16 июля, берег ручья.
    Дорогой Громопят,
желаю тебе несомненного счастья и вновь спрашиваюсь о твоем здравии. Как дела твои нынче, как возлюбленная, детки-то подросли небось, оруженосцами стали? Я нынче обитаю в горах. Как ты знаешь, племя посчитало меня предателем — об этом наверняка сказали на Совете, ведь так? Нисколько не сомневаюсь в том, что ты не поверил этим речам, очерняющим твою память обо мне, ибо вины в случившемся на мне, конечно, нет.
    Я устроился на берегу ручья. Здесь много мха, которого мне так не хватало для большой подстилки; обитают разные создания, что упрощает для меня охоту, но других котов и кошек я ещё не заметил. Возможно, их здесь и вовсе нет, но я все же надеюсь на общество. А надежда, как известно, умирает последней. Вообще сей вопрос спорен, ибо, как мне кажется, последним умирает страх. И я бы с удовольствием подискутировал с тобой на эту тему, если бы не этот убогий клочок листа, который вот-вот закончится. Как ты понимаешь, найти здесь нечто достойное твоего внимания несколько затруднительно, а посему рассказ вынужден завершить. Жду ответной весточки, а в ожидании разыскиваю себе новую бумагу и письменные принадлежности.
Твой друг (ныне внеплеменной),
Туман.

    27 августа, палатка воителей.
    Дорогой мой Туман!
    Знал бы ты, как приятно получить твое послание, пусть оно и было зашифровано настолько, что я перепробовал несколько шифров, дабы его расшифровать (плохо написал, а исправлять не хочу). Я несколько удивлен, что ты воспользовался именно шифром Цезаря, но зная твой принцип «если хочешь что-то хорошо спрятать — положи это на видное место», я сразу понял, что обмана здесь нет, и мне пишешь именно ты.
    Туман, я вынужден склонить перед тобою голову и каяться, ибо я действительно заподозрил тебя в преступлении, оклеветали тебя более чем профессионально. Весь лес считает тебя позорным отщепенцем, и даже имени твоего вспомнить не желают. Все прочие твои заслуги перед родным племенем словно не существуют. Я не знаю, почему Речное племя не стало копать глубже, но прекрасно их понимаю — история слишком темная, неприятная и запутанная. Я полагаю, её постараются поскорее забыть и более никому не рассказывать. Да и в анналы историй Леса она не войдет… впрочем, моими рассуждениями лишь бумагу марать. Говорить об этом запрещено, и хоть я уверен в своем шифре, боюсь, что письмо может перехватить некто сторонний.
    Веточка и Листочек стали оруженосцами!! Теперь их зовут Ветка и Листик. В наставники им дали Огнегрива и Ветрогона. Мы с Белоликой очень рады, что наш последний помет попал в хорошие лапы. Наш целитель сказал, что любимая более не сможет иметь котят, чем я, конечно, опечален.
    За здоровье мое не тревожься, я уже не такой болезный, каким был несколько лет (в оригинале письма написано "64 луны"*) назад, когда мы с тобой только познакомились на первом для нас обоих Совете. Больше тревожься за себя, ибо ты теперь подвержен разного рода опасностям. Посему прилагаю тебе список целебных трав, которые, возможно, не раз спасут твою шкуру. Туман! Оцени мою работу по достоинству и не зарывай под камень, ведь составить список с пояснениями было нелегко. Не смей его пачкать и есть на нем свою любимую рыбу. Как ты вообще её ешь, не понимаю.
С надеждой и верой, твой лучший друг,
воитель Древесного племени,
Громопят.

