Сезон Юных листьев в самом разгаре, а ясное солнышко уже в зените. За последние пару дней картина в лесу сильно переменилась: земля избавилась от бережно охранявшего ее снега и пропиталась его соком, а теперь, еще и согретая, почти гудела от желания разродиться новой жизнью. Только в затененных местах, в корнях деревьев и у кромки воды остались кусочки льда, с треском поддающиеся теплу.
"Воздух тоже иной. Дышать-то, конечно, стало легче, но он меня с ума сводит, я от него в вечно возбужденном состоянии. Какое-то обманчивое чувство перемен в груди. Будто вот-вот случится неслыханное чудо."
- Слушай, ты... точно хочешь пойти к Древу, Неясыть? - раз в пятый переспросил Можжевельник, семеня за упрямым молодым воителем. - Не то, чтобы я был против, просто... Мы могли бы пошукать у нор... сейчас там наверняка полно грызунов, вскрывают последние запасы и все такое...
Он взглянул на Крысоловку с тайной надеждой, что ей тоже не захочется точить когти о влажную кору дерева и чувствовать на затылке талые капли с веток, что повыше. Но впереди уже ясно обозначилось могучее Древо, а значит разворачиваться и идти обратно было поздно, да и переубедить лилейного кота стало совершенно невозможно.
"Да чтоб меня! Такой громила, взрослее их в два раза, а не смог настоять на своем, это же где видано! Мышеголовый комок! Ну и что же теперь будешь делать?"
Рыжевато-бурый добряк остановился в паре лисьих хвостов от дерева и опасливо взглянул наверх, насколько позволяли слепящие лучи. Не дай Предки им еще взбредет по-ребячьи посоревноваться, кто залезет до самой макушки!
- Я могу вас и здесь подождать. - предложил он, переминаясь с лапы на лапу. - А то что-то настроения нет за всякими белочками-пташками прыгать. Договорились?

Отредактировано Можжевельник (2014-03-24 16:35:13)

