День выдался на редкость пасмурным. Небо хмурилось и клубилось рваными тучами, похожее на замутнённое дно реки. Воздушные потоки гнали дымчатых вершителей ненастья. Но то бы не разразилось, ведь кончилось лето, время диких гроз и бесконечной жары.
– Значит летом моя сестра и сблизилась с Углём, а теперь она вскармливает недоношенных котят, – с болью в сердце подумал Поллунник, толокши почки берёзы с чередой, совсем не глядя на свою работу. – Как она могла быть такой безрассудной? Это так не похоже на неё…
Обычно скрупулёзный в травнических делах, целитель никак не мог сосредоточиться на поручении Соцветия. Он всё размышлял, опускался в глубины памяти и возвращался в прошлое, чтобы найти источник необъяснимого предчувствия, что что-то пошло не так, какой-то сбой в их жизни.
– Да, возможно, это оно, – котик прекратил толочь камешком сухие травинки и прищурился. – Уголь раньше был с Полудницей… А теперь его подруга… Древоглазка? – гримаса отвращения проступила на острой мордочке пушистого. – У него же новорождённые котята. Ему самому-то не противно? Эх, зря мне слухи донесли все подробности этой... ситуации.
Лун сам не понимал, хотелось ли ему разобраться во всём или он предпочитал жить в неведении, обособлено от проблем своей сестры и племянников, но навещая их каждый день, как помощник лекарши, он не мог остаться в стороне. Первое время ему было просто невыносимо смотреть на эти слабые, не готовые полноценное жить, тельца, потом – слишком дороги стали каждые их шаги, слова… Целители были всего этого лишены; зато все котята племени были теми, кому они помогли появиться на свет.
– Их папаша… – юнец отдёрнул себя. Ему было так несвойственно – злиться на кого-то по-настоящему. И его семья была далека от идеала, и его приёмный отец Волкодав никогда не посещал Детскую, а Косуля просто принял к сведению то, что у него, оказывается, есть сын, но не проявил никаких отеческих чувств. – Уголь такой же кот…Но Копоть… Её ранние роды…
Непонятно, что было сильнее в Поллуннике: братская опека или целительский протест. Но для него всё это как-то само собой слилось.
– Я не хочу оставлять на себе эту грязь, – передёрнулся травник и вернулся к работе. – И уголь пачкается, но нужно это пережить, забыть – что было, то было.
Вообще, подозрения начали закрадываться в душу монохромного, но он неосознанно старался их отогнать. Копоть не какая-нибудь безрассудная ученица, все прекрасно знают, что у неё есть голова на плечах.
– Так! Травы, травы, травы…