мелкопост

    Лапы ступали по привычной для них дороге, а из пасти свисало две пернатые тушки. Тело болело так, словно в него воткнули несколько заранее нагретых на угольях игл. Я в молчаливом созерцании прослеживала отсутствие логики в своих поступках. Вместо того, чтобы сразу отправиться в лагерь я почему-то пошла на охоту, поначалу совершенно забыв в ранах, а после надеясь, что боль поможет мне хоть ненадолго, но вырваться из затхлой пелены тяжелых воспоминаний. Я просчиталась.

    Рот был набит перьями, а тушки то и дело задевали натруженные долгими переходами лапы. Как бы плохо не прошло совещание, а полученные новости того стоили. Племена заволновались, и даже более чем заволновались. Похожие смущения происходили и в рядах внеплеменных котов. Домашние давно уже позабыли как это – разминать лапки в своих уютных садиках, а одиночки теперь предпочитали ходить днем, да поближе к людям. К тому же, дело делалось накануне зимы, а значит, их страх можно смело умножить на два. Эта мысль  грела меня всю дорогу.

    Накрапывал мелкий дождик, небо хмурилось, но облаков не было. Моя шерстка покрылась мелкими капельками, холодный ветерок пронизывал меня, но на моих губах стояла улыбка. Если, конечно, этим словом можно назвать нечто, скрывавшееся за двумя довольно объемными тушками.

    Пробираясь сквозь ежевичные кусты, я заставила себя открыть второе дыхание. В последнее время эти обманы удавались мне все лучше и лучше. Спускаясь по хорошо известным мне камням насыпи, я оглядывала лагерь и находящихся в нем. Пташки немного перебивали запах, потому пришлось положить их на землю и сплюнуть перья, оставшиеся во рту.

Он возник как обычно, за спиной. Знакомый, почти родной запах резанул ноздри. И впервые я чуть не поперхнулась. Сейчас я не хотела видеть или чувствовать кого-то. Просто побыть одной, зализать раны. А Лесник – очередная соль для них. Во мне вновь проснулось какое-то странное чувство, с одной стороны меня тянуло зарыться в жесткую шерстку и проспать рядом с ним пару лун, а с другой меня больше всего тянуло оттолкнуть кота подальше от себя, по той простой причине, что от его присутствия мне становилось дурно.

    Впрочем, я не сделала ни того, ни другого, лишь тонко задрожала, когда он задел кончиком хвоста мой живот. Закрыла глаза и вздохнула, собираясь с мыслями, молчание как-то затягивалась. Больше всего хотелось отряхнуться так, чтобы все капли с моей шкуры попали на моего бойца. Однако и этого я тоже не сделала, только наклонила голову, подобрав своих пташек и направляясь в сторону своей палатки. Позади нас находились несколько бойцов, и я вовсе не собиралась информировать их о своем визите в Земноморья, и уж тем более – о целях этого визита.

    Я намеренно сделала шаг вперед, прижавшись к сухому Леснику, одновременно несколько подсушивая свою шерстку и отрезвляя себя прикосновением к колючему боку. Оказавшись на родных камнях, я положила птах у входа и забралась поглубже.

    - Иди сюда, - тихо прорычала я, садясь у самой стены и подтягивая к себе одну из пташек. Не сомневаюсь, что вскоре мои раны прибежит проверить травник. Но это хорошо, потому что боль не проходит, я потерплю, пока рядом мой боец, но потом хочу просто свернуться калачиком и немножко пожалеть себя. Наклонив голову и откусив от птицы кусочек, я вдруг поняла, что одурманивающий запах Лесника перебил мне весь аппетит, а потому, подняв глаза на кота, я задала вопрос, от которого несколько минут все пыталась воздержаться: - Ну и что ты хочешь знать?

На меня волнами накатывала злоба, которую скрыть удавалось плохо. Я хотела порвать все, что движется, второе дыхание неумолимо заканчивалось, и, наконец, лопнуло, словно огромный мыльный пузырь. В чувство приводил только Лесник, который, конечно же, хотел получить ответы на свои вопросы.

