1. Цепочка имен: Летиша

2. Пол: кошка

3. Возраст: 43 луны

4. Цепочка должностей: Одиночка → Боец  →  Триумвират

5. Уровень: третий

6. Внешность:
Летти относится к кошкам, которые вполне себе способны привлечь одним своим взглядом.
О том, как странно-притягательна её внешность, вы расхотите говорить после первой же встречи. Казалось бы, что внешне она и ничем не может показаться особо милой: ободранная, худощавая бездомная кошка, сплошь покрытая шрамами такими широкими, что близ некоторых из них шерсть даже расти отказывается. В частности — на спине и левом бедре, полученные после крайне короткого разговора с чей-то дворовой псиной, что никак не хотела поделиться с Тишей едой. Кошка до сих пор вспоминает об этом с легким, неприятно-противным подрагиванием, и в такие моменты оба шрама начинают ныть ещё больше.
В принципе, исход той битвы был предначертан судьбой. Она ведь, сама по себе, крайне некрупная — низенькая по сравнению с обычным домашним и, что уж там говорить, племенным котом. Да и отличается крайней поджаростью, что сопровождается ловкостью и довольно быстрым бегом. Не сказать, что она хрупкая — лапы у кошки вполне себе крепкие, и мышцы всё ещё чувствуют себя такими же молодыми, да и когти очень даже остры... но нет, Летише крайне трудно устроить сотрясение мозга одним ударом ввиду того, что она просто всё же малость слабая в этом плане. Её друзья — скорость и удача. С удачей у неё проблем нет.
Зимой ей приходилось особенно неприятно: короткая шерсть, крайне короткая, пусть и относительно гладкая, отнюдь не согревает, а лишь раздражает во времена колючих морозов ещё больше. Она любит за ней следить, обожает вылизываться часами — когда время позволяет — и при этом так тихо, спокойно мурлыкать, словно домашняя. Будучи серым, в особо яркие ночи этот цвет становится не то, чтобы серебристым... металлическим? Да, наверное. Суть в том, что окрас у зверюги её вполне устраивающий: не ярко-полосатый, не тёмно-синий и уж тем более не пятнистый. Крайне неудобно ловить добычу, когда ты весь покрыт оранжево-черным пятнами, так и мелькающими в траве. Да даже самая безмозглая тварь тебя заметит.
Мама всегда говорила ей, что глаза у неё от отца: тёмно-синие с лёгким-прелёгким оттенком зелёного, который рассмотреть почти невозможно. Всего-то пара жилок цвета сочной, тёмной травы, плетущихся от зрачка и расползающихся в синий на середине своего пути. Ей нравится: она умеет пользоваться тем, как выглядит, что крайне играет ей на руку. Точнее, на лапу.
Прелесть всего этого создает из неё образ чего-то дерзкого, наглого и противного, но одновременно с этим — привлекательного. Вас просто потянет заговорить с ней, пообщаться, узнать у неё что-то: Летти умеет распологать своей внешностью.

