"Иногда приходишь к мысли, что этого недостаточно. Ну, когда твое влияние распространяется только в пределах опостылевшего лагеря. Да, да, когда уже надоедают эти унылые морды, владельцы которых не в состоянии осознать твоего величия. Если верить сказкам, за стенами лагеря обитают лисы, барсуки и прочие "Немыслимые. Чудовищные. Твари", которые созданы воображением королев просто для того, чтобы ты прилепил свою задницу к палатке и думать не хотел о выходе наружу.
Будем честны: если ты, как и я, согласен слушать слова адекватных бойцов со шрамами на шкурах, то узнаешь одну простую вещь. "Немыслимые. Чудовищные. Твари" не нападают, если их не тревожить. А если у тебя есть нос в рабочем состоянии и капля воображения, чтобы понять, как правильно стоять против ветра, ты придешь к тому же выводу, что и я: пора распространять своё качественное влияние на земли, которые находятся за пределами лагеря. Ну ладно, скорее всего, твои планы и желания скуднее, чем мои, так что тебе просто захочется выйти и посмотреть, каково это, быть вне лагеря. Пронаблюдав вместе со мной за жизнью лагеря, ты поймешь, что одна из самых бессмысленных вещей - пытаться выбраться из лагеря через главный вход".
Укрывшись за наружной стеной воинской палатки, Шустрик уныло и высокомерно оглядывал стоящих у входа дозорных и с каждой минутой наблюдения всё чётче приходил к определенным выводам. Выход слишком узок для того, чтобы пройти незамеченным. Дозорные не отлучаются в поганое место по двое; только по одному. Они даже едят на своём месте. Один из оруженосцев пытался пролезть туда без наставника, и ему битый час пришлось описывать от кого было поручение, куда он идет и что должен принести. То есть, даже будучи оруженосцем ты не можешь просто взять и пройти мимо "Внимательнейших. Грознейших. Стражей. Порядка". Шустрик фыркнул и отвернулся.
"В общем, есть такие пути, которые для тебя закрыты даже в том случае, если ты также прекрасен и величественен как я. Но если ты присмотришься вместе со мной к нашим воинам-работягам, то придешь ещё к одному выводу: они не настолько старательны и трудолюбивы, чтобы заделать стены лагеря так, что через них мышь не просунешь. К тому же, Мать-Природа приходит на помощь таким отважным и привлекательным как мы с тобой, расшатывая стены восхитительным холодным ветром, от которого дозорные поджимают хвосты, а ежевичные плети несколько ослабляют свой сдерживающий эффект. А мы смеемся и наблюдаем за тем, как воины с руганью затыкают дыры то в стене лагеря, то в стенах палаток. Некоторые из них они затыкают ночью спящими товарищами. Я сам видел. А что? Таким творческим личностям, как я, кажется слишком простой и обыденной перспектива спать ночью, как какая-нибудь малышня. Побойтесь встречи со звездными предками, если попытаетесь уложить меня спать в срок. У меня и когти есть, между прочим. Так вот, на чем я остановился. Стены лагеря - это прекрасный пример того, как Мать-Природа издевается над старшими воинами. А мы с тобой просто воспользуемся получаемым эффектом на свое усмотрение".
Шустрик показал язык дозорным и, пока его не заметили, шмыгнул за воинскую палатку. Подобравшись к стене, он пошел вдоль, простукивая её лапами и царапая плети. Слабые места были, но недостаточно слабые для того, чтобы в них пролез молодой кот благородного сложения. Так, максимум дырочку проковырять.
Шустрик путешествовал вдоль стены до тех пор, пока не нашел действительно хорошее место. Там он смог раздвинуть ежевику лапами и всунуть полморды в проем.
- Ага. Немного усилий - и я буду с другой стороны, - решил молодой герой и, разогнавшись, прыгнул в проем, резко впилившись в него передними лапами. Удивительно, но передняя его часть действительно оказалась за пределами лагеря. Однако задние ноги и сам прекрасный зад остались внутри. Шустрик немного подрыгал передними лапами, пытаясь протиснуться дальше, но тело не шло.
- Кхым, - раздраженно пробормотал он, пытаясь ужаться до нужных размеров и все-таки проникнуть наружу.
