Пожалуй, вечер-самая приятная пора. Чаще всего, это время отдыха и расслабления. Это время, когда сочетается нотка тоски по прошедшему дню и приятная, ободряющая прохлада приближающихся новых суток. В это время уже не знойно, но ещё и не зябко. Начинает темнеть, и скользкая, полупрозрачная сумерка радует глаз, точённые контуры и силуэты выглядят слегка загадочно, и всегда немного забавно узнавать знакомые вещи в этом новом свете. Вернее, в его отсутствии. Кажется, даже ветер в эти часы вожделеннее. Это тот период, когда только-только начинают зарождаться загадки, и едва поскрипывает ключ в замочной скважине ларца с ответами. Вечером можно мечтать, но и действовать ещё не поздно. Время, когда пора стряхнуть пыль с потрёпанной книжки под названием "Сказка". Простым, но заставляющим трепыхать не только детские, но и взрослые сердца. Казалось бы, лишь период между днём и ночью... Но нет. Это нечто более, гораздо более значимое.
Не устают плыть по небу облака, переливающиеся оранжевато-розоватыми, где-то даже фиолетовыми цветами. Не устают кружить желтовато-зелёные листочки. И всё вокруг, казалось бы, так спокойно, тихо... Но нет. Тёмно-синюю сумерку, ровным полотном покрывающую просторы Светлолесья, разрезали два силуэта. Они шли неспешно, и можно было заметить по игре мускул, по положению хвоста и ушей, что более юному представителю дуэта не терпится сорваться с места; зато его мать не выказывала радости. Она до сих пор корила себя за то, что поддалась и позволила совершиться этой авантюре. Так глупо было на ночь глядя уходить далеко от лагеря. Конечно, времена нельзя было назвать тревожными, но это ведь не значит, что любое безрассудство сойдёт с лап. Крик Журавля остановилась и, подняв повыше морду, приоткрыла пасть. Прохладный воздух обжёг нёбо, но не это было причиной тревоги крапчатой. Ей давно казалось, что за ними кто-то следит. Вроде бы, всё вокруг было тихо и спокойно: вот и сейчас, пахло лишь гниющими листьями. Когда-то давно, заката два назад в нескольких лисьих хвостах от них пробегал кролик, но в остальном-ни одного следа, даже крошечная лапа полёвки не оставила отпечатка. Возможно, именно это заставляло сердце неприятно сжиматься. В низинах никогда не было так пустынно. Воительница оглянулась. Она никогда не была трусливой кошкой, не поднимала паники просто так, но сейчас с уверенностью заявила бы, что чей-то взгляд выжег у неё дыру на затылке. Никого. По крайней мере, на земле. Великое Звёздное племя, когда мы вернёмся в лагерь, я не посмотрю на то, то Щучка вырос и у него теперь наставник - хвост оборву. Во что он нас втягивает? Неужели в котячестве не наигрался и не понял, как порой опасны авантюры. Хотя, я тоже хороша. Уступить собственному сыну! Размышляла самка. Обращение мальчишки заставило её вздрогнуть: слишком привыкла слышать родное: "Мама!" Но это в прошлом, дети выросли, пора смириться.
- А зачем здесь жить? Запомни, территория никогда не бывает лишней - не зря наши предки проливали кровь за каждый её кусочек. Во-первых, здесь растут полезные целебные травы; во-вторых, водятся грызуны и некоторые птицы. В суровый сезон Замёрзшего камыша здесь можно поймать лакомый кусочек. Кроме того, здесь очень красиво... А ещё, эти места напоминают о прошлом доме.
Мяукнула Крик Журавля и вновь застыла. Резко, с поднятой для следующего шага лапой. Над ними промелькнула чья-то тень.
- Крыло... Мне всё же не мерещилось. Великий Тернозвёзд!
Прошептала кошка и подняла морду к небу, дабы убедиться. Но это было лишним: натянутую тишину разорвал пронзительный орлиный крик, птица начала снижаться. Сбросив со шкуры оцепенение, кошка начала лихорадочно оглядываться, выискивая укрытие, которое могло бы защитить их от воздушного хищника, однако рядом не было ничего подходящего. Слишком поздно бежать...
- Приготовься!

