Успокоиться. Да, наверное, это действительно следовало бы сделать, вот только зачем? Она не могла помочь, ничем не могла помочь своему мальчику, с этим приходилось смиряться, но разве это легко? Разве можно вообще до конца осознать матери, что нет шансов как-то спасти, вновь взять в свои лапы жизнь и судьбу выношенного под сердцем комочка, что теперь всё зависит от чьей-то чужой, холодной воли, от случая, что полагаться остаётся только на удачу? Крапчатая не была способна сделать это. Она тонула в собственных неоднозначных мыслях веры и отчаяния, не чувствуя прежней силы, сидя, словно опустошённый мешок, рассеянно разглядывая уверенную позу Львинозвёзда. Лапы чесались, хотелось сорваться с места и броситься в лес, чтобы помочь в поисках, чтобы отомстить обидчику, сделать всё, что только возможно, но от одной мысли, что придётся оставить остальных котят одних, конечности отказывались слушаться. Охровоглазая разрывалась между Пёрышко и остальными, все были одинаково дороги, всех было страшно терять, она не знала, просто не знала, что делать. Едва дыша от рыданий, с трудом хватая пастью воздух, она пробормотала кое-как, стараясь унять трясучку. Приводить мысли в порядок было бесполезно: трезво оценивать что-либо она не могла и в ближайшее время вряд ли вновь обретёт эту способность.
- Я видела его ночью, когда мы все ложились. Он был с нами, положил мне подбородок на лапу и глаза закрыл. Я тоже заснула, а потом проснулась раньше всех своих, а его нет! Нигде-нигде нет!
Пушистый хвост предводителя гладил спину, от его поддержки стало немного легче, уткнувшись мордой в густую гриву золотистого, королева ещё несколько раз всхлипнула и начала сдавленно шептать что-то, отдалённо похожее на согласие в том, что с котёнком всё хорошо. Постепенно даже истерика отступила, но ненадолго, ибо вернулась с охоты Пересмешница, держащая в пасти, увы, совсем не удачный улов. Что-то в голосе подруги заставило обернуться. Картина ужасала, словно желая отстраниться от этого ужаса, Крик Журавля вскочила на лапы и, округлив глаза, сделала полшага назад, тяжело припав к боку предводителя (он оказался ближе всех). Могло показаться, что королева сейчас потеряет сознание, но, на смену растерянности пришли боль и ярость. Отчаянно, до хрипоты, взвыв, крапчатая бросилась к истерзанному, холодному телу, заливаясь новой порцией слёз. Она ничего не понимала, ничего не слышала, мир вокруг как-то сам собой отделился от неё. Крапчатая лишь, всё ещё отказываясь верить, слабо качала мордой из стороны в сторону.
- Нет, нет, нет! Пёрышко, прошу тебя, встань. Ты весь выпачкался... Ну же, вставай, родной, я тебя вылижу... Почему ты не встаёшь? Почему ушёл? Ещё ведь рано, так рано...
Королева лихорадочно вылизывала ледяное тело, прижималась к нему щеками и лбом, вымазываясь в крови, подталкивала носом, но было слишком поздно. Тихо, жалобно мяукнув, она, наконец, перестала терзать мёртвого сына, но осталась сидеть рядом, застыв, не отрывая от Пёрышка глаз. Она не была готова к этому, лучше было ещё раз, сотни раз помогать хоронить брата, чем смотреть на убитое, страшно убитое дитя.
- Прости меня, прости, пожалуйста... Прости, Пёрышко, мне нужно было быть внимательнее...
Разбитая, подавленная, опустошёная и даже не способная подняться на лапы, Крик Журавля положила морду на землю, прислонив нос к шёрстке. Всхлипывая и иногда странно содрогаясь всем телом, она последний раз вдыхала аромат его шёрстки, зная, что никогда не забудет. Не забудет Пёрышко, не забудет этих мгновений и своих ошибок. Гадая, откуда до сих пор берутся слёзы, она не своим шёпотом спросила.
- Львинозвёзд, когда ты его похоронишь?
К ей подходили, утешали, но Крик Журавля лишь смотрела на всех пустыми, словно выцветшими глазами, до сих пор так глупо надеявшимися увидеть смеющихся готов, выкрикивающих:"Шутка!"
Материнская надежда... Она будет ждать и верить даже после похорон. Чуда. Возвращения на землю своего маленького чуда - Пёрышко. Жаль, что этого никогда не случится.