Разгар дня. Сезон Цветущего Клёна. Такое нежное время года, когда природа пробуждается ото сна, а небосвод только-только начинает голубеть, плывя под тяжестью белых, перьевых облаков. Солнце в этот день решило прогреть землю основательно. Ну вот, как можно не радоваться такой поре? Запросто. Говорила себе взбешённая юница, когда узнала, что Соколица, которая вот-вот должна родить, сейчас на границе. Подхватив в зубы подстилку, бурачник и пару душистых веток лаванды, белая целительница побежала. Сердце стало в два раза больше, готовясь проломить рёбра, кровь прилила к голове, а глаза метались, выискивая несчастную.
- Шорт бы её поблал, – выругалась Алоцветик на языке «ам-ням», едва ли что-то соображая. Как вдруг:
- Алоцветик, где же ты?! – кошечка встала, а-ля статуя, вытянув уши на максимальную длину. Роженица была на границе с Речным племенем. – «Угу, то-то будет представление для их патруля» - саркастично подумала Алоцветик, опрометью кинувшись к Соколице. Подбежав, юница выложила все свои «инструменты».
- Соколица, дыши! Давай же, вдох – выдох, вдох – выдох. Большие такие. Не сбивай дыхание, всё будет хорошо. Я рядом! – мяукнула белая, которой сейчас больше всего отчаянно хотелось помочь подруге. Подложив подстилку, целительница передними лапками чуть надавила на живот, чувствуя там… - «ЧЕТЫРЕ!» - ну да, четыре котёнка. Сердце бешено колотилось, так что казалось – рожает сама Алоцветик. Давление лапками на пузо постепенно увеличивалось. И вот, первый котёнок показался из нутра матери, появившись на свет. Как только дитё легло на подстилку, травница перегрызла пузырь вокруг новорождённого, ибо тот ему был больше не нужен, только мешая дыханию. Затем той же процедуре подверглась нить, соединяющая мать и дитя – пуповина. Неприятный привкус – лишь издержки профессии, следовательно – отошёл на второй план. Поспешно лизнув котёнка, дабы хоть как-то согреть Алоцветик продолжила давить на шевелящийся живот. Второй котёнок, перегрызть пуповину и пузырь, лизнуть, третий котёнок, и вот он – последний. – «Всё! Всё! Всё!» - юница едва ли не подпрыгнула от счастья.
- Все родились здоровыми! – пропищала целительница, пододвигая котят к матери. Писк стоял неимоверный, но и сама травница готова была распищаться в унисон с новорождёнными.
- Вот. От лаванды станет легче, но маковые зёрна тебе пока нельзя, извини уж, – тепло улыбнулась белая, протягивая две душистые ветки лаванды и бурачник. И тут же ударил по первому плану тошнотворный, солоноватый вкус. Мордочка чуть скривилась и юная врачевательница начала отплёвываться.

Отредактировано Алоцветик (2014-09-11 23:42:32)