Можно ли изменять судьбу? Лично, своими лапами лепить новые фигурки, выстраивать или рушить стены, поворачивать не там, где предсказано? Возможно, но... Как знать, что и этот бунт не был предписан? Что и это решение уже не приняли до? Невозможно понять, неотделимо. Сколько ни бейся, но выйти за выстроенные рамки без позволения нельзя. Большой сосуд с водой, ты барахтаешься, наблюдаешь за тем, как через высокие бортики перелетают поднятые тобой же капли. Как они, окрылённые полётом, рвутся на свободу и исчезают из виду. А ты всё ещё здесь, продолжаешь вести активный бой, и лишь когда силы совсем покинут тебя, отплываешь к бортику, судорожно хватаешься за него руками и на несколько мгновений прикрываешь глаза. Проваливаешься в сон, мягкий, где всё поддаётся влиянию, где всё лишь так, как хочется. Где нет ни боли, ни предательств, где жизнь приятна и легка, где не нужно проходить испытания каждую минуту существования. Идеальный мир... Вот только, таков ли он? Ток по телу, и открываешь глаза. Растворяется бортик, а вокруг по-прежнему плещется уже ненавистная вода. И вновь лезешь на стены, барахтаешься, стараешься подтянуться, отпуская брызги на свободу. Но не можешь выбраться. Живёшь или существуешь-не понятно. Вечная борьба - это и есть она. Жизнь. И лишь когда силы покинут настолько, что не добраться до бортика, когда пойдёшь на дно, когда лёгкие наполнятся водой, вытеснив последние капли воздуха, когда навсегда закроются глаза и успокоится тело, дух твой, обретя свободу, подобно каплям воды, взлетит ввысь, вырвавшись из глубокого сосуда. И воплотится в жизнь рай, что ранее лишь снился. За усердие, стремление, терпение всегда даётся стоящая награда. Но всё так не просто, запутано. Хочется порой раньше времени понять, что будет через несколько минут, предвидеть это. Каждое мгновение подставляться пол удар... Надоело. Почему всё должно быть именно так? Неизвестно, и никто не даст ответ на этот вопрос, никого не будут интересовать стремления какого-то одного существа. Муравья, едва заметной чёрной точки в этом мире. Вроде бы и большом, но тесном. Всё противоречиво, слишком противоречиво. Невозможно... Но ведь сдаться-проиграть. А это слишком лёгкий способ, недопустимо. Не важно, что и как складывается, рваться вперёд надо. Надо барахтаться, не отдаваясь на волю воды; нужно стараться вырваться из сосуда. Иначе... Разве жизнь это? Там, за стеклом. Прозрачные, но рамки. И они стягивают так, что каждый вдох даётся с трудом.
Крик Журавля чувствовала, как немеют лапы. Мозг усиленно работал,стараясь придумать план к спасению, но не было даже малейшего выступа, за который можно зацепиться, чтобы подтянуться и вырвать тело из зыбучих песков. Они - гордые и успешные охотники,всегда уверенные в своих силах; они - хозяева этих земель, с решительностью оставляющие метки; но сейчас они - лишь добыча; загнанные в ловушку, обязанные надеяться лишь на себя. Птица падала камнем, и опытная кошка понимала: у них нет ни времени, ни ресурсов чтобы встретить врага достойно. Выход есть всегда? Отнюдь. Крапчатая уже давно не думала о себе, постепенно гаснущий материнский инстинкт вновь вскипел в крови. Пусть Щурка вырос, пусть отдалился, пусть не нуждается больше в её ласке, тепле и молоке. Этот нетерпеливый, вздорный котик - её сын, сынок, самый родной и дорогой клочок шерсти на этом свете. Тот, кого она выносила и родила, чьё крошечное тельце массировала, согревая. Он - тот, ради кого она была готова убить всё племя, если оно попытается хотя бы взглядом оскорбить котёнка от "непонятного отца". В его жилах течёт её кровь, в его глазах её блеск, у него её нотки характера. Пёстрый мальчишка - её продолжение, тот, в кого она вложила всю себя, свою душу. И она не позволит никому покуситься даже на одну единственную шерстинку оруженосца. Потому что это её, потому что живёт в её сердце, неотделимо. Всегда, каждую секунду.
- Береги глаза!