7. Характер:
Карпохват, бывший воин Речного племени, ныне уже мёртвый — от старости, естественно — перед смертью успел поведать о том, как повстречал Летти совсем молодой и юной. Она и в самом деле отличалась тогда характером, внешним видом и всем, что так выделяет её сейчас. Совсем молодая кошка не знала понятия «глупость» и «наивность», но под эти два слова её поведение подходило больше всего.
«Когда-то я точно знал, кто я и зачем я существую. Считал, что я должен вечно служить племени и всё такое, думал, что, может, однажды и стану глашатаем. Никогда не задумывался об одиночной жизни: без клана, друзей и семьи. Она казалась мне скучной, пока я не встретил её. Как там её звали?
Лейла, Лайла, Ларена... что-то на «эл». Я точно не помню, как ни крути, уж сотая луна давно пройдена: я стар. А она была молодой тридцать лун назад: ей было пятнадцать или четырнадцать месяцев, я думаю. Она  не знала, к слову, понятия «луна» до нашего знакомства и была глупа и наивна в отношении меня. Видела во мне угрозу своей жизни, но не отбегала, не пряталась, не отстранялась. А я уже отнюдь не так уж юн, мне прекрасно знакомо это всё ещё детское любопытство. У неё в крови было исследовать и познавать. Я думаю, это у неё от матери, пусть я с ней так и не познакомился. Летиша. Точно. Так звали... её или её мать. Не помню. И не смейтесь так!
Я ей, вроде, задал вопрос... Дескать, зачем ты тут ходишь, это же племя, тут наша территория, наш запах... А она такая, ну : «Племя? Я не знаю, что такое племя. Я просто охотилас-сь. Не убивай меня. Я отдам тебе мышь и зайца. Зайца у меня с собой нет, но я принесу. Поймаю.» Так я и с ней познакомился, и сразу понял, что полюбил, наверное, всю вечность, что скрывалась в этих абсолютно мышеголовых глазах.
В тот день я был уже давно без той, кого любил — прошло семнадцать лун, как умерла Елошкурка, а дети у меня уже выросли и позабыли обо мне. Не обижу, надеюсь, словами, что «полюбив однажды можно полюбить и дважды». Мы очень часто были вместе: гуляли по лесу, охотились вместе. За те несколько лун, что мы провели вместе, она явно поменялась в характере и наконец окончательно похорошела: стала доброй, внимательной и не терялась больше, стоило с ней заговорить или задать вопрос. Не дергалась по пустякам. Сказать могу даже — само спокойствие. А потом так резко поменялась. Не помню даже, почему.
Мы не виделись с луну, а когда я вновь встретился с ней у границы, она казалась чуть ли не мёртвой. Такое ощущение, что кто-то ей когти в голову вонзил и лишил всякого чувства счастья, доброты. Она шипела, уворачивалась от разговоров и в итоге просто ушла. Я не понял, почему, но она, видимо, была ну крайне расстроена чем-то, что так мне и не объяснила. Кошки, понимаете? Они все такие.»
Что конкретно смогло повлиять на смену её характера, — столь резкую и необычную для неё самой — никто точно не знает. Кроме неё, конечно, иначе она бы и не менялась. Впрочем, о той самой причине стоит рассказать попозже, а пока...
Реймонд, на момент рассказа — семимесячный домашний котёнок, ныне — мёртв. Ему довелось познакомиться с ней на улице, во время прогулки. Что из этого вышло? Не очень много хорошего. К тому моменту Летиша крайне поменялась в характере и уже дико ненавидела всех, кто только подходил к ней, что было крайне странным в глазах каждого, кто когда-либо пытался сказать ей «привет».
« Я так и помню нашу встречу, ма-ам! Она такая противная, и ухо, ай, мама, ухо... Больно-то как, мама! Ты бы только знала, мам, у неё глаза такие.. Глаза злые! Жуткие, мам! Она меня убить хотела, я знаю это! Я просто не могу, мам, она смотрела на меня так, словно глотку мне вспарывает, а не ухо лапой рвёт.. а-ай, ухо..
Я же просто подошел и пошутил, что я такого мог сделать, чтобы её разозлить?! Она на меня ещё та-ак смотрела, грх... Ай, не трогай мое ухо! Говорю же, мне больно! Серая, противная, противная-противная! У неё глаза такие жуткие, я тебе серьёзно. Только брату не говори: он не поверит! Скажет, что меня избила девчонка! Обычная кошка! Мне уже не мало, мам, это глупо... Позорно, знаешь ли. Она мне такая: «Какого чёрта ты забыл рядом со мной, безмозглый кусок шерсти и мяса?» Знаешь, неприятно... Я не безмозглый, и у меня есть не только мясо! Когти, мама, когти и зубы! Я и убить могу! Как захочу, конечно... Да, мам, убивать не буду. Но послушай, она взяла и покусала меня! Сказала, ненавидит таких, как мы, а потом просто ушла. Она так завыла. Сказала, чтобы не подходил к ней больше. Старая, противная дрянь!.. Да, мам, я знаю, что так говорить нехорошо. Молчу, мам.»
В её привычки начинали входить наигрубейшие образы поведения, что явно могло раздражать вас во время общения с ней. Да даже не просто грубые, нет... Абсолютно аморальные. И, как вы поняли, разорвать маленькому, глупенькому котёнку ухо для неё было ничем иным, как обыденностью, повседневностью. Даже не было: есть и будет.

