Сердце ритмично билось при каждом неумолимой меланхолии новоиспечённого воителя. Он уже успел прожить первую ночь молчания, но так и не понял всей сути. Вторая ночь была труднее бессонницы, казалось. Он беспрестанно ворочался, бил хвостом по подстилке, тем сам, безусловно, мешал соплеменникам, коим было куда спокойнее, не будь противоречивым сон Щуки. Лёгкий вечерний ветер с трепетом ходил по коже и шерсти юного воителя. Внезапный сон сломил кота, и тот внезапно для самого себя моргнул. Да так. что провалился в сладкий такой сон. Свежий запах вдарил в нос, и зажмурив сильно веки, двухцветный почувствовал, что не спит, а лишь дремлет. Открыв сжатые очи, ему почудились странные картины. Гулящий ветер завывал траурную сонату, так казалось. Лунный свет освещал восседавших посредине котов. Их понурые взгляды по непонятной причине устремлены вниз, будто в поисках ответов именно там. Смерть. Опять? Кто ещё! Соплеменники, а это были именно они, словно не замечали ужаснувшегося малька. Его шерсть встала дыбом от неизвестности, но вскоре он понял причину. Они оплакивали невидимое тело - тело Хорька. Оно кануло в лета, его унесла река. Та самая, которую он считал своей второй матерью. Она так жестоко отняла у него столь дорого друга, его наставника. Сколько всего они пережили вместе. А он... он даже не видел дни своего ученика в шкуре воителя. Как несправедливо. Глупо и слезливо. Уши обладателя янтарей завелись назад, а сонное марево склонило в свою сторону. Веки суровой безнадёгой сомкнулись воедино, показав юнцу вторую сторону медали. Когда живость потоков ветра касалась его хлипких, совсем не воинских, плечей, а ночное светило ослепляло плотные занавесы очей. Какой-то хрипатый крип был готов вырваться из глотки "ученика". А ведь по эту минуту ученик, хоть и не по званию, но по умениям. После страшного известия. он потерял всякие воспоминания о том, чем когда-то пренебрегал. Зря. Зря отказывался воспринимать, не понимая, что скоро его ободряющий голос. голос Хорька, навсегда уйдёт из памяти кого-то. Я никогда не забуду тебя, Хорёк. Помнишь, я ведь тебя не понимал тогда всерьёз. Я был так глуп, так глуп. А ведь ты не услышишь этого, запомнишь меня тираном. И я много тебе не сказал с тем трепетом, какого ты заслуживаешь... Он кричал это так громко, но это были только мысли. Верно, его и не услышал и вправду. Никто. Даже он сам не слышал всю горесть своих слов. Но как он был глуп. Больше всего он хотел, чтобы его чудный наставник вернулся и, как в те времена, погладил дружески по боку причудливым хвостом, столь же ласково проворковал над его головой слова похвалы. Клокочущее разочарование распирало душу и лились бы бушующим ручьём наружу, если бы это не был сон. Он проснётся и всё будет забыто. Но ни единый момент. проведённый с учителем, который и вывел Щуку к пути истинному.
- Ты так глубоко ошибался, считая себя плохим наставником и воителем. Я... мне трудно без тебя. - Он сказал это вслух? Верно. Он так и хотел. Но окружающая тишина говорила о том же сне. Сон ли это? Или явь? Нет, лишь сон. Но может это будет самый лучший сон в его жизни. Пожалуйста, пусть это будет так. Хорёк...

Лёгкая пелена, которая покрыла глаза Щуки, затуманила все надежды и в его груди. Он так надеялся, что Хорёк придёт к нему хоть здесь. Вдохнуть его запах, почувствовать добрейший отблеск в очах... Сколько всего запоминающегося его покрыло толстым слоем, от которого было нелегко освободится. Да и зачем? Лучше что-то помнить, чем остаться без всего, лишь с тем, что реально существует. Колкий, раздирающий сердце на куски, производил большую боль на разрывающую душу. Клокочущее ощущение по сию минуту не покидало глотку молодого кота, но в ту же минуту он ощущал какую-то лёгкость, когда тёплое, душевное дуновение коснулось плеча. Он не хотел воротить головой, просто не веря, что это прикасание могло быть чем-то желанным. Но...
- Ну не надо, не надо. Учитель из меня никакой все-таки.
Быстрым движением, что косточки слегка затрещали, двухцветный поворотил голову в сторону, откуда доносился до боли знакомый звук. Тот приятный голос, слегка изнеможённый, но такой приятный. Хорёк!.. Зажмурив веки, чтобы не пустить подтекающие капельки слёз, воитель обернулся всем телом к прозрачному телу. Белая шерсть сливалась с непривычным оттенком, подаренная особенностью всех Звёздных котов. Звёзды отблёскивали озорными искорка по всей шерсти, а хвост, такой привычный, но в тоже время странный, покачивался на ветру. Облегчённый выдох вырвался паром изо рта, таким лёгким и отличным от общей воздушной подушки.