Воскликнула кошка, понимая, что это может быть её последним напутствием сыну. Мой мальчик. Мой родной, любимый сыночек. Остались считанные мгновения. Выскочив вперёд, Крик Журавля сбила Щурка с лап, накрыв собой. Она твёрдо знала, эта жертва стоила того. Он, её котёнок, стоил. Орёл выровнял полёт, приготовился схватить жертву и вонзил когти в серые плечи воительницы, оставив короткие, глубокие царапины, мгновенно налившиеся алой кровью. Крапчатая зашипела от резкой, нестерпимой боли, по телу пробежала непроизвольная дрожь; но орёл отпустил и отлетел: крупная речная оказалась слишком тяжёлой, чтобы можно было поднять её. Вновь вскрикнув, разочарованная птица чуть набрала высоту, но продолжила кружить над котом и кошкой, раззадоренная запахом крови. Теперь это борьба до конца: или птица их, или они птицу. Вопрос только как.
Раненая воительница приподнялась на подрагивающих лапах. Плечи жгло огнём, шерсть пропиталась текущей из глубоких царапин кровью, боль понемногу оглушала, но кошка не хотела сдаваться. Её дитя ещё в опасности. Тяжело осев на задние лапы и прислушавшись к хлопанью крыльев орла над головой, она повторила глухо.
- Глаза...Береги...

Ночи была тяжёлой, но погода казалась абсолютно спокойной. Почти не бушевал ветер, небо было на удивление чистым, звёздное сияние, перемешиваясь со свечением лунного диска, создавало весьма приятную глазу гамму цветов, осыпающих землю. Но не тут-то было. Поначалу незаметно, а после всё ощутимие и ощутимие начали давать знать о себе порывы ветра. Они же пригнали откуда-то со стороны гор рыхлые, неприглядные тучи, кои успели подзабыться за щедрый на ясную погоду сезон Цветущего Камыша. Только вот погоду не выбирают, а посему, когда в небе прогремел первый раскат грома, стало ясно: скоро польёт дождь, и ничего хорошего это предвещать не может. А хотя...
Крик Журавля чувствовала, что Щурка напуган; она и сама боялась не меньше, понимая всю унизительную безысходность положения, однако по-прежнему тревожилась не за себя. В конце концов, она уже успела пожить, даже принесла котят. Что её, потрёпанная и пустая, сломанная в самом начале жизнь по сравнении с жизнью сына, у которого всё впереди, который готов творить великие дела? Если крапчатая и найдёт выход, то только ради него; и не важно будет, какой ценой достанется победа, если это поможет уцелеть оруженосцу.
- Пока он взлетает, мы беспомощны. Хорошо бы повредить ему крылья, тогда, будучи один на земле, он окажется уязвимее и не сможет противостоять нам двум. По крайней мере, пока я буду отвлекать, ты сможешь напасть со спины. Если бы я только могла прыгать...
Сквозь боль поднимаясь на лапы и осознавая, насколько невелик спектр её возможностей, мяукнула воительница, тревожно напрягая слух. Она знала, как ловить больших птиц - на приманку, которой обычно выступали кролики, полёвки или какая-то другая предусмотрительно убитая добыча. А затем выскакивали охотники. Теоретически, могло сработать. А если нет, он не оставит первую добычу, чтобы догнать вторую, и Щурка сможет уйти.
А погода всё портилась и портилась. Казалось, кто-то специально нагнетает обстановку, и те тучи, что собрались на небе, являлись отражением разворачивающихся на равнине страстей. Так же хмуро, устрашающе и серьёзно. Но также легко, хрупко, практически неощутимо. Это нелегко передать, странное соединение, однако оно несёт в себе большой смысл, великий груз лежит на исполинских плечах. В последний раз взревел гром, и вот первые капли обрушились на землю. Неприятные, крупные и холодные, но пока что редкие, они являли собой какой-то остужающий тело и разум гель, однако не могли предотвратить того, чему суждено было развернуться. Капли всё набирали и набирали скорость, на удивление интенсивно шёл процесс. Совсем немного, казалось бы, лишь мгновение, а на деле тридцать. Удар сердца... Ещё и ещё, он совпадал с ритмом, что отбивали капли, разбивающиеся о твёрдую почву при полёте, и предсмертный крик их как нельзя лучше оповещал о хрупкости жизни и непостоянстве мира. Только нельзя поворачивать всё в одну сторону, лицом к одному существу, ибо стрелка жизни бежит, не останавливаясь на секунду, и однажды поворачивается носом к тому, кто мнит себя непобедимым, прошедшим все возможные суровые школы, таким мужественным танком; не мышцы-метал. Клик клином вышибается, как говорится, и всегда найдётся на умельца умелец да силач на силача, вот тогда-то и побегут реки крови того, кто мнил себя королём мира или ближайшим приспешником такового. Стена дождя. Запах мокрой шерсти. Свежесть, бьющая в нос и готовая вот-вот сбить с лап. И видимости, практически равная нулю. А в ушах гул. Вот тебе и подарок природы. Непостоянность. День-ночь, утро-вечер, солнце-ливень, победитель-мертвец. Круговорот событий... Все: и хищники, и жертвы - лишь элементы пищевой цепочки. Хочешь-верь, хочешь-нет. Это не изменит правды, и не так сладостна она, как порой мечтается.