☸ Начало жизни☸

Можно ли назвать жизнью тот период, когда они находятся в утробе матери? Или же жизнь начинается с первым вздохом, с первым криком? Если посчитать те два месяца беременности жизнью, то жизнь начинается с тьмы. Тьма, тепло, безопасность… Им снятся потусторонние сны с глубоким и не очень смыслом, снятся неведомые создания и дальние земли; снятся галактики, переливаясь звёздным сиянием – и всё это рождается во Тьме, в их первой Ночи, самой долгой и самой тихой.
А потом вдруг толчок, боль и начало страданий. Оно не продолжение Тьмы и не её конец, но предшественник Света, который уж точно не казался священным и спасительным. Их там сжало, их хрупкие скелеты могли с лёгкостью сломаться, так ещё и непутёвая кошка, носившая под сердцем четверых, не видевших наружности, умудрилась упасть, и… Один из них точно навсегда запомнил это странное чувство полёта, а потом боль и крик. Всё существование до этого вдруг в корне изменило своё значение, когда обнаружилось, что на свете есть боль, и страх, и так ужасно могут кричать. Нет, только бы не слышать этого истошного вопля боли и страданий! Сделать всё, лишь бы успокоить, заставить замолчать! Прекратите это! Верните им Тишину, Тьму, спокойствие. Пусть забудется этот ужас, пусть Жизнь перестанет тянуться своими когтистыми лапами к четверым комочкам, не знающим насилия, мучений. Пусть Небытие оставит их в своей колыбели. Но не бывать тому, пока властвуют силы и законы Природы, пока матери дарят миру будущие поколения, пока из ниоткуда вдруг появляются те, кому суждено стать личностями… И пусть законы эти жестоки: они должны пройти через боль, не ведая, чем же это кончится и что ждёт их впереди.
Казалось бы, что никакого сознания у них пока ещё нет, а воспоминания, если они начали вдруг записываться на плёнку памяти, всё равно сотрутся в скором времени, но первичные инстинкты начинают рождаться здесь, в утробе; необъяснимые страхи, причины паранормальных событий и поступков, шестое чувство… И эти удивительно-прекрасные, полные тоски, сны…
Сны о звёздах, сны о Космосе и Хаосе, сны о котах-призраках, сны о Лесе… Лес прорастёт в сознании хотя бы одного из них, даже скорее в подсознании. Он пустит свои корни, будет питать их кровью малыша, будет разрастаться за счёт фантазий, мечтаний и размышлений. Лес – самый первый инстинкт, самый первый дом, самый первый запах и звук.

Та кошка рожала в лесу. Один из них, слепых, мокрых, беззащитных, понял лишь одно: настало его время, его час; пора распрощаться с Тьмой и идти на Свет, несмотря на боль, на риск, на вероятность Смерти, которая лишь в когте от Жизни. Он смог преодолеть это опасное расстояние, почувствовав лишь потусторонний холод дальних звёзд и шёпот благословения. Он сделал свой первый вздох: лес, травы, кровь… Кто-то ещё был рядом, и от него исходил этот круживший голову аромат разнотравья, но это не она. А ей сейчас больно, больнее, чем ему, возможно… Нет! Остановить их боль, её боль! Он пока ещё ничего не понимал, но в сердце появлялись всё новые и новые раны – чья-то боль, её нужно изничтожить! Но лес… Он так пахнет… Мятой, и прелыми листьями, и смолой… Он манит, он волнует кровь! И травы! О, этот первый запах жизни… Лес, травы, кровь. Лес, травы, кровь. Лес, травы…
Кровь. Единственный запах, который уже был; он был там, во Тьме; он приспешник Тьмы, вечный её спутник. А Лес, а травы – это жизнь! Это жизнь после боли. Боли, столь сильной, что он… он, кажется, кричал. Дольше, чем требовалось, но ему об этом сказать забыли, поэтому-то он и кричал. Тише, чем остальные, но дольше любого нормального новорождённого.
– Все родились здоровыми!
Что это? Первые звуки чужого голоса? Так звучит жизнь? Иной её вид: не просто жизнь, а жизнь существа, подобного ему… И сразу как-то малыш замолк. На его зов откликнулись, значит, всё в порядке, он жив, и это знают. Теперь можно спать; найти тёплый сосок и, почувствовав первый раз в своей жизни вкус еды, провалиться во Тьму, которая ещё пока роднее и безопаснее, которая обнимает нежно и ласково, но которая теперь обретает запах Леса, прелых прошлогодних листьев и совсем ещё юной травы, свежей мяты, сосен…

Начало игры.

