кита, навероное, может поместиться тысяч пять, таких, как я, а может даже больше. А потом мы все вместе будем медленно перевариваться, барахтаясь в китовом желудочном соку." - пронеслось в голове Катсу. К его разочарованию, Мокасин не собирался выпускать из загривка фонтан, а всего лишь предложил Катсу доесть собственную добычу - да уж, нисколько не странное поведение. "Он что, еще и издевается? Прощелыга, глотку порву." - злобно подумал Катс в тот момент. Но рвать, как ни странно, серый ничего не собирался ни ему, ни себе.
Злой и голодный, Катсу не очень хорошо оценивал происходящее, хотя обычно он всегда держал себя в руках. Конечно, в ту секунду, когда он атаковал бугая, он не осознавал всю странность ситуации - ему казалось, что он поступает правильно, гадкий проходимец заслужил наказания - он украл его мечту, разрушил его планы, испортил настроение; однако уже секундой позже, когда часть ненависти ушла вместе с когтями в шкуру Моки, перейдя из потенциальной энергии в кинетическую, серый разбойник внезапно ощутил себя морально слабым и потерявшим контроль над своими действиями - а такие качества в себе он очень не любил и старался полностью искоренить их. Обычно он был более уравновешенным, но сейчас он был явно не в лучшем расположении духа - жизнь, как ему казалось, превратилась в отвратительную и унылую каждодневную бытовуху, повторяющуюся снова и снова, не предполагающую никаких изменений, ничего нового, рождающего какие-либо посторонние ощущения. Честно сказать, жизнь начинала казаться разбойнику скучно каждый раз, когда в течение четырех-пяти дней не происходило никаких событий апокалиптического масштаба, и он сам начинал искать приключения на свой темно-серый хвост: племена ведь рядом, и они никуда не денутся, а значит всегда можно кого-нибудь спровоцировать и надавать пинков. И убежать - пусть они там барахтаются, гадают, кто подложил им свинью. Было у него еще несколько развлечений, и одно из них - не очень оригинальное, но помогавшее вогнать мышцы в тонус - "охота глухонемого придурка", как он ее называл. Берется один кот (его роль, как ни странно, всегда играл Катсу), берется какая-нибудь быстробегающая испуганная до смерти зверюшка (кролик, например), и начинается бесконечная беготня - серый гоняет несчастное существо по всему лесу, то специально отставая, то ускоряясь так, словно в дело пошло ракетное топливо. Обычно в конце кот не убивал зверюгу - это была своего рода благодарность за развлечение. Добряк, ага. Еще чего.
Ну а иногда Катсу просто залезал на какое-нибудь высоченное дерево, навроде тополя, и вскарабкивался на самую верхушку и наблюдал за лесной жизнью, с любопытством высматривая всяких гуляк. Сверху было отлично видно все, что происходило на земле. И даже слышно. В такие моменты он чувствовал себя этаким богом-наблюдателем, наслаждающимся собственными творениями. А еще любил с такой высоты смотреть вниз и представлять, как он летит - ему нравилось ощущение того, что в его власти сейчас прыгнуть вниз и превратиться в лепешку, но он не собирался этого делать - просто ему нравилось чувствовать себя живым. Вот, собственно, в чем и состояла причина его постоянных поисков захватывающих событий и приключений - он не мог без них ощущать всю прелесть жизни. И если скука поглощала его, он становился злой и неуравновешенной зубастой акулой, немного стыдливой из-за ненависти к себе и собственному телу, которое, такое прекрасное-распрекрасное, пропадает без дела. Тогда он просто отправлялся куда-нибудь и дрался с кем попало, вливая всю желчь, что накопилась у него за это время, в свои когти и клыки. И дрался ровно до того момента, как почувствует, что мог бы запросто умереть в любой момент: перестать думать, перестать видеть и слышать, потерять возможность чувствовать воду, воздух, мягкую траву, смрадную грязь или белый снег на своих лапах, ощущать слюну во рту, возможность переживать наслаждение и отвращение (и чувствовать разницу между этими ощущениями), потерять все эти возможности в один миг так же, как свободолюбивый ястреб теряет свою жизнь, когда одиночка пронзает своими клыками его сердце, сжимая и разрывая на кусочки вместе с ним и все параллельные будущего, всевозможные вариации того, что могло произойти; оставляя прошлое где-то позади, всеми забытое и исчезнувшее в песках времени. Катсу нравилось представлять, будто он является хозяином судьбы, как своей, так и чужой. И то, что он сейчас не валялся кучей объеденных червями и стервятниками костей, было по его мнению целиком его осознанным выбором и его заслугой. «Если бы не хотел жить - говорил он, - я бы давно уже был мертв»
Забавный шипящий звук вдруг выполз из глотки кота-глыбы - Катс даже не был уверен, умеет ли этот товарищ нормально говорить. Начал мямлить что-то невразумительное. Чего? Единственное, что серый понял - так это слово "Тупица". Это он ему что ли? Мм, какое оскорбление, сейчас обидится и заплачет. Платок, пожалуйста.
