Твой дух запутался в ночной ворожбе,
Друзья поставлены как точки в судьбе;
Есть только кольт и верный конь,
И ты проходишь сквозь огонь.
Поступательные шажки на пути к полному пробуждению отдавались тысячью иголок во все части тела. Постепенно открылось одно веко, затем второе. И так пошло-поехало, пока вся Ваниль не была готова к труду и обороне. Ну как готова. Черепушечка раскалывалась, из затылка сочилась кровь, а лапы, казалось, полны мягкой и податливой ваты, а не привычной опоры в виде мышц. Ветер казался колючим и непривычным, перебирая мокрую шёрстку. Ох, а ведь подкрался вечер незаметно. Сколько Ваниль пролежала без сознания и движения? Неизвестно, но, судя по всему, довольно долго. А не спеша к юнице подкралась её агония, ибо голубым глазам довелось повстречаться с бело-зелёными, неживыми и стеклянными зеркалами в саму смерть, что принадлежали её тихой соплеменнице. КАК? И да, без капса здесь не обойтись. Осознание должно было накатить волнами, но штиль накрыл весь мозг бело-рыжей ученицы. Она не могла вспомнить, что привело кошку к столь печальному концу. Более того, ей было неведомо имя почившей. Произошедшее сегодня на Воинском Пороге застлал белёсый туман, превращая события и имена в непонятную гущу.
Ваниль поднялась на лапы, пытаясь сфокусировать взгляд на сером валуне. Хотя бы. Для начала. Тщетно. Зато краешек глаза увидел то, отчего бело-рыжая готова была снова упасть замертво. Боковое зрение пересеклось, подобно двум стальным клинкам, с расширившимися глазами сестры. …Пожарка… Да, уж её ты помнила, родная кровь, лучшая подруга. Которая развернулась и, наверное, побила Олимпийский рекорд по скорости бега, улепётывая в лагерь. Кошечка поднесла лапу к морде, невидящим взглядом упёршись в стекающую кровь. Она сочилась из разбитых подушечек, но откуда это было знать Пожарке, когда она увидела изуродованное корягами и камнями тело кошки и живую сестру с окровавленными лапами и затылком, лежащую рядом. Её семья. Вот чего-чего, а предательства от Пожарки она никак не ждала, хотя. Такое ли это предательство? Ученица и сама-то толком не помнила, что именно случилось. А значит. А что это значит? Голубоглазая легко может оказаться …убийцей…
Тот суд вновь всплыл в сознании Ванили. Бабушка, дедушка, сестра, из чьих уст лился этот поток скверны. Или правды? Скверной правды, тогда уж. Сердце кошечки сжалось, когда она осознала всю правильность совершённого сестрой поступка. Рассказать о предательстве, подвиг, Пожарка - великая героиня и милая пай-девочка, прекрасная и преданная племени ученица, а она, Ваниль, - убийца и предательница, позор средь стройных рядов прибрежных воителей. Или нет? Или да? С глухим вскриком внучка предводителя упала на ковёр листьев, зарываясь в теплоту осеннего ковра и пачкая золото кровавым багрянцем. Чудесная метафора, если вспомнить истинное золото шёрстки и души преисполненного чести и благородства Львинозвёзда. Преданность последнего теперь была запятнана. И кем? Дочкой любимого сына! Бело-рыжая - позор рода основателей, предавшая его устои и заслуги, странный отщепенец. - Нет. Я не могу быть убийцей. Или могу? - снова тяжёлый взгляд лёг на труп соплеменницы, а затем сместился на примятую бегством сестры траву. - Могу, - простая мысль, одно слово, совершенно спокойная мордочка. А Ваниль и не знала, что сжигать мосты так просто. Хотя.
Обволакивающий молочный запах детской теперь не казался адом для Ванили, когда последняя вдруг оказалась у порога самого первого своего пристанища.
Чуть помедлив, будто боясь чего-то, лапка переступила порог, а затем вся ученица появилась в яслях. Неожиданно и странно. Как будучи так далеко от лагеря она смогла оказаться здесь? Реальность ли это? Или лишь то, что происходит у Ванили в голове? Хотя, почему же это не может быть и тем, и другим. Чудесным сном и ужасной реальностью.
Грозная Крик Журавля стоит, занеся грузную лапу над затылком внука, улыбающийся в усы Львинозвёзд, скачущий с вытаращенными глазами Медобок и уставшая Кувшинница, преисполненная гордости пополам с радостью. А под боком у новоиспечённой матери... Братья и сёстры, сама Ваниль слепо прижимается к золотистой лапе дедушки и пищит что-то нечленораздельное в сторону орущего на всех альтах папу.
...и это те, кого ты предашь, а, Ваниль..?
Влажные дорожки оставляли на щеках ученицы ожоги, а слёзы разбивались о тело соплеменницы со звоном, услышать которой могла лишь страдающая. Нет, она же не может бросить всех тех, кого так любит. Да, рыже-белая - ленивица ещё та, и махала она лапой на некоторые патрули, халтурила она на дежурствах, но искренне любила всех соплеменников. Доставать. Но даже так - для каждого любовь своя, а это именно те проявления любви. А сколько раз они с отцом вляпывались во что-нибудь авантюрно-опасное? Потом приходили две грозные тучи, Кувшинница и Крик Журавля, разгребая бардак имени Медобока и Ванили и тягая обоих идиотов за уши. А сколько раз Ваниль подбивала пай-девочку-Пожарку на вылазки из лагеря? Один раз они даже снега наелись, потом правда досталось так, что едва своих драгоценных хвостов не лишились. О! Тис. Вторая лучшая подруга. Это золотое трио, Тис, Ваниль и Пожарка внушало взрослым страх и ужас, а верх племени заставляло в известном жесте накрывать лапами морды.
