- Ты восхитителен! Ах, как замечательно. Камнелом оценит, - давясь смешками, отозвался Щепка, оглядывая воителя, сейчас похожего на одного из Речных. Кажется, что это именно они, когда охотятся около воды на птиц, измазываются в жиже, чтобы их запах сливался с запахом.. воды? Да-да, именно так. Какой-то лязг донесся от Ручья- границы. Воитель явно заслышал его, но сделал вид, что ничего не было, хоть по глазам, не лыком шитая Щепка все поняла - обеспокоен. Отойдя на несколько лисьих хвостов, Птицелов, оставляя приятельницу в неведении, спустя несколько мгновений вновь показался из-за ежевичных плетей. И был он не один, а с кошечкой, подталкиваемой им же в спину.
- Она же такая маленькая! Малышка, тебе Речное племя совсем еды не дает? Бедняжка. Ты тоже, Птицелов, молодец. Толкаешь ее, а может она попала в беду? - и вновь оглядываясь на нее, Щепка нежно, словно мать, пытающаяся что-то вызнать у котенка, начала свой настоящий воинский, с достаточной жесткостью анализ всего случившегося: - Тебе не холодно? Как ты здесь оказалась? За вами совсем-совсем не следят? - в голосе Щепки зазвенело волнение. Как можно малышам позволять ходить где хочется одним, если вот так вот оказываются в соседнем племени? А может все-таки она не сама сюда зашла? Хотя, как же это так не сама? Ее не могли сюда оттащить же, ведь так? Несомненно, что-то заставило ее оказаться здесь, где она попалась в лапы подоспевшим котам-воителям-спасителям соседнего племени.
Стало совсем темно. Щепка едва могла видеть в этой мгле, но молнии, то и дело вспыхивающие на небе, хоть как-то освещали лес. Сейчас не до веселья, ведь с каждым мгновением становилось находиться здесь все опаснее. Лапы от жижи скользили, дождь, неожиданно начавшийся, словно знак в напоминании о Воинском Законе, словно гневное восклицание Звездное племени, заливал глаза.  Хотелось оказаться в теплой воинской палатке, забыться, но ведь нет. Именно в этот день, именно в этот час им попалась такая вот поздняя пташка-гостья. И что с ней делать?
- Надо отвести ее к нам, - шептала Щепка, взмахом хвоста показывая кошечке, что волноваться не о чем и этого большого комка опилок она возьмет на себя. Птицелов, как никак, не каменный. Даже он должен понимать, что если оставить все как есть, эта Речная может остаться здесь, а если за ней тщательно следить, довести ее до камней, где она сможет уйти не намочив лапы.. Долго все это, а когда надвигается гон с дождем - тем более!
- И ей нет десяти месяцев. А те, кто едва стали учениками, также как и котята находятся под защитой всех племен! - сломавшись, как весенний лед, Птицелов, видимо, должен согласится. А Щепка, маленькая спасительница и благодетельница Щепка, счастливо скалилась в этой ночной тьме. Она делает все так, как и должна. Она - настоящая воительница!

Ох уж эти нежности. Птицелов закатил глаза. Услышал бы кто-нибудь сейчас лепет Щепки. Та напоминала взволнованную самку тетерева, а нарушительница, в таком случае, была маленьким и беззащитным птенцом.
-Успокойся, - обратился кот к соратнице. – Я не стану её есть. Янтарозвёзду мы должны сообщить, но эта… юница – наша пленная, а не гостья. Не стоит об том забывать.
Патрульный приветливо подмигнул Камышовке, которая, казалось, облысеть готова была от страха, чтобы хоть как-то подбодрить. Воин не особо лелеял мысль задержаться здесь ещё на какое-то время и провести сеанс психологической помощи. Ему просто нужно было сдать малолунную преступницу и завалиться в глубокий, здоровый сон. Его работа закончится, когда он приведёт кошку в лагерь. Он не испытывал к ней абсолютно никакой агрессии, ненависти, но и жалость тоже совершенно не была задета этими жёлтыми испуганными глазами.
-Вооон туда, шагом маррш, - жизнерадостно приказал Птицелов, кивая в нужную сторону. Он и в самом деле был слишком уж подвижен и громогласен, хотя постепенно угасающая гроза, обещавшая превратиться в продолжительный ливень, не располагала его к таковому настроению. А настроение хвостатого было не выше среднего, но не мог же он показать это сразу двум кошкам сразу двух племён, поэтому оставалось только изображать бодрость духа и тела, которое тоже, кстати, изнывало от усталости. У Птицелова даже не хватало энтузиазма, мечтать о вкусном и тёплом рябчике, обещанного ему оруженосцами. Воин просто хотел, чтобы его оставили в покое и не трогали до следующей луны. – И пусть только Камнелом попробует что-то мяукнуть в мою сторону, - ворчал он себе под нос. – Да я вот тут даже в роли няньки побывал. Всё на мне, ай, всё на мне. А ведь я даже и не метил в глашатаи, - охотник не жаловался. Жаловался, то есть, но в шутку, и это было очевидно по голосу. – Тебя, вообще, как зовут? И как угораздило залезть на наше дерево? Тебя никто не учил тому, что в грозы нельзя вообще подходить к деревьям данной породы? Это же лучшие на свете громоотводы!
Птицелов будто бы не понимал, как страшно Камышовке. Но он понимал и, именно поэтому, отвлекал её от мыслей о предстоящей её участи. Вот впереди показался лагерь и кот замедлил шаг, пока не оказался замыкающим. Он решил, что пойдёт последним, и если кто-нибудь начнёт задавать ненужные вопросы, то тут же отомкнёт от коротенькой колонны и займёт ненасытный и любопытный ум своей пустой болтовнёй, а в плохом настроении Птицелов был невыносим.