    Чем ближе он подходил, тем больше я отступала назад. Только если шаги моего бойца были большие и размашистые, а он приближался, то я даже на лисий хвост не продвинулась, почувствовав за своей спиной холодную каменную стену. Как жаль, что такое мелкое жилье не предполагает наличие тайного запасного выхода, в таких ситуациях он бы мне очень пригодился. Хотя, помнится мне, бегать от Лесника – себе дороже. Как бы я не хотела признавать, но мне нравилось подчиняться ему и играть с этим котом. Впрочем, сейчас злость брала верх, и чисто ради принципа я не хотела раскрывать Леснику правду, по крайней мере, с первого раза.

    Почувствовав на шее клыки, я мелко задрожала. «Хочешь показать свою власть надо мной? М-м-м, показушник». Я выдохнула прямо в ухо моего бойца, а затем провела языком по его шее, поднималась к уху, и, разумеется, против шерсти. На моих губах заиграла улыбка, я несколько обмякла, показывая бойцу, что расслабилась. И в этот момент меня словно тысячью игл пронзила новая мысль. Догадку тут же захотелось подтвердить, я облизнулась, мой язык как бы случайно задел Лесника. Ну что же, начало положено, осталось довести мою игру до конца.

    Я покорно дождалась, пока он соизволит отпустить меня и приступит к трапезе. Время казалось, замедлило свой ход. Я как-то уж слишком долго поднималась, задетая в очередной раз рана начала подавать признаки жизни и неприятная пульсация усиливалась. Как бы снова кровотечение не началось. Впрочем, это волновало меня в меньшей степени. Теперь я просто обязана была сделать то, что хочу и наблюдать за последствиями. Лесник никогда прямо не говорил о своем отношении ко мне, небольшая провокация ему не повредит.

    - По-моему ты забываешь, что я все же кошка. Как и все кошки, я хочу котят. Ты же не против, если я сделаю их, папочка? – с этими словами я прошла мимо Лесника и уселась на краю палатки. Не хочу видеть его жующую морду, не хочу видеть первую реакцию на мои слова – только последствия, только хардкор.

На переносицу приземлилось перышко, я чуть опустила голову и позволила себе улыбку. Я обожала его, эту безумную реакцию – неконтролируемую ярость, ненависть, желание, ревность. Все смешалось в доме Облонских. На миг я пожалела, что сказала Леснику такие грязные слова. Любой из вариантов его реакции переводил меня в состояние исступленного экстаза и желания получить ещё больше. Без боли и страха, а может и иначе, чтобы кровь заливала стены, пол и потолок. Жадно облизнувшись, я предвкушала развитие событий, рот наполнился слюной, да только в ней был лишь кровавый привкус.

    Мощная туша Лесника перекрыла мне единственный ход к отступлению, он не позволял даже солнечным лучам проникать и освещать нас. И, конечно, я предпочла сделать несколько небольших шагов назад. Разглядывать моего бойца во всей его гневливой красе было феноменально потрясающе. В моем воспаленном мозгу вдруг возникла мысль о том, что Бездна и Лесник в чем-то родственники. Но если раньше я мучилась во снах, то теперь снов не было, зато была более страшная, пугающая и такая живая реальность.

    Низко пригнувшись, я дождалась момента, когда боец будет в самом пике своего прыжка. Именно в этот момент я напрягла лапы и, отметив про себя тесноту моей палатки, прыгнула вперед и вверх, ему на встречу, ударяясь головой в грудину Лесника и пытаясь сбить его с лап.

    Нет, вступать в бой с моим котишкой я не собиралась, не сложно догадаться, что я не сумею его победить, слишком уж он силен в гневе, слишком высокий уровень боевого самоконтроля. Как вариант можно бы было осложнить ситуацию, выскочив на поляну, но делать этого я не собиралась. Чтобы весь лагерь увидел, как мы с Лесником деремся? Только этого не хватало.

    Я чувствовала себя беспомощной. В собственном кабинете не могла найти какое-то банальное оружие и защититься от моего котишки. Он схватил меня резко, прибил своим телом к столу и обнял. Пришлось приподняться на цыпочки и сесть на краешек деревянной пластины, чтобы наши лица были хоть немного на одном уровне. И все равно приходилось смотреть вверх, чтобы поймать взгляд Лесника.

