Весна – любимое время года Мокасина; он обожал тепло и свежесть, наслаждался возвращением травы и цветенья, часами нежился в благосклонном солнце… Коту нравилось наблюдать, как природа сбрасывает с себя ледяные оковы, как солнечные лучи растапливают снег, будто сливочное масло, и как ожившие птицы суетятся, навёрстывая упущенное.

Но что Моке не нравилось – так это резкий, жёсткий переход от мороза к жаре, который случился (не иначе, как по велению глобального потепления!) в этом году. Вчера у Моки сопли в носу леденели, сегодня же он проснулся в холодной луже, натекшей из плачущих сосулек. Загадки мироздания!

Именно из-за этого метеорологического сдвига у Мокасина дико болела голова всю неделю, и он отлёживался в укромном закутке, стеная на весь город; теперь муки стучащего по мозгам молота отступили, и кот смог встать на ноги, а позже и пройтись. Путь бродяги лежал, как и его душа, к рынку. Голод-то, как все помнят, не тёзка; теперь, когда Мо стало легче, он сильно проголодался.

На улице пекло нещадно; Мокас устал, словно бык, везущий стог сена с кучей кирпичей в придачу, и шёл с открытой пастью, пытаясь хоть как-то охладить организм. Кот чувствовал себя не жителем приморского городка в умеренном поясе, а королём львиного прайда в степях Африки или черепахой, ползущей по раскалённым пескам острова в экваториальном климате. Если бы коты потели, Мок бы уже оставил за собой ручей солёной воды или даже устроил бы всемирный потоп. 

Тяжело дыша и извергая зловонное дыхание, Мокасин зашёл на рынок (где каким-то образом было еще жарче, чем на улице; духота тел сливалась в почти осязаемый куб воздуха) и придирчиво оглядел привычные ему владения. Первый кусок разбойнику достался почти даром – хитрый кот, жалобно мяуча, подкатился к знакомой продавщице, новенькой на рынке, и встал перед ней на задние лапы. Ну как не кинуть смешному побитому мальчику кусочек тухлого тунца! Мокас подхватил добычу и тут же сожрал её едва ли не одним глотком, будто анаконда или гриф.

Разумеется, один жалкий тунец недельный голод не утолил, и одиночка двинулся дальше, присматриваясь к базарному товару. Старательно обогнув отделение раков и крабов (к сожалению, даже Крик Журавля не удалось полностью избавить кота от этого страха), Мока подкрался к столу с мелкой рыбой и, подпрыгнув, нагло загрёб лапой кучку сардин. Двуногий, заметив этот нахальный жест, тут же побежал отгонять кота, и Мокас еле-еле успел схватить в пасть хотя бы одну тухлую сардинку.

Уже на пути к рыночным задворкам Мокас увидел ведро с сельдью, которое ещё не успели распродать, и… можно сказать, не сдержался. Нырнув внутрь, кот схватил заветную рыбину и потянул её вверх; тут он уронил сардину и был вынужден торопливо доставать сначала один улов, а затем второй, при этом едва не потеряв оба – Двуногие были тут как тут. Кот всё-таки сумел вырвать свой заслуженный паёк и торопливо рванул прочь.

Окольными путями пройдя в тенистый закоулок, Мокасин бросил своих девочек на пол и отдышался. Физические упражнения в такую жару ни к чему хорошему не приводят – не долго и помереть от инфаркта! Впрочем, не сегодня. Мокас отпил из ближайшей лужицы с нефтяными радужными узорчиками и, облизнувшись, набросился на жратву.

Мокасин разинул пасть на манер голодного желторотого птенца и соскрёб с земли пропавшую, дурно пахнущую, сочащуюся какой-то слизью и чуть ли не личинками изрешечённую рыбу. Тщательно двигая челюстями, Мо стал разламывать ей кости, раскалывать голову и разжёвывать потроха. Мокасин чавкал и икал, ронял из пасти куски и давился косточками, постанывал и клацал зубами, но ни в коем случае не прерывал священный процесс поглощения пищи. 

Его прервал кто-то другой.

- Где ваши манеры!

Мок едва не подавился и торопливо отхаркал попавшую не туда косточку. Резко повернув голову, он едва не свернул себе шею, но разглядел-таки нахала, осмелившегося помешать его трапезе.

К Мокасину приближался сероглазый кот, которого по фигуре можно было принять за симпатичную кошку – к счастью, голос выдавал истинный пол. У наглеца был странный, пытливый взгляд, в котором смешалось больше сотни эмоций, названия которых Мо не знал; одну эмоцию можно было выделить чётко – отвращение. И немножко презрение. И отчасти раздражение… в общем, как и было сказано, много эмоций.

- Вы разве не слышите, как едите? Такими темпами все разбегутся от вашего... чавканья.

Мо сглотнул кашицу во рту и уставился на незнакомца. Спохватившись, Мок снял с подбородка рыбий хвост и доел его.

Он совершенно не понимал, что этому типу от него надо. Обидеть меня хочет, наверное. Фу ты.

- Ну так… и беги, - нашёлся ответить кот. Угольный красавчик не уходил, и Мокас начал потихоньку распаляться – теперь уже в переносном смысле этого слова.

