Новый день. Солнце только-только полностью поднялось из-за горизонта, заставляя все вокруг залиться золотым свечением и засверкать, будто преобретя какое-то драгоценное, чарующее сияние. Прозрачная роса, застывшая на едва притоптанной траве теперь походила на алмазы, в чьих гранях иногда можно было заметить блики других, более ярких оттенков, а изумрудная листва - на малахитовые камешки, принявшие своеобразную "живую" форму. Разве что, крона деревьев сияла более тепло и мягче, такой цвет не напрягал глаз, а наоборот, радовал своим простодушным оттенком. Лето, впрочем, всегда было падко на яркие, согревающие душу, цвета. Приятно было наблюдать за ранним, просыпающимся утром и пробуждающимся лесом, но Ветвистая, в очередной раз сморщивавшись от тянущей боли, резко вспыхнувшей и также мгновенно угаснущей, словно ее и не было. Но... Она действительно чувствовала откровенное недомогание, но поначалу списала все на несвежую пищу или нечто вроде этого, а потому лишь перевернулась на другой бок, желая провести остаток блаженного утра в тишине и умиротворение. Но не тут-то было. Стоило юнице заворочаться на моховой подстилке, как к горлу подступил неприятным давящий ком и Ветвистая охнула, как голова закружилась, и на секунду, все, что успевал охватить ее взгляд, поплыло. Сжав зубы и постаравшись подняться на слабо трясущихся лапах,  едва ли не упала обратно, ощущая, как конечности наливаются свинцом и становятся ватными. Крапчатая медленно делает первый шаг, содрогнувшись. Нужно было скорее покинуть воинское дупло, прежде чем вернется кто-то из предрассветных патрульных и начнутся расспросы. Отвечать ей сейчас хотелось меньше всего.
Буркнув что-то, Ветвистая выглядывает из палатки, щурясь от ярких солнечных лучей и, тихо застонав от слабой боли, вновь прорезавшей живот, начала медленный путь к палатке Хохлатки, надеясь, что целительница не ушла за травами. Не без усилий забравшись на финальную ветвь, она, сморщившись, заглядывает внутрь обитателя травницы, хрипловато откликнув его хозяйку:
- Хохлатка, - и не дожидаясь приглашения, едва ли не ввалилась внутрь, чувствуя, как лапы снова подкашиваются, а по телу растекается новый приступ боли. Несильный, как и ранее, но отдающийся внешней слабостью.
- Мне уже второй день дурно, - начинает она на не слишком приятной ноте, неловко плюхнувшись на одну из моховых подстилок, приготовленных специально для больных, - Еще ко всему болит живот и иногда кружится голова. Еще вчера вечером я подумала, что это всего лишь несвежая дичь, но сегодня... Мне куда хуже. Кажется, уже не спишешь на старую белку.