Больше всего на свете Мрамор сейчас хотелось, чтобы все это поскорее закончилось. Она чувствовала себя нашкодившей маленькой девочкой, которую сейчас начнут отчитывать. Беременность вмиг стала чем-то постыдным, оплошностью, которую нельзя было допустить, а Рам с удовольствием бы покраснела, если бы могла. Как назло, Щит не собирался так быстро кончать с этим - он молчал, тянул момент, быть может, обдумывал. За эту минуту, казавшуюся бесконечной, в голове у Мрамор пронеслась тысяча и одна мысль.
- Мне надо извиниться?
- Черт, может, не надо было говорить это так резко?
- Чего он молчит?
- Я, черт побери, не виновата!
И тысяча эмоционально неустойчивых предложений вертелись на языке кошки, но она, по своему обыкновению, молчала. Неплохо бы хотя бы взглянуть на осчастливленного папашу. Будущего папашу.
Рам опасливо перевела взгляд, но голову не поворачивала, словно боялась совершить лишнее движение и вызвать взрыв. Изучить реакцию Щитомордника было трудно. Не то чтобы он скрывал свои эмоции, но одиночка банально не могла увидеть выражение его морды, не приподняв подбородок, а по тяжело вздымающейся груди навряд ли можно было угадать мысли собеседника. Надо бы все-таки взглянуть ему в глаза, попробовать добавить что-то еще к своему беспардонному заявлению, чтобы как-то смягчить удар, но Мрамор не могла. Ее будто парализовало; кошка, даже если бы напрягла всю свою силу воли и собрала остатки храбрости в кулак, не смогла бы пошевелиться. Бродяжка чувствовала взгляд Древесного на своей шкуре, но не смела ответить. Поэтому просто смотрела на его туловище, надеясь, что как только Щит совершит первое движение, ее "отпустит".
Они сидели напротив друг друга, как два каменных изваяния.
Наконец, кот начал подавать признаки жизни. К тому времени Рам успела мысленно перекрутить миллион аргументов и вопросов, а так же упреков, истеричных фраз и попыток надавить на жалость. Однако, как только шея Щита дернулась, все более-менее адекватные доводы быстренько ретировались из головы кошки, оставив после себя только: "Это не я!".
Древесный воин словно находился под каким-то неизвестным галюциногенным препаратом: его движения были сначала медленными, словно тщательно обдуманными, но с каждой прожитой миллисекундой их становилось все больше. Кот, казалось, нуждался в выплеске всей накопившейся за эти пару минут энергией. Прошло всего пару секунд, а он успел икнуть, моргнуть, дернуть головой, что-то вякнуть и даже подскочить с такой скоростью, словно ему сейчас ежа под хвост засунут. Это стало сигналом для Мрамор - она мобильно переместила свое туловище в пространстве на пару шагов подальше от воителя, задней мыслью понимая, что сейчас разразиться гром и стараясь уйти от последствий.
Так оно, собственно говоря, и случилось.
-Ты... Ты в этом уверена? Как... Как ты это вообще поняла? Этого... Этого не может быть... Стоп, стоп, стоп. Мне нужно успокоиться, срочно нужно успокоиться... Воды, воды мне! - Щитомордник говорил тихо, постепенно увеличивая громкость своего голоса и уровень истеричности. Глаза кота бегали из угла в угол, ища, за что бы зацепиться и чем бы себе помочь, но льдисто-серый взгляд не находил ничего, что могло бы спасти его в такой деликатной ситуации.
Мрамор негромко и тяжко вздохнула. Этого следовало бы ожидать - Щит не из тех, кто привык принимать серьезные решения в сложных ситуациях. Пятнистый жил и не парился, а тут, знаете ли, такие вести. Даже как-то жалко его стало. За что мальчику такие трудности?
- Просто думать надо головой, а не... тем, чем он обычно думает, - услужливо подсказал внутренний голос. Этот самый внутренний голос у Мрамор был на удивление вежлив и, как вы могли заметить, не мог позволить себе выражаться даже будучи уверенным, что его никто не услышит.
Как бы то ни было, одиночка с обреченным выражением морды осознала, что сегодня ей придется быть брутальным мужиком, иначе Щит наплюет на анатомические особенности и родит прямо здесь, от волнения. Он ведь, по сути, рослый ребенок - а значит, недалеко ушел по уровню развития от беременной женщины.
- Не создавай шум, истеричка, - фраза задумывалась как призванная остепенить и утихомирить Щитомордника, однако произнесена должна была быть басовым громовым голосом, а не тихим, умилительно-подростковым, коим обладала Мрамор. Единственное, что придавало ей какой-никакой суровости, были грозно сдвинутые брови и плотно сжатые губы, - Не хватало еще тебя в чувство приводить. Эй, слышишь? Кто тут беременный, в конце-то концов, я или ты?
Последняя фраза уже приобрела уверенность и строгость, а так же немного прибавила в громкости. Однако больше пока одиночка говорить ничего не стала - у нее было сравнительно мало опыта в успокоении нервничающих котов. Особенно больших нервничающих котов. Мало ли - пришибет и не заметит.
Дождавшись, пока энтузиазм в самоубийстве Щита хоть немного утихнет, кошка продолжила:
- Это все, конечно, очень хорошо, но факт остается фактом, - она немного помолчала, раздумывая, как бы так получше выразиться, - Я их одна не рожу. То есть рожу, но не прокормлю. Сил, знаешь ли, не хватит. И да, я точно знаю, что беременна. У кошек свои методы, о которых слабонервным лучше не рассказывать.
Если подумать, то в одиночку Рам действительно не справится - если детишки пойдут в Щитомордника и будут такими же рослыми и крупными, маленький болезненный организм может не вынести такой нагрузки. А уж если они еще и жрать будут столько же, пиши пропало. Мрамор как-то раз уже посчастливилось наблюдать за трапезой своего любимого.