Жизнь, несомненно, хороша, но тяжела, чертовка эдакая. А день не задался с самого утра, раннего да не совсем ясного, что, увы, сильно било по настроению и без того хандрящей речной красавицы. Совсем недавно, проводив в надёжные лапы наставника последнего котёнка, она вернулась в воинскую палатку, казало бы, сбылась мечта заветная, жизнь снова начнёт бить ключом (привычным и родным, ех, кто же знал, что поменялось русло), но не тут-то было. Дело вовсе не в нежелании работать, выполнять дела на благо племени крапчатая стремилась ещё будучи королевой, просто не так легко оказалось забросить то, что вошло в привычку. Также, как невмоготу в первые дни после родов было сидеть в детской, так и сейчас: нестерпимо хотелось кого-то вылизать, накормить, ласково отчитать и свалять мячик изо мха, дабы развлечь любимые глазки. Некого, не для кого, и кажется, что никому уже не нужен, забыт и заброшен всеми, как старый тростник, измятый и отныне отвратительный, бесполезный. Выполнившая свою роль шкура, что протёрлась и должна быть забыта, ведь уже не греет. Куда-то запропастился Барсук, по самый кончик хвоста нырнувший в работу и почему-то не нашедший способа выкроить для неё даже минутки, загруженные новыми обязанностями дети в спешке здоровались и только, а одиночество и грусть всё сильнее давили на плечи. Дом, в котором всегда имел свой уголок, вдруг показался заселённым таким образом, что для неё не было места. Обычно замкнутая, но слегка оттаявшая от бремени материнского, охровоглазая вновь замкнулась и стала резче, чем прежде. Не желала более патрулировать в паре и всегда отделялась, подолгу бродила где-то, упиваясь грустными мыслями, слушала вой ветра и непреодолимо хотела запеть вместе с ним и вместе с ним же улететь куда-нибудь, не важно, в какие дали, просто покинуть края, в которым так прикипела душа: всё равно больно, так не лучше ли, собравшись с силами, вырвать опухоль и, перетерпев кризис, зажить по-новому? Даже бравые воители не могут устоять перед депрессией, а когда некому поддержать, всё становится только хуже. Деловое племя обходило стороной свою едкую составляющую, позволяя ей тонуть в безнадёге, и это холодное равнодушие поставило последнюю запятую, что вскоре была переправлена на точку. Тяжела жизнь, тяжела, а ещё чертовски несправедлива, когда осознаёшь, что, бросаясь под ножи ради других, зарабатывая всё новые и новые шрамы, получишь потом тем же ножом в спину от того, чью жизнь сохранил, на кровоточащих лапах вынес из огня. Зачем-то... А ведь готов повторить, вновь рискнуть, подозревая о повторении исхода. Просто потому, что так устроен. Истинный воин, но зачем цепляться, когда не нужен, когда кажется, что гонят, когда окружают лишь ледяные, пустые взгляды, полные равнодушия. Даже самый грубый нуждается в любви, даже колючему кактусу нужна вода. Но они не понимают, не желают понимать, приходится всё больше замыкаться, сворачиваться клубком, выпуская, подобно ежу, иглы, чтобы защититься от новой порции боли, от очередного предательства и ядовитого плевка.
А когда чаша переполнена, требуется совсем маленькая, почти незаметная капелька, чтобы расплескать драгоценную жидкость, возможно, навсегда изменив сотни жизней. Ведь то, что пролил, уже не собрать, как ни прискорбно. Для Крик Журавля этим переломным моментом стал... Невкусный скворец! Всего лишь маленькая тушка, старая, жилистая, убитая птичка, про которую потом скажут: "Это она виновата!" (Как легко перекладывать вину на чужие плечи...) Но разве можно продолжать спокойно жить, понимая, что даже на завтрак не везёт. Не везёт в такой никчёмности... Нет, определённо нужно что-то менять. Обычно уходить из родного края тяжело, но кошка так устала от всего за последние несколько недель, что, оставив недоеденного скворца на поляне, бегом бросилась из лагеря, решив всё за считанные секунды и даже не обернувшись, когда стены, бывшие когда-то смыслом жизни, растворились за еловыми лапами. Эмоциональный всплеск. На нём Крик Журавля пробежала почти весь день, ничего не соображая, остановившись лишь тогда, когда сами подогнулись уставшие лапы. Содрогнувшись, кошка поднялась и огляделась. Стемнело, накрапывал дождь, тонкими струйками ласкающий густую, перепачканную шерсть. Идти дальше не было смысла, а значит, стоило поискать для ночлега. Было то судьбой или очередной насмешкой, но не оказалось вокруг ни одной безопасной и просторной ямы, ни одного надёжного куста. Единственной возможностью оказалось обустройство на дереве, но осознание сего едва не привело к нервной икоте: она не умела, она боялась! Карабкаться по коре, зависая на гибких ветках, отдаваясь на волю случая. Что может быть хуже? Ливень усиливался, подкрадывалась сонливость, всё неизбежнее становилась жестокая реальность. А впрочем, почему бы не рискнуть, если решено было начать новую жизнь? Ведь нет смысла переносить старые страхи на чистую, ещё не осквернённую чернилами бумагу. Немного помявшись, крапчатая всё же справилась с собой и... Полезла. Крепко стиснув челюсти, судорожно цепляясь когтями за ствол, она медленно, но упорно забиралась всё выше, а опомнилась лишь тогда, когда добралась почти до верхушки, где более-менее прочно обосновалось воронье гнездо, ныне пустое. Осторожно, стараясь не смотреть вниз, некогда воительница (а может, всё ещё?) забралась в него, прижавшись боком к стволу, чтобы густая хвоя хоть немного защитила от дождя. Веки сомкнулись сами собой, позволив утомлённым душе и телу отдаться волнам Морфия. Крик Журавля ещё не подозревала о том, что всего через несколько часов над округой раздастся вой сошедшихся в драке котов, а она станет участницей сего кровавого дела.