    1 ноября, пещера острых камней.
    Громопят,
    неужели половина племени ещё не является тебе родственниками? Мне в свое время казалось, что вы с Белоликой заполоните весь лес и создадите отдельное племя. Читая эти строки, ты, вероятно, будешь ворчать и улыбаться с мыслями «он не теряет чувство юмора», но юмор — это единственное, что осталось во мне от прежнего Тумана. Ну и любовь к рыбе, которая тебе так не понравилась, когда я все же осмелился предложить тебе кусочек.
    Благодарю тебя за список трав, повесил на стенку в рамочке. Твои советы уже спасли мне жизнь, ибо находиться в горах оказалось не так безопасно, как я предполагал. Да, Двуногих здесь нет, зато немало других опасностей.
    Во-первых, здесь обитает большая Кошка, которая ворует мою добычу (на деле, конечно, наоборот) и в любой момент готова меня прибить. Недавно у нас с ней была встреча, и она оставила мне в подарок шрам на спине. Клянусь, я выжил лишь благодаря твоим советам. Именно после этого случая я приобрел рамочку для твоего списка. По счастью, у Кошки своя территория и мы с ней вполне можем не пересекаться. Я вообще каюсь, что решил зайти глубже, ибо столько опасностей я ещё никогда не встречал.
    Второй моей проблемой стали гигантские птицы, которые норовят украсть не только мою добычу, но и меня самого. По счастью, они базируются на территориях Кошки, а потому для меня относительно не опасны.
    Громопят, здесь, оказывается, довольно холодно. Как пережить зиму — не ведаю, и уповаю лишь на Звездное племя, которое в последнее время совсем отвернулось от меня. Моя пещерка совсем не уютная, да к тому же продувается всеми ветрами, а найти что-то поприличнее я просто не в состоянии. Видишь ли, я умудрился подвернуть лапу, а пока она заживает далеко не побегаешь.
    Тяжело одному. Сохрани тебя Звездное племя от такой участи.
Все ещё наивно верующий в справедливость,
Туман.

    21 ноября, недалеко от лагеря.
    Дорогой Туман,
    мне кажется, что о нашей переписке кто-то знает. Мне неожиданно задали вопрос о тебе и нашей старой дружбе. По счастью, я нашел, что ответить и увел разговор в другое русло. Стараюсь писать как можно быстрее и чаще. Я молю предков-воителей о том, чтобы они позволили тебе пережить эту зиму.
    Туман, будь осторожен. Мне кажется, что Речное племя вовсе недовольно мыслью о том, что ты, возможно, жив. Я не хочу нагнетать обстановку, и совсем не понимаю, откуда взялась такая информация, ведь ты умер для всех ещё полгода назад. Не могу писать много, вынужден бежать, так как меня не оставляют одного на долгие промежутки времени. Они полагают, что я схожу с ума и мне нужен присмотр.
    Будь внимателен!
Древесный воитель и твой лучший друг,
Громопят.

    3 апреля, маяк.
    Громопят,
    прости покорнейше, что столь долго оставлял тебя без известий обо мне. Но вот он я — живой и здоровый. Новостей у меня много, начну по порядку.
    Твоя весть очень испугала меня, скажу тебе честно. Я был вынужден уйти глубже в горы, где матушка Природа разошлась не на шутку. Боясь облавы, я прошел территории Кошки и оказался в каких-то заснеженных равнинах. Здесь, в самом сердце гор, протянулась целая снежная долина такой длины и ширины, что я не сумел пройти её с первого раза.
    Я долго собирался с силами, прежде чем рискнуть, повторить попытку и не повернуть назад, а ведь с каждым днем становилось все холоднее. Я пошел лишь когда понял, что скоро помру от холода. О, этот переход казался мне бесконечным. В один момент я заплутал, с трудом определил правильное направление, а затем вновь двинулся в путь. К несчастью, вскоре началась метель и дальность обзора сократилась до нуля. Я долго пытался идти вперед, но через некоторое время осознал, что хожу кругами.
    Друг мой, я пытался выжить. Во мне вдруг проснулся адреналин, и я с новыми силами шел вперед под стремительно темнеющим небом. Если бы было Снежное племя, то я по праву мог бы называться их котом, ведь шубка моя стала абсолютно белой.
    Это был совсем не тот снег, к которому мы привыкли. Он жесткий, тяжелый, ужасно колючий и до ужаса противный. Мой адреналин продержался, кажется, полчаса, после чего я совсем выдохся. Смерть дышала мне в затылок, а я мой делать лишь мелкие шаги в сторону того направления, которое выбрал минутой раньше. Или то было час назад? В метели я потерял не только пространство, но и время.
    Ты знаешь, я уже не раз падал в снег, и вновь вставал, и вновь падал. А затем я вдруг увидел темный горный силуэт вдалеке. Из последних сил я бросился туда, но был сбит отчаянно рвущимся бураном. После этого удара Природы я не смог подняться и лишь попросил у Звездного племени быструю смерть. Снег быстро скрывал меня от глаз живых существ (если таковые были рядом), а я провалился в сладкую полудрему, опустив лапы и умирая на снегу.
    Меня спасла кошка. Её звали Анна, и она оказалась превосходной целительницей. Оказалось, я все же прошел Долину и упал у границы её территории. Просто чудо, что она обнаружила меня там и решила спасти. Друг мой, я выжил чудом.
    Я не хочу говорить о том, как тяжело протекала моя болезнь, но стоило мне оправиться, как Анна выгнала меня. Она вообще оказалась довольно строптивой кошкой, пусть и с чудным сердцем (она отрицала свою доброту). Я буду помнить эту горную целительницу до конца жизни.
    Надеясь на то, что зима успокоила буйные умы моих бывших соплеменников, я решил вернуться поближе к Двуногим и родному Светлолесью. По пути назад со мной ничего особенного не случилось, и, устав от одиночества, я перебрался в поселение Двуногих, откуда и пишу тебе это письмо.
    Громопят, но есть ещё более пугающие новости, ибо я узнал, кто подставил меня. Прошу тебя о встрече (здесь были указаны место и время, ныне стертые*), и очень надеюсь, что ты прибудешь вовремя. Мне очень важно поговорить с тобой и расставить все точки над «е».
Потрепанный, но все ещё живой,
Туман.