За свои пятнадцать лун, когда изгоем тебя почитают еще малолеткой, невольно понимаешь, как все-таки устроен мир. Серой амебой ты никому не нужен. Зачастую даже себе или родственным душам. Приходится играть и изображать из себя «радостное существо», чтобы не задавали глупых вопросов и не травили лишний раз. Иначе окончательно превратишься в серую мышь, отчаянную, в одном шаге от самоубийства. Потому что сломаешься. Окончательно и навсегда. Сломаешься до того, что не сможешь восстать из пепла.
И ничтожеством тогда окажешься ты, а не те, кто над тобой насмехался. Не те, кто позволял подставить тебе подножку.  Они-то не сломались. Их все устраивает, а ты – просто жалкое подобие существа, которое начинает деградировать и скатываться в самое дно, что носит название «моральное». Ты превращаешься в существо, которое озлобленно на всех, даже на самых близких: ведь это они испортили твою жизнь, подав обществу идею о твоем ничтожестве. Взамен ты платишь им той же монетой: портишь жизнь не только им, но и себе, отчего на подсознательном уровне закрываешься от остальных и сотни раз на дню кривя своей душой, играешь роль скользкой и мерзкой особы, в то время как в тебе живет запуганное дитя, приученное одевать на свой лик каждый день одну и ту же маску эгоизма и ненависти ко всем и вся.
Замыкая ваш небольшой охотничий отряд, ты не вникаешь в суть разговора своих соплеменников. Тебе до них, как и им до тебя, нет никакого дела. С гораздо большей радостью ты предаешься своим горьким размышлениями о своей участи, от которых не может отвлечь тебя даже светлая весенняя погода, коей сполна наполнена окружающая природа: будь то чириканье воробья или отголосок журчания ручья вдалеке. Ты угрюма, как то бывает всегда. Солнечные лучи, что припекают землю, оставляя приятное тело в подушечках лап или разбухшие почки на деревьях – не способны привлечь твое внимание, ибо ты полностью и всецело отдалась миру размышлений, заполнившим сознание «по самое не горюй». Разум отойдет на второй план лишь при охоте, когда ты сосредоточишь каждую мышцу своего тощего тела, готовясь к прыжку на выбранную жертву. Но то еще впереди, а пока ты лишь отчасти улавливаешь речи Можжевельника и Неясыти, включая и последнее обращение к твоей персоне.
- А ты чего? Тоже не хочешь ломать свои коготки? – Бубнит твой ровесник, а ты лишь дергаешь ухом и молчишь, не удостаивая его ответа. Свое этот напыщенный котишка, эта рыба-прилипала, еще получит – ты обязательно в скором времени припомнишь его жалкий «вызов», а пока что делаешь только зарубку в своей памяти и продолжаешь свой путь, понурив голову и сощурив зеленоватые очи. Кажется, только сейчас ты начинаешь отдаляться от паутины умственной деятельности и несколько вникать в перебранку воинов, «где мелочь скалит зубки на наших стариков». Ухмыляешься, видя раздражение легкого на телосложение Неясыти и беспокойство грузного Можжевельника. И тут же обрываешь себя, будучи недовольно дрогнувшими под порывом эмоций мускулами на твоей искривленной от рождения морде. Плоть – глупа. Эмоции – никчемны. Для тебя привычней и спокойней ходить с нарочито-непроницаемым, что называется, каменным, выражением  лика. И привычка эта уходит корнями в твое котячество, когда мать, видя твои слезы, лишь больше раззадоривалась, в то время как горделивая терпеливость лишь заставляла ее психовать от бессилия – тогда она осознавала силу твоего непоколебимого духа, способного выдержать страдания. Непоколебимого духа котенка, которому охота была радоваться жизни наравне с Лебедушкой, а не в ее тени. В тени ненавистной сестры.
- …Тоже будешь просиживать в ожидании, пока я поймаю для вас дичь? – Ты невольно вздрагиваешь при голосе кота, резко замедляешь свой чеканный шаг, и до невозможности сузив глаза, насмешливо кривишь устами, отчего улыбка твоя походит на звериный оскал:
- Ты можешь даже не стараться задирать свой нос, ведь и без этого видно все твое содержимое, - Слова, что в сию же секунду срываются с языка, звучат гораздо тише, чем обычно, так, словно тебя поместили в цинковый гроб и закопали, и теперь твоим глухим речам внимают с поверхности. Хлеща хвостом по бокам, вперяешь полыхающий неприкрытым гневом взор в наглого котишку и медленно надвигаешься на него, все ниже и ниже пригибая свою голову, словно готовясь к прыжку. Собственно, ты и собиралась прыгнуть и как следует отодрать соплеменника за его нелестные речи в твой адрес. Ты всегда позволяла себе выпустить когти, когда кто-то или «что-то» разрешал себе хоть взгляд презрительный кинуть в твою сторону. Это действовало на тебя так, как действует красная тряпка на быка. Лишь за один миг ты переходила от бычьего спокойствия к тигриной цепкости, которую не каждый смог бы усмирить. Ты либо дралась на смерть, либо до тех пор, пока тебя и противника не разнимут. Такова была твоя защитная реакция и оной ты пыталась отвадить от себя потенциальных «друзей», заведомо зная, что никому нельзя верить. Однако ты замираешь на полпути к белоснежному воину и смотря в пустоту, обращаешься к ним двоим одновременно:
- Верно говорят, что быстрее кроликов плодятся только идиоты. Мы могли бы разделиться. И вы бы оба наконец-таки прикусили свои языки, коими спугнули ближнею дичь, - Ты осторожничаешь со словами и оттого обвиняешь их обоих, каждую фразу говоря тем уверенным, холодным и безразличным тоном, который привыкли слышать соседи по палатке. Ни к чему им, Неясыти и Можжевельнику, знать о твоих эмоциях. Особенно о тех, где ты сочувствуешь приземистому котяре, стоило тебе только заслышать в рассуждениях ровесника насмешку и оскорбление старшего по возрасту. Сочувствуешь, потому что знаешь, каково это – быть гонимой и непринятой окружающими из-за твоей внешности, характера и слабого при рождении здоровья.
При мыслях об этом утихнувший было гнев вновь взвился жар-птицей в твоей душонке и ты, скрипя зубами, от греха подальше двинулась к корням Древа, попутно – специально толкнув плечом «рыбу-прилипалу».
К черту их обоих. Ты лучше займешься своим делом. Охотой, к примеру. Или... Не придумав ничего лучше, как просто замереть и уставиться в сторону воинов, ожидая от них их решений.

Отредактировано Крысоловка (2014-03-25 21:08:38)