Ночь. Как по мне так, просто чудная пора для сбора трав. Нет той пыли и духоты, нет смрада и пустоты обычных осенних дней. Только свобода и прохладный мрак кругом, одно удовольствие. А я иду веред, вглядываясь в непроглядную темень, покачивая пушистым хвостом. Хорошо и уютно, быть может, еще и потому, что вот-вот, задери голову и увидишь звезды. Как маленькие сердца они пылают на чернильном небе, освещая все кругом, заливая землю сребристым светом. Они словно овцы, разбрёдшиеся по полю под чутким надзором пастуха-месяца, что серповидной дугой изогнулся на вершине. Каждая звезда – одна жизнь. А я, как истинная травница, верила в Звездное племя, потому-то и было сладко гулять под ночным небом. Будто бы обнажаешь душу пред суровыми судьями, выворачиваешься наизнанку. Спросить совет или поблагодарить. Ромашка. Она довольно полезная трава, успокаивает нервы и приводит в порядок голову, но ее запасы быстро исчезают. Слишком уж хрупкая она, а как ссыхается вообще почти, что не было. Запасы быстро иссякают, а потому заранее лучше запастись ею впрок. Вот и есть моя цель этой ночью, набрать как можно больше белоголовых соцветий да немного развеяться. Бессонница, чтоб ее! И я, без оглядки бреду вперед, крепко зажимая ценную ромашку в зубах, даже и не замечая, как подхожу к Одинокому Холму. Вот так оно и случается, в порыве размышлений ты не замечаешь, как уходишь невесть куда. Потом же только охаешь и ахаешь, мол, как так получилось? Я сажусь на жухлую траву, охристым ковром стелящуюся под лапами, ложу ценный пучок рядом с собой и расслабляюсь. Наверное, мне бы стоило убираться отсюда, но, во-первых, кто же мне в такую позднюю пору запретит? Ну и во-вторых я Целитель, а значит, могу находиться тут сколько захочу. Задираю мордашку вверх, внимательным взглядом зеленых очей прочерчивая траекторию лежащей россыпи звезд. Мне отчего-то так хорошо на душе, что я глупо улыбаюсь, рассматривая за рябью звездочек и чувствуя, как прохладный ветер поднимает сухую траву. Тишина. Хорошо и вовсе не одиноко, а уютно, будто бы так и должно быть. Будто бы я могу просидеть до самого рассвета. Втягиваю носом пряный от сухости запах, душистый и очень приятный. Нежный-нежный, не то, что смесь трав в моей палатке. Выдох через рот – ну а я лишь улыбаюсь, наклоняя голову.
Слышен шорох где-то сзади, а потому, настороженно сдвинув брови, я оборачиваюсь, чуть щуря подслеповатые глаза.  Кого нелёгкая принесла в столь поздний час? Вероятно, блуждающую душу, искренне ищущую ответа. Уж точно не случайного проходящего, в этом я уверена.
- Кто здесь? - тихо произношу, будто в пустоту, стараясь не нарушить всего волшебства момента. Не хочу спугивать эту приятную и уютную тишину, нарушаемую лишь шорохом травы. Ветер доносит до меня запах, запах не родной коры и прелых трав, а сырости и рыбы. Речные? В миг становится страшно, но я одергиваю себя. Ведь не тронут же меня Целительницу, да еще и на нейтральной территории. Обычно я довольно негативно относилась к соседям, но сейчас же, убаюканная колыбельною ветра я лишь качаю головой. А быть может и не только обстановка, но и ромашка, что я долго таскала в пасти, подействовала как успокоительное. Однако, недаром и я, и он, нежданный гость в темноте, оказались тут в это время. Я просто не верила случайности, всему было объяснение. Пусть и не очень логичное, пусть даже спущенное на сугубую веру, но какое-никакое объяснение. Пошевелив ушами, я лишь наклоняю голову чуть вбок и вновь оборачиваюсь, пристально вглядываясь вперед. Если этому гостю что-то и нужно от меня, пускай подойдет, я же не собираюсь предпринимать каких-либо решительных действий. Если нужно – спросит, не нужно – уйдет. А я в любом случае не откажусь дать совет если нужно, или же просто мирно побеседовать под пристальным взглядом тысячи глаз…

Я оборачиваюсь, слыша чужой зов и хмыкаю. Как же ее там?.. Журавлиный Клекот? Нет. Вот, вылетело из головы, а как не вовремя? Я издаю гортанный звук, вспоминая, как зовут эту Речную Крик Журавля, вот! Проследив взглядом за направлением морды, я внимательно выслушала фразу, а затем, проследив взглядом за направлением морды опускаю голову. Не нужно быть пророком, чтобы угадать, о чем так сильно тоскует эта обладательница чудной маски. Но мысли как назло не лезли в голову, я лишь смущенно поджала под себя хвост. Утешить? А оно ей нужно, это мое утешение? Парус или Кора справились бы лучше, а же практикуюсь на ранах физических, нежели душевных. Вздыхаю, поднимая взгляд в небо, следя за исчерченным причудливым узором небосводом. Легенда гласит, что каждая из этих звёзд жизнь, а что же случается, когда одна из звезд падает?