- Я знал, что увижу тебя. - Хрипатым отголоском, откуда-то изнутри, заговорил Щука, подходя ближе. Он хотел проникнуться в шерсть старого знакомого, но... Звёздный дар не давал ему такой возможности - голова тщетно проскочила сквозь грудь. Сдавлено шикнув, сухопарый отдёрнул шею к себе, провалив в голове такую оплошность.
- И всё же я не могу припомнить твои ошибки. Ты был для меня нечто большим. Я понимаю это лишь сейчас. Я был так слеп к своим чувствам к тебе. Слепец и глупец. - Под стать своему статусу заговорил Речной, с ноткой мягкости, конечно же. Но всё же серьёзно.
- Какова тебе жизнь среди мёр...духов? - Слово "мёртвый" звучало несколько больнее, показывая беспомощность того существа в некоторых ситуациях. Больная тема. Больное слово. Умирать не каждому хочется. Жизнь коротка, и её нужно использовать подобающе, но предполагалось, что жизнь Хорька будет куда красочнее и дольше. Но судьба решила распорядиться иначе. Безжалостно пренебрегая планами "жертвы". Смерть с косой... Она так беспорядочно подкашивает здоровых, под самый корень. Никому не избежать её, и лишь она может сжалится. Но это уже другая история. Далеко другая. Не каждый окажется в счастливчиках у этой проклятой старухи - старухи с косой.

– Не в этом дело даже, Хорёк. Пропустил ты моё посвящение или нет. Просто в том, что ты не явишься ко мне так, как раньше. Кто знает – может это первый и последний сон с тобой? - С болью в голосе отрезал Щука, пилящим взглядом смотря в голубой и беловатый глаза. Всё же невольно отбрасываешь все другие горести, так тиранящие внутренности молодого кота. Несмотря на всё это, набегающее чувство заботы к соплеменнице – просто блеф или игра судьбы, чтобы загородить всё то угнетающее чувство, которое колосилось в душе.
Лёгкий ветерка поток, птенца живой огласок. Топорща пёрышки свои в могучей, пышной кроне, дитяти ветра возглашало. Над топкою рекой склонясь, ракита торжеством расположилась. О, Величие твоё! И речь о той же старой иве лилась ручьём; неумолимой красоты, кустарник ты – орнаментальный. И где-то там, в глуши плетей, горят неистовым огнём глаза прохожего кота, что коим образом проник в обитель – неприкосновенную. Но лишь потоки легкости могли свободою своей гордиться. А ты всё так же, будто плачешь – но отдаёшь другим тепло души…
Почему же он так тонко вспомнил своё первое дупло? Ту гибкую ракиту, что плетями желала заслонять небольшую пещерку, где так легко и беззаботно расположилися котята и матери их. Ручьистый голос кошки-матери слабо доносился откуда-то своим привычным тоном: ласковым и лёгким, как самый тот ручей, что пробивался сквозь каменистый уступ. Воинственный Порог, иначе говоря… вот так виднелась бурная душа, коя разрывалась подобная порогу от воинственного рёва воды. А чувства те, и та река, бились о края, не зная силы, меры. К чему же так жестоко бить о берега предполагаемые. Ведь не так крепки они, не так надёжны. На что рассчитана сила потока, на что же стены-преграда? К чему безукоризненно красиво лились все чувства восвояси, не замечая будто вовсе всё то, что так неумолимо держать пыталось их. А слёзы набегали лихо, лишь освобождая всё то, что где-то внутренность забило. Душа бы рада петь, да нету больше мочи. И как же хочется вернуть те самые моменты, когда его, Щурка, Крик Журавля шершавым языком монотонно лизала нос и хвост, чубчик кучерявый приглаживать старалась. И всё же, прошлое кануло в лета, не желая давать насладиться временами детства и юности. Не желая, ох как не желая. А почему? Да всё потому, что жадное время текло неумолимо, жестоко и быстро.
– Щука я; уж далеко, давно расстался я с именем - Щучка. Не так уж много пропустил, есть время всё вернуть. И ведь невозможное возможно, но это мало вероятно можно повернуть. Что было – то прошло. Но я так жаждая вернуть те сладкие года и луны… – Горестный голос давал ясно понять, о чём пытается так жалостно сказать юнец. Или уж вовсе не юнец?..
– И всё я понимаю, не нужно придумывать мне тут ухудшенную драму. – Рассекая воздух хвостом, бравый воитель Реки с изяществом всмотрелся в дух своего наставника, будто ожидая от того нечто важное и пригодное. Может хоть сейчас он пожелает ему что-то такое, что не успел сказать.
– Я думал, ты успеешь увидеть, как я взрослею. Услышишь что-то тайное из уст моих, что никому не доверяю я, тем, другим. Но, верно, судьба распорядилась нашими душами несколько иначе.