    На моих губах появилась улыбка, но мысли были чуть дальше. Там, где мне могли бы зашить рану на животе получше, там, где руки бойца не проникали под мою рубашку и не обжигали своим странным жаром мое холодное тело. Но я была здесь, упиралась коленками в Лесника, бегала глазами по его лицу, выискивая хоть какие-то признаки того, что он выпустит меня из непроницаемого телесного кокона, в котором запер.

    Он хотел знать правду, я лишь испустила тонкий вздох. Единственным человеком, которому я доверила тайну о шпионах, была Фрост. Да и та периодически хотела узнать, кто же приносит мне весточки об одиночках и домашних. А может и она этого не знает, и спрашивала меня не о шпионах, а о чистильщиках? Одурманивающий запах Лесника не давал мне вспомнить. Я опустила глаза вниз, разглядывая шрамы, скрывающиеся под рубашкой моего бойца. Некоторые из них я оставила сама, но его отметин на мне будет, пожалуй, больше. Да и эта новая рана на мне, он сильно травит её, можно ли записать её на счет Лесника?

   - Это дела Банды, касательства к которым ты не имеешь, - проговорила я. Расстояние между нами опасно сократилось, теперь сидеть на столешнице мне не удавалось, приходилось стоять, а так я была ещё ниже его. Смотреть снизу вверх было неуютно, но сделать шаг влево или вправо не получалось.

    Я почувствовала губы Лесника на своей шее, его тихие слова заставили меня задрожать всем телом. Чего он хочет, какой-то особенной прелюдии, или же действительно отпустит? На моих губах скользнула и растворилась едва заметная улыбка. Я провела пальцами по щеке моего бойца, рука плавно опускалась вниз, я схватила было моего мужчину за шею, но передумала и поплыла дальше, расстегивая верхнюю пуговицу его рубашки. Рука очутилась посередке его груди. Проведя пальчиком по едва заметному шраму, я подняла на Лесника глаза, в которых скользил заранее подготовленный взгляд: боль, прошение, отвращение… желание.

    - Отпусти меня, пожалуйста. Мне нужно к травнику, - я сделала вид, что слова даются мне с трудом, что приходится давить на свою гордость и чуть ли не выплевывать их.

Дрожу в руках Лесника. Нарвалась? Все оказывается куда как прозаичнее, потому что мужчина отпускает меня. И волны злости накидываются на меня, желая разбить причал моей неприступности. Какого черта? Моя ярость не поддается контролю, я хочу разорвать бойца просто за то, что он отпустил меня в такой момент. Внизу живота нахлынула тяжелая и теплая волна, по телу начала раскатываться сладкая истома. Одновременно с этим я почувствовала себя совершенно сухой – кажется, что во рту не осталось ни единой слюнки, внутри разносилась бешенная пульсация. Тело быстро согревалось до привычной температуры, а может быть даже немного выше – рана давала о себе знать. Воспоминание о том, как тяжело было ввести себе морфий, как сонными пальцами я втыкала в тело иглу, стараясь заштопать рану быстрее, пока окончательно не отключилась. Грань этого бессознательного состояния отразилась и сейчас – к горлу подкатил тошнотворный комок… и ничего не произошло, лишь желание усилилось, захлестывая последние капельки сознания.

    Несколько секунд проносятся, как километры на скоростном поезде. Губы Лесника так близко к моим, чувствую его редкое дыхание, ловлю взгляд. Слишком сдержанный, он ударяет меня не хуже, чем нож одного из шпионов. Хочу впиться в него и разорвать за пренебрежение моей страстью, а вместо этого лишь облизываю вмиг пересохшие губы и тяжело дышу. Лучше бы ты ушел.