- Все они платили за чьи-то ошибки, - говоря «все», я имела в виду каждую жизнь-звездочку, мигающую над головой. – И мы поплатимся.
Качаю головой, чувства горькую усмешку на устах. Напряжённости, на удивление не было. Проникнувшись горем чужого, я понимала, как важно сейчас дать совет. Ну а еще мы были на нейтральной территории, да и что бы смогла я, проста травница против воительница-королевы. Ничерта бы не смогла. Облизываю пересохшие губы и оборачиваюсь, стараясь заглянуть в глаза пепельной. Привычка, немного нелепая и раздражающая всех – смотреть прямо вглубь, пронзая взглядом. Мне было легче что-то советовать, видя истинные чувства. А что только мне разглагольствовать, если же на словах грусть, а на сердце – страх? В любом случае приходилось действовать по ситуации, вправляя чужие мозги аккуратно, не задевая лишнего. Не выспрашивая. Меня всегда бесили слишком настырные, лезущие в мое сознание; возможно именно поэтому я и стараюсь держаться лишь сведений, которые оппонент выкладывает сам, особо не роясь. Противно, мне своих мыслей и проблем хватает, а тут еще и чужие!
- А вот когда – это есть вопрос, - вновь выпрямляюсь, как бы отстраняясь и размышляя. Почему-то вспоминается мать с отцом, а затем и наставница - Кора. Было ли мне тяжело? О, еще как паршиво, каких глупостей я бы не наделала, не будь рядом твердого плеча поддержки. Сестры той же, или Паруса, который любезно вправил мой разум, вернув рассудок на место. Главное не делать глупостей – остальное уж само собой образуется. И память отшлифуется и раны заживут, кто бы там чего не говорил…

Я подняла голову, немного недоверчиво следя за вставшей, ни с того ни с сего, кошкой, чуть дергая кончиком собственного хвоста.  Что и говорить, как бы прекрасен не был сей момент, приходилось все еще сомневаться в чистом  настрое Крик Журавля. Но та лишь подошла ближе и с материнским взглядом остановилась, а я, задрав голову, встретилась с ее взглядом. Пронзительным и таким поистине чистым, материнским, что невольно вспомнилась собственная мать, от чего я сдавленно охнула, стараясь успокоить трясущиеся лапы.
- Древесному племени повезло, что у него есть ты, - меня прошибло от одной лишь фразы, я закусила губу, немного неловко поежившись. Мы вроде бы никто друг другу, вроде бы даже враги – но так хорошо и вместе с тем сладко чувствовать эту поистине чуткую и теплую нежность. Легкое касание моей макушки – я прижимаю к голове уши, чуть прищуривая разноцветные очи, когда язык проходится по уху, совсем-совсем как в детстве. Как в детстве делала мама. Я выдыхаю холодный воздух, смущенно и растеряно глядя на кошку. Что-то ищу в ее лике, стараясь найти подвох или насмешку. Но его нет, а я не привыкла верить словам так сразу. Не тот случай.
- Не простынь, - усмехаюсь в усы. Немного комично: из нас двоих вроде бы я должна печься о чужом здоровье, но вместо этого ночная знакомая берет на себя мои обязанности. Чушь какая.
Не слова не роняю, лишь только тоскливо провожаю призрак ночного явления. А не сон ли?
А сверху безжалостно льет дождь, холодными каплями орошая землю. И меня заодно. Не спешу скрываться, лишь вглядываясь вдаль, стараясь все еще разглядеть расставивший среди пепельной завесы из воды силуэт. Она ушла. Так просто появилась в одночасье, теперь же покинула меня. Быть может мне примерещилась эта волевая исполинша родом из Речных, быть может, это все же была Она? Задирая голову, глядя на меркнущий стан царицы-ночи, что властвует на небосклоне. И звезды россыпью подмигивают мне, ну а я стараюсь найти одну, самую-самую яркую и ценную мне. Быть не может такого. Поднимаюсь с земли, чувствуя, как стекает с обвисшей и помутневшей от влаги шерсти, чуть стряхивая капли. А толк, если через мгновенье опять чувствую восполнившийся запас воды. Вижу под лапами измокшую ромашку и горько усмехаюсь, подбирая ту с земли. Что-то одиноко и сиротливо растет среди поляны, я, нахмурясь подхожу ближе. Какая досада: всего лишь тысячелистник. Откусываю у основания, ощущая во рту привкус не из приятных. Я пришла сюда с чистой душою, а теперь на ней гадко и одиноко, будто кто-то открыл дверь и напустил сквозняка. Усмешка – жалкая и вымученная, я разворачиваюсь и медленно бреду вперед к своему лагерю. Понуро и немного вяло, ощущая, как вяжет во рту от неприятной и немного вонючей травы. Плохая нынче выдалась прогулка. Дождь еще этот противный. В целом дрянные ощущения, но мне вместе с тем и легко – возможно я просто переняла душевные муки ночной знакомой, облегчив ее страдания. Быть может на половину или только четверть, но ей легко. Мне вот плохо, но это другое дело. Во рту горько – на душе горько.
Тысячелистник. Это все тысячелистник…