    1 июня, лагерь Древесного племени, не отправленное письмо.
    Дорогой Туман,
    получив весточку от тебя, я скакал по дуплу старейшин, куда был переведен из-за немощи. Долгий пробел в нашем общении подкосил меня, и я свалился с Белым кашлем. Не прошло и двух дней, как заболела Белоликая. Да и, скажу тебе честно, зараза имела просто катастрофические масштабы. К тому же, Белый кашель прогрессировал, четыре из пяти больных заболевали Зеленым кашлем к концу вторых суток.
    Белолика умерла первой. Это ещё сильнее подкосило меня, и я сам свалился с Зеленым кашлем. Лишь каким-то чудом целителю удалось выходить меня, но к воинской службе я оказался более не способен. Случилось сие примерно в тот момент, когда ты проходил Долину в попытках сохранить свою жизнь.
    Я рад, что ты оправился и с нетерпением ожидаю нашей встречи.
    (Конец письма был дописан уже после встречи двух котов. Видно, что лапа Громопята дрожала, однако разобрать его почерк возможно, а потому я передам вам эти строки*)
    Мой милый Туман, ты слишком многое узнал.
    Я видел тебя, и видел, как ты смотришь на меня, и как произносишь эти ужасные слова, не в силах скрыть эмоции, обуревающие тебя. Я никогда не видел тебя таким, ты казался мне поразительно несерьезным, моментами придурковатым, надежным, но никак не мыслящим и вдумчивым котом. Зачем, ах, зачем ты начал копать глубже, чем это было необходимо? Туман, неужели это любопытство, или же что? Как жаль, что ты не сможешь дать мне ответ на этот вопрос.
    Действительно, виновата в этом ужасе была Белоликая. Теперь нет смысла отрицать очевидное, и, выбирая между вами двумя тогда, я совершил страшное деяние, в котором, к сожалению, нисколько не раскаиваюсь. Я люблю её больше жизни, Туман, и на тот момент (да и сейчас), готов разменивать любых котов и кошек, лишь бы вернуть её к жизни. Ты мог бы назвать меня глупцом и одержимым фанатиком, а её — кровавой безумицей, но ты молчал. И, клянусь, я хотел, чтобы ты кричал на меня, а может и набросился, или располосовал мою шкуру — сопротивления бы ты не получил. Я видел в твоих глазах и ярость, и боль, я видел, как ты оплакивал нашу дружбу, которой никогда не должно было существовать, ибо я погубил тебя.
    Ты помнишь, как вытащил меня из реки? Тебе тогда было девять лун, а мне всего семь. И ты не выдал меня, помог мне, а всего через несколько дней мы получили возможность встретиться на Совете племен. Как я был рад, что ты не рассказал своему наставнику обо мне! Как я был рад твоему бархатистому голосу, который предложил мне дружбу. Как я был рад, когда впервые убедился в том, что кто-то может не только шпынять меня и гнать отовсюду, но и видеть в забитом неуклюжем несмышленыше нечто большее, чем неумелого котенка. Ты дал мне шанс, подарил надежду, и, шаркнув лапой, отсыпал пригоршню безудержного веселья.
    Я предал тебя.
    И мне не_можно продолжать писать, а я все не могу остановиться, а мысли накатывают на меня, и нет красивых слов, чтобы описать все то, что происходит в моей душе, мне просто АДОВО БОЛЬНО.
    Помнишь, ты рассказал мне, что смерть — это вовсе не тощая кошка с косой, ошейником из собачьих когтей и зубов, не имеет она длиннющей косы, и всегда выжидает назначенного срока. Ты сказал тогда, что она просто белая кошка, совсем не пушистая, как я представил по началу, ты сказал, что у неё пронзительно-синие глаза и шлейф из полевых цветов.
    Я вижу её, она стоит за плечом, ибо я моя жизнь ныне завершена, и мне попросту не для кого жить.
Громопят.

