В чем смысл жизни?
Это вечный вопрос, которым задаются все существа всех рас, видов, и языков. Он волнует умы и теребит сердца, ибо задавшись им одним раз, ты не забудешь его больше никогда. Неважно кто ты, человек, что считает себя царем природы, или гордый орел, надменно парящий над судьбами других, или же кот, который изо дня в день борется за свое существование, преодолевая все тернии и препятствия, что возникают у него на пути. Но все-таки, в чем смысл жизни?
Не каждый найдет ответ на этот вопрос, ибо для любого из нас само определение жизни разнится. Кто-то видит ее в светлых тонах, опираясь на веру в высшие силы, которые якобы управляют нами с высоты небес. Но в то же время другие скептически считают правильным то, что все подвержено определенным нормам и правилам, что все подвластно лишь силам, которые доступны пониманию живых, а нечто неизведанное и невиданное никем не может существовать ни теоретически, ни практически. Но не стоит осуждать ни тех, ни других, потому что у всех свое мнение и своя воля определять русло собственной веры.
Но все-таки, почему же многие находят смысл своего существования именно в вере высшие силы? Что же такое заставляет их гнаться за тем, что не дано увидеть, и не дано понять полностью? Разве нельзя верить в нечто плотское и жизненное, находить помощь не в мечтах и мыслях, а в действиях и себе подобных? На таки вопросы обыкновенно трудно ответить, ибо они неоднозначны. Обыкновенно на такую веру толкают чувства, что впадают в крайность: если любовь, то любовь трагическая, полная боли и драмы; если смерть, то смерть близкого и дорогого, того, кому можно было доверять, не сомневаясь ни на йоту; и если же это сомнения, то сомнения не в том, что съесть на обед, а в том, стоит ли жить дальше или же больше нет. Все подобные сумбурные чувства, тревожащие душу до ужаса, являются будто бы некой проверкой на прочность, и некоторые действительно сдаются, уходят, обрывая нить собственного повествования или же пытаясь вылечиться верой, словно бы единственным лекарством. Но находятся и те, пускай таких и мало, кто двигаются дальше, буквально выдавливая из себя остатки былых сил, затрачивая эти самые капли на продвижение вперед, сквозь боль и слезы, сквозь ненависть и трагедию. И именно эти, не сдающиеся никогда, именно они находят смысл своей жизни. Ибо лишь испытав внеземную боль, преодолев самые страшные моральные муки, можно понять то, зачем ты проживаешь свою жизнь. А те, кто сдаются, они уже не живут, они просто влачат остатки своего жалкого существования.
***
Усталость, безразмерная и бесконечная усталость покоряет тебя, запуская свои ядовитые щупальца в твое еще живое сердце, обрекая тебя на вроде бы привычное для всех, но столь ужасное занятий для тебя. Ты медленно, но верно засыпаешь, несмотря на то, что яркий день так и не отдал свои скипетр и державу черной ночи. Тяжелые, словно бы налитые свинцом лапы подгибаются, ломая последний боевой дух, что был еще способен на борьбу с безразличным сном. Единственный живой глаз тихо закрывается, и ты подобно безвольно кукле вновь отходишь в чужую власть. Но ты выглядишь странно, практически до ужаса отвратительно в своем бессознательном состоянии. Левая твоя часть живая, вздрагивает во время мимолетных эмоций, испытываемых подсознанием, но другая же, правая, совершенно недвижимая и пустая, является словно бы олицетворением твоей души, столь же безразличной и "немой", пускай ты и сам этого до сих пор не осознаешь. И в любом случае, данный фактор волновал бы тебя сейчас меньше всего, ибо тьма вновь безраздельно и безгранично завладела твоим разумом, разгульно путешествуя по закоулкам сознания, выуживая из них самые страшные и потаенные твои желания и страдания, выводя их на твое собственное обозрение. Для тебя сны никогда не являлись чем-то приятным, во время них ты всегда страдал, чувствовал обжигающую боль, и ядовитый страх. Никогда раньше ты не видел в дреме свои мечты и радости, лишь только мучения, ужас и смерть. Да, даже в банальном сне твою душу терзали демоны, взращенные твоим же собственным разумом и никогда не отпускающие тебя: ни в сознании, ни во сне.

«Как же хочется сбежать отсюда. Но, пожалуй, это единственное место, откуда сбежать мне будет не дано никогда. Как бы я хотел спрятаться, скрыться от собственных глаз, не слушая, не замечая и вообще не зная себя. Я урод, бельмо на глазу тленной жизни. Она ведь прекрасна и замечательна во всех своих оттенках и цветах, а я своей сплошной серостью лишь порчу ее, не вписываясь в общие устои и порядки. Черт, да мне просто не дано понять того, как можно быть таким как остальные существа. Как можно спокойно жить, осознавая всю бесполезность своего существования? Как можно легко вдыхать лесной воздух, то и дело ожидая нападения извне? Как можно радоваться и смеяться, зная, что кто-то и где-то в этот самый момент испытывает адские муки? Это же никак иначе как отвратительным эгоизмом назвать нельзя.
но опять же, вот я здесь, стою, и опять кичусь своими "продвинутыми" мыслями, но разве они что-то значат? Они столь же пусты и праздны, как и мой правый глаз. И я идиот, если полагаю, что действительно смогу донести их хотя бы до кого-нибудь. Хах, да я ведь даже не попытаюсь этого сделать, зачем же лишний раз себя обманывать. Я слишком "горд" для того, чтобы делиться вслух своими страданиями и мыслями, а считывать то, что творится у меня в голове, вряд ли кто-либо сможет, а если бы и мог, то, пожалуй, это было бы последнее, что он сделал в своей жизни.
Осматриваясь вокруг, я начинаю медленно осознавать, что шутливое подсознание вновь лишило меня всех картинок и звуков, оставив в полнейшей темноте и безмолвии. Видимо мое собственное тело насмехается надо мной, несмотря на то, что именно я его хозяин. Сплошная пустота и тьма, обволакивающие тело, подобно вязкой смоле, поглощали меня, тянули вниз, на дно, все ниже и ниже. Я начинал паниковать, жестокий ужас вновь сковывал мое сердце в ледяные тиски. Если бы я мог, я бы кричал, ревел, стонал, но нет, моя морда была словно бы заклеена, хоть и чего-то сковывающего на ней я не чувствовал, лишь чернота и страх, но даже этого было достаточно для полнейшего онемения.
