Лёгкое дыхание водных просторов исходило на далёкое расстояние. Солнечные лучи праздновали победу над снежной пургой, коя так ревностно относилась к кому-то из собратьев. Тонкие пучки света проникали сквозь перистые облака, которые равномерно покрывали лазурное небо, осветлённое радостным известием о приходе летней поры. Плескучая вода ударялась о камни, слегка сглаживая их, сдавливая. Солнечный свет, преломляясь, лихо скакал с одной капли на другую, играя в незатейливую игру - чехарду. На миг внезапно замирая, светляк задумался, едва ли отдохнув, помчался дале, игриво пляшущим шагом он двинулся вперёд куда-то. Свежий, ободряющий дух своей стихии помогал сосредоточиться на какой-то единой мысли, кои сейчас хитро сплетались в тугой ком в голове Щучки. Сконцентрированный взор останавливался на какой-то одной точке, которая явно не давала покоя. Мысль о предстоящем испытании немного тревожила нервы двухцветного, но в тоже время он расслаблялся, услышав знакомые речные мотивы. Ноты, воссоединившиеся в одну мелодию, не думая двигаться хаотично, ласкали слух своей расстановкой. Рокочущий призыв, такой воинственный и локализованный, доносился отдалённо, но будто никогда не уходил из души водоплавающего. Его сердце, его тело, душа - всё было создано для того, чтобы жить и дышать лишь тем, ради чего он родился. Водные просторы так и мерещились ему во снах, такие же прекрасные и одурманивающие. Река, такая ласковая и приветливая, но такой её видели лишь Речные коты. Кому-то она казалось зловещей колдуньей, которая заманит и обманет, но лишь забота затуманит её прекрасные черты. А Щучка лишь крест свой бережно несёт, а реку - какому хочешь чародею отдай разбойную красу. А в это самое мгновенье, словно просто с небес валясь, нахлынули воспоминанья. Какая-то тревога обожгла его, не то. чтобы о провале на эдаком экзамене, нет, не о том. Тревога за племенные дела. Его тётка. Такая родная, близкая, тёплая сердцу. Нежность глаз. тот ласковый взор разноцветных очей... Такое изящное тело, запоминающиеся. А всё же посмею вернуться в глазам. В душе встают те чудесные моменты, когда он, ещё подслеповатый чувствами Щучка, выходил в компании тётки и матери. Ручьистый голос всех матерей, коей на тот момент была Пересмешница, был всегда прекрасен. Но он увял. Навсегда увял. Как однолетний цветок, необыкновенной красоты. Он больше не даст потомков, а остался для всех индивидуумом. Лишь хочется не забыть её той, кем являлась кошка. Юркий. Он шёл бок о бок с Щучкой и Сычиком. Пересмешка, Пересмешная, Пересмешница... Она была матерью этого странного котика. Но кем бы он не являлся, он явно ощущал боль о потере. Безусловно. Даже будучи кем-то вероломным, в любом случае пустишь скупую мужскую слезу по поводу погибели кого-то родного.
Отступившись от всего того, что могло омрачить и без того странный день, янтарноокий спустился чуть ниже того места, куда довёл их златошкурый предводитель. Бурлящая и кипящая вода так и стремилась унести за собой всё живое, что попалось бы на его пути. Ревущий поток зазывал бесстрашных за собой, а там так жестоко обкрутит вокруг хвоста, как пресловутую водоросль. Ещё шаг, и скользящий берег так предательски опрокинет оруженосца вниз. И лишь отголоски линьки, пару шерстинок, оставят весточки о том, что здесь был неумелый и недостойный звания Речной чистокровец. А может, он даже не был достоин звания чистокровного? Может его отец не такой весь из себя потомственный? И мать не без грешка. В противном случае, почему он испытывает нотку страха перед водой? Или всё же не перед ней, а нечто другое так ранило решимость?
Он сделал слепой взгляд в эдакую бездну. Вода понесла его до ближайшего камня. А там, как по накатанной, он - рыба в воде, птица в воздухе - скакал с валуна на валун. Так мягко приземляясь на скакательные суставы, что не замечал ничего. кроме лёгкости. Чувство лёгкости есть, и я рядом - я здесь... Он сделал лишь два-три прыжка, это максимально. Но, казалось, ветер нёс его сам до противоположного берега. Ему казалось, что было так. Он не испытывал того удовлетворения, которое должно было кипеть и скворчать от того, что он - без минуты воитель. Отнюдь, он не хотел расставаться с теми чудесными моментами, когда те, кто согревали ему душу, были всегда так близко - только лапу протяни. А что сейчас? Нет ни динамики, ни родных. Где? В каком месте проявить энтузиазм, когда-то возгораемый в его огненной душе?..
Он был на другой стороне, где уже восседала горделивая особь в роде Сычика. Собственно, это был он сам. Он не испытывал тех мучительно-колящих болей, ноющих при одном упоминании о чём-то дорогом и незабываемым. Его напыщенность важнее, казалось. Но может он понимает хоть капельку посторонней беды?