Зов крови!

Я шел по усыпанной костями земле, вдыхая аромат еще свежей крови. В высоте кричал степной орел, словно глашатай, возвещая о победе врага.

Зов крови!

Сюда, на пустошь, ушли лучшие воины. Я знал, я ведал, я писал - они не вернутся. Но не верили мне горожане, уверяя себя, что их мужья и сыновья, отцы и деды, вернуться с войны Красной Розы.

Зов крови!

Скуля, поджимая под себя отбитые ноги, бежала собака. Худая, ее ребра выпирали из под кожи - а ноги запутались в кишках и веревках.
Она бежала от беды, она чуяла то, чего не знали люди: она видела красоту в черном, которая разжигала темный костер и из него вылетали лица погибших, искривленные в агонии.

Зов крови!

Они, словно голодные волки, вгрызались в глотки противников, лишь бы почувствовать железный привкус крови. Их душа стала звериной, а зрачки сузились, а сами воины чуть не зашипели в гневе.

Зов крови!

И смеется сталь, от крови пьяна. Для мечей - это был пир, пир органов и потрохов, а напитками были вино из крови и виски из слюны.
Пируй, пируй, оружие - твой хозяин прогрызет тебе путь, питая сталь кровью чужих.

Зов крови!

От черного пламени несло запахом безумия и сумасшествия. А дрова костра окружали одичавшие тени, которые пытались отхватить себе кусочек и пойти убивать теней, у которых были повелители и владыки.

Зов крови!

Не было жизни, была лишь война. Бесконечное кровопролитие и битвы, в которых гибло все больше людей. А Короли и Королевы смеялись злобным смехом, управляя марионетками-генералами, заставляя их разрывать животы и есть кишки, запивая красной жидкостью, подобно дикарям.

Зов крови!

Расползается тлея, ткань бытия. Правители, гонясь за победами, нарушили равновесие, и в один ужасный - или прекрасный день, проснулись в пустоте. В каком-то смысле, не было даже их. Впрочем, они были именно там - где же еще?

Свобода птицей кричит в душе, вырываясь наружу. Я бегу по бескрайним пустошам, где есть все, но одновременно - ничего. Олицетворение воли в лике природы, бесконечная степь, там каждый найдет свой уголок, где нет границ, а в высоких закатных небесах клокочет хищник-орел.

Но что же так стучит внутри, заглушая хохот ветров? Что так пытается разорвать грудь, выпрыгнуть, выскользнуть змеей?
Это верное сердце, огромное, чистое, не покрытое гарью измен и предательств. Скорее, это даже против его же природы - причинять моральную боль кому-либо.

И смешалось все в теле, стук сердца и крик птицы души, а я могу лишь рваться на волю, несясь по степи, пересекая дом тех, кому тесен лес и мала река, а для покорения небес нет крыльев.

Иногда я сравниваю себя с сапсанами, соколами, орлами. Они сама воля и свобода, им подвластны стихии воздуха и земли, но недоступны пучины вод. А мы, коты, неспособны подняться к облакам, но короли земель и вод, а если подняться на пики гор - то глотнем и звезд.

А мое сердце подобно лебединому. Эти белые птицы находят пару на все существование, оставаясь верной ей до конца, в то время как многим присущ грех изменять, грех льстивых утех...
Думаю, в моих предках были лебеди. Иначе почему я так чист, почему лишь мысль о любовных похождениях кажется тошнотворной и невозможной?

Стремительный, свободолюбивый сапсан и любящий лебедь слились в кошачье тело. Как порой забавна судьба, верно?...

Солнце развилось янтарем по небу, оставляя мед в облаках. Ветер мирно играл в высоте, даже не хохоча, а заросли цветов мирно качались.
Ничего не предвещало хоть чего-либо - что уж говорить о беде. Ягодник несся вдоль водной ленты, то и дело бросая взгляд на другой берег, выслеживая нарушителей.
Светило вошло в пику, в зенит, а еще нещадно сжигало все живое. Лето, как никак.
Звери попрятались в норы, пытаясь спрятаться там, но не могли; жара змеей пробиралась и под землю. Казалось, вместо леса появилась пустыня.
Но Ягодник не мог сойти с поста.

Он уже еле плелся, мечтая вновь пройти вдоль реки, но его маршрут пролегал уже около границ с одиночками и бродягами, где нет даже намека на прохладу. Кот вывалил язык, пытаясь хоть как-то не превратиться в кошачий суп, шерсть стала мокрой от пота.

"Воды..." - лишь одна мысль занимала голову воина, он ничего не соображал. Казалось, полдень длился вечность, но прошло всего лишь полчаса - еще несколько часов, много кругов летнего ада.

Вокруг словно танцевали чертями цветастые пятна, ускользая из взора в мгновенье, но вновь появляясь после взгляда на светило. Они словно нечесть бродили по полуденному миру, досаждая его путникам, которым не повезло выйти наружу.

Свитые в тугую плеть дороги петляли, одурманивая путников, путая их, а после заводя в дальние чащи, оставляя там без надежды на спасение. Ягодник огибал переплетения троп, направляясь прямо к месту, где деревья почти не росли, где не было даже тени, ожидая худшие минуты своей жизни.

Но все кончается, мой друг.

Стоило светлому воину выскользнуть на пустырь, как его тело сжалось в комочек, спасаясь от... от темноты?

Словно размыкая кости рук, кольцо солнца распалось на куски, которые падали в белоснежные облака, сжигая их нежные водные пары.
Кот вздохнул с облегчением, взглянув на темное, заросшее тучами небо. Он готов был упасть на землю без сознания, в голове все смешалось в кашу. Он медленно полз по каменному пласту, время от времени оглядывая территорию.

Но что это?

Из кустов выскользнула кошка, которая врезалась точь-в-точь в Ягодника. Он раздраженно поднял голову, как его пробил пот; он знал эту странницу, чье имя звучало необычно:

"Кайя".