Солнечный день. Но сегодня, как и вчера, для Медовой солнца не существовало. Как и позавчера, как и поза-позавчера. Тепло золотистых лучей, нежно ложащихся на пёструю шёрстку воительницы, будто проходило сквозь неё, не сумев согреть сердце Медовой. Вечно приветливая и нежная кошка сейчас стала совершенно неузнаваемой. Шерсть перестала лосниться так, как прежде, бока впали, всегда гордо поднятая голова теперь была немного вжата в плечи и опущена, некогда мягкий взгляд тёплых, медовых глаз поблек, оставив вместо себя лишь тлеющие угли боли и тоски. Окружающий мир потерял свои краски, и ранее любимая весна превратилась в пору холода, грусти и уныния.
Весна. Всё живо. Всё и все, кроме... Тополя. Его нет. И не будет. Никогда.
На каждом шагу Медовой казалось, будто это всё шутка, на самом деле розыгрыш, что Тополь сейчас выйдет из-за ясеня и предложит ей полёвку, как тогда... Но каждый раз это оказывались лишь тени прошлого, отголоски её собственного воображения и вязкой тоски. Но есть что-то ещё. Что-то, что омрачает все светлые воспоминания, что-то, что заставляет Медовую сжаться в комочек и провалиться под землю. Так глубоко, куда не проникнет светлый взор Звёздных предков.
Совесть.
Верность имела для пятнистой кошки чуть ли не первостепенное значение в её жизни, но сердце... сердцу не прикажешь. Так вышло и с Медовой. Преждевременная и такая нелепая смерть Тополя оказалась для кошки очередным сильным ударом. У воительницы оставалось какое-то неприятное чувство недосказанности, незавершённости после гибели белого кота. В день, когда они виделись в последний раз, день, который Медовая до сих пор прокручивает в голове как заевшую пластинку старого патефона, день, что оставил этот чёртов отпечаток. День, когда Медовая начала в полной мере осознавать, что, даже при Тополе, при наличии у них котят, она до сих пор иной раз ловит себя на мысли, что ей небезразличен Звездолом. Как бы кошка отчаянно ни старалась, это чувство было не унять, и Медовая не знала, куда деваться. Ей нужна была чья-то помощь. В тот день, когда Тополь ушёл, она решилась с ним поделиться своей тревогой, своими терзаниями по его возвращении. Тополь бы успокоил её, Тополь бы нашёл, что сказать...
«Бы». Именно. Медовая не знала наверняка, но теперь, когда белоснежного кота нет, она понимала, что уже не узнает этого никогда. С тяжёлым сердцем перед Тополем теперь она носила в себе осознание того, что её влечёт к другому. Причём, к наибольшей печали, Медовая где-то внутри прекрасно знала, что эти чувства были намного старше, нежели чувства к её покойному супругу. Совесть и ответственность не давали теперь кошке покоя ни на минуту. Её покинул сон, исчез аппетит, а все мысли заняты были лишь одним: «Простит ли мне это Тополь?» Будет ли считаться изменой то, что она, Медовая, хочет быть рядом с предводителем? И всегда хотела? Признается ли кошка сама себе так рьяно отрицаемую истину?
Она поспешила. Поспешила с Тополем. Поспешила быть счастливой.
Каждый день, каждый час отрицая эту мысль, Медовая всё больше убеждалась в обратном. Но, нужно отдать ей должное, пёстрая воительница держала и пока продолжает держать свои симпатии при себе, вне зависимости от того, что происходит.
Кошка прекрасно знала и видела, какие отношения у Звездолома и погибшей Медносвет, поэтому не смела встревать в них. А сейчас не делала этого тем более, зная, какой груз утраты лежит на плечах предводителя, пусть и тщательно скрывающего это. Настолько тщательно, что Медовой иной раз казалось, что Звездолому действительно всё равно.

Охотничий патруль, назначенный на сегодня, состоял лишь из Звездолома и Медовой. Труся меж просыпающихся от зимы деревьев и кустов, они входиди вглубь леса, где щебет птиц оглушил бы любого, кто не был придавлен грузом скорби.