А знаете что, сколько же сотен раз я испытывал подобное, нет, не знаете? Вот и я тоже, могу сказать ли то, что это было часто, очень и очень часто. Я помню все этапы этого сна наизусть, он звучит в моей голове как заевшая и уже надоевшая, но, тем не менее, не переставшая пугать и доселе пластинка с ужасающими скрежещущими звуками, которые я, как ни странно, могу уловить лишь на уровне подсознания. Однако есть те вещи, что недоступны для моего понимания. Зачем же одновременно тянуть меня на дно и вытаскивать из этого болота? Зачем отбирать все звуки и цвета, но оставлять мой собственный голос звучать подобно колоколу в этой непроглядной темноте? Да и что это за бессмысленная борьба сознания с подсознанием в теле одного животного? Зачем моему собственному телу нужно изматывать меня, отбирая последние крохи сил, который могли бы пойти на нечто большее, чем на битву с самим собой. Но во сне мне не дано управлять собой, все решает чертова взбунтовавшаяся часть моего разума, ну а мне что, мне остается лишь подчиниться ей, отдавшись на волю судьбы. Ведь остались всего лишь пара секунд, и я очнусь, никогда раньше я еще не видел конца сна. Никогда…»

Резкий вдох, смешавшийся с надрывным всхлипом, вырывается из твоей груди, заставляя тебя подскочить с насиженного места. Ты был прав, мгновение, и вот ты стоишь на лапах, все еще сонно покачиваясь. Еще ни разу точный расчет не подводил тебя, однако небольшая горечь все равно малым осадком осталась в глубине твоего сердца, ибо ты не можешь не признать того, что тебе чертовски интересен конец ежедневного сна. Каждый раз лишь одна и та же темнота, одна и та же тишина, одни и те же мысли, а ведь всегда хочется чего-нибудь нового и интересного, и неважно, насколько дорого тебе это может обойтись.
Проморгавшись, ты тихо приподнимаешь голову и с удивлением отмечаешь, что уже наступила ночь, твое самое любимое время суток, столь приятно гармонирующее с твоим внутренним миром. Тьма во сне не шла ни в какое сравнение с тьмой естественной, ночной, ибо последняя была прекрасна и завораживающа, а первая лишь мерзка и отвратительна. Под конец дня все проблемы исчезали, дневные существа уходили на временный, но столь желанный для них самих покой, а вот все остальные наоборот, буквально «расправляли крылья», ощущая на своем теле ласковые прикосновения ночи. И к ним себя относил и ты. Одиночество и тишина вдохновляли тебя гораздо больше, нежели общество себе подобных, ибо от первых ты начинал ощущать небывалый прилив сил и бодрости в отличие от вторых, где тебе приходилось буквально сдерживать все то отвращение, которое вызывали у тебя другие коты, что могло кончиться для тебя самого плохо. Все эти морды, преисполненные гордости и наигранной внутренней слабости казались обычно прекрасными и по-своему красивыми, но ты так не считал. Ибо как бы ты только не пытался, но видел на их месте лишь отвратительные и искаженные пародии на настоящие чувства. Весь мир – театр, а все живые в нем – актеры? Ты действительно веришь этому принципу? Да, думаю да, ты бы был полностью согласен с этим утверждением, если бы знал, что такое театр. Однако твое внутренне мироощущение было явно согласовано с эти людским высказыванием. Как бы это ни было плохо и странно, но ты не верил ни в единое чувство, ни в единую эмоцию то и дело появляющуюся на мордах других, ибо они поверхностны и банальны, в них нет смысла, лишь одна только привычка. И ты наивно полагаешь, что только родившийся котенок пускай даже и на несколько мгновений, но не увидит ни единого чувства, ни услышит в голосах ни единой эмоции, то он примет это как должное, словно бы так и должно было быть всегда. Однако ты забываешь про больных, про тех, кого жизнь наказала гораздо хуже, нежели тебя самого. Да, ты был наполовину парализован, но ты мог хоть немного, но видеть природы, видеть себе подобных, мог ощущать их запах, говорить с ними и слышать их. А ведь кому-то не посчастливилось обрести даже эти, столь нужные для жизни вещи. Но знаешь, что странно? Даже они, те, кто ни разу не слышал смеха и радости, не видел улыбки на модах других, они могут улыбаться, могут чувствовать и отражать свои эмоции на своих искалеченных мордах. Так что же это? Почему так получается? Ты же уверен в том, что такого не может быть, ответь мне на этот вопрос, отпарируй, давай. Ты не можешь? А я могу, я отвечу тебе. Ибо все чувства и эмоции являются частью нас, они заложены на подсознательном уровне и впитываются с молоком матери, ты можешь не понимать этого, отрицать, но все равно даже в тебе, в том, кто яро противиться любым проявлениям чувств, даже в тебе заложены проявления радости и счастья, злобы и ненависти, страха и отваги, презрения и отвращения. И что бы ты ни делал, избавиться от них ты не сможешь, как не смог бы вырвать собственное сердце без ущерба для остального организма.
Но между тем  ночная темнота уже начала медленно окутывать лесные просторы в свои объятия. Теплый и слегка солнечный вечер отступил на второй план, забирая с собой мягкие и мелодичные переливы и оставляя после себя лишь ледяные и резкие удары басов. Любое время суток можно легко проассоциировать с музыкой, ибо они столь же разные, сколь и скрипка с барабаном.
При воспоминании об утре практически всем на ум приходят легкие и высокие трели соловья, чей легкий голосок подобно невесомой вуали пролетает сквозь все препятствия, накрывая сплошным полотном, приятно тревожащим сердце и разум, все живое. День же становится более резким и отрывистым, но от этого не менее прекрасным. Клекот проснувшихся птиц, треск ветвей под весом крупных животных, или же их недовольные возгласы при попадании в неприятную весеннюю слякоть. Но все это звучит столь гармонично и согласованно, что даже мимолетные скрежещущие звуки не портят общую картину.
Однако эти первые, вступительные «ноты» суток, являются, так сказать, добрым началом времени, они вдохновляют на новые свершения, подвиги, разговоры и отношения, но и им существует однозначный противовес. Вечер, наполненный мягкой мелодичностью и низкими тонами, является словно бы подступом к самому концу, к ночи.
