День начинался очень грустно. Сначала Медобока где-то в полночь разбудил лягающийся Туч. Потом Крик Журавля отругала Мёда за то, что он разбудил её. Затем Скворец сказал Мёду, что у него что-то “зашкаливает”. После этого у Мёда был крайне неприятный эпизод с отцом, и в довершение – его послали в патруль.
При этом, как ни странно, светило солнце, по небу плыли веселые облачка, вокруг щебетали весенние пташки, и вообще день еще и до полудня не дошел.
Мёд шел по расцветающему лесу спотыкающимся шагом, весь какой-то понурый и грустный в этом возрождающемся великолепии, и тихо сетовал на судьбу – его, мол, все обижают, и прохода не дают, и вообще он не виноват… к Зерновке-то никто не придирается! Обидно – сил нет! Хоть плачь!
Но Медобок, конечно, был уже большой котик и плакать в истерике не собирался. Не стал он и по-глупому пинать желтые одуванчики или там драть кору деревьев в иступленном гневе. Шутка в том, что он… забыл про всё, что было утром, в течение пяти минут после того, как покинул лагерь, и стал вновь наслаждаться жизнью.
А там было, чем наслаждаться! День, как уже сказано, был в самом разгаре, и, куда ни глянь, везде можно было обнаружить интересную жизнь. Вон на дереве остроглазый охотник видит богомола, мимо пролетает шершень, под лапами ползет муравьиный лев, над поляной пролетела переливница, где-то недалеко долбит голодный дятел и щебечет зяблик… вот они замолкли, сделали передышку… Разве можно расстраиваться из-за такого пустяка, как патруль с предшествующей ссорой с предводителем и глашатаем? Пффт! Жизнь прекрасна!
Вдобавок, Мёд, убегая из лагеря, успел прихватить из общей кучи мышку, которую теперь с удовольствием схомячил.
И вот, когда переменчивый котик, который все-таки не знал, грустить ему или радоваться жизни, покончил с трапезой и пошел в патруль, его совершенно внезапным голосом окликнули. То есть не окликнули, а окликнула…
Мёд, который, думая, что он один, нюхал пространство между пальчиками своей задней лапы, аж подскочил, словно песец, пытающийся продолбить лёд.
- Ой!
На любое обращение к себе всегда можно было отвечать “ой”. Универсальное словечко.
- Привет, красавица, - на автомате ответил Мёд, усиленно крутя головой в поисках заговорившей с ним кошки. Его взгляд остановился на какой-то белой фигуре. Кто это? Шелколапка, Тростинка, Туманная? Ну они бы, наверное, не стали бы так… так говорить.
- Кто меня зовет? – с любопытством поинтересовался предвкушающий увлекательное знакомство Медобок. – Где ты, киска? Ты из Речного али забежала к нам? Выходи, я не кусаюсь! Разве что игриво. 
Усмехнувшись, кот пошел в сторону белого фантома, отчаянно щуря глаза, дабы разглядеть незнакомку.

Медобок едва не растаял, как эскимо или масло на солнце, когда очаровательная беляночка начала призывно вилять хвостом. Весело-радостно-позитивное настроение захлестнуло кота с головой, и ему уже не было ни малейшего дела до того, откуда эта кошка, что она хочет и как её зовут – он только желал побыть рядом с ней, коснуться кисточкой хвоста её прелестной снежной шерстки, прислониться щекой к ее макушке, щекоча усами переносицу… он мечтал заглянуть в ее глаза, которые отсюда не видел, и обнять ее так крепко, что у хрупкой красавицы треснут кости. О да! Он бы племя сейчас продал, лишь бы провести с незнакомкой часок-другой в укромном месте. Такой был Мёд… влюбчивый, ветреный и легкомысленный. Любой шпион из вражеского племени смог бы его одурачить в два счета.
Как зомбяк, жаждущий мозгов, Медобок пошел к вожделенной белоснежке.
- Ты только не уходи! Подойди ко мне, сладкая прелесть! Я весь твой, весь твой! Хочешь, поймаю тебе золотую рыбку? Без вопросов!..
Но она отдалялась от него, заманивая, играя, дурача голову.
- Постой, постой, любовь всей моей жизни!.. Не уходи! Я буду твой! Я сделаю для тебя, что угодно!.. Моя принцесса!