- И так, похоже, у меня появились некоторые проблемы, - признал путешественник, разглядывая удивительную местность за лагерем. Никаких палаток там не было, зато верхушки деревьев кончались толстыми стволами и немного выступающими из-под земли корнями. Величественная красота, он это отметил. Ему в мордочку подул колючий, злой ветер, и Шустрик сделал ещё один закономерный вывод: стена лагеря защищает лагерь не только от тварей, но и от ветра.
"С другой стороны, хорошо, что я застрял именно мордой наружу. Мой зад был бы против таких экзотических ощущений".
Он закрыл глаза и оскалился, пытаясь отвернуться от морозного ветра. Отворачиваться было некуда, даже лапой толком не прикроешься, ибо лапы шевелятся с трудом. Тоже застряли.
- Чтобы не поддаться панике, я буду рассуждать вслух, - решил Шустрик, продолжая разглядывать деревья. - Предположим, я могу позвать на помощь. Вероятно, кто-нибудь даже услышит. Но каков шанс на то, что мне попадется кто-то молчаливый и равнодушный, кто не будет смеяться над моим торчащим с другой стороны задом и не приведет весь лагерь посмотреть на это зрелище? Я думаю, шанс маловат.
Он на какое-то время задумался, а потом продолжил:
- Хм, пожалуй, лучше всего будет просто подождать, пока я похудею до такой степени, что смогу выбраться отсюда сам. Или пока ежевика не сгниет от старости. Или... хм, пока одна из "Немыслимых. Чудовищных. Тварей" не откусит мне голову.
На этом моменте Шустрик слегка приуныл и безнадежно повесил голову с одной стороны, а хвост с другой. Он так славно умудрился застрять, что со стороны лагеря его загораживала одна из палаток, а со стороны леса - высокий дуб. И всё это было так замечательно им задумано, чтобы никто и никогда не нашел то место, через которое он хотел выбираться из лагеря и наводить свое влияние на незнакомых землях.

"Итак, дневник юного путешественника, молодого, красивого и обреченного на погибель.
День первый.
Прошло уже много времени с тех пор, как я оказался в ужасной ловушке беспощадной судьбы. Суровые северные ветры рвутся сквозь шкуру к самым костям и пронзают меня холодом. Становится сумрачно и темно, я больше не могу двигать передними лапами; должно быть, они коченеют. Ночные твари пока что не достали меня, но если одна из них или несколько нарушат мой покой, я выпущу когти, оскалюсь и буду обороняться ценой своей жизни. И если соплеменники не узнают о том, как умер я, их собрат, они ещё много лун будут говорить о том, каким храбрым и великим был воитель Шустрик по прозвищу Лихой, и истории о его деяниях будут передаваться из поколения в поколение, и..."
Мысль оборвалась громким чихом Шустрика. Ему отчего-то хотелось чихать, когда зимний ветер задувал прямо в морду, не щадя ни слезящихся глаз, ни чувствительного носа. На миг ему показалось, что вдали мелькнул какой-то силуэт, но он убедил себя в том, что это галлюцинация от голода, а не одна из лесных зверюг.
Впрочем, галлюцинация оказалась не галлюцинацией. В светлом силуэте Шустрик узнал приближающуюся мать и понял, что ему следует поскорее выбираться, ибо сейчас начнется...
- Ох, рыбья чешуя! Почему я не могу выбраться! - пыхтел он, старательно ворочаясь и охая, когда в шкуру впивались ежевичные колючки. Наконец Зимняя Вишня оказалась слишком близко, и он смирился.
Что могла сделать мать? Пожалеть его? Посочувствовать? Нет, она от души отвесила ему лапой по мордахе и уронила на него живую белку.
- Гр-р-р, это было моё лучшее ухо! - рычал и выл Шустрик, махая головой и глядя на убегающую белку. - Я запомнил тебя! Ты слышишь? Запомнил! Поймаю и убью, собака бесчешуйная!
Однако в текущем положении он мог только смотреть на белку и на мать и бессмысленно взмахивать кончиками лап.
- Я знал, мама. Я знал, что ты придешь посмеяться надо мной. Но я уже не маленький, я почти воин! - орал узник судьбы, пытаясь повернуть голову вбок и укоряющим взглядом пронзить уходящую мать. - Не уходи-и!