По мнению серого разбойника, так могли ругаться только маленькие котята, для которых это слово является самым жестоким оскорблением на свете. В голове Катсу тут же возникла картина - вот он идет по территории какого-то племени, и у палатки под наблюдением мамочки играют котята. Один котенок был неестественно большой, и выглядел точь-в-точь как Мокасин. "Тупица, я так не игряю!" - воскликнул он, повалившись на спину, а другие котята прыгали по нему туда-сюда. « – Сам тупица! – ответил один из котят, срываясь на рыдание –Дуряк! Маамаа! Он ругается!"
Разбойник, все еще вцепившийся в толстую шкуру Мокасина, чуть расслабился, и в этот же момент получил мягкой, но тяжелой лапой по морде: она проехалась против шерсти, как щетка по ботинку, такая же шершавая и не очень чистая. Хвост Катсу раздраженно вильнул, вырисовывая кончиком в воздухе забавную завитушку. Его длинную носатую морду отвернуло в бок, а когти больно дернулись вместе со шкурой, но не отцепились. Он снова повернулся к монументальных размеров коту,а затем, явно сдерживая раздражение, втянул когти и нехотя отстранился. Он знал, что ему следовало это сделать,- и хотя в целом ему не нравился исход событий, все же он не привык драть котам шкуру из-за какой-то порхатой рыбы, "которая пусть с самой мизерной вероятностью во вселенной, но все же могла поменять течение времени, и, возможно, повлекла бы за собой события, ведущие к твоей долгой мучительной смерти" - насмешливо подумал кот, как бы издеваясь над собственной философской позицией. Надо будет - выкрадет еще одну, десять, двадцать такий рыбешек - что он, слабак что ли? Хотя нет, двадцать точно не будет- больно уж бесполезное занятие - ведь в конце концов добыча испортится. И останется он лежать в куче гнилой рыбы, мокрый и смрадный, перемазанный в протухшей крови и чешуйках, как всплывший со дна труп человека-амфибии. Нет, такого будущего он не хочет ни для себя, ни для рыбок - решил он.
- Ладно. - нехотя произнес он, чуть сжав челюсть. - Правда единственное, за что меня можно назвать тупицей, так это за то, что оставил свою свежую добычу бомжу. - фыркнул он.
Но Катсу не мог просто так распрощаться со столь любопытным экземпляром, тем более, что тот перед ним в долгу. Ему даже начинал нравиться этот кот - как мамонт в цирке, такой забавно неуклюжий и совсем не злой. На самом деле разбойник ожидал, что тот будет вести себя намного агрессивнее, как это на его памяти делали другие необычно крупные представители семейства кошачьих. И когда атаковал его, рассчитывал на то, что враг сразу начнет атаковать, а тогда-то Катсу и начнет свои потанцульки - как это он обычно делал, когда дрался с крупными, тяжелыми котами - заставлять их злиться, нападать, в то время как он расслабленно дразнил их, прыгая то туда, то сюда, легонько тыкая когтями в болезненные места - лапы, хвосты, подмышки. Раздражал бедняг, смеялся над неуклюжими горами мышц. А потом, когда они от переполняющей их злости уже потеряют над собой контроль и лишатся устойчивости, легко обманет на очередной маневр и перегрызет глотку.