У Мёда совсем шарики за ролики заехали. Ну не видел он никогда в жизни таких красивых, изящных, идеальных кошек – без единого изъяна, да еще и с таким чистым цветом шерсти! Их просто не существовало в реальности, и Медобок не мог упустить свой шанс. Никак не мог.
Он бросился бежать к своей мечте, как носорог бежит на угрозу – прямо пулей рванул в лучших традициях гепардов. Не хватало лишь замедленной съемки, блесток и приятной музыки в качестве фона.
Я нашел тебя, бейби!

Медобок бежал, бежал за своей мечтой, своей синей птицей и кисельным бережком – а она уходила, убегала, постепенно все же приближаясь. Мед был счастлив, несмотря на то, что частично или полностью потерял голову; он чувствовал себя так, будто принял большую дозу психотропных лекарств или просто нажрался семен мака. Ему хотелось петь и танцевать, слагать стихи и отбивать чечетку, пускать в воздух перья и листики, призывать духов (непонятно зачем) – но, главное, ему хотелось обнять и затискать эту милую кошку, такую тонкую, такую грациозную, идеальную, нежную, красивую! Полцарства за белую кошку!
Да ладно там полцарства – Родину бы продал…
- Всё, всё будет! Тонну золотой рыбы тебе выловлю!.. Ах ты, проказница! И тебя саму поймаю, да так, что ни капли твоей кровушки не прольется! – гомерический хохот. Медобок стал задыхаться; бег был для него непривычным занятием. Ему показалось, что кошечка будто бы стала ярче и плотнее, но это, наверное, от усталости.
- Что? Я от тебя ухожу? Да не в… о, духи Темнолесья! – запищал Медобок, когда понял, что и впрямь отходит о кошки. Что с ним такое? Кот взвыл и чуть не разрыдался:
– О, будь я проклят! Прости меня! Я иду! Иду!.. Нет, иди ко мне ты! О да! Вот так! Моя хорошая! Иди сюда! – И Мёд встал на месте, дрожа от нетерпения и дожидаясь любовь всей своей жизни. Все внутри его трепетало, бабочек было дофига, каждая шерстинка – и не только шерстинка, если вы понимаете, о чем я – встала дыбом, зрачки расширились, будто у полоумного лунатика, и котик даже когти выпустил – так он был захвачен этим процессом, так завлечен странницей…
И, наконец – его сладкая бейби идет к нему! Она так любила Медобока, что добралась к нему в один прыжок, что очень польстило невнимательному коту.
- Давай же поцелуемся наконец… - и Медобок вытянул шею, намереваясь осуществить поцелуй любви, который скрепил бы их союз навеки.
Ни словами сказать, ни пером описать, что он почувствовал, когда его пушистая рыжая мордашка уткнулась в резцы грызуна.
Мёд почувствовал, что что-то не так, открыл глаза и увидел перед собой… Ну, не важно, что он увидел; важно, как он это увидел: зрачки резко сузились от расширенных к минимально-суженным, глаза распахнулись так широко, что можно было видеть мозг, и все мышцы морды напряглись настолько, что выступили под кожей.
Не успел кот умереть от шока, как наступил второй этап полнейшего безумия: белка превратилась… в него любимого.
Перед Медобоком стоял Медобок. Мёд впервые (если не считать ежедневного нарциссического любования собой в воде во время рыбалок) увидел себя со стороны, и, черт подери, ему не понравилось. У него были совершенно дурацкие котеночьи глаза (хотя он думал, что ходит с секси-прищуром), усы вовсе не так вились, как у отца, уши чересчур большие, морда как у кошки (которая только что от него убегала, да), шерсть слишком грязная, как у барсука, лапы тонкие какие-то, будто он Древесный, перья торчат во все стороны…
- Беличий беляш. – тихо сказал Медобок. То, что он сказал это тихо, означало, что он готов кричать, как щучка. Щучки не кричат? Зато кричат сучки. Сучки на дереве. И они не кричат? Но…
- КРИИИИИИК! – весь лес содрогнулся. Предупреждали. – МАААААААААМ! ПАААААП! ТУУУУУЧ! ДЫЫЫЫЫМ! ЗЁЁЁЁРН! СКВОООР! СПАСИТЕ МЕНЯ ОТ МЕНЯ!
Медобок убежал – только пятки сверкали – рыдая и упрашивая предков помиловать его, непутевого. В лагере ему никто, разумеется, не поверит, но котик будет до конца жизни помнить свое странное любовное приключение.