   Тянусь к Леснику, хочу прижаться к нему, почувствовать, как стучит сердце моего мужчины. Ловлю себя на мысли, что хочу немного нежной романтики, да только тут же вспоминаю, кто передо мной находится. Кажется, он совсем не обращает внимания на мои движения, просто делает с моим податливым телом все, что захочет. Может здесь сказывается разница в возрасте, силе или в игре менталитетов? Смогу ли я признаться себе, что влюбилась в этого мерзкого ублюдка. Воспоминания нахлестывают, но убираются прочь быстрее, чем мне удается рассмотреть их как следует. Где я ступила на тот неправильный путь? когда потеряла контроль над моим сладким убийцей? Да только как можно потерять контроль над тем, чего никогда не имела. Запоздало приходит мысль, что я не смогла бы держать Лесника на расстоянии вытянутой руки, а увидев его с кем-то другим, я просто захотела бы завоевать его и присвоить себе.

    До боли становится жалко себя, мой убийца заставляет меня выгнуться и застонать от боли в животе. Только не так, только не сейчас. Чувствую, как глаза застилают слезы, слышу, как отчетливо и громко трещат швы на животе, и вдруг понимаю – это невозможно.

    - Не расскажу, - вдруг выдыхаю я, сжимая руки в кулаки. Почти не чувствую его движений ниже, они слишком эфемерны, перекрываются пульсирующей болью и его губами, скользящими где-то очень близко. И как бы страстно я не желала, как бы не искусывала свои до крови, до его дотянуться не получалось. Злоба и желание раздирали меня, пока Лесник, явно издеваясь, пробовал мое тело на вкус, словно никогда его не видел.

    Резко поворачиваюсь к нему всем телом. И это, казалось бы совсем невинное движение, заставляет меня согнуть колени и резко вцепиться правой рукой в столешницу. Он, конечно, не собирался выпускать меня, и где-то в этом моменте я разозлилась, что ношу такую длинную гриву волос. Чтобы как-то выйти из неудобного положения, прижимаюсь лбом к груди Лесника, а боль все тянет свернуться комочком. Не в состоянии больше стоять, я падаю на колени, в ужасе понимая, что совершила ошибку.

сухо(

   Я чувствовала тебя лучше, чем когда-либо. Твой палец скользит по моей щеке, я облизываюсь, задеваю его языком, а затем мягко прикусываю и провожу по неожиданно мягкой его подушечке. Твои руки, всегда казавшиеся мне грубыми и неспособными на нежность, неожиданно оказались руками обычного человека, не подверженного таким переменам в характере, которые раз за разом повторялись с тобой. Замечаю, что сознательно избегаю этого взгляда, не хочу выглядеть покорной, маленькой и глупой. Да только я опоздала, потому что с тобой привыкла делать, а потом думать.

    - ...Мой новый боец, Пепелица, ты будешь с этим считаться, - глаза Фрост полыхают недобрым огнем, а я стою у окна, скрестив руки на груди, стараюсь не произносить лишних слов, ненавижу.
    - Он сгорит в аду к концу этого месяца, - бросаю я и выхожу из кабинета владетельницы, не желая больше продолжать разговор. Действительно, выпереть Лесника теперь  совсем никак не выйдет, он хорошо зарекомендовал себя. Пусть ни с кем не налаживал контакта, но задания всегда выполнены идеально, с легкой руки Фрост он получил место в Совете. Мне было любопытно – неужели постель? Ах, почему же это так меня злит? Я задыхалась, полыхая странным, доселе незнакомым огнем.

    Касаюсь носом белоснежной ткани, глаза поднимаются к серой полоске, плотно сжимающей то, что, очевидно, придется сегодня познать моему рту. Носом касаюсь бугорка, отмечая про себя, что теория здесь не пригодится, а практиковаться мне не позволял чересчур высокий статус и собственное завышенное до нелепых пределов самомнение. Касаюсь рукой твоих пальцев, чуть сжимаю их, ища поддержки – как это? Оказавшись в ситуации, которую ещё не проходила, я мгновенно теряюсь, и на смену возбуждению приходит страх – а что, если я сделаю что-то не так? Не последует ли наказание за малейший проступок? Словно школьница, не только не выучившая предмет, но впервые за несколько лет пришедшая на урок.
    Любопытство и желание пересиливают страх. Наверное, люби я тебя как и все нормальные люди, сделать это было бы легче. Что может быть проще, чем доставить удовольствие любимому? Но наша любовь (?) была другая – словно огонь и лед, мы существовали, ежедневно опаляя, но охлаждая друг друга, стараясь, впрочем, поддерживать тандем, золотую середину, не стараясь перетянуть другого на свою сторону, но всячески причиняя страдание за эту неспособность к решимости.
    Мой язык скользит по верхней части ствола, задевая головку, и вновь опускается вниз. Когда я успела лишить тебя этого скромного куска белой с серыми вставками ткани? Руки лежат ниже, как их сумела согреть – не знаю, но касаться холодными не посмела.