- Ты ваще… кто такой и откедова? Хочешь меня уму-разуму поучить, мелочь недоделанная? Я тебя, ушлёпок, прибью, не успеешь усами повести. Даже если у меня все кости будут переломаны, вот так. Короче…  Иди ты, - сказал он. И объяснил, куда.

Мокасин сидел, облизывался и ломал голову, пытаясь понять, что этому пришлому типчику от него, старика, понадобилось. Сидел себе, никого не трогал, кушал мирненько – и тут бац, налоговая инспекция, явился не запылился, критик чёртов! И ведь, главное, не пытается добычу отнять и даже не нападает – а просто… выёживается – вот подходящее слово, да?

Мимика Мокаса не была столь хорошо развита, чтоб он мог “вздёрнуть бровью”, “уронить челюсть” или “изумлённо распахнуть глаза” – маска мрачности накрепко пристала к морде – однако что-то в облике Моки выдавало его ошарашенность. Возможно, это был нервно дёргающийся ус или дрожащие когти. Не суть важно.

- Занадом! – рявкнул кот, еле сдерживая острое желание похоронить зазнайку на месте. Очень хотелось подойти к нему, хватить за шкирку, хорошенько потрясти и, дотащив до скалистого берега, сбросить в пучину вод. Видят звёзды, у Мокаса было много врагов, и список котов, которых он недолюбливал, можно было растянуть на многокилометровый свиток – но чтоб кто-нибудь умудрился так его разозлить, всего дважды открыв челюсть – это редкость!.. Тёмный кот раздражал Моку со скоростью тысяча негативных эмоций в секунду.

Если так задуматься, то льдистоглазый проходимец был в своём роде уникален – до него ещё ни одна душа не пыталась воспитывать Мокасина, и бродяга настолько офигел от нового обращения, что совершенно не понимал, что от него требуется. Угольный котик говорил на каком-то марсианском языке, но на полоумного похож не был; поэтому Мо решил, что он просто издевается.

А бродяга не любил, когда над ним стебались. С детства не любил. Тут надо вспомнить, какая участь постигла его первого обидчика…

Кот прищурился, разглядывая лебединую шейку знатока манер и мысленно прицеливаясь в неё когтями.

- Мсье, вы вновь нарушаете правила хорошего тона.

Тут Мок завис, пытаясь понять, что такое мьсе. Спустя полминуты тяжелого мозгового штурма одиночка решил, что это обзывательство, образованное от слова “мышь” (у Моки определённо был талант в лингвистике); столь грубая фамильярность задела кота за живое, и он добавил к адресу, куда Морда-Со-Шрамом должна была пойти, ещё пару уточнений.

Тут сквернослов оскорбился и надулся, мгновенно распушившись – Мок даже попятился немного, испугавшись, что из марсианина сейчас вылетят стрелы, как из рыбы-ежа. Он вообще не знал, что ожидать от этого пришибленного существа.

- Ай, что с Вами разговаривать!

- Ну и не разговаривай, зануда усатый, я чё-то не понял, мы в этом… как его… тьфу… в ораторском клубе, что ли? Я тебе чё, что-то должен, чё ли?

И Мокас вновь не понял, что происходит. На тонком личике его нового заклятого врага (а Мокас к этому чуду-юду симпатии точно не испытывал) появилось столь скорбное и старческое выражение, что Мо чуть ли не пожалел его. Опомнился, когда захотелось извиниться не понятно за что.

Тут он разозлился окончательно, решив, что подкативший к нему оборванец – какой-то знахарь или экстрасенс, который гипнотизирует котов ради своих коварных целей, и запомнил на будущее – отгрохать эту молодёжь, как следует, выбить дурь из головы.

На будущее – потому что сейчас было слишком жарко и душно, и Мок слишком устал после охоты на рынке, и в животе у него была приятная тягость, и хотелось просто лечь и вздремнуть. По закону архимеда, после вкусного обеда полагается что угодно, но только не погоня за чокнутыми сектантами.

Пусть живёт пока.

- Тяжело, наверное, без извилин в голове.

- Да и тебе без яиц нелегко живётся, - сочувственно покивал Мокасин. Речь шла, конечно же, о куриных яйцах, которые нужны для кошачьего организма как незаменимый источник кальция, на основе которого формируется интеллект и IQ любого кота, и которых щуплый упырёнок, видимо, мало ел в котячестве.

Далее произошло нечто такое, что приличными словами описать нельзя; единственное, что цензура пропустит из потока нехороших слов, пронёсшихся в гладком мозгу Мо – “беспредел”.

- Ты… - Мокас едва ли не огнём дышал; будь это мультфильм, из его ушей непременно пошёл бы пар. – Ты чё? Бессмертный?!

Наверное, эта мысль присуща всем старикам – Мокасин решил, что новое поколение безнадёжно испорчено.
Что ж, будем исправлять.

- Беги, прохвост, - зафыркал Мокасин, выпуская когти.

На серьёзную “моральную терапию” его, впрочем, не хватило из-за уже упомянутых усталости и желания вздремнуть; так что Мока, сделав выпад вперёд, лишь шлёпнул разок учёного по мягкой заднице – просто, чтоб скорости поддать.

- И чтоб я тебя тут больше не видел! – рявкнул Мо, отворачиваясь и устало ковыляя прочь, в более спокойное место. – Для твоего же блага, щучёнок.

Отредактировано Мокасин (2015-05-17 11:35:39)