Пекло нещадно. Хоть Мокасин и не мог гордиться шикарной плотной шубой – шкура его где поседела, где поредела, а где напрочь отсутствовала – ему было очень жарко. Во весь свой век он не помнил такого знойного, надоедливого лета.
В поисках спасения  от полуденной жары кот вышел из города и направился узкими тропами в сторону леса – прекрасного, благословенного места, где всегда было свежо и прохладно. Мокас прямо-таки грезил покоем, которое ему подарят вековые деревья. Да, он заберется в лес, и прильнет к какому-нибудь шероховатому корню, выступающему из земли. И тут же заснет с открытым ртом. Или – еще лучше – заберется в глубокую нору, барсучью или лисью. Там вообще можно не бояться перегрева.
Озабоченный поиском тени – серую макушку уже изрядно припекло – Мокасин напрочь забыл о лесных котах. Вернее сказать, он о них не вспоминал. Те стычки с лесными вояками, которые уже имели место быть, прошли для кота как-то боком; с городскими были схватки и похуже. Лесные коты – по крайней мере те, на которых Мок натыкался – отличались крайней терпимостью и нежностью. Возникало ощущение, что они на самом деле – сбежавшие домашние.
Итак, Мокасин успешно достиг своей цели, спрятался под каким-то кустом и сладко поспал где-то до полудня.
Но, когда он очнулся от дремоты, кот понял, что ему... холодно.
Поистине организм вытворяет нечто ужасное! Поежившись, Мока выполз из-под растения, потянул задние лапы и засеменил вдоль ручья в поисках какой-то солнечной полянки или участка, где луч Горящего Глаза пробивается сквозь ветви деревьев и нагревает землю.
Скоро ему на глаза попалось то, что надо: уже ближе к Роднику – тому самому, где Мока недавно чуть не разбил себе голову – стояла гряда круглых камней; рядом лежала поваленная сосна, и солнце беспрепятственно пробиралось к заветному месту. Это был оазис леса: тут и свежесть от Ручья, и тепло от солнца.
Ну наконец-то!
Будучи уверенным, что нашел свой покой и счастье (еще б пожрать что-нибудь...), Мокасин забрался на один из камней, распластался на нем, свесив лапы, и снова задремал. Старикам порой очень не хватает дневного сна.

Поначалу Мокас видел хороший, добрый сон, но всё-таки скатился куда-то… не туда. Милые видения в виде парящих рыбок обернулись какими-то злыми духами, готовыми порвать Моку на части; и, когда проснулся, один из таких духов стоял прямо перед ним.
Мокас подскочил, протестующе мяукнул и отпрянул, попятившись назад. Соскользнув с камня, он стал смотреть на непонятно откуда взявшуюся белоусую воительницу.
Вообще, Мокас привык, что белые кошки долго на воле не живут, да и вообще обычно рождаются глуховатыми, но особь, стоящая перед ним, была явно в полном здравии, да еще и полна какой-то поистине материнской ярости. Мокас даже покрутил головой: может, и впрямь где-то рядом логово? 
Мокасин закатил глаза. Он уже знал, какое племя плодит таких наглецов – Деревянное, без всяких сомнений… кто еще может быть настолько наглым? И вообще, как у молодняка лапы поворачиваются будить спящего старика с оборванной шкурой? Очумели.
Мока жутко разозлился. Обычно кот был довольно-таки отходчив, но сейчас его захлестнула бешеная волна гнева. Не столь праведного, как у белой кошки, но тоже довольно-таки… глубокого.
И всё же он сдержался.
- Я тут сплю, - буркнул Мокас, - разве я мешаю кому? Вот как насплюсь – уйду… поняла, молодуха? – одарив кошку, физические способности которой проницательный Мок оценивал где-то в одну мышиную силу, мрачным взглядом, одиночка взобрался обратно на свой благословенный камень и, потянувшись, улёгся, будто никакой патрульной воительницы и рядом не стояло.
- Зови, кого хочешь, только уйди куда подальше…
И что им нужно от меня?.. Такой хороший сон был… Понаприставали тут… Тухлая треска…
Мокас приоткрыл один глаз. Настырная белая кошка никуда не делась.