О да, это конец, конец всему сущему в представлении преобладающего большинства. Практически у всех ночь ассоциируется с темнотой, неудержимой злобой и смертью. Но в твоих глазах она предстает во всей своей обворожительной и загадочной красоте. Все звуки, такие тихие, но столь желанные, завораживают разум; яркие звезды, невероятно далекие, но в то же время близкие, утягивали за собой, заставляя тебя словно бы окунаться в небесное море, и ты не понимал того, как можно было смешивать эту природную красоту с отвратительной кошачьей породой. Одна мысль об этом заставляла кипеть все внутри тебя, ты просто не понимал тех, кто смел допускать к своему разуму веру в высшие сила, а тем более смешение тех с властной природой. Да разве могут какие-то жалкие коты, подобные муравьям в глазах вселенной, быть столь близки к вечности? Да, ты никогда в это не поверишь, ибо в твоем понимании жалкие подобия на живых существ не могут сосуществовать в гармонии с чем-то великим. Звездное племя для тебя - лишь хорошо слаженная байка, которая переросла в нечто большее, чем просто сказка для малышей. Она покорила и до сих пор продолжает покорять сердца и умы уже даже взрослых котов. Изо дня в день ты видишь, как умудренные опытом, но еще не старые коты, те, которые отважно защищают свое племя, привнося в него благодать и используя лишь свои собственные силы, не опиравшиеся ни на чью призрачную поддержку, подобно детям смотрят в небо и говорят со своими псевдо-предками. Насколько же должен быть замутнен рассудок, чтобы не было в нем ни единой доли сомнения? Ведь это же чистой воды ложь и развод, ибо это глупо и попросту нереально, что за бесполезная вера в некое образное волшебство? Или же это просто боязнь того, что случиться после смерти? О да, это верно, это так, мы все слабы, а эта слепота лишь является еще одним тому подтверждением. Никто не может жить без веры, пускай и совершенно различной, ибо каждому нужен свой бог. Кто-то находит его в высших силах, чему и посвящает остатки своей загубленной жизни, кто-то находит его в работе, которая поглощает его с головой, иссушивая и медленно убивая. Находятся и те, кто видит бога в наслаждениях: в похоти, разврате, обжорстве и издевательствах - такие обыкновенно убивают сами себя, но не физическом смысле, а в моральном, они губят свою душу, вернее те ее остатки, что можно было нарыть еще на обломках былой доброты. Но есть и "особенные", те, для кого "богом" является отрицание самого его существования. Да, это странно, да, это парадоксально, но так и есть, и опровергнуть это трудно, стоит просто принять, как обыкновенную данность.

Поднявшийся на отяжелевшие от долгого сна лапы, ты с минуту недвижимо стоял, просто наблюдая за едва заметным течением легких облаков по небу, слегка замутняющим обзор прелестных звезд. Ты любил облака, они всегда были для тебя идеалом спокойствия и долговечия. Двигаясь по неизменному и одному и ведомому пути, они, не сходя с проложенной тропы, величественно наблюдали за живущими на земле с неисчислимой для кота высоты. И если бы ты верил в богов, то, пожалуй, именно эти небесные "тела" были бы для тебя их внешней оболочкой. Как ни странно, но ты словно бы завидовал им. Ты всегда хотел плыть по течению своей жизни подобно им, не встречая на своем пути никаких препятствий, не сталкиваясь с праздными разговорами, не тратя впустую свое драгоценное время, которого у них было бы навалом. Ведь их жизнь, порой и недолговечная, она прекрасна. Спокойствие и тишина царят в их владениях, а это разве не мечта?
И лишь только понимание всей недостижимости этого покоя начинало угнетать тебя. Тебе вновь захотелось забиться, убежать ото всех, спрятаться, спрыгнуть с горы, лишь для того, чтобы хотя бы на мгновение ощутить это чувство, хотя бы на мгновение понять то, каково это, быть всю свою жизнь совершенно одним. Но увы, тебе этого не дано, ибо ты не станешь ради одного момента кончать с жизнью, ты не такой. Для тебя самоубийство - это наивысшее проявление слабости, какая бы причина этому не послужила. Подобным существам, что впадают в безудержное отчаяние, кто-то вполне и может найти объяснение, но только не ты. Разве может быть причиной добровольного приближения конца и без того краткого жизненного пути такая вещь, как неразделенная любовь? Разве может быть настолько от этого плохо, что иного выхода найти не получится? Хах, смешно. Любовь - это лишь еще одно из жалких чувств, на которое способно живое сердце, но оно, в отличие от радости и злости, выработалось не природой, а самими существами. Оно выдумано и наигранно, и не приводит ни к чему хорошему, ибо игре, пускай и искренней, место лишь на сцене, но никак не в жизни. В последней она просто не имеет места быть.
И ты продолжаешь столь уверенно судить об этом, ибо ты сам испытал подобное чувство, которое практически доводило тебя до исступления и безостановочной паники. О да, ты был влюблен, и был влюблен сильно, до безумия и потери рассудка. Одна только мысль о предмете твоего воздыхания заставляла твое сердце трепетать от радости, но одновременно и обливаться кровью, потому что ты ненавидел себя, ты знал, что никогда она не обратит внимание на столь жалкое существо как ты. Ты урод, проплешина на идеально уложенной шерсти, тебе не было места в ее жизни. Ибо она была и есть великолепна, а ты нет. Она было словно бы создана для того, чтобы показать тебе то, насколько же ты отвратителен и мерзок. Ее запах сводил тебя с ума, а мимолетный взгляд заставлял прятаться в попытках скрыть сильную дрожь, что сотрясала все твое тело. А ведь с чего все это началось? Когда ты успел так странно заболеть?..
***
Я помню то время, время самой моей юности и расцвета сил так, словно бы это было вчера. Хоть вы скажете, что меня и сейчас нельзя назвать пожилым, но простите, вы не можете заглянуть ко мне в душу, так что не судите и несудимы будете. Поверьте, душа точно также как и тело может стареть, но в отличие от последнего, она может сделать это в один миг, а может и не сделать за все то время, пока живо тело. Но не стоит отвлекаться.