Земля всё ещё холодная, но на ней уже видны зелёные росточки, которые со временем превратятся в высокую, сочную траву, и над нею будут порхать бабочки, а меж стебельков — сновать мышки.
Медовая шла, опустив хвост, но так, чтобы не шуршать им о землю, если поблизости появится дичь. По взгляду котов можно было определить, что оба погружены в свои мысли, и им не до охоты, откровенно говоря.
Медовую терзало смутное чувство, которое не поддавалось объяснению, но вселяло лёгкую тревогу: предводитель не просто так поставил её в один с собой патруль. Да, она это чувствовала. Но, честно признаться, она боялась. Боялась, что подведёт Звездолома, если вдруг из лап вся дичь разбежится. Или она сама спугнёт добычу неосторожным шагом… Да, кошка сейчас не была уверена в себе так, как раньше. Последние события выбили её из колеи, и будь её воля, она бы денно и ночно сидела в дупле и смотрела в одну точку. «Неужели это такая расплата за возвращение брата?..» - невольно думала кошка, и сердце рвалось на части. Она не могла представить жизнь снова без Кола, но и так же не могла пожертвовать им ради Тополя. Впрочем, уже ничего не изменишь, и это могут быть лишь предрассудки. Но Медовая старалась не подавать виду, что её мысли крутятся только возле одного.
Взгляд медовых глаз резко уловил величественный взмах хвоста иссиня-серого кота, обозначавшего остановку. Медовая послушно замерла на расстоянии в половину кошачьего хвоста от Звездолома, насторожив уши: неужели кот что-то учуял? Но морда предводителя смотрела на неё. Усталый и печальный взгляд кошки преобразился, насколько мог, став более похожим на взгляд воительницы, готовой исполнить любой приказ. Но всё же выглядело это скорее вымученно, чем решительно.
Некоторое время кот молчал. Затянувшаяся пауза насторожила Медовую, но она не смела шевельнуться под глубоким взором ледяных глаз.
Вопрос, так внезапно сорвавшийся с губ предводителя, заставил кошку напрячься. Она не была готова делиться своими душевными переживаниями, считая это делом непрофессиональным. Со Звездоломом Медовая уже давно старалась вести себя подчёркнуто официально, обрубая все свои тайные надежды. Она не ждала от кота никакого ответа, зная, что он слишком далёк от неё; пятнистой было довольно того, что он уважает и ценит её как бойца и как охотника.
Кошку смутил тот факт, что предводитель всё-таки заметил её перемену. Вернее, это заметили все, но Медовая не думала, что её тоска будет настолько приметна, что предводитель лично задаст вопрос ей прямо в глаза. Некоторое время пятнистая колебалась. Её решимость молчать до победного вдруг куда-то исчезла, а на её место пришло что-то сентиментальное — желание раскрыться Звездолому, рассказать обо всём так, как оно есть. Но Медовая вовремя себя сдержала, внутренне возмущённо одёрнув себя: не в её правилах распаляться эмоциями, особенно перед предводителем.
— Всё в норме, — нарочито легко отчеканила Медовая, чувствуя, что сейчас её ушки становятся красными от того, что говорит неправду. После она ненадолго замолчала, чувствуя выжидающий взгляд Звездолома, и внутренне сдалась. — Вернее, не совсем. Просто… кхм, после гибели Тополя всё стало каким-то другим, — честно призналась кошка, рассматривая лапы иссиня-серого кота. Ей было неловко вот так стоять перед ним и говорить с ним о белоснежном воителе. — Но это пройдёт со временем, — поспешно добавила Медовая и всё-таки глянула на Звездолома. Ей показалось, или она почувствовала перемену в его глазах?
— Я знаю, ты меня понимаешь, — вдруг серьёзно проговорила Медовая. Она и сама не ожидала от себя этой смелой фразы, какую не решилась бы проронить в любое другое время. Кошка не стала продолжать. Если Звездолом решит поддержать тему, то тогда, и только тогда, они её продолжат.
Медовая чувствовала, что сейчас атмосфера поменялась. И кошка не хотела двигаться лишний раз, потому что страшилась нарушить этот хрупкий настрой, что появился между ними.