    Туман погиб, оказавшись под колесами чудовища Двуногого. Его невольным убийцей стал Громопят, который поднялся за бывшим товарищем. Это случилось после того, как бывший речной воитель объявил, что не желает видеть своего старинного друга, но понимает его и более не держит на него злобы. С воплем «Тума-а-ан!» Громопят побежал за котом, тот оглянулся на древесного воителя и в тот же миг ощутил страшный удар. Последнее, что он ощутил в своей жизни.

История основана на реальных событиях, произошедших с автором данного рассказа, но не закончившихся столь трагически

Он долго бродил по просторным территориям Звездного племени, пока однажды ему не предложили новую жизнь. И более того, Туману был дан выбор. И он сам выбрал Древесное племя, племя предавшего его друга. Наблюдая за жизнью котов, он видел в них отголоски прошлого, долго бродил среди них, выбирая подходящую пару.
    Та кошка была похожа на Анну. Стремительная, строптивая, непокорная, верная. Он даже не рассматривал её как кандидатуру для своей миссии. Малина вовсе не вписывалась в образ умудренной годами воительницы, который рисовал себе Туман. Но именно её крик он услышал среди голосов других котов, и, двинувшись на призыв, обрел нового себя.
    Туман вселился в котенка, который должен был родиться мертвым, подарив ему тем самым новую жизнь. А вот как сложится его новая судьба, пока ещё никому не известно. Ближайшее время Листочку светит лишь материнский бок да знакомство с соплеменниками.

Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?
Ездок запоздалый, с ним сын молодой.
К отцу, весь издрогнув, малютка приник;
Обняв, его держит и греет старик.

    — Я слышу твой запах, — таковы были его первые слова. Тогда он приблизился ко мне и обнюхал, а я, скрученная в тугой комок веревкой человеческого детеныша, не могла противиться его носу, скользящему по моей шерсти, задевающему мои едва зажившие ранки. Он знал, каких точек касаться, и странно усмехался, причиняя мне боль. Наслаждаясь своим превосходством надо мной, он тонко и истерично порой смеялся, а затем начинал зализывать ранку, случайно нанесенную его острым когтем.

    Он был домашним. Откликался на кличку Хаарт, но предпочитал именовать себя Лордом. Всегда двигался тихо и осторожно, стараясь оставаться в тени и не позволял поднимать на него глаза. Оплеухи прилетали раньше, чем я успевала заглянуть в его сердце. И как только удавалось ему предсказать?

    Он говорил, что был слеп. Возможно, лгал, потому что для того телодвижения, что он осуществлял, нужно нечто большее, чем просто видеть. Хотя, говорят, у слепцов лучше развита интуиция, выходит, в его словах не было лжи? Зато самый большой обман свозил в каждом поступке. Да и пускай. С ним я была собой.