В то время все казалось мне необычным и отчасти прекрасным, тогда, будучи еще совсем глупым, я порой даже изредка улыбался, говорил с другими, пытался принимать участие в существовании племени. Идиот, не правда ли? Но да ладно, что было, то было, и не нам менять прошлое. Помню, что совсем недавно я только получил звание воина и, честно говоря, был удивлен, что мне вообще его дали, ведь редко инвалиды становятся действительно нужными племени. И ведь никогда я не проявлял каких-то особенных задатков, никогда не отличался на охотах, так как в отличие от других еще ни разу за свое обучение я не смог словить действительно достойную добычу, ко мне в лапы попадали лишь мелкие полевки, да худенькие белочки, а о птицах я лучше совсем умолчу. С боями дело обстояло не лучше. Крайне редко мне удавалось победить противника, который всегда был тем или иным оруженосцем. Эти гады вовремя поняли, как можно использовать мою слабую "правую" часть. Да, из-за этой "слепой" зоны мне не раз доставалось, я не успевал сделать ни шага, как меня уже укладывали на лопатки. Чертов надменный гогот преследовал меня постоянно, лишь усугубляя непрекращающиеся неудачи. В то время я был кем-то подобным лесному чучелу, этакому посмешищу. Но чаще всего я был предметом насмешек из-за кривизны своей морды. Боже, да в то время я был эталоном неудачника, что, впрочем, мало как изменилось и сейчас. Помнится, я всегда был в стороне от других. Да, не скрою, совсем мелким я еще как-то пытался "влиться" в компанию одногодок, но я всегда не подходил под какие-то их правила, а возможно им было просто мерзко со мной общаться, да что общаться, просто смотреть. И знаете, это был, наверное, первоочередный фактор того, почему я обратил свое внимание на лучшую из них. Так и было всегда, так показывает нам история, все презренные убогие всегда тянуться к самому светлому и чистому что есть среди них. И именно она стала моим светом.
Я смутно помню то, как я впервые ее заметил. Кажется, это было на посвящении. Она была совсем еще юна, немного моложе меня, но уже тогда я не мог оторвать от нее взгляда. Никогда ранее я не замечал за собой подобных ощущений. Мне хотелось плакать и смеяться одновременно. И я в тот момент испытал отвратительную злость, заставившую меня уйти с поляны. Я просто не мог видеть того, как ее выдают наставника. Пускай я не знал ни того, кто она, не слышал имени, ни разу не говорил, но уже в тот момент я понял, что больше не смогу вновь потерять ее, потерять только отыскав.
Однако время не стояло на месте. Дни сменялись ночами, я взрослел, она менялась, правда мои чувства остались прежними. Я все также смотрел на нее из тени, боясь просто подойти и завести обыкновенный разговор. Видимо тогда мне казалось, что она меня испугается, увидеть мое уродство и больше никогда даже не посмотрит в мою сторону. Каким же безмозглым я тогда был? Этим самобичеванием я лишь усугублял ситуацию, упускал единственные возможные шансы на счастливый исход. Я плакался сам себе и стонал, а она между тем отдалялась все дальше и дальше.
Правда однажды я взял себя в лапы, но это произошло совершенно спонтанно и неожиданно. Мы просто вместе пошли на охоту, но, конечно, не по собственному желанию, а по приказу вышестоящих. Но в тот момент меня это ничуть не волновало, ибо я не мог упустить столь удачно выпавший мне шанс, я устал от пустых попыток набрать воду решетом.
Но в тот день рухнуло все. Обрушились последние устои моей веры в счастье и других. В тот день я потерял все. Не скрою, я был готов к отказу, вернее я был уверен в том, что так и произойдет, но я не был подготовлен к сочувствию. Я не ожидал того, что она начнет жалеть меня, уговаривая поверить в лучшее будущее, в то, что я найду кого-то другого, в то, что моя травма не столь страшна как я думаю. Боже, никогда еще мне не было столь же плохо как тогда. В тот момент я действительно захотел умереть, ибо лучше бы она наорала на меня, обозвала убогим, рассмеялась, глядя прямо в глаза, спародировала мою искривленную морду, но сочувствие и жалость - это было последнее, чего я ждал от нее. Тогда я наконец-то понял, что ля всех буду не более чем обычным инвалидом, обделенным судьбой. Со мной нельзя было честно сражаться, нельзя было говорить так, как обычно говорят с другими, да даже любовь у меня бы странная, парализованная. И до сих пор я порой думаю о том, почему же мое сердце в тот момент не остановилось?
Следующие минуты я помню смутно. Кажется, я сломя голову бросился убегать. Наверное, в тот момент я был похож на последнего труса. Я был еще более жалок, чем она меня представляла обычно. Спотыкаясь и падая, я с превеликим трудом обходил встающие на пути препятствия. Я задыхался и сбивался с пути. В тот момент моей целью был лишь побег: неважно куда и неважно зачем, мне хотелось лишь убежать, хотя и не скрою, на краю сознания надоедливой мухой елозила мыслишка о суициде. И, что самое странное, с того момента я помню лишь то, что остановился в совершенно странном месте, помню соленый вкус на языке, сбивающий с лап ветер и нечто огромное, осмотреть которое не хватало просто обзора. С тех пор я еще ни разу не бывал в подобных местах, хотя и чертовски хотелось.
Но я немного отклонился от темы, не так ли? О чем же я говорил, о любви, так? А что мне еще сказать, теперь ее больше нет, просто нет. Это псевдо-чувство пропало столь же спонтанно, как и появилось. После него ни осталось ничего, ни злости, ни ревности, ни ненависти, лишь только пустота, ибо, как ни горько признавать, но за данный недолгий промежуток эта "зависимость", а иначе назвать я ее не могу, стала чуть ли неотъемлемой частью моей жизни. И пускай она оставила после себя лишь только пустоту, но и этого мне хватило сполна, ибо она, подобно черной дыре, медленно, но верно расползлась по всей моей душе, затопив ее и практически перелившись через край.
***
Уставший, ты медленно переставляешь лапы в сторону выхода из лагеря. Ты замерз, все тело колотит мелкая дрожь. Ты заснул прямо с края поляны, и тебя никто не разбудил, но ты знал, что так будет, ведь когда тебе никто не нужен, то значит никому не нужен и ты. Легкое облачко пара вырывается из полуоткрытого рта, ты поеживаешься, но все равно идешь в противоположную сторону от теплого дупла. Ты привык к холоду, он никогда не был твоей проблемой, потому что вы научились сосуществовать вместе. Твое тело приспособилось к извечным побегам, оно получало минимум тепла, а вечное нахождение в тени и на воздухе способствовало этому. Сейчас ты не мог дать точного ответа о том, зачем ты опять уходишь от себе подобных, ведь не было ни панических приступов, ни голода, ни жажды одиночества. Неужто тебя заставило это сделать пробуждение и вывод старых воспоминаний на собственное обозрение?