    Иду по коридору, в руке початая бутылка виски. Пг-гастите меня покорнейше, но сука Фрост не обеднеет, если я захвачу из её бара какую-то жалкую бутылочку. Пусть лучше соблаговолит поклониться мне в ножки, ибо хотелось бить и колотить все, что попадается на глаза в кабинете этой гадкой твари. Как ты посмела назначить мне напарника?! Останавливаюсь у стены, приваливаюсь к ней и закрываю глаза.
    Виски обжигает глотку, я тихо кашляю, из глаз текут слезы. Приходится распахнуть глаза, в надежде, что так пытка кончится быстрее. В этот момент я замечаю тебя, стоящего у противоположной стены, с усмешкой разглядывающего меня. Ярость застилает мои глаза, я швыряю бутылку, целясь не в тебя – рядом. И попадаю точно в цель, потому что никто в этом чертовом мире не попадает в мишень лучше, чем я.
    - Я больше не промахнусь, - даже не смотрю на тебя. Низко опустив голову, я отправляюсь в свою комнату. Но ты не отстаешь – твоя фигура преследует меня в подсознании, пусть сам ты не сделал ни единого шага в мою сторону.

    Внутри закипает пламень, я чуть выгибаюсь, чувствуя, как соски упираются в твои бедра. Больше в твои глаза смотреть не выходит, как и тогда я чувствую свою полыхающую странным огнем глотку, и вижу перед собой только краешек твоего тела, потому что стою на коленях, низко опустив голову, занимаясь тем делом, которое ты обозвал полезным.
    Опускаю голову ниже, наконец, решившись, что твой лед, сумеет накрыть мой пламень, однако ты лишь больше распаляешь  меня, и словно гадкая кошка, я начинаю делать то, к чему привести могут только инстинкты. Впрочем, даже укусы у меня получаются нежными, а движения недостаточно резки.

не мучай больше одного поста, моя мораль давит, я не знать, как описать((

Отредактировано Пепелица (2015-01-20 19:15:52)

Начинаю входить во вкус, прикосновения к горячей, пульсирующей плоти выводят меня на новый уровень желания. Ловлю себя на мысли, что не могу подавить интерес, а уступая ему, поднимаю на тебя глаза. Словно разряд ударяет меня, сердце, кажется, сейчас выскочит из реберной клетки, кажется, что оно совершает не менее трех ударов в секунду, потому что сейчас, в это самое мгновение, я смотрю в твое лицо, исполненное странным, незнакомым мне доселе выражением. Ты был похож на большую, довольную кошку, мой милый убийца, довольную не так, как обычно, но с какой-то особенной искоркой, запалом, который переходя от тебя, разжигал и меня, растапливая ледяные оковы, прочно сковавшие в свое время все мои желания. Рот наполнился слюной, и вдруг игрушку убрали.
    Ты вдруг опускаешься ко мне, наверное, читая сразу весь спектр моих эмоций на встревоженном лице. Глаза бегают, а ты вдруг обнимаешь мое лицо руками, словно ребенка. И я все тянусь к тебе, рука скользит по твоему телу, впрочем, недолго…