8. Биография:
Летти, несмотря на свою любовь к дикой жизни, родилась домашней. Иначе откуда у неё такое красивое имя, такое прекрасное, немного даже милое (что нельзя сказать о ней самой). Её отца она не знала, что и не сильно её волновало, ведь тот был обычным «дворняжкой», а вот мама была породистая, красивая. Имени этой самой породы она не запомнила, но до сих пор считает себя знатной дворянкой, которой обязаны все и вся. В общем, имя её маме было Лидия, что, к слову, тоже крайне забавная история, ведь изначально вместо «д» в её имени была «л», но младшей хозяйке, что дала серой имя, не довелось к четырём годам научиться выговаривать «л» абсолютно правильно, вот и прижилось не Лилия, а Лидия. А Летише она сразу имя дала — в честь матери, наверное. Красивое, чем котёнок также гордилась среди своих пяти братьев и сестёр. Вообще, по сути, самооценка у неё зашкаливала с самого начала, и об этом может рассказать любой выживший её родственник. Она то брата задирала, то сестру унижала тем, что та не дотягивает до её стана. А что поделать, если ребёнок рос таким избалованным? Да ничего.
Но всякая сладкая жизнь с семьей когда-либо кончается, и, как оно поведено во всякой семье, серой крошечке достался новый дом, ведь содержать семерых котов в одной квартире никому не по карману. Она уехала относительно далеко. Считай, из большого города с высокими, страшными домами и вечно бурлящими на дорогах рычащими машинами в маленькую, никому не нужную деревню. Было крайне скучно наблюдать за одними и теми же коровками в одно и то же утро, пить их же неприятное на вкус молоко и терпеть общество деревенских, колхозных котов. Маленькой принцессе эта жизнь явно не сильно нравилась, но что поделать?
В один день она окончательно покинула свой низенький деревянный дом и отправилась на волю. Она и до этого часто гуляла, искала что-нибудь вокруг своей улочки, заходила всё дальше, дальше и дальше... А этот день был особенным. В тот день она уже не вернулась, начав свою собственную, взрослую жизнь. Не совсем, точнее, взрослую.
Охотиться у той, как оказалось, было в крови: не зря же её отец жил на улице один, вечно охотился, страдал от холода и голода и, в итоге, умер. Она не знала и половины из этого, что было крайне хорошо. Летише нравилось гулять по близлежащему лесу, изредка вспоминая о своих прямоходах, коих одиночка покинула так рано, оставив совсем одних в тоске и одиночестве. Ей вообще не сильно нравилось жить в семье с людьми, как оказалось потом, «в дикой природе», но всё равно их было жалко. А ведь они-то никогда не узнают, как это весело — гулять по лесу, подбирать брошенную кем-то дичь и изредка охотиться абсолютно самой. В конце-концов, она всего лишь котёнок, чего там из неё выжимать: ловить дичь она как над не умела.
Так она и жила всю жизнь вплоть до своего первого года. А там уже и завертелось, знаете, как бывает... Встречаешь кота, полюбишь его и заболтаешься, вы будете вместе какое-то время, а потом... Ну, потом обязательно что-то случается. Ей он всем нравился, и, как он выражался, полностью ей подходил. Готов был защитить и помочь, пусть и виделись они редко; готов был обрадовать вкусной едой, пусть и нарушал при этом всякий закон; готов был никогда не бросить и уйти с ней, если бы не племя. Все было так хорошо, так замечательно, так чудно, что не могло продолжаться слишком долго.
В какой-то момент она поняла, что носит его детей. Нет, в этом ничего такого нет, она уже совсем не маленькая и знает, каково это, но ему не скажет до последнего. И потом — тоже не скажет. Зачем ему знать? Он — воитель, лесной или не совсем лесной — какая теперь разница? Она хотела выносить детей сама и воспитать их отдельно. Даже не появлялась какое-то время и думала уже, что не придет к нему больше, а потом, в какой-то момент, поняла, что ей скоро родить. Но забыла тут же, решив, что можно бы и прогуляться до соседской собаки и ненавязчиво избавить её от лишнего веса.
И, по закону подлости, появление на свет тех, кого она ждала, произошло именно в тот момент, когда она шла по дороге к дому напротив другого дома. Она так, к слову, всегда называла жилища двуногих: дом, дом напротив дома, дом напротив дома около дома... Но не об этом.
Вообще, котят было трое, и двух она успела уже унести с дороги и вернулась за третьим именно в тот момент, когда прямо перед её глазами пронеслась машина. Огромный, железный человеческий монстр, гудящий, рычащий, и этот жалкий, плачущий звук, что издавал её сын всего одну секунду, наверное, даже меньше. Наверное, она никогда не забудет то, что видела в тот момент. Ведь минуту назад всё было так хорошо, так замечательно, так чудно... Знакомо, не так ли? Двух остальных её детей загрызла собака на следующий же день.
Потеря того, что она любила, крайне плохо сказалась на ней, и та отправилась подальше в лес, дабы никогда больше не видеть то, что она теперь внесла в список самых ненавистных вещей на свете. Двуногих, машин, их домов, собак. Всего этого.
Впоследствии она повстречалась с совсем недавно появившейся Бандой в лесу и тут же попросилась в неё вступить.
И даже после того, как Летти стала бойцом, она продолжила навещать ту маленькую деревню, дабы убедиться в том, что она ещё есть, что её прошлое не стёрто окончательно. Иногда ей хотелось вернуться и принять всё это назад и перестать быть той травмированной на всю жизнь калекой. Моральной калекой, да.
Но вместо этого она всю жизнь посвятила Банде, пару раз встретив относительно даже приятных котов, что удостоились её внимания, но полюбить вновь она не смогла, окончательно зарыв слова «привязанность» и «доверие» глубоко под землей. Она не хотела больше привязываться, чтобы вновь отвязаться. Её главной целью было существование в Темнолесье, как это место называлось, и он действительно жила, не покладая лап: охотилась, дралась, убивала и сама чуть не умирала, и, в итоге, вступила в Триумвират Банды, вполне себе искренне заслужив это место. Она всегда была и будет преданна Банде, потому что другого смысла жизни у неё нет.