Но причина подобных действий тебя мало волнует, я вижу это по странному выражению на твоей морде. Обычно безразличная, сейчас она горела неподдельным интересом, словно некий, давно уже потухший уголек радости разродился крохотной искоркой идеи, чего не случалось с тобой уже столь долго. А ведь правда, насколько же давно ты воодушевлялся чем-то помимо одиночества настолько сильно, что заставлял себя подниматься с насиженного места и уверенно бежать в выбранный пункт назначения? Не помнишь? Вот и я тоже. А ведь это не есть хорошо. Но вот только ты так не считаешь. Несмотря на отвратную скуку, снедающую тебя изнутри, вслух об этом ты не признаешься, ни за что не раскроешь свои долговечный страдания, ты будешь "страдать" один, ибо ведь это столь храбро в твоем понимании. Правда вот по настоящему, в твоих действиях и поступках нет ни грамма пресловутой храбрости, лишь полнейший эгоизм и самолюбие. Твоя идиотская "незаметность", выработанная тобой же самим, уже давно перестала впечатлять кого-либо. Да, ты можешь кичиться и утешать себя тем, что мол ты этого и хотел, но мне то не стоит врать. Я отлично понимаю истинные причины твоих поступков. С детства обделенный обыкновенным вниманием, ты вынужден был постоянно прятаться под крылом матери с ее чрезмерной заботой и невыносимой тонной отвратительной любви к тебе, которая, как ни странно, казалась тебе полностью фальшивой. Да что там говорить, ты считал свою мать прогнившей кошкой, будучи совсем еще юным котенком. Уже тогда ты чувствовал свое отличие, но не в физическом, а моральном плане, ибо что-то претило твоему общению с матерью, из-за чего одно нахождение в опасной близости к ней начинало раздражать тебя. Этим, пожалуй, ты и отличался от других котят. В твоих глазах, вернее глазе, любовь "самого родного" существа на планете не представала чем-то трогательным и прекрасным, она не согревала тебя зимними ночами и уж тем более ты не считал ее чем-то нужным, он была для тебя лишь обузой, ни больше, ни меньше. Ты хотел свободы, а ее было столь мало... Наверное поэтому ты сейчас и не желаешь находиться в окружении себе подобных. Твое подсознание возбуждает детские воспоминания, влияя на сегодняшние мысли, путая их и искажая. Тебе ведь до сих пор кажется, что любой собеседник сможет сковать тебя такими же цепями, какими и были для материнские заботы. Любое общение причиняет тебе неприятную и тупую боль, исходящую из воспоминаний, которые ты бы так хотел сказать.
Знаешь, многие бы сказали, что ты эгоист, о чем я и упомянул выше, однако здесь я буду противоречить своим же словам, однозначно не соглашаясь с этим утверждением. В отношении своей семьи ты не страдаешь излишним эгоизмом, просто ты болен, но я имею в виду не паралич, а болезнь моральную, истязающую душу. С самого рождения тебя буквально заставляли "разрываться" между двумя фронтами противоречащих чувств. Безразмерная любовь матери и холодное презрение отца - вот те кирпичики, что заложены были в основу создания твоего характера, решив все его последующее развитие. Казалось бы, здесь все просто: презрение - угнетает, а любовь спасает от него, из-за чего котенок вырастает добрым и хорошеньким. Но только вот с тобой этот номер не прошел. Ты всегда тонко чувствовал едва ощутимую грань между фальшью и правдой, что причиняло порой множество проблем, ярким примером которых и являются отношения с родителями. Да, несомненно отец сыграл далеко не положительную роль в твоем моральном росте, но в то же время он и не ломал твой дух. Да, он не замечал тебя и твои попытки хоть как-то обратить его внимание на свое жалкое существо; да, он просто-напросто отворачивался от тебя и уходил прочь; да, он играл с твоими сестрами с таким искренним радушием и радостью, которое тебе никогда и не снилось, в то же время напрочь не замечая тебя, словно бы твоя сгорбленная фигурка была стерта с лица земли. Но он никогда не лгал тебе. Ни разу в жизни ты не чувствовал наигранности с его стороны, он всегда был честен с тобой, пускай это было и больно осознавать. Всего его презрение, отвращение и нежелание принимать такого сына были совершенно правильными и честными. И, наверное, именно это его отношение и стало причиной взращивания тобой самим этих самых чувств в своей душе. Однако не стоит забывать и о втором "певце", что играл ключевую роль в вышеупомянутом дуэте. Мать. О да, кошка - "все напоказ", кошка - "все для всех". Признайся, ты ведь осознаешь то, что никогда она тебя не любила и не любит до сих пор. Старая и больная она уже дано обитает в дупле старейшин, и ты не можешь не отметить приятное злорадство, растекающееся по твоим венам. Пускай ты и берешь тяжкий грех на свою уже и так не чистую душу, но ты не можешь не подумать о том, какие чувства ты испытаешь после ее смерти. Печаль? Нет, слишком невероятно. Боль? Невероятно еще более? Радость? Тоже нет, слишком большая честь для столь отвратительного существа. Может быть облегчение? Да, это будет точнее. Ты уверен в том, что испытаешь всепоглощающее облегчение, когда узнаешь о том, что еще одна цепь, сковывающая твое тело и не дающая свободно дышать, разорвется и распрощается с тленной жизнью. Хотя одно тебя, как ни горько говорить, но раздражало. Слишком уж легко она умрет, слишком просто и банально. Она никогда уже не сможет испытать то, что испытал ты, понимая всю неприязнь родителей, все отвратительное сочувствие со стороны преобладающего большинства, да и просто осознавая собственную неполноценность. Однако вот марать об нее лапы тебе не хотелось, она и так изрядно попортила тебе жизнь, а возможность страдать из-за нее еще и после ее же кончины, тебя нисколько не прельщала. Многим будет трудно осознать столь странное твое мнение по отношению к собственной матери, но ведь ты и не собираешься ничего доказывать. Ты просто это знаешь. Знаешь то, что с первой своей луны ты начал ощущать нечто странное, какую-то призрачную грань, которой кошка отделяла тебя от остальных своих детей. Пускай эта грань и была незрима и тонка для других, но для тебя она являлась толстой и непробиваемой стеной, о которую ты стер все когти и лапы, разбил в голову кровь, но так ничего и не добился. Ты просто ушел прочь от пресловутой стены, она переставала тебя интересовать, завершив свое грязное дело. Псевдо-любовь матери искалечила твою душу гораздо больше, нежели презрение отца, ибо она лишь казалась настоящей, подобно прелестной на первый взгляд дичи, лежащей давно уже в лесу, одним нажатием на которую открывается весь ее внутренний прогнивший "мир", состоящий и разложившихся частей, отдающих невыносимым зловонием. Пускай мать никогда и не говорила тебе о своей лжи, продолжая играть на публике заботливую хранительницу очага, что не бросает на произвол судьбы даже искалеченных детей, но ты то знал правду. Знал и чувствовал всю ложь, сквозившую в ее "любви" к тебе...