    Из глаз сами собой полились слезы, я сидела на своей постели, прижав к себе ноги и уткнувшись в них лицом. Держалась весь день, смутно представляя себе, что будет потом, когда я останусь без всех этих лживых людей. Отбросов, сладко называющих себя высшим обществом, с их тупыми недоношенными в их собственных червивых мозгах соболезнованиями.
    Кажется, я никогда не любила родителей. Сначала, наверное, и было какое-то нежное чувство, но вскоре меня отправили в один интернат (назовем так школу-пансион, и примем это за аксиому), затем, когда я переросла начальные ступени знаний – в другой. Закончив учебу, я вдруг поняла, что практически не помню лица своих родителей, которые даже на каникулах не позволяли мне приближаться ближе, аргументируя это какими-то бредовыми словами о моей безопасности. Но я не желала им такой судьбы, такой смерти.
    Лагерь спал. Слегка пошатываясь, я была по коридорам, а босые ноги шлепали по холодному полу коридора, по плитке приятного бежевого цвета с каким-то затейливым узором. Так сделали, чтобы нельзя было быстро бегать, и самое главное – убегать. Вся охрана носила кирзовые сапоги, позволяющие им с легкостью передвигаться по зданию в случае опасности.
    Собираясь свернуть за угол, я вдруг натолкнулась на препятствие. Тихо прошипев что-то и не получив никакого результата, я прищурилась и подняла глаза, болеющие сейчас даже от приглушенного света. Перед моим взором предстал человек, от которого я не услышала ещё ни одного слова, который даже не попался мне на глаза, хотя я так хотела увидеть того, на ком можно сорвать всю свои ненависть. Мой убийца.
    Я открыла было рот, но так и застыла, не в силах вымолвить и звука. Куда-то делись все слова, которые я хотела бы сказать тебе, я дрожала – от холода, страха и какого-то странного ощущения неудовлетворенности, день казался мне незавершенным. Молчание затянулось, а затем я уткнулась лицом в твою грудь и обняла тебя. «Пожалуйста, просто ничего сейчас не говори». И ты молчал.

    Мое тело изгибается само собой. Несколько щекотно, в кабинете прохладно, и влажные горячие коридоры, проторенные тобой на моей коже, почти сразу же остывают. Я выгибаюсь, мое состояние близко к желанию хохотать, вот только этого не происходит. Не в силах удерживать прямую спину, я падаю на пол, тело вновь вздрагивает, вызывая острую боль там, где должен находиться шов. Закрываю глаза, судорожно и страстно выдыхаю, стараясь отдышаться, а также поймать новую порцию воздуха. По счастью, сейчас нет ничего, что могло бы помешать этому. Рука опускается в твои волосы, я сгибаю ноги в коленях, и из моей груди вырывается очередной судорожный стон. Не понимаю своей собственной сдержанности, но не хочу отдавать тебе все и сразу.
    В очередной раз выгибаюсь, стараясь даже немного отодвинуться от тебя, чтобы избежать твоего языка, раскрывающего все прелести моего нетронутого чужими губами цветка. Стоны удается сдерживать все хуже и хуже, и вскоре меня уже разрывает, а в грудь давит громадный ком, заставляющий ледяную Пепелицу проявлять эмоции, находящиеся на пике, грани сознательного и бессознательного.

Стоит только попытаться ускользнуть, как меня тут же догоняет твой шершавый язык. Не хватает даже сил, чтобы приподнять голову и посмотреть на тебя, слишком уж сильно мое наслаждение, сильно настолько, что прижимает меня к ворсистому ковру, позволяя лишь иногда приподнимать мое жалкое тело, да отпуская редкие попытки отползти в сторону. Только той пары миллиметров, на которые я успеваю продвинуться, катастрофически не хватает. Ты настигаешь меня и наказываешь ещё более сладкими прикосновениями.
    Ты играешь со мной как хочешь, я понимаю, что находясь в твоих руках не могу даже двинуться без твоего позволения. Как легко ты водишь меня по тонкому мостику страсти, меж двух волн. Не пускаешь меня, замораживаешь время на самом пике, и в тот же миг удаляешься. Как же это бесит. Впрочем, следом за этим приходит новый твой подарочек, заставляющий меня расслабиться и дрожать от предвкушения нового сладостного чувства ещё сильнее.  Так происходит и сейчас. Одно лишь твое прикосновение заставляет меня впиться коготками в ковер и застонать. Хотелось бы впиваться в тебя, да только твое тело пока слишком далеко, а из-за страсти я слаба, словно беспомощный котенок.