- Но я тебя просто так не отпущу. - В глазах кота появились искорки надменного любопытства. Он размашисто указал лапой на кучу объедков, - Это ты можешь доесть сам. - он чуть поморщился - думаю, ты в своей жизни никогда не ел столь аппетитной вкуснятины, так что лучше не упускать возможность. Я разрешаю. -он нервно хохотнул.
- Но, чтобы я оставил тебя в покое, тебе придется украсть для меня такую же.- ласково добавил Катсу. Весь его яростный гнев словно провалился под землю, и перед Мокасином предстало совершенно другое существо. - Ты ведь не откажешься? -
Отредактировано Катсу (2014-08-28 20:12:15)
Поделиться72014-08-29 12:01:48
Мокасин начинал выбешиваться. Честное слово, его раздражала эта серая блоха, которую вроде и убить хочется, а вроде и причин нет. Все ж Мокас не мог понять, какого рода существом надо быть, чтобы рыбу свою на земле оставить. За что его винить-то? В ней же не торчал красный флажок с надписью: “личная собственность его пушистого величества серой пакости”. Рыба как рыба. В конце-концов, если б Мока ее не утащил – кто-нибудь другой бы это сделал. Псина какая-нибудь. Уж лучше отдать свой охотничий трофей коту-собрату, чем вражескому псу, верно? Этот серый бродяга радоваться должен, что до его добычи добрался лично Мокасин, а не какое-нибудь существо более низкого ранга.
Еще одна причина для серого порадоваться – это дружелюбие Мокасина. Видят звезды, любой другой кот сейчас бы уже давно шлепал наглеца по пушистому хвосту, а то и дрался бы всерьез, с кровью, кишками и прочими радостями. Мокас же настолько добр и так нежен после сытного ужина, что даже когти не выпустил! А этот одиночка такое лицо делает, будто на него птичка покакала. Нет уж, брат, надо быть благодарным. Сейчас я тебя научу.
Однако проучить серого, преподав ему урок, что надо, не получилось. Словно прочитав кровожадные намерения на морде Мокасина, он втянул когти и, словно делая одолжение, сошел с корабля.
Мокас, заворчав, тут же стал неловко переворачиваться набок. Для него всегда было некоторой проблемой подняться со спины; малышка болела и гнулась плоховато. Мок раскачивался на травке, как бычок, и, наловчившись, бухнулся на бок, после уже поднялся на лапы. Окатил серого недовольным взглядом. Хорошо хоть, не пришлось просить его о помощи, - подумал он. – А то вдруг не смог бы на лапы встать?
Серый смотрел на него точно также хмуро. Мокасину не привыкать было к таким взглядом, и он, игнорируя кота-собеседника, стал молча отряхивать сор с шерсти. Ишь ты, наглец. По полу решил его повалять. Мокас что, похож на соломенный шарик или на бутылочку? Не надо с ним играться. Тут шутки плохи!
Мокасин задумался: а может, все таки стоит сопернику по щам надавать? Будет знать в следующий раз, как старших трогать. Ведь этому серому кормильцу блох уже не пять лун и не десять; на вид – взрослый кот, минимум две-три зимы пережил. И что, он так и будет топтать землю безнаказанно? Кто-то же должен проучить этого подонка.
- Ладно.
Сказал – как будто милостыню бросил. Прямо-таки с трудом этот серый нахал отрывал от себя слова, как будто не желал общаться с отбросами вроде Мокасина. Однако Мок считал, что звание отброса на этом ринге принадлежит вовсе не ему.
- Правда, единственное, за что меня можно назвать тупицей, так это за то, что оставил свою свежую добычу бомжу.
- Вот-вот, - поддакнул Мокас. – Совсем как… тупица. Ну не можно же так, добычу бросать. А ты меня еще в чем-то обвиняешь, на грудь наскакиваешь. Что тебе на моей груди, молоком полито? – Разворчался кот. – Я тебе не папочка и не мамочка. И не брат. И не сестра. И не сынок даже, - похвастался он своим знанием семейных наименований.