Бредут вдоль реки, собирая на шёрстку репей и сухие веточки. Зерновка и новоиспечённая Ваниль. Старший братик мерно рассказывает что-то пафосное, чему Ваниль не придаёт значение, во все глаза таращась на проплывающую щуку. Ванили-из-будущего хочется засмеяться в голос, наблюдая за этой парочкой. Родственник и наставник недовольно косится на сверкающие пятки убегающей ученицы, в то время как та поёт на весь лес песенку с одной строчкой "нас не догонят". Ученица хотела остановить саму себя, дать себе дослушать наставника. Да уж, взросление подкралось незаметно и тихо.
А хмурость Зерновки, без пристального наблюдения младшенькой, сменяется звонким смехом. Да он ведь и сам ещё ребёнок, а вечно хочет казаться мистером серьёзность, хех.
Теперь на всю честную смеются уже два голоса.
...как же этот общий смех объединяет...
Зерновка тогда сказал своей ученице "все мы - часть Великой реки, маленькие ручейки единого целого". Теперь один из "маленьких ручейков" пересох. Да, это были все те, кого Ваниль предаст. Хотя, нет. Кого Ваниль предала. Исход один, так не всё ли равно, как именно рыже-белая до него дойдёт? Вернётся в племя и не сможет оправдаться - изгнание и жизнь одиночки, не вернётся - жизнь одиночки. Само слово "одиночка" внушило голубоглазой первобытный страх, что постепенно перерождался во всепоглощающий ужас. Иронично, если вспомнить как она, будучи котёнком, порывалась стать вольной пташкой. Вот тебе и свобода, Ваниль! Самая настоящая: ни патрулей, ни ранних подъёмов, никому ничего не обязана, никто не контролирует твои действия. Вот она, - жизнь твоей мечты. Ах да, теперь-то ты поняла, почувствовала двойное дно вольного бытия. Обернёшься - за спиною лишь пустота, никто не поможет исправить проведённый за чёрными эндшпиль, никто не направит на верный путь. Захочешь ощутить себя защищённой и преисполненной уверенности в завтрашнем дне - почувствуешь лишь вакуум за своей спиной и неизвестность впереди. Никто не сможет понять, простить, ведь вряд ли ты простишь себя самостоятельно, а, Ваниль?
Но из этой ловушки выхода нет, она уже захлопнулась, петля затянута. Теперь эта ученица - кошка без прошлого, ибо в нём её никто не ждёт.
Ваниль поднялась с остывшей земли, силясь не глядеть на холодное тело неизвестной ей Речной. Да, теперь именно так, Речной. Ибо больше Речное племя не было её племенем, ибо вернувшись туда - она лишь ещё больше (куда уж там) опозорит дорогих ей котов. Признать, что семья - не просто имена в памяти, но дорогие ей коты, Ваниль была не готова. Бело-рыжая навсегда решила сжечь этот мост. Уйти, пошатываясь под тяжестью ран, раствориться в сумраке вечера. Пепел от горящих связей прошлого осел на глазах кошечки, не давая пролиться слезам.
В памяти медленно всплыло одно забавное слово, которое она смогла выцепить из разговора прямоходящих, когда они с Зерновкой охотились у дома лесника. Кажется тогда старый рассказывал что-то увлекательное молодому, подобно старейшине, который на солнцепёке кормит сказками котят. Так объяснил это тогда наставник, махнув хвостом. Разобрать удалось три слова "дикое" "племя" "Кенаи". У Двуногих тоже были племена? Спросила тогда Ваниль, но на вопрос получила лишь шутливый подзатыльник от большого братца. - Кенаи, - будто пробуя на вкус медленно смаковало это слово сознание кошечки. Следующему встречному Ваниль-Кенаи представиться уже так, никак иначе. Ей не нужно лишних напоминаний, что разбивали душу на тысячу острых осколков.
Теперь всё как-то обрело смысл. То видение, когда она парила в невесомости. Это был не триллер-ужастик о потерянной кошечке в тёмном лесу, но будущее Кенаи. Теперь одиночка уже не боялась ни того леса, ни потеряться в нём. Она уже потерялась. Та мрачная рощица - её судьба в чистом виде. Была тропинка и нет тропинки. Теперь путь лежит через бесконечные тернии, назад дороги нет. Она - убийца, дезертирщица, осквернительница крови. А значит и место бело-рыжей далеко от тех, кому она причинила вред. Сёстры, братья, мать, отец. Племя. Все.
Даже среди одиночек, таких же потерянных, Кенаи будет чувствовать себя не намного лучше. Она прекрасно это понимала, ведь те просто родились не в племени, никого не предавали. Не передались у них Воинский закон и преданность долгу с молоком матери.
А у Кенаи всё это было. Но где хвалёный Воинский закон сейчас? Помог ли он вспомнить истину, вспомнить невиновность, не давая всепоглощающей вине пробраться в сознание Кенаи. Беглый взгляд на вечерний небосвод, а вот и первые серебряные точки. Хвалёные Звёздные предки, в которых свято верила, будучи племенной ученицей, кошечка.
- Ну и где же вы сейчас, а? Слабы вы, вот ответ. Верность племени? Ха три раза, с меня довольно. На вас многим уже давно плевать с вон той сосёнки, - Кенаи рассмеялась. Смехом смертника, которому по ошибке в камеру пустили не паралитический, а веселящий газ. Кошечка смотрела в великое Никуда, мерно растворяясь в мягком сумраке подступающей ночи. Исчезая в кустах, почти не шелестя листьями. Как призрак. Да, для Речного племени она теперь именно призрак, рябь на гладкой поверхности реки и багрянец средь благородного золота осенних листьев.
→ в неизвестность.