Обернувшись на несколько мгновений, ты, поглощенный воспоминаниями, отрешенно взглянул на Развесистый Клен, который являлся одновременно и символом Древесного племени и домом всем его приспешников. Многовековое кошачье обиталище так и сквозило величеством, буквально убивающим одним своим видов тех, кто еще ни разу доселе не сталкивался ни с чем подобным. Однако для тех, кто привык ежедневно сновать мимо него, огибая уже знакомые корни, грозными пучками вырывающиеся из земли, и прыгая по родным ветвям, на которых был изучен каждый листик и каждый сучок, он уже не казался чем-то необычным, древо было просто неотъемлемой частью их жизни, ни больше, ни меньше.
Медленно осматривая пожилое дерево, ты бесполезно для себя задаешься вопросом: сколько же событий успело увидеть этот, казалось бы, бессмертный великан. Насколько же он стар, чтобы хранить на себе запах тех, кто положил свою жизнь на спасение своего племени бесчисленное количество лун назад? Сколько же раз он становился безмолвным свидетелем смертей, что неустанно приносили с собой дряхлая старость и мерзкие болезни? Как много раз он наблюдал за побегами подобных тебе, таких же неусидчивых и одиноких, стремящихся вырваться на свободу тем или иным способом. Он помнил и достойно хранил в себе таинственные секреты каждого кота, хоть раз забегающего в его нутро. Эти тайны оставались в его теле в виде мелких зарубок, царапин и запахов, порой даже казалось, будто бы мельчайшие мысли терялись в его ветвях, так и оставаясь доступными для всеобщего понимания. Клен обреченно хранил знания о предательствах, изменах и прочих земных грехах, что не были доступны его пониманию и о которых он не мог поведать никому кроме ветра, который был столь же изменчив, как и сама кошачья природа, хотя сравнивать столь разные понятия крайне убого.
Опустив взгляд к самой земле, ты спокойно и совершенно ничего не ожидая принялся вновь за осмотр столь привычного тебе места. Первым, на что ты наткнулся, являлось очень странное, но в то же время символическое для тебя место. То, где рождались и умирали те, кто сумели сохранить всю свою непродолжительную жизнь, проходя через кромешную тьму испытаний, подготовленных злодейкой судьбой. Здесь впервые увидели свет самые значимые и известные персоны их племени, и ведь в тот момент, в момент их рождения было совершенно неважно то, кем ты станешь, предателем или героем, трусом или спасителем, убийцей или же праведником, ибо в лишь в единственный момент, момент появления на свет все равны друг перед другом. Но уже в следующую секунду судьба направляет жизнь каждого из них в нужное ей русло, ублажая или же наоборот обделяя всеми земными благами. И в этом же самом месте подходят к концу последние мгновения жизни многих, пускай и не большинства, смерть накрывает их души покрывалом тьмы и уносит в одно только ей ведомое место, откуда не вернутся уже бывшие воители, от которых остается лишь медленно гниющее тело. И именно в этом месте сейчас в теории обитает та, к кому ты не приблизишься и на расстояние пушечного выстрела. Ты столь давно ее не видел, так почему же так уверен в том, что она до сих пор хранит в своем дряхлом теле последние крохи жалкой жизни? Ты так чувствуешь, не правда ли? Да и, наверное, тебе бы сообщили о смерти матери, ведь для других этот статус имеет какую-либо ценность, в отличие от тебя.
Но долго смотреть на место своего рождения ты не в силах, ибо оно навевает тебе больные душе воспоминания о жалком детстве, поэтому ты переводишь взгляд выше и выше, но необъятные размеры древа не позволяют тебе увидеть его в полной своей красе. Ты мимолетно обращаешь свое внимание на небольшие углубления в стволе Клена, жилища юных оруженосцев и взрослых воителей, мудрого целителя и его еще неопытного ученика. Они не привлекают твоего внимания, ибо их значение для тебя слишком пусто и бессмысленно, хотя и не скрыть того факта, что даже с ними связаны различные твои болезненные воспоминания. Однако ты переводишь взгляд дальше. Едва вздрогнув, ты замираешь, предвкушено прислушиваясь к биению собственного сердца. Зрачок сужается, останавливаясь на одном, пожалуй, самом важном месте в вашем лагере. Ветвь Воинской славы. Огромный сук, символически испещренный следами когтей всех тех избранных, кого по преданию сами Звезды нарекли возглавлять племя от невзгод, практически для всех из вас она являлась ярким знаком власти, своеобразным идеалом, к восхождению которого нужно стремиться практически всю свою жизнь, дабы достичь получения славного звания Предводителя. Те же в свою очередь сменялись один за другим, подобно листьям на густых древесных кронах, однако их следы, память о них навсегда запечатлевались в нетленной коре многовекового Клена, ибо память котов недолговечна, и уже спустя несколько недолгих поколений воспоминания о славных подвигах былых вождей исчезнут из их мыслей, будто сметенные резким порывом сбивающего с лап ветра.
Слегка наклонив голову набок подобно некому болванчику, ты смиренно оглядываешь эту ветвь, аналогичную людским тронам, ступать на которую было позволено лишь избранным. Вряд ли нашелся бы хоть один котенок, который бы хоть раз в своей жизни не решился помечтать о своем собственном становлении предводителем. Да и что греха скрывать, ты тоже не раз задумывался о том, какого это, взбежать на самый конец огромного сука, осматривая всех соплеменников, что лежали бы под твоими лапами, подобно смиренным муравьям, тратящим все свое существование на охрану королевы. Однако сейчас бы был лишь обыкновенным воителем, эдаким середнячком, ничем не выделяющимся и не запоминающимся. Статус «тени» тебе нравился, но порой хотелось и того, чтобы тебя заметили, чтобы увидели твои способности. Да и к черту все эти нежности, ты просто хотел доказать, что даже физически неполноценные могут стать достойной опорой племени. Правда вот шанс исполнения этой отчасти мечты был столь мал, настолько ничтожен, что его исполнение казалось попросту нереальным. Боже, да когда это таких как ты воспринимали всерьез? Ведь это же может не хорошо отразиться на внешнем облике племени. Предводитель – инвалид дает достойную почву для насмешек и оскорблений, ведь из этого навязывается вполне себе понятный вывод о том, что в их своеобразной «стае» не нашлось никого более достойного. Да и разве их псевдо-Звездное племя решит поставить на столь высокую должность того, кто не верит в них вообще.
Вздохнув, ты слегка потряс головой, словно бы «взбалтывая» мысли и приводя их в порядок. Да, тебе нужно смириться с тем фактом, что это лишь мечты, и мечты неосуществимые. Как говорится, печально, но факт. Нынешний предводитель был хорошим примером того, каким должен быть истинный вождь, он был неким эталоном, с чем не мог не согласиться даже ты.