Спокойствие. И лишь редкое покачивание в стороны, которое убаюкивало каждый раз сознание не рожденного. Глухие звуки, чьи-то приветствия. Малыш определенно выучил бы язык своих сородичей, если бы не вода и не толстые стены, которые преломляли прямоту звучания. Голоса превращались в неясные стоны, от которых мало чего полезного извлекал для себя котенок. Бывало, что эти мычащие разговоры надоедали малышу, и он, медленно прижимая уши, слабо пинал свою защиту.
Жаль, что в один день все это спокойствие нарушилось. Словно землетрясение вошло к ним в их спокойную обитель. Какой-то удар. Но жизнь не оборвалась. Наоборот, она поспешила выйти и показать свои плоды. Сквозь свой молчаливый плач, котенок услышал крик носителя, в будущем которого он будет звать мамой, а сейчас он не знал этого слова. Малыш вообще ничего не знал, его жизнь всецело зависела от той, которая взывала о помощи. Вдруг все на мгновение затихло, а снаружи послышался чей-то взволнованный голос, который также как и все мычал. "Ничего не понятно!" Взвыл про себя комок шерсти, но мысленного ответа на поставленный вопрос не оказалось. Котенок не знал, что ему делать. Тело сжалось, а точнее сжались стены его храма. "Больно!" Малышу даже показалось, что вместе с этой болью из него уходит все его стремление к жизни, хотя после расслабления он и понял, что в защите стало как-то просторнее. В бок его кто-то пнул, и котенок понял, что те, кто были с ним во время его развития, все еще тут, но все-таки стало и правда свободнее, ведь раньше его не ударяло. "Отстань, лучше скажи, что мне делать!" Настойчиво про себя повторил герой, медленно повернувшись в сторону драчуна, после в ответ давая кому-то в живот. И вновь новая волна сжимания накрыла и прижала малыша, отчего тот чуть не разлетелся на части. После расширения котенок продвинулся вперед, и паника начала нарастать в тельце. "Помоги! Не уходи." Завизжал снова мысленно малыш, лапой нащупывая соседа, который все еще был рядом. Но вот он пропал, его что-то засосало, и после снова котенка беспощадно сжало меж двух стен. Хотелось плакать, но не получалось. Какой-то барьер стоял на его мордочке, запрещая выражать эмоции.
Как вдруг, все изменилось. Малыш стал продвигаться, но уходить он не хотел! Здесь тепло, уютно, безопасно, а там его ждет неизвестность. Вдруг на этом и закончится его бытие? Ну уж нет! Вытянув лапы вперед, котенок хотел задержать себя, но толчок и новое сжимание вытолкали героя наружу, где до него сразу же докоснулся чей-то сырой язык. Но крика нет. "Я не могу! Помогите!" Запаниковал котенок, не в силах даже поднять лапу. Он даже не двигался, хотя в мыслях он рвался наружу. "Я не хочу!" Подумал котенок и заплакал. Из его пасти вырвался тихий писк, после чего язык перестал вылизывать грудку новорожденного. Но какое-то непонятное покалывание в груди поприветствовало героя, отчего тот с шумом выдохнул. Чей-то теплый хвост окутал его и прижал к животу, от которого пахло чем-то вкусным. Котенка прижали к боку, где он нащупал сосок, который сразу же взял в свою ротик и начал сосать, добывая себе пищу. Теплая непонятная жидкость вливалась в пасть малыша, но она была такая вкусная, что наверняка этот запах он будет помнить всегда. А посе, наевшись, герой провалился в сон, сквозь сон слыша радостное урчание.

Нежный, весенний ветерок трепал шёрстку новорождённых котят, успокаивая их писк. А на сердце у белошёрстной целительницы наконец стало спокойно. Относительно, конечно. Все эти дни она с нетерпением и страхом ждала этих малышей, ибо то были первые принятые именно Алоцветик роды, принятые без чьей либо помощи и наставлений. Лекарка подскакивала от счастья и нетерпения показать этих малюток племени, а так же услышать о них от матери. К слову о Соколице, серая королева тяжело дышала, но в остальном состояние было отличным. Что ни могло не подливать в бочку капелька за капелькой мёд.
- Они такие замечательные! Соколица, я уверена, ты воспитаешь их достойными воителями нашего племени. – А что? Преданность никто не отменял. Равно как и пафос.
- Волкодав будет счастлив, будь уверена. А! Какие имена ты им дашь? – Изумруды Алоцаетик вспыхнули ярким пламенем любопытства, ведь имена всегда отражают характер. А эти котята, как уверилась травница, сущие одуванчики. Да, пока это именно так. – «А вот потом… Хех, шалости-шалости-шалости», - от подобных мыслей юница даже заурчала вслух, затем смешно прикрыв мордочку лапкой. Словно в ответ на вопрос она увидела, как мать нарекла своих детей.
- Нужно вернуться в лагерь, а уж там ты сможешь как следует отдохнуть. Конечно я помогу! – Засуетилась кошка, бегая вокруг новоиспечённой королевы. Двух из помёта Алоцветик взяла в зубы, направившись затем, следом за серым хвостом.