Прошло несколько часов, дождь к этому времени прекратился, оставив тонкий аромат свежести, ночь продолжала властвовать над лесом, а пригревшаяся в гнезде кошка всё ещё дремала, окончательно забыв о дискомфорте и страхе высоты, даже тревоги и горести последний дней отступили на второй план. В общем, всё уже казалось не таким чёрным и однозначным, но вот это случилось. К ели подбирался какой-то бродяга. Не понятно, почему он выбрал именно это дерево, когда вокруг были сотни таких же. Возможно, он всё же сумел почуять не до конца смытый моросью племенной запах и решил выяснить, что могло понадобиться этой туше так далеко от границ. Да и не важно, в общем-то, это; ценнее факт. Донесённый ветром до чуткого розового носа, немного отдающий гнилью запах заставил крапчатую распахнуть глаза, но нельзя сказать, что она сразу поняла, что происходит. Удивлённо зафыркав, дурёха попятилась назад. Гнездо, разумеется, мигом закачалось, а охровоглазая, переместив центр тяжести, выпала из него, в ужасе схватившись за тонкую ветвь зубами и лапами. Иглы тут же больно оцарапали язык и дёсны, на глазах едва не выступили слёзы, вернувшийся страх напрочь отбил голос разума, а тяжёлая туша, боясь сорваться, раскачивалась на тонкой еловой лапе, надеясь, что не сорвётся. К сожалению, кошка не заметила, как ветвь трещит, а ещё через секунду несчастная сломалась, отпустив речную в свободный и совсем нерадостный полёт. Пронзительно мяукнув, Крик Журавля попыталась уцепиться за другие ветки, что удалось ей, когда земля была опасно близко. Кое-как повиснув, с огромными зрачками и бешено колотящимся сердцем, растрёпанной шерстью, горе-лётчица тщетно пыталась понять, что это было, когда снизу донёсся хохот того самого кота-бродяги, ставшего очевидцем сцены. От желания надавать коту по мохнатой задней части чесались лапы, но смотреть вниз на предполагаемого врага было страшно; а ещё, кошка понятия не имела, как теперь спускаться. Откуда-то снизу доносились шаги, обрывки слов, но мозг по-прежнему отказывался разбираться в происходящем. Так продолжалось минут десять, пока конечности не затекли. Держаться также крепко, как раньше, было уже невозможно, полосатая начала съезжать. Отчаянные попытки ухватиться за что-то задними лапами ни к чему не привели, ощущение полёта вернулось... И вновь закончилось весьма внезапно! Как оказалось, хвостатая упала на того самого одиночку, что, увлёкшись смехом, не приметил перемен в ситуации. Что ж, по крайней мере, не ударилась. Хотя коту, судя по всему, было больно. Наступив трясущимися лапами на твёрдую землю и облегчённо выдохнув, она не заметила, как послуживший ей ковриком самец собрался мстить. Кое-как поднявшись, он налетел на кошку и, воспользовавшись её замешательством, ударил когтистой лапой по морде. Капли крови потекли из царапин на щеке по усам и шерсти, попав в рот. Медно-солоноватый привкус, растёкшийся по языку, подействовал отрезвляюще. Возмущённо зашипев, Крик Журавля активно заработала задними лапами, раздирая живот противника. Едва отскочивший кот вновь стал объектом атаки: то самое расшатанное гнездо-таки упало, причём на морду несчастного. Завыв, бродяга бросился наутёк,  ошарашенный всем случившимся. Речная старшая воительница же, устало плюхнувшись на землю, с полтора часа просидела, умываясь, размышляя о чём-то и просто пытаясь очухаться. Едва первые лучи восходящего солнца коснулись земли, она, приняв окончательное решение, пошла назад. К дому, к семье. Пусть и не идеальной, но зато своей. Родной, единственной и любимой.