Мне всегда казалось зазорным ненавидеть себя с той явственной и пугающей силой, с которой я сегодня ненавидел свой противный внутренний голос, нашептывающий мне, что мои городские навыки охоты совершенно бесполезны в лесу и то, что вскоре моё окоченевшие тщедушное тельце найдут другие коты и сделают с ним поистине что-то ужасное. Что-то вроде того, что я иногда делал с безвинно убиенными крысами в городе, а именно препарировал их когтями и рассматривал содержимое. Смерть вообще всегда влекла меня в любом своём проявлении и я рано понял, что рассматривать ужас в глазах трупиков мне нравится,  и, скажем, я делал это с необъяснимым удовольствием. Мои худые лапы вязли в снегу всю дорогу и я чувствовал дрожь во всём теле, иногда останавливаясь для того, чтобы с тоской проводить взглядом костлявую белку, скачущую по дереву.
Есть сучки до которых мне не дотянуться.
Усевшись под деревом, я обернул хвостом лапы и прикрыл разноцветные глаза. В них давно уже прыгали разноцветные круги, а моя всклокоченная шерсть мало спасала не только от внешнего холода, но и от холода внутреннего, грызущего мои кишки. Я окоченел, но свыкся с ним так, как свыкаются с назойливым партнёром. Есть вещи, которые невозможно изменить. Выпуская когти и устало зарывая их в снег, я размеренно плыл по течению своих скачущих мыслей. Иногда они превращались в язвительно стрекочущих белок, а иногда становились рычащими цепными пёсиками. Сверкающие белые хлопья упали мне на загривок с дерева и я с легким раздражением затряс головой, приоткрывая левый глаз. Им было легче простого напугать кого угодно, но сейчас никого поблизости не было, скажем, кроме надоедливой белки, которая, как мне казалось, смеялась надо мной. Я не испытал особого огорчения по этому поводу, ведь посторонних я никогда особо не жаловал, но стоило мне завести хоть мало - мальское знакомство, мне казалось, что этот новый знакомый обязательно вонзит мне когти в спину. Что уж поделать с тем, что мне везде мерещатся предатели. И даже там, где их нет. В довершение ко всему, куда-то запропастилась моя психованная сестрица и мысль о том, что она сейчас скачет под каким-то другим котом приводила меня в бешенство. Ревность - та самая эмоция, которую я счёл необходимым скрывать особо тщательно, но сейчас меня никто не видел и посему я злобно впился когтями в кору дерево, оставляя на ней грубые борозды и соскальзывая по небольшой ледяной корке.
- Только попробуй сбежать к кому-то, сука.
И это прокаркал я? Хрипло и мерзко, совершенно не следя за интонацией, что я делал обычно. И что ты будешь делать с этим? Не в моих планах совершенно удерживать кого-то ради чего-то. Да я и не собирался удерживать Файру. Никогда этого не делал, по правде говоря. Это она искала в себе силы возвращаться ко мне раз за разом. Я был невыносим в общении и прекрасно знал об этом, а это значило также, что я был готов принимать разочарования от страждущих и не очень котов, выслушивая о себе много разных приятных штучек.
Их любимой фразой было: " - Мы ничего совершенно о тебе не знаем. Отчего ты такой скрытный?"
Да, я никогда не горел особым желанием рассказывать всем и вся о том, что грызло меня по ночам. И о моём занимательном детстве тоже никто не просвещался.
Большинство котов стремилось к сплочению, к скученности, ведь вместе выживать всегда было гораздо более простым заданием, чем это было делать в одиночестве, а я воспринимал необходимость кому-то подчиняться и жить в группе скорее как скучную необходимость, которой не суждено было перерасти во что-то большее.
Белка продолжала за мной наблюдать, я затылком ощущал как её маленькие сверкающие глазки "просверливают" мне голову. Я знаю, что я её не поймаю. Сегодня уж точно. Слишком я отвык охотиться сам для себя, а не мародерствовать и отбирать лакомые кусочки у юнцов из банды. Не гнушался я и  отвешивать затрещины им, совершенно лишаясь в их глазах уважения. Как жаль, что мне всегда было на это плевать. Моя первая крыса была дохлой, а вторая едва живой. На что я рассчитывал, шастая по лесу? Никто не торопился ко мне с блюдечком и голубой каемочкой, поднося белок, мышей и тех подозрительных птиц, о которых я слышал немало рассказов от "знатоков" охоты.
Плюс ко всему, мне было холодно. Грустно говорить, но я оказался совершенно неприспособленным к жизни в лесу и ни к чему пустое бахвальство, ведь всё так и было. Но я резко обрывал все попытки своего разума обвинить меня в неразумности и малодушии, а ещё в том, что я сбежал от проблем в ещё большие проблемы. Снежное покрывало укутало землю, но оно не могло укутать меня, поэтому я ощущал себя в относительной безопасности под своим раскидистым деревом. Что-то маленькое пробежало по снегу за моей спиной, но я даже не открыл глаз, оставаясь неподвижным. Я сидел так ещё минут пять, а потом встряхнул окончательно окоченевшими лапами, продолжая свой путь. Я шёл в западную часть леса, аккуратно ступая и оставляя за собой нелепые следы, оставленные моими не менее нелепыми лапами. Я не преследовал совершенно никакой определенной цели и даже был рад, что моя больная страсть - Файра сейчас не видит меня. Что стало с деспотичным, самовлюбленно - отстраненным и угрюмым котом, коим я был? Кажется, от него осталась лишь тень, плетущаяся по кругу среди деревьев.

Отредактировано Формалин (2014-08-29 14:11:51)