Пригнув голову, ты медленно развернулся, лениво взмахивая хвостом и ровным шагом удаляясь от прежнего места своего расположения. Племя племенем, но собственное удовлетворение было тебе важнее. Всякие любовь, ненависть, презрение и даже другие праздные чувства не могли отклонить тебя от намеченной цели. Все эти желанные воспоминания были лишь мимолетно окрашены твоей памятью, но они уже угасли в той темноте, что вновь привычным степенным ходом заступила на свой пост.
***
Вдох-выдох, вдох-выдох...
Ты неслышимой тенью ступаешь по промерзлой весенней земле, что не успела еще оттаять со времени правления ночи. В глубинной тиши леса слышится лишь твое мерное дыхание, наполненное удовлетворением и спокойствием. Ты с удовольствием вдыхаешь в себя ароматные запахи темного и устрашающего леса. Они столь странны и разнообразны, что ты невольно теряешь голову от их сладострастных вкусов, ощущаемых на чувствительном языке. Старые, но, тем не менее, приятные ароматы земных полевок, которые своими маленькими тельцами не раз являлись единственным спасением котов в ледяную зимнюю пору. Более новые, но отчасти знакомые запахи только начинающих зарождаться растений чувствуются со всех сторон, кажется, что их столь много, что вычленить хотя бы один из этой сумбурной смеси сможет не каждый. Но в то же время все эти комбинации столь гармоничны и прекрасны, что не приходится и сомневаться в безграничной власти матери-природы, которая одним только своим мановением заставляет все плясать под свою дудку.
Но одна вещь внезапно сбивает тебя с толку. Резкое урчание живота нарушает сложившуюся идиллическую темноту. Ты останавливаешься и с досадой понимаешь, что безумно хочешь есть. Видимо организму не достаточно пищи моральной, и для продолжения поддержки трезвого рассудка ему срочно требуется подпитка.
Недовольно рыкнув, ты, тем не менее, принимаешь капризы своего организма как данность и вновь начинаешь свой ход, но в этот раз не бездельно, а с целью. Теперь ты не просто наслаждаешься комбинациями запахов, а ищешь тот единственный, который можно было бы вычленить с пользой для тебя самого. И сейчас уже, как странно бы это ни звучало, но тебя начинают раздражать те вкусы, что еще секунду назад ты готов бы был боготворить, однако голод берет свое, неприятным сосущим чувством в животе влияя на расстановку приоритетов в голове. Лесные запахи раздражали, мешая сосредоточиться на нужных тебе, старые следы мышей и рыжих белок сбивали с намеченного курса, путая все раскрывшиеся карты и заставляя начать тяжелые поиски заново. Но, как и ко всем других, рано или поздно фортуна должна была повернуться своей мордой и к тебе, предоставив необычайный шанс полакомиться чем-то новым, но безмерно вкусным, тебе. Ты уловил едва заметный аромат птицы, столь знакомый, но в то же время и новый для тебя, будто бы ты его уже ощущал, когда-то давным-давно, но опробовать его на вкус тебе так и не удалось.
Остановившись, ты медленно приподнял подбородок, слегка приоткрывая челюсть, дабы более сильно ощутить уже желанный вкус на языке. Ты был подобен рыбе, которую только что поймала на крючок непревзойденная приманка, отпустить которую ты был уже не в силах. Правда вот не потому, что не мог этого сделать, а просто из-за того, что не хотел, ибо ты понимал, что теперь эта добыча принадлежит тебе, и пускай она еще жива, но она твоя.
Осторожно пригибаясь, ты как можно более аккуратно прижал хвост к земле, тем не менее, оставив между ними совсем небольшой промежуток, дабы он не волочился и не издавал лишнего шума. Инстинктивно, ты вытянул голову, но в то же время прижал уши к голове, часовые тренировки и опыт сделали свое дело, тело уже само запомнило те элементарные правила, которые нужно соблюдать тогда, когда ты учуешь новый запах. Разуму оставалось лишь следить за тем, чтобы ты сам не сделал резких и неловких движений, и чтобы все твои органы работали слаженно.
Каждый аккуратный шаг приближал тебя к заветной цели, с каждым мгновением ритм твоего сердца учащался, а жизнь добычи уменьшалась. И так было и всегда, ибо таков закон жизни. Выживает сильнейший. Всегда более слабые отдавали свою жизнь более сильным, чтобы те в свою очередь смогли продолжить свое существование, возможно отдав и ее на спасение кого-либо другого.
Ты же между тем становился все ближе и ближе, практически оказавшись на расстоянии одного прыжка от добычи. Однако увиденное заставило тебя на мгновение затормозить и присмотреться, дабы рассмотреть это существо в полной мере до того момента, когда оно будет биться в предсмертных конвульсиях, захлебываясь собственной кровью. Ты впервые видел подобную птицу. Затерявшаяся среди колючих кустов, она одиноко топорщила угольные перья и выглядела крайне испуганной. Что-то смешное было в ее нахохленном виде и состоянии, близком к потере сознания, и недаром, ведь не каждый день ты теряешься в месте, где любая тень может оказаться хищником, готовым разорвать тебе глотку. Ядовитая улыбка расползлась по твоей морде, вернее только по левой ее половине. Ну, признайся, ты ведь любишь те моменты, в которых ощущаешь себя всесильным и распоряжающимся чьей-либо жизнью? Это ведь очевидно. И вот сейчас жизнь этой запуганной птицы была в твоих лапах и решать то, жить ей или же умереть опять приходилось тебе. Так что же ты решил? На какую сторону ты встанешь в этот раз? На сторону сочувствия и жалости или же праздного веселья и жажды кровопролития? Хотя да, смысла задавать вопросы нет, ты уже и так сделал свой выбор.

Раз. Ты прижался к земле, собирая все свои силы в кулак.
Два. Глубокий вдох, очищаю разум и тормозящий скоростной ритм сердца.
Три. Ожидание удобной позиции для удара. И...