Мокасин посмотрел на серого. Вздохнул. Да ладно тебе, здоровяк, - сказал он мысленно сам себе. – Ну это же убогий котяра. Он и сам-то долго не проживет, коль будет еду бросать. Тебе его призирать надо, а не презирать. Ну, он же тупой… прости уж его…
Так сам себя уговорил и успокоился, посмотрев на серенького уже более дружелюбно.
- Лады. – Бросил Мокас. – Покедово.
Развернулся безбоязненно хвостом и пошел к обратно ко своей удобной дыре в заборе. Мока задумался, что он будет сейчас делать. М-м… поспать было бы неплохо. Да, поспать. Где-нибудь на крыше, подальше от забияк вроде этого нервного. Увидеть сладкий рыбный сон, и набраться сил, и форельку переварить… а вечером проснуться и пойти еще что-нибудь поискать пожрать. Авось повезет.
- Но я тебя просто так не отпущу.
Мокасин остановился, обернулся. Торопливым шагом подошел назад, готовый услужить. Эх, зря он думал, что так легко избавится от этой рыбы-прилипалы. С него ж теперь проценты просить будут. Ну, доить меня у него не получится, - уверенно решил Мокас, глядя на щупленького. – Однако… я все ж ему должен.
Если бы не этот скромный факт, Мокасин бы на этом постоялом дворике не задерживался бы. Но нужно отработать. Как-то.
- Это ты можешь доесть сам, думаю, ты в своей жизни никогда не ел столь аппетитной вкуснятины, так что лучше не упускать возможность. Я разрешаю. – Сказал серый кот.
Мокасин посмотрел на него внимательно, перевел взгляд на рыбу, пришел к окончательному выводу, что серый – тупой, и бросился доедать сладкие морские косточки, бросая на бродягу подозрительные зырки – может, это обманный маневр, и он сейчас Моку атакует?
- Но, чтобы я оставил тебя в покое, тебе придется украсть для меня такую же. Ты ведь не откажешься?
Голос-то какой нежный. И правда, как у кошки… наверное, он потому и разрешил доесть кости, что хотел Мокасина задобрить.
Мокас не удивился этой просьбе. Он её искренне ожидал. Вот только желание помогать почему-то пропало. Вот если бы котеич не стал ему приказывать – Мока сам бы его нашел спустя пару дней и чем-нибудь поделился бы. А так… Вся неприязнь к серому незнакомцу, накопленная за десять минут, вернулась назад сторицей.
Мока молчал некоторое время – щеки были забиты костями, хрустел – а потом, сглотнув ком твердых косточек, ответил, полуобернувшись:
- Ну, я как бы понимаю, о чем ты болтаешь... – Он замялся, подыскивая слова. Ох, тяжело же было разговаривать с другими. Давно этим не занимался. – Но я сейчас на рынке не очень. Меня Двуногие заприметели что-то, метлой метут теперь. Вот прям меня – и никого другого, как будто я особенный. – Мокас повел ушами, показывая всю трагичность ситуации. – Так что пошли лучше на свалку, откопаю там для тебя че-нить.
Посмотрел на серую морду.
- Ну, если не хочешь переться на свалку, можем в местном мусоре покопаться.
Мока застыл в ожидании решения своего безымянного недруга. Ему казалось, он справедливую сделку предлагает. Ведь, по идее, он мог молча отказаться и убежать с боем или без. А так он поступает по-настоящему благородно и милостиво, разве нет?
Поделиться82014-08-30 21:46:56
- Вот-вот, совсем как… тупица. Ну не можно же так, добычу бросать. А ты меня еще в чем-то обвиняешь, на грудь наскакиваешь. Что тебе на моей груди, молоком полито? – Катсу окончательно и бесповоротно убедился в пустоголовости Мокасина, а так же отсутствии у оного представления о самых элементарных методах общения. Ни сарказма, ни иронии, ни, наверное, даже откровенной лжи он не различал. Я тебе не папочка и не мамочка. И не брат. И не сестра. И не сынок даже, -
- Ну вот, а я, кажется, уже начал различать в тебе какие-то родственные связи. Даже хотел простить тебе то, что ты мою рыбу украл. Ну тебе то уж лучше знать. - Катсу уже начинал приспосабливаться к поведению этого странного котяры - до того было забавно вести с ним разговор. Прямо ходячее "Кривое зеркало" на лапках.