Впрочем, не было смысла кричать и дальше. Шустрик знал Зимнюю Вишню с рождения и понимал, что она просто так не уйдет.
"У нас в семье всегда были непростые отношения. И знаешь, почему? Просто они не осознают моего величия и того, как им повезло, что у них есть я. Мой отец - это точно не мой пример для подражания. Он странный и вообще. Моя мать просто шальная, а потом говорит, что это нам на месте не сидится. Мне бы её молодость и энергию, хе! Если бы незнакомец спросил, кто главные чудаки в Речном племени, я бы сказал вот так: моя семья, карася мне на голову! Они просто сумасшедшие, эй! И их много! Я вообще не знаю, как с ними быть. Если бы наша семья жила в одной палатке и ходила в одно поганое место, очередь была бы бесконечной! Короче, мне с ними трудно. Их воспитывать надо, во".
Голос матери раздался уже с другой стороны...
- Нравится? Ещё накопаешь?! Аргх-х-х!!!
Он почувствовал хлопки по своему замечательному заду и весь взвился, принявшись вертеть задними лапами.
- Эй-эй! Прекрати. То, что ты моя мать, ещё не значит, что тебе можно дергать меня за зад!
"Как я говорил, отношения в семье всегда были сложные..."
Рыча и плюясь от злости, Шустрик не оставлял попытки дотянуться лапой до матери. Бесплодные попытки. Удовлетворив свою злость, он вздохнул и опустил лапы.
- Прошу, покинь меня и оставь умирать смертью воина, мать моя, - произнес он на выдохе, трагично шевеля задней лапкой. - И никому, НИКОМУ, чешую мне в глаз, не рассказывай, что я здесь и что со мной произошло.
"Если Косточка узнает, мне останется только выколоть себе глаза прутиком и уйти в скитания. Честно, пусть мне лучше барсук голову откусит. Безусловно, я планировал умереть более героической смертью, но лучше так, чем выслушивать вечные насмешки сестры. Тем более, если я опять начну драться с кем-нибудь, мне вновь устроят взбучку, накажут и отправят в угол палатки. Я опять проковыряю там дырку и меня опять накажут и опять отправят... короче, просто запомни. Если меня наказывают, начинается бесконечная цепь наказаний и проступков, пока взрослым не надоест латать прорехи и приводить в чувство обморочных товарищей".
- Э-э... я хотел сказать это ещё, - потупил он взгляд с наружной стороны. - Прости, если испортил тебе охоту.
Все знают, что Шустрик уважает охотников. - Хотя, тебе следовало быть внимательнее, мам.

Дневник юного путешественника. Молодого, красивого, перспективного, бла-бла и так далее.
День... всё ещё первый.
Так вот, перед своей трагичной гибелью от холода, голода и ночных тварей я хотел бы побольше рассказать о семье. Да, как я и говорил раньше, они отмороженные на всю голову и скорее всего, это влияние Зимней Вишни. Либо что-то генетическое, потому что некоторые и без её влияния отмороженные. Так как нас очень много, мы все стараемся выделить в себе уникальные качества. Например, я самый красивый и величественный. А остальные... ну тоже уникальные, в общем. Факт в том, что если кто-нибудь скажет мне: "Лихой, приятель, назови-ка имена всех своих братьев и сестер", я отвечу что-то вроде: "Э-э, Косточка..."
Ладно, признаем: имена своих ровесников, родившихся со мной в один день, я знаю. Но... чешую мне в рыльце, сколько же у меня разновозрастных братьев и сестер! Трудно быть самым великолепным и красивым среди разношерстной кучи родственников, но у меня, знаешь ли, как-то получается. Что интересно, они все отмороженный и каждый по своему безумен. Конечно, с большой мамочкой мало кто сравнится, но я уверен в одной вещи: всмотришься в нашу семейку - найдешь безумца себе по вкусу. Любого сорта и качества, парень".
А мать, тем временем, продолжала издеваться над задом Шустрика, чему он отнюдь не был рад. Но, как говорится, сопротивление бесполезно. И смысла лезть "смелее в бой" у храброго "тореадора" просто не было. Потому что нечем драться. Да и мать, вдоволь поиздевавшись над ним, решила уйти.