- Что ты мне в макушку дышишь? Вали отсюда, - с вялой раздражённостью бросил Мокас, широко зевнув во всю вонючую пасть. Он и вправду считал, что никакие лесные законы не нарушает: он ведь не охотится, не собирает травы и даже не крадет чужих котят. Засопев, Мокас приготовился спать дальше. Возвращаться в город ему совершенно не хотелось.

- Что ты говоришь? Речных? – Мокасин лениво открыл глаз. – Звёзды в море, а я думал, что ты из деревянного – только они так пристают к старикам. Это я хамлю?..
Но не успел Мокасин опомниться, как белая кошка – речная, да – прыгнула на него, такого сонного, нежного и пушистого, и, сбив с камня, прижала к земле.
Сказать, что Моке это не понравилось – ничего не сказать. Во-первых, Мокасин считал, что перед боем надо ну если не говорить: “Иду на вы!” – то хотя бы как-то сигнализировать о своих намерениях. Во-вторых, он считал, что лежачего не бьют. Вообще. Никак. Не под каким предлогом. В-третьих, ему казалось странным и совершенно несправедливым, что племенная кошка раз в пять младше него нападает на невинного старика. Разве Мокас что-то сделал? Ничего он сделал! Он лишь спасался от жары и от холода, спал на камне! За это не сталкивают на землю, больно ударяя чувствительную спину о землю, и прижимают за шею!..
Вторая волна бордового гнева захлестнула Мокасина. С жутким визгом “СЛЕЗЬ С МЕНЯ, НАХАЛКА!” он извернулся и ударил белую кошку двумя задними лапами. Ударил, ей-богу, от души – на животе остались царапины (а хотелось и вовсе кишки выпустить – пусть знает…) – но упрямо-упорная воительница встала, оклемалась и с новыми силами бросилась в бой. Успевший подняться на лапы Мокасин с готовностью встретил ее атаку.
Молодость – это приятное, доброе время. Ты полон сил, идей и стремления сделать свою жизнь лучше. Это похвально! Но чего у молодняка нет – так это опыта. Мокасин не первый раз дрался с лесными и всегда убеждался, что никакое племя не даст лучшей боевой закалки, нежели опасные улицы города, где за каждый кусочек еды – если ты маленький и неумелый - нужно бороться насмерть. А у них что? У них куча с едой! Подходи, бери, вкушай и наслаждайся!
Мокасин подумал, что надо бы дать лесным идею поставить охрану вокруг этой самой кучи и заставить голодных сражаться. Вот уж тогда коты как Речного, так и Древесного племени научились бы драться. Пока достойных противников Мок среди них не встречал и был очень низкого мнения о боевых умениях племенных котов.
Наглая белянка это мнение к лучшему не изменила. Она дралась, как котенок. Двигалась энергично, атаковала яростно, была полна веры в себя – но совершенно не знала, куда и как бить, и явно не могла предугадать действия противника. Мокасин почти лениво отбивал её удары, ожидая, что кошка выдохнется или передумает бороться – по её мордочке было видно, что белая удивлена, как это “вонючий старикан” может дать такой отпор.
- Вот тебе… и вот! – рыкнул Мокас, дав кошке две пощечины подряд. Несерьезные, без снесенной черепушки или там выколотых глаз. – Совсем честь позабыла! Будешь знать своё место! Обнаглели!
Кошка отступила. Мокас решил, что она предложит мир, но белая молчала, пытаясь отдышаться.
Мокас закатил глаза. Если б на его месте был Цербер или Лесник – малявка бы уже давно сменила белый цвет шерсти на красный, измазавшись в собственной крови.
Надо проучить её до конца.
Прищурившись и нахмурив брови, Мок разогнался и протаранил неповоротливую кошку в лобовую. Конечно, он мог бы сделать какой-нибудь приемчик побольнее и посмертельнее, но, в отличие от виновницы происшествия, он не делал противнику больно без причины.
Кошка недалеко отлетела (хорошо, что у Моки нет рогов!) и ударилась о камни.
Совершенно хмурый и потерявший хорошее настроение Мокас подошел и потрогал неудачливую драчунью. По-видимому, она только ушиблась: на голове была только ссадина; царапины на брюхе и то сильнее кровоточили. Оттащив белую кошку повыше на случай, если в Ручье вдруг прильет вода (а мало ли!), Мокас ушёл, осыпая наглых молодых воинов разнообразными ругательствами.