Орёл уже собирался идти в атаку, но дождь и ветер слегка остудили его пыл, пусть и не отбили желание добить котов. Поняв, что птица больше не вскрикивает, воительница подняла морду и почувствовала острый укол разочарования. Что ж, значит, пора было приводить в действие разработанный кошкой план. Серьёзно посмотрев на Щурка, она заговорила.
- Дождь мешает ему также, как нам; а может и больше. В любом случае, у нас только один шанс. Я приманю, а ты прыгай из-за спины, как только он будет максимально низко к земле, и рви крыло. Берегись клюва, я, если смогу, помогу. Главное - не медли, я верю в тебя.
Замолчав на секунду, Крик Журавля, поборов себя, положила подбородок на макушку сына, шепнув тихо.
- Если что-то пойдёт не так, ты уходи... Уходи как можно скорее, не жди ничего. Я верю, у тебя впереди долгая жизнь, и ты ещё прославишь Речное племя.
Не медля, дабы оруженосец не стал спорить, кошка, превозмогая боль, поковыляла в сторону, звонко мяукая и привлекая внимание птицы. Сработало: орёл начал снижаться.

Казалось бы, такой сильный ливень не может идти долго, но не тут то было. Всё по-прежнему. Тот же стук, то же мельтешение перед глазами, те удары, от которых по телу разливалась волна возмущения, словно каждая клеточка выступала против подобного с собой обращения. Только, как обычно, никто не спрашивал желаний, и клубок катился по уже прочерченной полосе, набирая всё большие обороты, собирая мелкий и крупный мусор, унося его в водоворот головокружительных страстей, но не позволяя отказаться. Не важно, что угодно тебе, всё уже решено до этого. Марионетки... Знать бы, где эти невидимые нити, чтобы навсегда перерезать их, освободиться от чужого воздействия. Но это невозможно. Впрочем, разве им, сосредоточенным на азах выживания, есть дело до режисёров безумного спектакля? Достаточно того, что происходит вокруг; а для философии места не остаётся. Гавное - выжить.
Крик Журавля упорно продолжала ковылять, хотя каждый шаг отдавал острой болью в плечи, а оттуда бил в позвоночник, распространяя болевые испульсы по всему телу. Лапы подкашивались, из-за дождя картина перед глазами расплывалась ещё сильнее, скользкая земля также осложняла положение. Крапчатая выпустила когти, но они лишь попусту мешали жижу. Лишь навязчивая идея о спасении сына подталкивала вперёд. Сквозь вой ветра всё отчётливее слышалось хлопанье крыльев, но момент как-то странно оттягивался, словно птица преодолевала не метры, а киллометры. Наконец когти вновь коснулись шкуры кошки, и, собрав последние силы, она припала к земле, резко оттолкнувшись задними лапами, проехав на животе по развезённой земле несколько лисьих хвостов, что спасло от новых серьёзных ран. Больше всего хотелось уронить морду и, закрыв глаза, погрузиться в сон. Однако орёл продолжал кричать от боли и ярости, и звук этот, словно гонг, побуждал к действию. Кое-как поднявшись с земли, продолжая по каплям собирать ускользающие вместе с сочащейся из ран кровью, силы, воительница добралась до распластанной на земле птице, на спине которой держался Щучка.
- В шею, Щучка, в шею!
Стараясь перекричать шум ветра и вопли орла, мяукнула Крик Журавля, со всей яростью вонзая клыки и когти в мощное крыло врага. С яростью матери, защищающей своё дитя; с яростью раненого зверя; с яростью охотницы, желающей восстановить баланс сил. Крапчатая слышала, как хрустят кости, чувствовала, как ломается крыло брыкающейся птицы, но не ослабляла напор, словно желала и вовсе вырвать его. И лишь надеялась, что Щучка зафиксировал морду птицы, захватив шею. В противном случае кошке ничего не стоит получить клювом по голове, что точно добьёт её; кроме того, проще всего будет убить пернатого, разорвав ему сонную артерию.