    Он называл меня красавицей и ласково проводил хвостом по изуродованному лицу. А порой на него находила ярость, и я пыталась забиться в самый дальний угол комнаты, лишь бы не попадаться под его «горячие» лапы, когти, хвост, голову — он умел драться чем угодно! Но целью его никогда не была победа, лишь причинение боли. Порой он брал на себя более сильные удары, чем приходили от него по мне. Он всегда ждал отката (?), отскока (?), возврата к самому себе и терпел, говоря, что живой.

«Дитя, я пленился твоей красотой:
Неволей иль волей, а будешь ты мой». —
«Родимый, лесной царь нас хочет догнать;
Уж вот он: мне душно, мне тяжко дышать».

     Он не оставлял возможности сопротивляться, потому что даже мысли такой не возникало, ибо он подчинял самим своим присутствием. Воздействовал ли он так на других? Да, верно, в один момент он вдруг увлекся какой-то кошкой, и я поняла, что умираю. Оказалось — это лишь наказание за плохо выученный урок. Он вернулся, и ласково проводил хвостом по моему телу, шептал что-то горячо, убедительно, а я покорно верила и смотрела ему в глаза. Потому что каждая исковерканная душа больше всех стремится получить заботу и любовь. В любом виде, как и когда угодно, пусть и разрушая самое себя, душа ожидает чуда. Но каков ты — таков и твой приз. Что может быть хуже смерти? Вечное существование с ней бок о бок. Зато оно достойно, ТЕБЯ!

    В один миг он вдруг сказал, что я ему надоела. Разумеется, кто захочет иметь подружку, которая все время мотается на правой лапке Фрост, словно корзинка с грибами да ягодами? Он никогда не был ярым сторонником оппозиции (ибо оппозицией являлись-таки мы), но и никак не реагировал на происходящее действо, что само по себе становилось странным. Слишком показательно холодно. Слишком много смирения для того, кому в целом смиряться не следовало бы.

    Он просто ушел в один миг, и все, что осталось — воспоминание от прикосновений и тихий шепот, когда в безлунные ночи я просыпаюсь, и шерсть становится дыбом. Клянусь, я старалась бежать от той странной суеты и невероятного беспокойства, и все становилось хуже, доходя до того, что я готова была умирать от жалости к себе на чужеродном плече. А в один миг я вдруг нашла, чем заполнить пустоту, и стало так легко-легко. Да только от призраков прошлого не уйдешь, и все повторяется, выходя на круги своя.

Ездок оробелый не скачет, летит;
Младенец тоскует, младенец кричит;
Ездок погоняет, ездок доскакал...
В руках его мертвый младенец лежал.

    Я поняла, что умираю без его присутствия, и контроля моих шагов. Он сказал, что не желает мне мешать, ведь мои далеко идущие планы никак не соизмерялись с ним. Кто бы мог поверить?! Он хочет семью. Единственное, что я никогда не смогу дать по множеству причин, среди которых стоит само его естество.

    Но эти рассуждения пусты. Её появление, появление Ручей, стало для меня глотком воздуха. Настигший призрак хоть и нанес удар, заставляя вспоминать, но страхи же оказались приглушены новыми эмоциями, и интересом, и проявлением силы воли в безвольном моем сознании. Это был равноценный обмен, и я получила даже больше, чем отдала. "Поверь, я буду достойна тебя, мое сновидение".

    — У тебя невероятно четкий слух, — я приподнимаюсь, а затем выхожу на свет и делаю вид, что принюхиваюсь. Слегка поведя ушами, я позволяю своему телу напрячься. Тем не менее, на морде моей вольготно располагается улыбка. Немного корявая, ибо шрамы наводят некоторый оттенок на любые изменения на моей морде. Да и не привыкла я проявлять эмоции. Сухожилия, мускулы — они дрожат. Когда я в последний раз показывала свою реакцию на происходящее? Не помню.

    — Меня зовут Марта, — слова срываются сами. Но имя выходит симпатичным, пойдет. — А ты из племени, верно? Из… Речного? — ах, как же мне везет на вас. Сначала Лисолов, набивающийся к Лаванде, а теперь этот странный отголосок любимого в кошке Ручей. Так быть не должно. Верно, никакого отголоска нет. Иллюзия, прочь! А впрочем. Хоть с кем-то мне нужно побыть собой. Пожалуйста, позволь. Я буду хорошей.

Ф. Шуберт — Баллада "Лесной царь"