Главная поляна у Великого Клёна

Отредактировано Птицелов (2014-02-19 19:15:20)

Отделившись, наконец-то, от Барсука, кошка продолжила бороздить просторы ельника, выискивая лисьи следы и лисий запах, резкий и тошнотворный, его обычно было сложно не заметить, но вчера прошёл дождь, изрядно прополоскав земли Светлолесья от запахов. Как важных, так и посторонних. Вообще, если раньше волновало только то, что зверь бродит по родным землям и может теоретически принести новые смерти, сейчас вероятность перетекала в практическую, ибо ночью не вернулась в палатку оруженосцев Камышовка, её дочь. Взвинченная и взволнованная с самого утра, она как могла изображала стойкого солдатика в лагере, чувствуя, как утекает надежда, быстро и стремительно. Крапчатая более не верила этому чувству, всё оно было истрачено на Пёрышко и вместе со слезами вытекло из организма, когда стало известно о его смерти, когда ободранного, остывающего тела коснулся её нос. Хотелось верить, ведь надежда была: медовоглазая опытнее бёро-чёрного, она знает боевые приёмы, быстрее бегает и не такая наивная, но всё же... Просто становилось ясно: так не может больше продолжаться, настал момент оборвать замыкающуюся цепочку, чтобы никто больше не стал её жертвой, образовав новое литое звено. И королева искала, стирая подушечки лап, проходила метр за метром по знакомым дорогам, заглядывая в каждый угол ельника: ведь тела Плутовки и Пёрышка находили здесь, значит, по-логике, и нора зверя находилась в лесу. Стремительно вечерело, уже окончательно стемнело и становилось холоднее. Надеясь, что дождь не польёт вновь, кошка остановилась, чтобы передохнуть. Она уже прилично прошла, но так и не сумела обнаружить клочка рыжей шерсти, значит, нужно было менять тактику. Наверное, разумнее было бы вернуться в лагерь и узнать, не вернулась ли Камышовка, но это всё казалось потерей времени, причём совсем бессмысленной, а, между тем, шестое чувство подсказывало: сегодня всё решится, будут найдены ответы, будут решены жизни нескольких существ, топчущих влажную землю. Разразится, наконец-то, туча, и растворится угроза, держащая всех в напряжении.
Как следует вылизавшись, старшая воительница постаралась успокоить себя; паниковать было нельзя, а уж тем более опускать лапы. В животе урчало от голода, с самого утра охровоглазая ничего не ела, но о перерыве на охоту даже думать не приходилось. Немного отсидевшись, она поднялась на лапы и, решив положиться на удачу, побрела туда, куда понесут лапы: если внутри такая буря, может быть, то же самое раскричавшееся внутреннее чутьё само подскажет, приведёт к месту? В любом случае, хуже не будет: у неё всего одна ночь и огромные просторы. Обойти всё - невозможно, значит, всё равно тыканье в небо хвостом. Забыв уже о необходимости принюхиваться и прислушиваться, речная просто брела, погрузившись в полудрёму, пока в нос не ударил тот самый запах. Знакомый, ненавистный каждой шерстинкой на теле, что уже вставала дыбом, превращая хозяйку в огромный, устрашающий шар. Непроизвольно разъехались в оскале губы, обнажив клыки, а грозное шипение, вырвавшись из глотки, вместе с паром застыла в воздухе,разрушив тишину. Охровое стекло вглядывалось в надменный янтарь, закипая от ярости и ненависти. Крик Журавля не хотела, чтобы эти глаза горели, чтобы они видели и подыскивали новых жертв. Рыжий должен был страдать, страдать также, как её сынок, оказавшийся один на один с дикой болью в холодном лесу, умирающий от страха и кровопотери, потерянный, раскаявшийся, отчаянно пожелавший вернуться. Слишком поздно... Лис должен был потонуть в том же мраке, в который канула его душа: он даже не ел, убивал ради развлечения. Убивал тех, кто был всего дороже. Этого не прощают, за такое рвут на части, живьём, упиваясь предсмертными криками. Кошка разрушила контакт. Выпустив когти, она рванула на застывшего врага, забыв обо всём на свете, даже о границах. Оттолкнувшись лапами от земли, Крик Журавля налетела на врага, ударив его когтистой лапой по морде, а вернее, по глазам. Не ради того, чтобы ослабить. Чтобы испугать, заставить мучиться. Изощрённо, со всей накопившейся злобой. Коснувшись лапами земли, крапчатая отскочила в сторону, стараясь избежать клыков лиса.
- Чтоб ты начал разлагаться заживо...