Одиночка, позволив толстяку доедать рыбьи кости, явно забавлялся происходящим. Поведение Мокасина как животного было вроде как естественно и даже рационально с точки зрения выживания, но такой разбойник как Катсу, у которого в жизни вообще никогда не было проблем с добычей пищи, ровно как и с общением, глядел на происходящее совсем другими глазами - бытовые проблемы в жизни давно отошли у него на второй план, оставив много времени на самосовершенствование, порождающее формирование чувства собственного достоинства, а так же объективную оценку собственных возможностей и прочие аспекты развития.
Пока бугай жевал с уже знакомым разбойнику жадным утробным сглатыванием, тот сидел на месте и довольно улыбался с видом миллиардера, только что пожертвовавшего крупную сумму на благотворительность, ну или просто накормившего бомжёнка.
Когда толстый наконец закончил с трапезой и Катс потребовал с него должок, тот явно хотел увильнуть от рискового занятия. Он и ради себя то вряд ли поплелся бы на рынок ради вкуснятины - можно и из помойки насытиться, а уж ради какого-то наглого чужака, который на него еще и напал - так уж только дурак на такое поведется. Но Катсу был неумолим, и голод уже был здесь совершенно ни при чем. Ему просто было интересно понаблюдать за столь интересным феноменом. Такой уж он был, этот медленно, но верно превращающийся в бихевиориста разбойник, которому все больше и больше хотелось ставить других в различные ситуации, а затем наблюдать за ними и делать какие-то выводы для себя.
Ну, я как бы понимаю, о чем ты болтаешь... – начал отлынивать Мокасин. -Но я сейчас на рынке не очень. Меня Двуногие заприметели что-то, метлой метут теперь. Вот прям меня – и никого другого, как будто я особенный. – Еще бы они тебя не заприметили, такая мощная туша. Ничего, замаскируешься как-нибудь и проползешь. Или будешь мяуканьем вымаливать - я знаю, у вас, бомжей, это отлично получается. Ген попрошайки в крови. - подумал про себя Катсу, но сказать он решил совершенно другое. Жалко только, что сделать это получилось не сразу. - У меня есть одна идея на этот счет...-- начал было одиночка, но твердолобый опять принялся за своё - наверное, кроме мусорки-то в жизни своей ничего и не видал.
Так что пошли лучше на свалку, откопаю там для тебя че-нить. Катс вздохнул и закатил глаза. Да понял я, понял уже, что ты любишь помойки. Как будто по мне не видно, что я не ем мусор. Может от меня пахнет плохо? Не мог ли я подцепить на рынке блох? Да даже если это было бы итак, я бы давно уже это заметил. Но все же нельзя отрицать, что я себя немного запустил - шерсть какая-то взлохмаченная, будто я на дереве вниз головой спал. Еще и под солнцем поджарился. После всего этого дела отмоюсь как следует. - Ну, если не хочешь переться на свалку, можем в местном мусоре покопаться. Большая наивная морда смотрела прямо на Катсу, полная уверенности в том, что тот с радостью согласится покопаться в отбросах и пообедать каким-нибудь вонючим огрызком, изъеденным мухами и червяками. Серый решил не обижать Моку - больно уж много искренности было в его глазах.
- Да нее, в мусоре мы вместе потом покопаемся, - как можно убедительнее протянул разбойник, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться прямо в лицо большому котенку. - Но у меня все-таки есть одна идея на счет рынка. Короче. Ты, как там тебя зовут, и я. В общем, мы туда вместе приходим. Ты отвлекаешь внимание - ну, знаешь, там - мяукаешь, прыгаешь, потом, если надо, убегаешь. А я в это время стащу рыбу с прилавка. Ты не бойся, мы, коты, уворотливые ведь, не то, что это кособокие двуногие. Деру дашь - и как будто не было тебя. А я с рыбой тихонько ускользну. И с тобой может даже поделюсь.-эксцентрично подчеркивая каждый аспект плана движениями ушей и лап, объяснил он Мокасину свой гениальный план.
Отредактировано Катсу (2014-08-31 12:59:18)
Поделиться92014-08-31 14:13:19
- Да нее, в мусоре мы вместе потом покопаемся…
Потом – это когда? Когда стемнеет и крысы повылезают из нор? Рисковый котяра, однако.