Прыжок. Резко и неожиданно, подобно заведенной пружине, ты оторвался от земли, намереваясь приземлиться точно сбоку от птицы, дабы после этого одним ударом сшибить ее с ног, где удачный укус должен был бы завершить начатое дело. И первая часть плана прошла как нельзя удачно. Ты очутился именно с той стороны, с какой и планировал, смог одним точным ударом сшибить несчастное животное с лап, однако вот укус не прошел, ибо тетерев, и так уже изрядно напуганный до этого, сумел изловчиться и со всей силы клюнуть тебя в левую бровь, которая, к сожалению, обладала действующими нервными окончаниями. Клевок оказался настолько точечным и болезненным, что ты неожиданно для самого себя слегка взвыл от боли, чувствуя, как тоненькая алая струйка стекает по твоей морде. Но эта неловкость лишь только разозлила тебя, ни оставив угольной птице и шанса. Она было бросилась наутек, но ты в несколько мгновений сумел нагнать ее, набрасываясь на этот раз прямо сверху на нее и вонзая свои клыки ровно посередине ее толстой шеи. Путаясь в черном оперении и чуть не падая от постоянных ударов крыльями по животу, ты сумел-таки найти нужную точку, одно сильное нажатие по которой смогла переломить хрупкий позвоночник, мгновенно обездвижив толстое тельце добычи, потерявшей в тот момент последние крохи существования, наполненные и без того не самыми приятными чувствами.

Необычайная легкость наполняет все твое тело. Можно даже сказать о том, что ты счастлив, несмотря на то, что твоя же собственная кровь заливает тебе единственный видящий глаз. Однако сладкое чувство победа и неожиданно удачного исхода охота с легкостью компенсирует все маленькие недостатки, из-за чего нанесенный тебе ущерб уже и не кажется столь большим.
Отпустив обмякшее тело на землю, ты сам устало присел подле него, вдыхая и выдыхая, словно бы пытаясь восстановить потерянный ритм дыхания. Слегка потерев лапой морду, ты как мог стер кровь с морды, между тем лишь растерев ее по седой шерсти, из-за чего та приобрела грязно-бурый оттенок. Немного потерявшись во времени, ты вновь перевел взгляд на бесчувственную тушку, лежащую перед тобой, ибо голод так и не перестал давать о себе знать, лишь усилившись в несколько раз. Удовлетворенно хмыкнув, ты опустил голову и за несколько ловких движений ободрал перья с одного бока у несчастного тетерева, оставляя того блистать светленькой кожицей. Но долго смотреть на эту неприятную картину ты не планировал, вонзившись клыками в одну из самых "мясистых" частей тела птицы, отрывая ту вместе с костью. В тот же момент все еще теплая кровь вновь намочила твою морду и передние лапы, заставляя лишь приятно улыбнуться и продолжить неоконченную трапезу, которая оказалась как никогда вкусной.
Покончив с этим делом, ты обреченно взглянул на остатки донельзя аппетитного тетерева, от которого осталось чуть больше половины. Тащить его куда-либо за собой не хотелось, доедать тоже, поэтому ты пришел к неприятному выводу о том, что придется оставить это доказательство удачной охоты здесь уже для кого-то другого, кто предпочтет питаться чем-то готовым, нежели словит что-то свежее сам. Фактически это считалось чем-то вроде приманки опасных хищников на свою территорию, но вот только тебе же нет до этого дела, не так ли? Ведь ты уже вновь продолжил свой бег, направляясь в одну только тебе известную сторону.

Ты рад, даже очень, сегодняшний день как никогда удачен для тебя, однако что-то заставляет тебя ежиться. И это что-то - запекшаяся по всему телу кровь. Непонятно, как ты умудрился так отужинать, но кровь бедной птицы была практически по всей твой шерсти. И даже легкий ветерок, который обычно приносил тебе лишь удовольствие, сейчас доставлял только еще одно неудобство, проникая сквозь запутанную шерсть. Да, ты никогда не был чрезмерным чистюлей, ведь с самого детства пытался не позволять матери вылизывать твое тело, но вот терпеть все эти сковывающие ощущения ты не собирался.
Лавируя между деревьями различной высота, которые в темноте казались чем-то более устрашающим, нежели просто порождениями замысловатого ума природа, перепрыгивая через толстые корневища и обходя ямы, немного напоминающие ловушки, преднамеренно расставленные кем-то по всему лесу, ты медленно, но верно приближался к границе с соседним племенем, который разделял ручей, что и являлся первоочередной целью твоего пути. Пускай ты и не являлся речным котом, у которого обязательной частью жизни являлось плавание, ты намеревался слегка спародировать "противников" Древа, ибо вылизывать всю твою шерсть тебе бы просто не хватило ни сил, ни терпения. Поэтому ты и решил выбрать наименьший путь сопротивления, как говорится, меньшее из зол, хотя с этим можно было бы еще и поспорить.
Наконец спустя определенное время твоего непродолжительного бега, ты очутился на своем берегу ручья. Затормозив ненадолго, ты крайне медленно заступил в воду, в тот же момент пронзившую тебя ледяными искрами. Лед местами все еще не сошел, температура была довольно низка, отчего ощущения от прикосновения с обжигающим холодом жидкости были довольно болезненны. Но отступать ты не собирался, тем более что первый шаг был уже сделан. Глубоко вдохнув, ты в несколько резких движений погрузился под воду. Тело буквально сковало, казалось, что даже горячая кровь перестала течь по венам. Подождав несколько мучительных секунд, ты едва движущимися лапами начал грести обратно к берегу, благо течение не было особо сильным, ибо будь оно таким, эта твоя маленькая затея могла бы кончиться фатально, и никакая самолюбивая гордость уже не смогла бы тебе помочь. Но, тем не менее, ты смог-таки благополучно выбраться на сушу. Вода небольшими ручьями стекала с твоей обвисшей шерсти, все тело дрожало, зубы невольно стучали, но по крайнее мере то, зачем решился на этот странный поступок, было сделано, кровь практически полностью смылась вместе с потоками воды.
***
Отряхнувшись, ты медленными шагами вновь начал свой путь, который так и не забыл закончен. Ибо тот самый интерес из твоих глаз, что пробудился вместе с воспоминаниями, так и не пропал из них. До сих пор тебя что-то гнало вперед, заставляя столь сильно рисковать и торопиться. Создавалось впечатление того, что ты словно бы заболел какой-то навязчивой идеей, которая никак не хотела тебя отпускать. Но сейчас ты был не таким, каким казался обычно, ты был воодушевлен и раскован, ты стремился к своей цели, несмотря на все остальные преграды. Почему же тогда ты не всегда такой? Неужели для такого состояния тебе нужен сильный удар памятных событий? А ведь в тот момент, когда ты вернешься, то вновь станешь похож на бесчувственную куклу. Разве тебе это еще не надоело? Ты все еще не решил измениться? Тогда ты еще слишком юн, но поторопись, ибо может стать слишком поздно. Ведь, как и всему в нашей жизни, отданному тебе времени тоже придет конец.