Кошка почувствовала, как её когти прокололи левый, начавший вытекать глаз, как пересекли переносицу и чудь задели правый янтарь, но не хватило длинны прыжка и времени, крапчатая поспешила отскочить в сторону, что спасло её от клыков врага, что могли бы сомкнуться на её боку и принести весьма серьёзные увечья. Второе око рыжего было лишь слегка повреждено, так что зверь вряд ли мог полностью лишиться зрения, заданная перед атакой миссия не была выполнена, однако приятное чувство отомщения уже начало растекаться по телу тёплыми потоками, начало с тех самых мгновений, как неистовый вопль боли повторно нарушил относительную тишину погружённого в ночь участка ручья. Ярость клокотала, сводя с ума, но инстинкт самосохранения заставил лапы примёрзнуть к земле. Крапчатая, зашипев на непонятный лай, адресованный ей в ответ, стояла, чуть выгнув ощетиненную спину, наблюдая за тем, как ретируется самец. На самом деле, так было даже лучше: сама она не справилась бы с ним, даже с ослепнув, острозубый мог сильно покалечить её - непростительная роскошь для той, кому надо согревать котят в детской, а не валяться в палатке целителя, находясь на грани между жизнью и смертью. Да и она смогла сделать ход, поставить новую запятую, отомстить: теперь жизнь лиса изменится, не так просто привыкнуть к потере глаза, какое-то время он будет более уязвим и вряд ли осмелится приблизиться к лагерю. Если, конечно, не совсем глуп. Оторвавшись от вновь заставших кустов на линии чёрного горизонта, королева хотела было вылизать когти, но, подняв промокшую лапу и, удивлённо фыркнув, посмотрела под ступни: кошка стояла в воде! Она не могла объяснить, как так получилось, да и не желала. Внимание её привлёк отпечаток лапы в мягкой земле: находясь в небольшом углублении, он смог спастись от сильного дождя. Хмуро сведя брови к одной точке, Крик Журавля опустила нос к следу и, поняв, кому он принадлежит, попятилась назад от удивления. Облегчение и новая волна ужаса смешались в одно целое, сердце тревожно проныло и затихло. Кошку словно прострелило. Выскочив из воды, она бешеным галопом полетела в лагерь самой короткой дорог из всех, что знала. Королева так спешила, что даже лап не чувствовала, казалось, если не успеет сейчас, будет слишком поздно. Хотя, что они могли сделать? Бороться? Да, наверное. Даже не могли, а были обязаны. Полетевшее время не поддавалось контролю, массивное тело влетело на главную поляну Речного племени, пересекло её и юркнуло в палатку предводителя. Наспех кашлянув на входе, забывшая о времени суток, охровоглазая ворвалась внутрь и, тяжело дыша, пропыхтела, медленно оседая на пол.
- Львинозвёзд, мне нужно поговорить! Срочно. Я решила прогуляться после охоты, вдруг повезло бы наткнуться в ельнике на следы Камышовки. Но там ничего не было, я бродила и вышла к Ручью. И там. Там нашла, но, судя по следам, Камышовка пересекла границу. И, наверное, не вернулась назад, её поймали... Она не вернётся сама. И лис тоже бродил там, возможно, это он спугнул её. Его ведь не видели патрульные, с чего он решил вернуться? Но рыжий убежал, похоже, он не ожидал увидеть меня и растерялся, сбежал почти сразу, я лишь задела его морду когтями. И, кажется, повредила глаз... Львинозвёзд, они не вернут нам Камышовку просто так! Но мы ведь не оставим её там? Как я надеюсь, что она невредима...
Информация лилась потоком, обрывчатым и не совсем связным, королева никак не могла перевести сбитое быстрым бегом дыхание. Взгляд заволокла привычная плёночка: Крик Журавля находилась в смешении, она испытывала слишком много ощущений и сама не могла пока что в них разобраться, а уж тем более не хотела, чтобы кто-то другой мониторил их. Едва договорив, крапчатая, не дожидаясь ответа, неожиданно вышла из палатки, показавшейся ей слишком душной, даже голова закружилась. Хвостатая за последние половину луны пережила слишком много тяжёлых впечатлений, чтобы сейчас со свойственным ей хладнокровием отнестись к новой беде.
- Пёрышко, прошу тебя, помоги сестре.
Шепнула полосатая, подняв морду к небу. А затем, услышав шаги приближающегося предводителя, уселась и принялась вылизывать всклоченную, полную мелких веточек и листьев шерсть на боках. Дыхание восстановилось, после того, как крутившаяся на языке речь вырвалась наружу, даже на душе стало легче. Внешне кошка походила на обычную себя, и можно было лишь догадываться, какая буря вновь разворачивалась внутри. Речная почти всегда хранила всё в себе, лишь несколько раз на памяти племени срываясь. Также, как над телом сына. Бомба замедленного действия.
- Нет, они же не причинят ей вреда. Верно? Но вдруг потребуют что-то взамен...