9. Родственники:
Мать Лидия, мертва.
Отец, имя которого не помнит, мертв.
Братья, сестры, ныне от неё далекие.

10. Принадлежность: Банда

11. Частота посещения ролевой: буду стараться заходить как можно чаще. Роль, как-никак, ответственная, все дела, а времени будет предостаточно.

12. Связь с Вами: ВКонтакте

13. Пробный пост:
Она до сих пор помнит тот самый момент, лишивший её, наверно, всего. Тот свет. Те глаза. Те шины.
Став матерью, Летти рассчитывала воспитать из них настоящих воителей, пусть и не племенных, но сильных и смелых, сильных духом и смелых душою, как говорил когда-то он. А теперь она уже ни на что не рассчитывает. Разве что, думает, где бы сегодня поохотиться так, чтобы набрать побольше дичи, да посытнее набить при том брюхо. Она не привыкла до сих пор к этим тварям: крысам, мышам, кто там есть ещё... Птицам? Нет, они не так-то и плохи, к слову. И поют, и пляшут, и на вкус — объедение.  Запах у них такой дурманящий: несёт и птицей, и природой. Сосновыми иголками и сырой землей, усыпанной грязными осенними листьями, что надул на неё холодный, такой же осенний ветер. Запах леса. Запах свободы.
Так и бьющий в ноздри. Она сидит уже, наверное, часа два, и её мысли сосредоточены лишь на маленькой жёлтой пернатой, что так усердно протирает клювиком свои коготки и им же выковыривает грязь из перьев. Это так умилительно, что Летиша ждёт. Пусть она и не племенная, а суровая, безжалостная кошка из Банды, Триумвират, коим она стала не просто так, зверь всё ещё не потеряла ту искреннюю тягу к прекрасному, красивому, изящному. Как вот эта маленькая, противная штучка, что вроде бы и пахнет вкусно, и на вид — явно не местная, но так хороша, так хороша... И летает она хорошо. Черт.
Опять упускаешь добычу, Летти? Ничего, пожуёшь сырой земли и скажешь, как она тебе на вкус. Не очень красивая, жалеть её не надо, так и охотиться сильно — тоже. Хочется взять и выдрать себе глаза когтями, если честно, но серая сдерживается. Сегодня, вроде как, важный день: сегодня родились на свет шестеро маленьких, противных котят. Таких красивых, хороших и разноцветных, покрытых едва распушившейся шкурой. Ей всё ещё вспоминается то тепло, подаренное ей семьей, и желание вернуться назад не хочет её отпустить. Наверно, всё же, ты больше домашняя, Тиш.
Шагаешь по зелёной травке и думаешь, что сможешь всё-таки что-то поймать, но понимаешь разумом, что нет. Чем-то слишком хорош этот день, и хочется спать, а не ползти за очередной белкой. К слову, такой вонючей белкой, что кошке хочется её придушить, что она вскоре и сделает.
Рыжая трёт мордочку, сидя на земле, разминает хвост, слегка им помахивая и думает, наверное, о том, как правильнее запасти орехов на зиму, при этом не съев их всех самой. Это же белка. Глупый-глупый беличий мозг, тебе осталось жить не так долго, как ты думаешь. Можешь начинать волноваться.