- Но у меня все-таки есть одна идея на счет рынка.
Мока тяжело вздохнул, сгорбившись. Очевидно, выхода не было. Не мог он просто так взять – и уйти! Но на рынок ему ой как не хотелось переться... Видимо, у него не было выхода. Мока приготовился слушать, заранее придумывая отмазку.
- Короче. Ты, как там тебя зовут, и я. В общем, мы туда вместе приходим. Ты отвлекаешь внимание - ну, знаешь, там - мяукаешь, прыгаешь, потом, если надо, убегаешь. А я в это время стащу рыбу с прилавка. Ты не бойся, мы, коты, уворотливые ведь, не то, что это кособокие двуногие. Деру дашь - и как будто не было тебя. А я с рыбой тихонько ускользну.
Мокасин, внимательно прислушивающийся к коту, теперь нахмурил бровки. До него с трудом доходил смысл торопливой и прерывистой речи серого, но общую суть он понял: таки надо идти на рынок. Звёзды, ну почему?! Чем мусорка-то хуже?
Мокас колебался. С одной стороны, он не мог нагрубить, потому что только что слопал рыбу этого кота – по сути, отнял. Нужно замещать убыток, иначе всё будет нечестно, и презирать себя придется до конца дней. С другой стороны, этот котяра ох как ему не нравился. Щупленький весь такой, хитренький. Морда узкая, как у лисы. Облапошит, не иначе!
Мокасин пытался понять, в чем подвох. Получалось у него плохо. Несмотря на внешнюю слабость, говорил серый уверенно и ласково, улыбался широко, кости вот ему отдал... наверное, он добрый. Просто Мокас так злобен, что лучи собственной униженности затупляют его разум и слепят глаза. Мокасин уже не меньше года вообще ни с кем так долго не общался; может, стоит все-таки попробовать пойти на компромисс, сработаться с другим котом? Нельзя вечно шугаться всех подряд. Пора раскрыть свою створку. Кто знает, быть может, совместная охота окажется более удачной, нежели одиночная.
Сомнения Мокасина были окончательно рассеяны заманчивой фразой:
- И с тобой может даже поделюсь.
Две рыбы в день – это очень много! Это потрясающе! Видят звезды, если б Мокасин мог, он бы ел рыбу тоннами, целые корабли счищал. Мока мог бы еще сказать: “Нет, серый волк, я пас. Скажи мне, где живешь, и я потом принесу тебе что-нибудь на замену” – но уже язык не поворачивался. Эх, ну как тут отказать?
- Л-ладно, - пробурчал кот. Язык его заплетался. Мокас уже давно ни с кем не разговаривал и начисто потерял навык общения. – Только я не понял, что делать. Повтори еще раз. Мне чаек отгонять от пойманной рыбы или что?
Он посмотрел внимательными глазами – охровым и полуголубым – на своего собеседника.
- Ну, ты ведь мне поможешь, если вдруг?..
Он не договорил, “что” вдруг, лексикона не хватило. Речь шла, конечно, не о чайках. Вроде хотел сказать о Двуногих, а вроде... зачем дважды повторяться?
Мокас торопливо вскочил, пошел вдоль забора обратно к ненавистному, но теперь заманчивому месту. Обернулся на серого, двинул плечом, мол, пошли. Тяжело переставляя лапы, Мокасин двинулся дальше.
- Тебя как звать-то, серобокий? - Спросил он, зажмурив один глаз, чтобы веко привыкло к закрытому положению. Двуногие обычно жалели одноглазых котов. И, хотя в прошлый раз, когда он тоже притворялся хромым и ущербным, это не подействовало, теперь могло сработать. Мока остановился перед лазом, стал протискиваться в него, оттопыривая зад.
Несмотря на то, что всего минуту назад он был рад предложению поворовать вместе, теперь его обуяли какие-то тучи. Нехорошее предчувствие клубилось на душе. Мока снова стал угрюм мордой и хмурился. В лучах прекрасного теплого солнца это казалось неестественным.
Поделиться102014-09-15 20:42:50
Закрыто