- Спасибо, - произнес Шустрик с другой стороны изгороди, стараясь казаться взрослым и независимым.
"Нет, правда, одному куда лучше. По крайней мере, никто не издевается и не наблюдает за моим задом. А если мама чем-нибудь увлечется и забудет про то, что я умираю тут смертью храбрых... что ж, возможно, кто-нибудь найдет мой скелет в ограде через сезон, когда снег растает".
Утешившись тем, что по крайней мере скелет его не будет предан забвению, Шустрик немного расслабился и даже смог устроиться удобнее, чтобы колючки не так сильно кололи в пузо. Конечно, ему жутко не понравилось, что мать назвала его толстым и упрекнула в поедании полевок, которых он не ел, но что ему оставалось делать, кроме как рычать да плеваться ядовитой слюной? В общем, всё без толку. А в животе урчало от голода. Теперь ему казалось, что он с большим удовольствием съел бы тех полевок, о которых говорила Зимняя Вишня. Или каких-нибудь других. Или рыбу. Всё, что угодно. Однако он предпочел молчать, раз уж решил умереть голодной смертью и оставить на память родителям свой прекрасный скелет.
"Конечно, со стороны может показаться, что матери совершенно наплевать на мою судьбу, но я думаю, что это совсем не так. Естественно, иногда я действительно просыпаюсь от кошмаров, в которых узнаю, что у моей мамы в голове только рыбья чешуя, но потом понимаю, что в принципе, если рассуждать логически, рыбья чешуя может находиться в головах множества моих соплеменников, но не в голове Зимней Вишни. Факт в том, что она не принадлежит к числу королев, которые воркуют или запугивают. Моя мать, возможно, любит меня в какой-то мере (естественно, не так сильно, как люблю её я; а после той белки я вообще сомневаюсь, что наша любовь взаимна), но она не станет со мной сюсюкаться. Побойтесь звездных предков, к которым я вас отправлю, если скажете, что Зимняя Вишня - заботливая мамаша. Эй, вы вообще видели, как она смеялась над моим задом? Да она безумна! Но за это я, пожалуй, и люблю её. Другая королева уже давно бы раскудахталась, как лесная куропатка, а моя мать ведёт себя со мной как с воином. Это, безусловно, безумие, но это очень крутое безумие!"
Шустрик уже практически привык к ветру и затекшим конечностям, но вот к скуке и одиночеству абсолютно не привык. Ему был нужен кто-то, кто мог бы развеять одиночество и развлечь его одним своим присутствием и возможностью попортить нервы. Тогда Шустрик решил, что пришло время для великолепных песен, восхваляющих его подвиги.
- ♫ Хра-абрый герой, по кличке Лихой (р-рам-мяув-шаба-даба-дам!). Двинулся в путь, вперёд выставив грудь (р-рау!). Медведя убил, Древесных кучу повалил (у-у-у!). Мать говорит "Ого!" и все кошечки его! Храбрый герой, по прозванию Лихой! (у-ур, р-рам-мяув, рам-парам-падам, ух!).
Шустрик последний раз щелкнул когтями в такт песне и в очередной раз подивился тому, как прекрасно и лирично звучит душевная мелодия.
Однако после песни он снова заскучал...
"Дневник мол... тьфу, да чешую мне в глаз! Просто дневник Шустрика.
День... да когда же этот ершовый день закончится?!
Итак, у меня совершенно не осталось еды (впрочем, её и не было), мне по-прежнему холодно, и даже бравые песни не спасают меня от стужи. Похоже, смерть моя всё ближе, ибо ноги мои отмерзли по самые камыши. Я в очередной раз поражаюсь холодному рассудку моей матери и восхищаюсь им. О да, она ведёт себя как самая настоящая воительница, а не королева. Правда, я не дохлая мышь, а её котенок, но скорее всего, скоро вашего покорного... не, вашего непокорного господина от дохлой мыши будет мало что отличать. Разве что, дохлую мышь съедят, а потом закопают, а меня закопают сразу. Просто так. Без предисловий. Вот и верь потом этим взрослым в их воинскую жизнь. Да и мать хороша. Знает же, что я готов пасть смертью храбрых! Могла бы и это... помягче быть".