    Прием был достоин умерших веками назад королей. Хозяин не скупился – порадовать своих дорогих гостей он всегда был рад. Впрочем, я знала, сколько городской совет платит ему за эту радость. При мысли о том, как более разумно этими деньгами могла бы распорядиться я, все внутри меня начинало клокотать. Странное ощущение того, что этот человек тебе нужен. Гадкое и противное.
    Здесь я совершенно одна – да, впрочем, может здесь и есть знакомые, только сама суть бала-маскарада не предполагает узнаваемости твоих людей. Мне нравятся такие развлечения, здесь я могу быть кем хочу, а затем, скинув маску, в считанные секунды превратиться в совершенно другого человека. За один вечер здесь можно узнать столько информации, сколько за целый год потом не переварить. И даже самые глупые сплетни можно использовать для себя, если только знать, как.
    Играет музыка, и чьи-то сильные руки вдруг нежно цепляют меня за талию, вытягивая в центр зала, где уже собрались другие пары. Какая наглость, с трудом подавляю гнев, и забываю, что сейчас не время и не место. А потому разворачиваюсь к партнеру. Маска чумного доктора идеально дополняет его образ. С ужасом понимаю, что музыканты играют танго, а ведь даже с каким-нибудь фокстротом я справилась бы куда как лучше. Бормочу партнеру, что мне нужно убегать, но он против – держит меня крепко. Пузырьки от недавно выпитого шампанского ударяют в голову, и я предпочитаю подчиниться, человек, скрывающийся под маской, становится мне интересен.
    Его мастерства более чем хватает на нас обоих. Я вдруг понимаю, что далеко не так плоха, как считаю – ноги незнакомцу я все-таки не отдавила. Он молчал, а я была слишком сосредоточена на том, чтобы показать себя с самой лучшей стороны. Кажется, где-то в толпе я заметила платье матери, неужели она наконец-то проявила ко мне интерес? А, впрочем, я очень сомневаюсь, что она могла бы узнать меня среди танцующих пар – для этого надо видеть свою дочь чаще, чем раз в год.
    Он так хорош, мой партнер. Понимаю вдруг, что не хочу его отпускать. Музыка затихает, а я пытаюсь поймать его взгляд. Но ничего не получается, он смотрит куда-то поверх моей головы. Хм, я вытяну из тебя всю правду, мой дорогой таинственный друг.
    Прошу его пойти со мной, беру за руку и тащу из зала. Очевидно он не против, потому как сдвинуть такую махину без её собственного согласия не представляется возможным. Шаг за шагом, мы удаляемся все дальше, музыка и шум гостей затихают, и вскоре мы остаемся одни в полутемном коридоре. Ловлю себя, что хочу упасть с неизвестным в постель, даже не срывая с него маску. Просто за его сильные движения, его внезапную власть надо мной, и этот запах, обволакивающий его и меня.
    - Достаточно, -  с этими словами я срываю с незнакомца маску и нахожу под ней тебя. Мой мир рассыпается на тысячу осколков, глаза бегают по твоему лицу, пытаясь понять – как такое возможно? Я ведь проверяла, ты уехал из города, тебя не должно было быть здесь. – Когда же ты прекратишь уже портить мои дни рождения? – да все равно, что никто в зале (кроме, пожалуй, Фрост и моей матери) об этом не знает. Я уверенна – ты помнишь.

    Сердечко колотится, как сумасшедшее, когда я понимаю, что сейчас случится то, чего я так ждала и хотела. Мои глаза бегают по твоему лицу, и я чувствую, что мы с тобой скоро станем одним единым целым. Одно, кажется совсем легкое движение, и меня словно выбросили в открытое море. Я судорожно ловлю ртом воздух, будто рыба, выброшенная на берег. Мои собственные стоны не позволяют мне захватить столько воздуха, сколько необходимо для следующего. Пытаясь хоть как-то контролировать ситуацию, я провожу губами по твоей шее, скольжу немного вверх, по твоей щеке и замираю. Зрачки мои расширяются, потому что в этот самый момент внутри меня происходит нечто, заставляющее меня вскрикнуть. А затем твои губы просто закрывают меня, и я понимаю – из этой пелены власти мне не вырваться никогда.