Красивые, длинные лапы, пусть и изрядно исцарапанные, напряглись для прыжка, а спина изогнулась, отчего Летиша приняла ну крайне неудобное положение. Сами представьте, каково это — сидеть вот так вот, поджав все лапы и согнувшись вполоборота. Это было малость обидно, ведь охота — ну, сама по себе — доставляла кошке большую радость, и та ни на что бы не променяла этот короткий, но захватывающий азарт. А подобная поза, такая неудобная и до ужаса противная, просто убивала всё удовольствие в моменты столь долгого выжидания.
И тут — бац!  — совершенно резко, внезапно и неожиданно гибкое тело извивается в прыжке и летит на рыжую тварь, тянет лапы так, словно вот она, последняя секунда, и ещё одна — это вкушение уже пойманной добычи, остается совсем чуть-чуть, и...
Нет. Белка отскочила.
Наглая-наглая-наглая, ведьма-ведьма-ведьма. Кто ж тебя научил понимать, что коты нуждаются в еде? Да с твоей бы самооценкой на битву к племенам ходить.
Триумвират отнюдь не отчаялась, ведь многое ещё впереди и отнюдь не потеряно, лапы чешутся желанием, а когти уже выпущены. Ещё шаг, шаг, бег и снова шаг — прыжок за прыжком Летиша стремится к своей добыче, словно двуногий бежит за своим котёнком, дабы поиграть с ним. Её не останавливают и острые иглы колючих деревьев, что так яростно и безжалостно вонзаются в шерсть серой и тянут вниз, ведь вот она, добыча, она так близко, так рядом, и...
Да. Белка не отскочила.
Она слишком глупая, всё-таки. Тиша же намного умней.
Она спускается с белкой — своей добычей! - в зубах и садится около дерева, кидая на землю рыжую и рассматривая её. Наверное, у белочки тоже была семья — когда-то, но не теперь. Быть может, пара надоедливых бельчат, а то и даже три. Да и у птички, если подумать, тоже наверняка были поводы жить, вот только ей она такую возможность подарила. За что? За красоту и такой запах? Да, наверное. Триумвират и сама не знает. Иногда ей кажется, что выбор добычи крайне несправедлив. У них же тоже есть, зачем вернуться домой, все дела... А с другой стороны?
С другой стороны и дети Тиши хотели бы есть, и ради них она бы убила. Матери вообще крайне странные существа, которые одновременно преисполнены и жалости, и жестокости, и высокомерия, и в ту же минуту преданной, вечной и бескорыстной любви. Помнится, её мать отдавала им даже свой корм, если малышам не хватало. Приятно было. Точнее, корм на вкус так приятен не был, а вот сама её забота. Такая искренняя, манящая и располагающая к себе кошка — вот кто достоин стать матерью, а не Летиша. У неё есть дела поважнее заботы о паре лишних комков шерсти. Фу.
Она до сих пор помнит этот момент, который никогда не выйдет из её головы. Этот жёлтый свет. Эти глаза, молящие о помощи, пусть ещё и не раскрытые. Эти чёрные, как ночь, шины.
Этот крик.