Вдох-выдох. Играем, живя. Живем игрой. Рядом с тобой я не буду выглядеть опытным партнером, лишь глупой и слабенькой овечкой, что-то блеющей в руку хозяина, ласково шевелящей губами по его руке, щекотя так мило и наивно, что даже убивать несколько жалко. Поэтому овечку можно просто остричь… или обрить, смотря какое желание подберет хозяин.
    Вверх-вниз, задыхаюсь своими криками, закрываю глаза, не в силах видеть твое лицо. И даже стараюсь не дышать, чтобы не поглощать в себя твой завораживающий запах. Кошка с глазами и нюхом лисы. Улыбка скользит по моим губам, я упираюсь руками в твою грудь – оттолкнуть или потянуть на себя? Не успеваю совершить какого-либо малочисленного движения, потому что руки оказываются где-то над головой так резко, что я выгибаюсь настолько сильно, что живот касается твоего. В этот момент вниз настолько сильно, что я раскрываю глаза и выдаю из себя как-то странный, потрясенный стон. Непонимание, как такое возможно? На меня накатывает теплая волна, и я несколько корю себя за несдержанность. Впрочем, что я там говорила про неопытного партнера рядом с моим убийцей?

    - Орлан, Маэстро, Клык, Рогоза – правый коридор; Гратч, Лаванда, Коготь, Зорька и… Диббуки – левый коридор; Лесник со мной, - хочу проследить за тобой или просто знаю, что ты готов отдать свою жизнь за меня? Какой самообман, Лесник, ты же никогда ни о ком не заботишься. Наверное, поэтому я тебя и беру с собой, ты не будешь мешаться под ногами, и выполнишь дело, даже если я подохну. Не будешь сидеть рядом и лить по мне слезы, это уж точно. Ты отомстишь за меня просто потому, что при всех моих недостатках я не такой хреновый посланник, как думаю о себе.
    Мы идем по коридору. Я знаю это место, а потому иду впереди. Какой идиот догадается спрятать свою шкуру в школе? Только наш объект. Даже если учесть, что сюда добираться сначала на поезде, а затем ещё подниматься на вертолете (либо тайными ходами вверх по горе) – какой смысл? Нормальные люди прячутся в бункерах – или на виду у всех, потому что так реально безопаснее. Но не там, где бывшая ученица сможет тебя найти.
    Спустя годы мечта нагло вышибить дверь в кабинет директора все же осуществилась. Я перестреляла всех к чертями собачьим, всю эту поганую свору. Не заботясь о меткости, не желая даже слышать о том, что нужно из кого-то оставить в живых и допросить (а лучше всего цель), я просто стреляю до тех пор, пока не заканчиваются патроны в магазине. Всю остальную работу доделаешь ты, нисколько в этом не сомневаюсь, тебе нравится убивать.
    - Мы так тебя не учили… - он смеется, он остался жив. Мой директор, у которого я получала зачет прямо в его постели.
    - Зато допрос я проведу по всем правилам, учитель, - усмехаюсь я и сажусь рядом с ним. Человек, понятное дело, не сможет встать с простреленными ногами, но проживет достаточно, чтобы я успела узнать все, что мне нужно. Мы говорим с полчаса, он едок и злобен, насмехается, напоминает о моем прошлом, и все время косит глаза куда-то в сторону – туда, где ты добиваешь людей, оставшихся в живых. По-моему его слова тебе совсем не нравятся, но ты должен всего лишь исполнять мой приказ, а не рассуждать, потому я отбрасываю все посторонние мысли. Пока ты не кончаешь его после очередного выпада в мой адрес, и не хватаешь меня за горло. Мой сладкий убийца, это тебе за Фрост.

    Губы что-то шепчут в твоё ухо, я таю под твоим напором. Мое. За все ошибки прошлого мы будет отвечать  друг перед другом сегодня. За все те выпады, которые совершали случайно или нарочно по отношению друг к другу.
    Вдох-выдох. Игра скоро закончится, я чувствую это, в моих глазах колотится мое сердце, оно рвется к тебе, заставляя меня двигаться к тебе – сейчас ли, или в любое другое время, оно ведет меня вперед, тащит за тобой. Касаюсь твоих губ и тяну на себя, желая почувствовать, как тяжелое и горячее тело навалится на меня в полной мере. И в этот момент мои мышцы сжимаются – на меня накатывает оргазм.